Любовь и «каннибалы»

7

Он разорвал на ней блузку. Не потому, что его охватила страсть. И слезы навернулись на его глаза тоже не от страсти. Просто он слишком долго сдерживался. Ему хотелось плакать каждый раз, когда взгляд падал на эту испачканную кровью ярко-голубую блузку.

И этот звук, звук рвущегося шелка вызвал бурю.

— Когда я впервые увидел тебя...— Прерывисто дыша, он отбросил в сторону изодранную в клочья блузку.— С первого взгляда я хотел этого. Хотел тебя.

— Я знаю.— Она прижалась к нему, изумленная глубиной и неистовством желания.— Я тоже. Это безумие. Сумасшествие,— прошептала она, не отрываясь от его губ. Олаф отодвинул мешавшие ему бретельки, принялся целовать ее плечи, и тело девушки затрепетало.— Невероятно.

Гордая своей красотой, она откинулась назад, когда он принялся ласкать ее груди жадными руками. А потом его губы — ох, эти горячие, ищущие губы! — потянулись к ее соскам. Быстрее, быстрее, быстрее, только и думала она, стаскивая с него свитер и от нетерпения царапая ему бока.

Ей хотелось поскорее прижаться к его обнаженному телу. Кожа уже в испарине. Эти губы, казалось, прикасаются прямо к бешено бьющемуся сердцу. Она запустила пальцы в его волосы, прижала к себе голову. Ожидание «становилось невыносимым. Внутри бушевал огонь. Она требовательно и жадно тянулась ему навстречу.

Эйджи вцепилась в его широкие плечи, изнемогая под градом частых голодных поцелуев, которыми он принялся покрывать ее тело. И скорее, скорее обратно, к губам Эйджи, охваченной желанием.

Ему представлялось, что все будет по-другому: они лежат в громадной, мягкой постели, и он медленно, мучительно медленно ласкает ее. Невозможность осуществления этих грез только разжигала его фантазию. Никакая таинственная сирена не смогла бы похитить его душу и тело так, как это сделала Эйджи.

Он начал стаскивать с нее юбку. Затрещали кнопки. Он подумал, что сойдет с ума, если не сорвет с нее все до последней тряпки, если не увидит ее совершенно обнаженной. Всю как есть.

Полуобезумев, он снял с нее чулки и кружевной пояс с резинками. У него шумело в ушах, но он все же услышал гортанный вскрик, когда его пальцы коснулись ее бедра. Сдерживаясь из последних сил, он встал на колени, пожирая взглядом фигурку тоненькой обнаженной девушки с прекрасными ореховыми глазами, золотистой кожей и разметавшимися волосами.

Не в силах больше ждать, она приподнялась, жадно припала к его губам и потянулась к молнии на его джинсах.

— Дай я...— хрипло пробормотала она.

— Нет.— Одной рукой он обнял ее за талию, а другую опустил вниз и притронулся к горячему источнику.— Дай я...

Как он и предчувствовал, извержение вулкана чувств началось после первого же прикосновения. Ее тело содрогнулось от желания. Возбужденный до последней степени, он все же понял: нет, это еще не капитуляция. Она не сдается. Она лишь на подступах к последнему наслаждению. Он продолжал рукой ласкать ее бархатное лоно, просунул язык ей в губы и начал двигать им так же медленно и так же нежно, как двигались его пальцы.

Почему она думала, что желание — это что-то темное и опасное? И что - рассудительность, осторожность, неуверенность в себе — заставляли ее раньше отказываться от более рискованных наслаждений? Она не будет больше отказываться от них! Даже от самых рискованных! Она хочет от него всего и получит все! Эйджи обвила ногами бедра мужчины и приняла его в себя.

Впервые за вечер она услышала его тяжелое дыхание, увидела странно потемневшие глаза. Он задвигался в бешеном ритме, и она рванулась ему навстречу. Ее подхватил вихрь наслаждения и заставил позабыть обо всем на свете. Только безумно колотилось сердце...

