Любовь на капоте

11. Казанцев

Поезд вошел в зону действия сети мобильных операторов только в девятом часу вечера. Сотовый тут же сообщил мне о нескольких не отвеченных вызовах, один из которых принадлежал Полине.

Когда я обнаружил, что ученица звонила мне – почувствовал, как в груди что-то екнуло. Ощущение было скорее болезненным, чем приятным. Потирая ладонью внезапно занывшую грудь, сделал пару глубоких вздохов. Потом набрал въевшийся в подкорку номер.

Девушка ответила неожиданно быстро.

«Всегда бы так!» – пронеслась в голове мимолетная мысль.

Первым делом упомянул в разговоре пропущенное Полиной занятие и ее работу. Признаюсь, сделал это нарочно: надеялся, что девчонка начнет оправдываться и объяснять причины своей неявки. Но меня ждало разочарование, смешанное с удивлением. Полина в очередной раз проигнорировала мои попытки манипуляций и легко отшила меня, заявив, что пропуски возможны и в дальнейшем, но ни слова не сказав о своей работе.

«Чертова баба! Была б моей курсанткой в академии – потребовал бы объяснительную!» И тут же припомнился Жора с его пророческими словами о том, что клиенты «ЭргоДрайва» для нас, инструкторов, не курсанты и не подчиненные. С ними командирские замашки не уместны.

Что ж. Не хочет Лисицына говорить со мной о своей работе – и не надо. Мне и так ясно, чем и где она так сильно занята. Бегает, небось, по модным показам, светским тусовкам и прочим мероприятиям для золотой молодежи, фотографирует моделек. Очень ответственная работа – а как же!

Но дальнейший разговор оказался еще менее приятным. Потому что в ответ на сообщение об отмене завтрашнего занятия Полина заявила мне, что мой друг, мой партнер, человек, которому я доверял, как самому себе, пренебрег моей просьбой. Вместо того, чтобы сообщить ученице об отмене тренировки, Георгий вызвался сам позаниматься с ней!

Мне едва хватило сил, чтобы закончить разговор вежливо.

Скинув звонок, я только чудом удержался от желания швырнуть телефон в стену. Волна глухого раздражения вспухла в груди, как гнойный нарыв. В глазах помутилось. Горло сдавило тисками.

«Жора! Друг, итить-колотить! Что ж ты творишь?! Неужели возможность приволокнуться за очередной юбкой тебе дороже, чем взаимное доверие? Чем уважение к партнеру?!» Я почувствовал себя преданным. Еще раз. Только теперь в роли предателя оказалась не жена, а самый близкий друг.

«Да погоди ты! – пыталась воззвать к взбесившемуся сердцу пока еще трезвая часть рассудка. – Ты ж не застолбил эту девчонку. Не сказал другу, что сам положил на нее глаз. Более того – уверил Жорку, что она тебя бесит!»

Голос разума оказался бессилен перед яростью и болью, воскресшими в душе, словно птица Феникс. А может, они и вовсе не умирали? Ждали лишь малейшей искры, чтобы воспламениться, взорваться, наброситься на меня вновь?

Предательство – в любом его виде, в любой форме – всегда, с детства, казалось мне самым страшным из семи смертных грехов. Я знал, что не предам никогда ни родину, ни друга, ни любимую женщину, ни любого доверившегося мне человека. И оказался совершенно не готов к тому, что предать могут меня. У меня не было иммунитета к этой боли.

Но обезболивающее требовалось срочно.

В этот момент в купе заглянула проводница:

– Чай, кофе, напитки? – поинтересовалась с надеждой. Угу. Дополнительный заработок как-никак.

– Водки – пол-литра. Закусь – любую. И две бутылки минералки, – озвучил я заказ, не поворачиваясь к женщине изувеченной половиной лица.

– Вы же понимаете, что пассажиров в состоянии алкогольного опьянения ссаживают с поезда? – попыталась возразить та.

– Не волнуйтесь, я не буйный, – попытался успокоить проводницу, невольно поворачивая к ней свой подпорченный «фасад».

Женщина сдавленно охнула, пискнула что-то вроде «хорошо-хорошо!» и пулей вылетела из купе.

О, да! Моя перекошенная физиономия с дергающейся щекой – зрелище не для слабонервных. Особенно когда я зол настолько, что готов голыми руками порвать медведя. Невольный испуг этой немолодой тетки, явно повидавшей в своей кочевой жизни всякого, только добавил дров в костер моего отчаяния.

«Напьюсь! Надерусь! И к черту! К черту Лисицыну! К черту Галкина! К черту все!!!»

Я сидел, долбил кулаком по откидному столику и рычал свое «к черту!», пока в купе снова не явилась проводница. Испуганно поглядывая на меня, она подрагивающими руками выставила на скользкую пластиковую поверхность полулитровую бутылку с огненной водой, выложила пакетик с колбасной нарезкой, пластиковую тарелку с парой бутербродов и две двухлитровки с минералкой.

– Ваш заказ, – ее голос напоминал робкое блеяние.

Я, не глядя, кинул на стол пару тысячных купюр:

– Сдачи не надо. До девяти утра – не беспокоить.

– Х-хорошо-о...

Тетка, колыхнув безразмерным бюстом, наконец скрылась.

Следующие несколько часов я неторопливо и планомерно напивался. В третьем часу ночи, чувствуя, что глаза слипаются, потянулся к телефону, намереваясь настроить будильник. Но вместо этого нашел номер Галкина. Набрал СМС «Ты – урод!» и нажал кнопку «отправить».

***

Утро началось шумно. В дверь купе начала стучать проводница, одновременно на подушке прямо возле уха завопил телефон.