Улыбаясь, Эйджи приподняла руку Олафа, отпустила, и та бессильно опустилась на ковер. Она повернулась, положила локти ему на грудь и принялась любоваться его телом. Если бы она знала его хуже, то наверняка решила бы, что он спит или потерял сознание. Он редко дышал, и глаза его были закрыты. Прошло еще немного времени, прежде чем он пошевелился.

— Знаешь, Стивенсон, ты похож на боксера, который выстоял десять раундов против чемпиона мира...

Он усмехнулся, но на это движение губ ушла вся его энергия.

— У тебя чертовски сильный удар, голубушка.

Для острастки она шлепнула его по плечу.

— Не зови меня „голубушка“! Хотя это твое единственное упущение. Во всем остальном ты был не так уж плох.

Он приоткрыл один глаз.

— Не так уж плох? Да я растопил тебя, как снежную бабу!

Похоже на правду, подумала она, но самолюбие не позволило в этом признаться.

— Надо сказать, у тебя есть свой стиль, грубоватый, но странно привлекательный.— Она провела кончиком пальца по его груди.— Я должна была овладеть тобой.— Тут он открыл второй глаз.— Но я не думала, что это произойдет сегодня.

— Ты? Мной?..

— Ну, в переносном смысле...

Он среагировал на это заявление быстро и непосредственно.

— Что, хочешь еще? Чемпион, говоришь? Она опустила ресницы.

— Когда-нибудь. Где-нибудь.

— Нет, здесь и сейчас!

Он опрокинул ее навзничь, и она засмеялась. Но Олаф задел ее больную щеку, и смех сменился болезненным стоном.

— Ой! — вскрикнула Эйджи. Он тут же отпрянул и выругался.

— Извини...

— Ничего, Олаф! — Она улыбнулась, пытаясь успокоить его.— Я просто кокетничаю.

Не обращая внимания на эти слова, он внимательно всмотрелся в ее скулу.

— Надо бы приложить лед. Кожа не повреждена, но...

Почувствовав, как напряглись его бицепсы, она решила пошутить, но только подлила масла в огонь.

— Слушай, я вообще из хулиганской семьи. Когда я дралась с братьями, мне доставалось и похлеще.

— Ну, пусть он только выйдет из тюрьмы!

— Хватит! — Она крепко схватила его за обе щеки.— Не говори то, в чем придется потом раскаиваться. Я все-таки работник суда.

— Я бы не раскаивался.— Он потянул ее за руку и заставил сесть рядом. Вокруг валялась ее одежда.— И не раскаиваюсь ни в чем, кроме грубоватого стиля.

Она досадливо вздохнула.

— Ты что, шуток не понимаешь?

— Только не прерывай меня, ладно? Ты налетаешь, как тайфун, и не даешь слова сказать! — Он отвел с ее лица волосы и крепко поцеловал.— Я не собирался оставаться. Во всяком случае, сегодня не собирался. Заниматься любовью после того, как тебя чуть не задушили...

— Я не...

Он остановил ее.

— Вполне достаточно. Эйджи, ты знаешь, что я давно хотел тебя, и у меня была не одна возможность овладеть тобой. Черт побери, я никогда не делал из этого секрета. Но тут мне стукнуло в голову, что ты расстроена, выбита из колеи, и я решил, что пользоваться этим нечестно...

Прежде чем она смогла ответить, прошла целая минута.

— Стивенсон, не выводи меня из себя. Это оскорбительно.

— Я только хотел сказать, что... Черт возьми, а что я хотел сказать? — пробормотал он, задумался, хлопнул себя по лбу и начал снова: — Да, насчет грубых манер! Наверно, надо было разложить эту дурацкую тахту, а не класть тебя на пол...

Она прищурилась и наклонилась к нему. Цвет ее глаз напоминал цвет старинных золотых дублонов.

— Мне нравится заниматься любовью на полу! Понял?

Олаф почувствовал себя увереннее. Его никогда не привлекала хрупкость, и эта сильная, упрямая девушка была как раз в его вкусе. Следя за ее реакцией, он поднял то, что осталось от синей блузки.

— Я раздел тебя догола.

— И гордишься этим?

Он отбросил обрывки в сторону.

— Ага. Попробуй надеть что-нибудь. Я подожду, а потом снова все стащу с тебя.

У Эйджи опухли губы, но она не смогла удержаться от смеха.

— Все равно она была рваная. Но в следующий раз я предъявлю иск о возмещении ущерба. Я живу на скромное жалованье.

Он фыркнул и потрогал ее сережку.

— Я схожу по тебе с ума.

Сердце у нее подпрыгнуло, а потом бешено заколотилось. Сейчас он снова начнет ее ласкать.

— Эй, хватит меня соблазнять...— нежно прошептала она.

— Схожу с ума,— повторил он, любуясь румянцем, залившим ее щеки.— Я говорил, что при виде твоего тела теряю голову?

Это признание пришлось ей по вкусу.

— Нет.— Она гордо подняла голову.— А почему не говорил?

— Меня пробирает дрожь... От носа до кормы,— признался он. Прикосновение его рук было красноречивее языка.— От юта до бака.

— О Боже! — Она нарочито вздрогнула.— Как много соли! Сегодня я люблю штатского.— Пытаясь возбудиться, она потерлась губами о его губы.— Ответишь мне на один вопрос, морячок?

— Еще бы!

— Где у корабля корма?

— Я лучше покажу.— Очень нежно, очень бережно он прикоснулся губами к синякам на ее горле.— Милая, пока не поздно, давай разложим тахту...

— О'кей.— Прикосновение мозолистого пальца к ее груди было невыразимо эротичным.— Если уж тебе так хочется.

Мысль была достойная, но тахта казалась такой далекой...

— Ладно, позже. Я вот что тебе скажу. Если ты заговоришь по-литовски, я забуду о том, что мы лежим на полу. И заставлю тебя забыть об этом.

— А при чем тут литовский?

— Потому что он тоже сводит меня с ума. Она высокомерно задрала подбородок.

— Дразнишься?

— Угу.— Язык Олафа медленно раздвигал ее губы.— Ну давай. Скажи что-нибудь.

С легким вздохом она обвила руками его шею, прошептала на ухо несколько слов и хихикнула, когда он блаженно застонал.

— Что это значит? — спросил он, целуя ее плечи.

— Только очень приблизительно. Я сказала, что ты большущий дурак, глупый и упрямый, как осел.

— М-мм... А мне показалось, будто ты сказала, что хочешь меня.

— Как ты догадался?..

Он все еще обнимал ее, но уже в темноте. В конце концов они разложили тахту и теперь лежали на смятых простынях. День сменился вечером, а вечер — ночью.

— Мне хочется остаться,— просто сказал он.

— Я знаю.— Как глупо, как грустно, что ему надо уходить, думала она, жалея о том, что столько ночей проспала одна.— Но нельзя. Пока рано оставлять Майкла без присмотра.

— Если бы все было по-другому...— Черт побери, он не думал, что это будет так трудно.— Я с радостью забрал бы тебя к себе. Я был бы счастлив ложиться с тобой в постель вечером и просыпаться утром.

— Но Майкл не готов к этому.— Она не была уверена, готова ли она сама.— Пока я не сумею успокоить его и объяснить все, лучше, чтобы он не знал, что мы...

А что они? Этот вопрос возник у обоих одновременно. И оба молчали.

— Ты права.— Олаф приподнялся, и под ним заскрипели пружины.— Эйджи, я хочу быть с тобой. И не обязательно в постели.— Он провел пальцем по ее щеке.— Или на полу.

— И я хочу быть с тобой.— Она вложила пальцы в его ладонь.— Но мне хорошо и так.

— Ага.— Он сам почти поверил в это.— Иногда я смогу брать выходной по средам. Пообедаем вместе?

— С удовольствием.— Они полежали молча, но вскоре Эйджи вздохнула.— Наверно, тебе пора.

— Знаю.

— Может, в воскресенье вы с Майклом придете на обед к моим родителям? Помнишь, мы говорили об этом?

— Это было бы замечательно.— Он снова поцеловал ее. Поцелуй длился нескончаемо.— Еще разок.