– Все, все, проснулся! – проорал я обоим.

Стук в двери стих, а вот телефон продолжал разрываться, отдаваясь в больной с похмелья голове грохотом ниагарского водопада.

«Да кому ж там приспичило-то в такую рань?»

Впрочем, девять часов буднего дня – вовсе не ранее утро для работающих людей. О чем я с трудом, но все же вспомнил. И, кряхтя, дотянулся до трубки, провел пальцем по экрану, принимая вызов. Заодно глянул, чей номер высветится на дисплее. Звонил Жора Галкин.

– Да, слушаю, – звуки из пересохшего горла вырывались сиплые и невнятные.

– Саня? У тебя все в порядке? – поинтересовался друг. Голос его звучал как-то настороженно и без привычного веселого оптимизма.

– Чуть хуже, чем обычно по утрам, – нехотя признал я.

– Заболел? – слышно было, что Георгий не на шутку встревожен.

– Не совсем.

– Неужели надрался?

Угу. – Признаваться в том, что сидел в купе и пил в одиночку, было не слишком приятно.

– Больше ничего не хочешь мне объяснить? – поинтересовался друг.

– А что еще?

– Знаешь, я сегодня утром обнаружил, что ты в третьем часу ночи прислал мне СМС.

– Ну и? Договаривай, не томи. – Я не помнил ни о каком СМС. Даже причину своей неожиданной и незапланированной пьянки не мог припомнить вот так сходу.

– Ты – урод. – Сообщил Жора.

– Это не новость, – скривился я.

– Понимаешь, Саня, в чем проблема. Это я сейчас тебя не обозвал. Это я тебе процитировал твою СМС.

– То есть?

– То есть, ночью ты прислал мне СМС, в котором сообщил мне, что я – урод. Хотелось бы понять, что случилось и к чему мне готовиться.

И вот тут меня накрыло… Память включилось внезапно и вся – словно зажгли электрическую лампочку в чулане, и сразу стало видно, что где стоит и лежит. Мысли о предательстве друга… Черное и вязкое, как мазут, отчаяние. Желание упиться до полной бесчувственности. Которое я, кстати, вполне успешно осуществил…

– Жора, ты мне ответь на такой вопрос: я ведь просил тебя перенести занятия с Полиной Лисицыной на следующую неделю? Просил. А ты что сделал? Сказал ей, что сам с ней позанимаешься, пока меня нет?

– Так это из-за своей ученицы ты так рассвирепел?! – Жора, похоже, просто не поверил своим ушам.

– Нет, Жора. Я рассвирепел из-за того, что человек, которого я считал своим самым близким другом! Да что другом – самым близким человеком – воспользовался моим отъездом, чтобы подкатить яйца к девушке, за которую я его лично просил. Ведь я же просил тебя, Жора – не трожь! Не лезь! А ты?..

– А я подменял Виктора у стойки администратора, когда позвонила Полина и поинтересовалась, почему не может связаться с тобой. Я объяснил ей, что ты отправился в командировку и вернешься только к понедельнику.

– И?..

– И предложил ей приехать сегодня к семи вечера, как ты и предлагал ей в своем голосовом сообщении, которое – можешь не сомневаться – она получила и прослушала. Или ты предпочел бы, чтобы девчонка решила, что ты уехал и не поставил в известность об очередном переносе занятия не только ее, но и меня – своего партнера и совладельца школы?

– Значит, она не дозвонилась до меня и решила позвонить администратору?

– А что тебя смущает, Саня? По-моему, абсолютно разумный и логичный поступок. Извини, но складывается такое ощущение, что из вас двоих мозг отшибло у тебя, а не у твоей ученицы.

– Жора!

– Что – Жора? Мне теперь каждое утро ждать от тебя сюрпризов? Или раз в неделю будешь сообщать мне, что я – урод?

– За урода – прости. Не в себе был, – повинился я.

– А сейчас – в себе?! – продолжал кипятиться Георгий. – Ты хоть помнишь, за что сейчас на меня рычал? Я, видишь ли, воспользовался твоим отъездом, чтобы под юбку к твоей Лисицыной залезть!

– Она не моя! – взревел я.

– Вот именно, Саня – не твоя! И не моя. А ты ведешь себя так, словно застукал меня в постели с твоей женой. Окстись, а? Не собираюсь я к Полине клинья подбивать. Мне пока еще твоя дружба и наше партнерство дороже, чем даже самая распрекрасная девица.

– Жора! – не сдержал я стона. Голова трещала, в ушах стоял гул, пересохший язык еле ворочался во рту, цепляясь за зубы.

– Что – Жора? – не сдавался друг.

– Прости. Не прав. Хотел бы оправдаться – да нечем. Сам не понимаю, почему меня так выбешивает все, что касается Полины.

– Не понимаешь? – как-то недоверчиво переспросил Георгий.

– Не понимаю. Может, ты объяснишь?

– Э-э нет, друг. Со своей личной жизнью разбирайся сам. Только дров не наломай. Имей ввиду: если девчонка прибежит просить, чтобы ей тренера заменили – мы будем вынуждены пойти навстречу.

– Понял. Извини еще раз.

Я ничуть не кривил душой, когда просил прощения у Жорика. Не пошел бы на поводу у эмоций, созвонился бы еще с вечера с Галкиным – и не было бы ни пьянки, ни идиотского СМС, ни утреннего похмелья…

«Казанцев, ты ведешь себя, как придурок. Как неуверенный в себе влюбленный прыщавый пацан». Влюбленный? Влюбленный?! Нет… только не это…