— Да.— Она обняла его.— Еще разок.

Эйджи держала телефонную трубку и одновременно что-то царапала в блокноте. Ее отрешенный взгляд был устремлен на стол, заваленный грудой папок.

— Да, миссис Левит, я понимаю. Все, что нам нужно, это пара хороших характеристик вашего сына. Может быть, от священника или от учителя.— Слушая взволнованную речь на ломаном английском, она мечтала, чтобы кто-нибудь из вечно спешащих коллег обратил на нее внимание и принес ей чашечку кофе.— Не могу сказать, миссис Левит. У нас хорошие шансы на условное наказание и административный надзор. Раз Дэвид не был за рулем... Но он ведь действительно сидел в угнанной машине, и...— Она отложила трубку, вырвала из блокнота исписанную страницу и принялась тщательно сворачивать ее.— Угу. Я уже объясняла: труднее всего будет убедить судью, будто Дэвид не знал, что машина украдена, так как замки были вскрыты, а мотор заводили вручную.

Отличный бумажный голубь вылетел в дверь. Ничем не хуже записки в бутылке.

— Я не сомневаюсь, что он хороший мальчик, миссис Левит.— Эйджи закатила глаза.— Да, плохие товарищи. Будем надеяться, что теперь он станет держаться подальше от этой компании. Миссис Левит, миссис Левит,— пытаясь сохранить твердость, сказала она.— Я сделаю все, Что от меня зависит. Постарайтесь надеяться на лучшее. Увидимся в суде через неделю... Нет, конечно, нет. Я позвоню вам. Да, я обещаю. До свидания. Да, обязательно. До свидания.

Эйджи положила трубку и уронила голову на стол. Десять минут разговора с темпераментной матерью четверых детей были изнурительнее целой рабочей недели.

— Что, тяжелый день?

Подмяв голову, Эйджи увидела стоящего в дверях Майкла. В одной руке он держал голубя, а в другой — большой бумажный стакан.

— Тяжелый месяц,— произнесла она.— Ее алчный взгляд упал на дымящийся стаканчик.— Неужели это кофе?

— С молоком и без сахара, как вы просили.— Он вошел я протянул ей кофе.— Ваша записка звучала гласом вопиющего в пустыне.— Она сделала первый глоток, и Майкл усмехнулся.— Я шел по коридору, и он попал мне прямо в грудь. Здорово!

— Это мое открытие. Они замечательно влетают в другие комнаты.— Эйджи глотнула еще, и кофеин начал всасываться в кровь.— Чем тебя отблагодарить, спаситель моей жизни?

— Я тут болтался неподалеку и подумал, не перекусить ли нам вместе.

— Извини, Майкл.— Она показала на заваленный стол.— Работы выше головы.

— Так что же, вам и поесть нельзя? — Майкл уселся на уголок стола. Пусть она по горло в работе, все равно он ужасно рад видеть ее.

— Не продохнуть. Все время подсовывают новые дела.— О Господи, он же флиртует с ней, поняла Эйджи. Она смерила взглядом гору папок, прикинула, сколько осталось до встречи с окружным прокурором, во время которой предстояло обсудить полдюжины дел. Придется попотеть.— Ну что ж, давай побеседуем, если у тебя есть несколько минут.

— Сегодня я работаю с шести вечера до двух ночи, и времени у меня навалом.

— Прекрасно.

Эйджи встала и закрыла дверь. В ту же секунду она поняла, что это движение может быть истолковано превратно. Майкл сразу обнял ее за талию. Сочетание спокойных разговоров и грубоватых манер безотказно действует на большинство женщин, подумала она, ускользая из его цепких объятий.

— Майкл,— начала она и запнулась.— Садись.— Когда он сел на потрепанный конторский стул, Эйджи обосновалась за столом.— Прошло три недели. Как тебе живется?

— Да ничего...

— Похоже, когда мы снова попадем к судье Друри, она вынесет приговор об условном наказании. Если, конечно, за оставшееся время ты ничего не натворишь.

— Ничего я не собираюсь творить.— Он наклонился вперед, и стул под ним затрещал.— Побег из-под надзора за мной не числится.

— Рада слышать. Но она может спросить тебя о дальнейших планах. Сейчас самое время подумать об этом, раз у вас с Олафом все более-менее наладилось.

— Наладилось? — Он хмыкнул.— Не знаю, не знаю. Я все равно хотел бы жить отдельно. Мы с Олафом... ну, может, и стали относиться друг к другу чуть получше, но он... мешает мне. Как я могу привести к себе даму, когда в любую минуту может войти старший брат? — Он прищурил зеленые глаза.— Понимаете, что я имею в виду?

Тактика откровения. Прямо в лоб, подумала она.

— У тебя есть девушка?

У него был смех взрослого опытного мужчины.

— Я предпочитаю женщин. Женщин с большими карими глазами.

— Майкл...

— Знаете, пока я ошивался здесь, мне пришло в голову, что я, конечно, здорово влип.— Не отрывая глаз от лица Эйджи, он принялся гладить ее руку.— Но не случись этого, мне бы не потребовался такой замечательный адвокат.

— Майкл, мне двадцать шесть лет.— Она хотела сказать совсем не это. Вернее, это, но только не совсем так. Однако он лишь пожал плечами.

— Да? Ну и что!

— И я твой назначенный судом опекун.

— Как интересно! — Он широко улыбнулся.— Это кончится через пять недель.

— Я же на семь лет старше тебя.

— Положим, всего на шесть с небольшим. Но кто будет считать?

— Я буду.— Она расстроилась и собралась было встать, но вовремя передумала. Позиция за столом казалась ей более выгодной.— Майкл, ты мне очень нравишься. Помнишь, я говорила, что хочу быть твоим другом?

— Дорогая моя, при чем тут разница в возрасте?

Майкл поднялся, обошел стол и снова присел на его краешек. Расчет оказался ошибочным. Зажатая между ним и стеной, она почувствовала себя в ловушке.

— При том, что ты еще под стол пешком ходил, а я уже училась в школе.

— Ладно, не будем об этом.— Он усмехнулся, провел пальцем по ее щеке и прищурился.— Это что, синяк?

— Ударилась обо что-то,— поспешно сказала она и вернулась к прерванному разговору.— Есть же какой-то предел. Я слишком стара для тебя.

Он еще раз покосился на синяк, а потом посмотрел ей в глаза.

— Я так не думаю. И не отговаривайте меня. А если мужчина старше женщины на шесть лет, им тоже не следует встречаться?

— Это совсем другое дело.

— Я-то думал, вы за равноправие!— засмеялся он.

— Вообще-то да, но...— Она потеряла дар речи.

— Что, съели? — поддразнил он и высунул язык.

— Дело не в возрасте...— Раз этот довод не сработал, придется поискать другие, подумала она.— Я твой опекун, и было бы неправильно, просто некрасиво соглашаться на какие-то иные отношения между нами, тем более поощрять их. Я забочусь о твоем будущем, и мне очень жаль, если у тебя сложилось впечатление, будто я испытываю к тебе нечто большее, чем просто дружеские чувства.

Это подействовало. Он задумался.

— Похоже, вы очень серьезно относитесь к своей работе...

— Да, верно.

— Что ж, я как-нибудь справлюсь. Не будем ссориться, ладно?

Эйджи облегченно вздохнула.

— Ладно.— Она встала и благодарно сжала его руку.— Ты молодец, Майкл!

— Вы тоже.— В этот момент зазвонил телефон, и она оглянулась.— Возвращайтесь пока ж своей юстиции,— сказал он, поднося к губам ее руку. Она открыла рот от изумления.— Пять недель — не такой уж долгий срок.

— Но...

— А потом вы никуда от меня не денетесь! Он стремительно вышел из комнаты, и Эйджи поняла, что все бесполезно. Хоть головой об стенку бейся. Но это тоже не поможет.

Майкл был в прекрасном настроении. Впереди у него целый свободный день, в кармане бренчат кое-какие деньжонки, а сердце переполняет любовь к обворожительной женщине. Он усмехался, вспоминая о том, как она разволновалась. Удивительно приятно, когда женщина переживает из-за тебя!

Его поразило, что Эйджи так беспокоит разница в возрасте. Он шел по тротуару и покачивал головой. Ему казалось, что она всего на пару лет старше его, но что за счеты? Все равно она неотразима.

Интересно, что скажет Олаф, если однажды вечером он, Майкл Кеннеди, войдет в бар с Эйджи Гайд под руку? Небось, перестанет считать его молокососом, когда все увидят, какую он себе отхватил красотку.

Он решил отправиться в парк. Нет, так не пойдет, подумал он, нельзя компрометировать даму из высшего общества. Лучше не афишировать их связь. Майкл шел не торопясь и мечтал о том, как они будут жить вместе.

Они будут вместе обедать, подолгу гулять, вести спокойные беседы. Будут слушать музыку, танцевать, а долгими вечерами, прильнув друг к другу, станут смотреть телевизор.

Странно, но секс в этих мечтах не присутствовал. Майкл задумался: неужели это для него не главное?

Чувствуя себя на верху блаженства, он шел по заполненным гуляющими аллеям в центральную часть парка, к игральным автоматам. Мелочи у него было навалом.

Здесь было шумно, и гул человеческих голосов заглушал звонки, жужжание и металлические щелчки... Зачем он пришел сюда? Можно было погулять где угодно, найти что-нибудь поинтереснее, но в глубине души он сознавал, что ему просто нравится тратить заработанные им деньги.

Заработанные! Для этого не пришлось шнырять, подсматривать, тайком забираться куда-то, а потом испытывать гнетущее чувство вины. Может, он и не пошел бы в банду, не будь он так одинок.

Майкл никогда не признался бы в этом, но ему нравилось на кухне. Этот верзила Монти знал кучу историй. Главным героем многих из них был Олаф. Слушая эти рассказы, Майкл испытывал такое чувство, будто он сам был их участником. Конечно, такого не могло быть, подумал Майкл. Разве кто-нибудь поймет, как он был несчастен, когда Олаф ушел в море? Он остался совсем один. Правда, еще была жива мать, но к тому времени она уже не играла в его жизни никакой роли. Все ее силы уходили лишь на то, чтобы накормить, обуть и одеть его. На остальное ее уже не хватало...

Майкл хорошо помнил, как он впервые увидел сводного брата. На кухне бара. Олаф сидел у буфета и наворачивал картофельные чипсы. Он был высокий, темноволосый, слегка насмешливый и небрежно щедрый. Когда однажды Майкл набрался храбрости и поплелся за ним, Олаф не прогнал его.

Именно Олаф впервые привел его сюда и показал, как можно заставить автомат выплюнуть горсть шариков или серебра.

Именно Олаф водил его на парад морских пехотинцев. Олаф терпеливо учил его завязывать шнурки на ботинках. Олаф не давал ему бегать за мячом на проезжую часть улицы.

И именно Олаф год спустя бросил его с больной матерью и властным отчимом. Почтовые открытки и сувениры не заполняли пустоту, образовавшуюся с его отъездом.

Может, Олаф хочет теперь загладить свою вину, хочет помириться с ним? Майкл пожал плечами, а затем выругался: шарик проскочил рядом с воротами. Интересно, а сам Майкл в глубине души не готов простить его?

— Эй, Кеннеди! — Кто-то хлопнул его по плечу, и Майкл даром истратил еще один шарик.— Где пропадаешь?

— Да тут неподалеку.— Майкл исподтишка глянул на Арта, а потом снова вернулся к игре. Едва ли Арт станет спрашивать, почему он не носит куртку с надписью „Каннибалы“.

— Да ну? Я уж думал, что ты слинял из города.— Арт наклонился к автомату, любуясь искусством Майкла.— А ты не потерял хватку!

— О моей хватке можешь спросить у девочек.

Арт фыркнул и достал из кармана поношенной парусиновой куртки смятую сигарету. Сигарета была последняя. После того как Джо начал платить за краденое меньше одной десятой его стоимости, доходы его сильно сократились.

— Старик, не с твоей мордой трепаться про девчонок!

— Кто бы говорил! Ишь, красавчик... Да твоя морда моей задницы не стоит!

Майкл отошел от автомата, вполне довольный количеством набранных очков и тем, что он не утратил ловкости.

— Хочешь сыграть?

— Конечно.

Потоптавшись у автомата, Арт принялся вести шарик через ворота.

— Ты все кантуешься со сводным братом?

— Ага. Но до повторного суда осталось всего несколько недель.

Арт потерял первый шарик и взял следующий.

— Неладно получилось, Майкл. Я вот о чем, старик. Хреново мы тебя встретили в прошлый раз.

— Да ладно...

— Нет, старик, правда.— В порыве искренности Арт забыл про шарик и дал ему проскочить мимо.— Просто ребятам хотелось выпить, а ты пришел с пустыми руками.

Слегка утешившись, Майкл пожал плечами.

— Что ж, это не поздно исправить.

— Во-во! И чего-нибудь сладкого приволоки. Слушай, а работа в баре, небось, клевая! Вина, наверно, от пуза...

Майкл улыбнулся. Он не собирался признаваться, что за три недели выпил всего лишь две бутылки пива. И если бы Олаф почуял, что от него пахнет спиртным, то наверняка, черт побери, вычел бы стоимость этого пива из его жалованья.

— Ничего, брат, достанется и на твою долю.

— Я слышал, дела у вас о'кей, верно? Я имею в виду — к вам народ валит валом и все такое прочее...

— Верно.

— Небось, и девок у вас полно, ищущих клиентов?

Бар посещали в основном рабочие и семьи, жившие по соседству, но Майкл решил не признаваться в этом.

— Так и кишат. Подходи и выбирай любую. Арт понимающе загоготал и истратил свой

последний шарик.

— А сразу двумя шарами можешь? — спросил он Майкла.

— Почему бы и нет? — Майкл полез в карман за новой порцией мелочи.— Что нового у ребят?

— Да как обычно. Дика отец выпер из дома, и он теперь кантуется у меня. Храпит, скотина, что твой отбойный молоток!

— А то я не знаю! Прошлым летом он пару ночей провел у меня.

— Двое парней из „Волков“ сунулись в наш квартал. Мы им рога начистили.

Майкл знал, что это значит. Кулаки, велосипедные цепи, бутылки... Иногда и до ножей доходило. Глупо, подумал он. Глупо и бессмысленно. Как он теперь далек от всего этого...

— Да уж,— выдавил он. Больше ему ничего не приходило в голову.

— Знаешь, есть люди, которым хоть кол на голове теши... Слушай, дай сигарету, а? У меня кончились.

— Возьми сам. В верхнем кармане.

Пока Арт закуривал, Майкл успел набрать десять тысяч очков.

— Слушай, тут есть один бар со стриптизом. Здесь неподалеку, в деловом центре. Могу взять тебя на дело.

— Да? — равнодушно откликнулся Майкл, проводя через ворота очередной шарик.

— Конечно. Мне хочется предложить тебе мужскую работенку. Как-нибудь ночью я постою на стреме, а ты влезешь в окно.

— Забудь об этом

— Не, старик, честно. Будет клево. Ни за что не поверю, что проныре Кеннеди слабо слинять из дому!

— Я могу выйти когда угодно. Только надо пройти через кухню.

— С черного хода?

— Ага. Олаф обычно закрывает бар в три часа. По воскресеньям — в два. Обхитрить Монти ничего не стоит. А можно и по пожарной лестнице спуститься.

— Ты живешь на верхнем этаже?

— Ага... Твой ход.

Казалось, они заговорили о другом, но Арт продолжал свои небрежные расспросы. Деньги хранились в сейфе конторы. Меньше всего посетителей бывало по средам. Входов три: передняя дверь, черный ход и квартира на верхнем этаже.

Когда Майкл выиграл третью партию подряд, Арт выведал у него все, что требовалось. Он попрощался и пошел искать Джо.

Арт не испытывал приязни к зазнайке Майклу. Но, как ни крути, он все-таки прежде был „каннибалом“.