Любовь пахнет лавандой

Глава 4

Ночь была необыкновенно тихой. Кевин лежал на спине в расстегнутом спальном мешке и пытался понять, что повергло его в такое странное беспокойство. Подобное состояние духа было ему абсолютно не свойственно.

В другое время он бы наслаждался такой ночью, как сегодня. Постепенно становилось все прохладнее. С запада надвигались черные тучи, постепенно закрывая луну. Господи, как же он устал! Стоило закрыть глаза, как в нос ударил сладкий запах свежескошенной травы и аромат лаванды, доносившийся из сада Виолетты.

Свет в ее спальне погас больше часа назад. Виолетта предлагала ему переночевать в доме — в гостиной на диване или на веранде, но Кевин отказался: он чувствовал, что в его присутствии хозяйку одолевает неуверенность, и решил, что ради ее спокойствия будет спать в саду.

Около почтового ящика он обнаружил заросли дикой мяты и натер ею шею и руки, чтобы отпугнуть надоедливых насекомых. Роса еще не выпала, поэтому шершавые листочки мяты были теплыми и сухими.

Вдалеке ухал филин, на лужайке тихо стрекотали цикады, и плясали огоньки светлячков.

В такие ночи, как эта, мир, казалось, принадлежал ему одному. Но сегодня что-то удручало Кевина, мешало ему наслаждаться тишиной. Отчего-то он чувствовал себя одиноким.

После того, как Виолетта ушла спать, он обошел ее участок. Что ж, здесь было неплохо, однако он повидал множество других домов и участков и еще ни разу не испытал желания остаться где-нибудь навсегда.

Кевин давно понял, что болезненно реагирует на все, что может ограничить его свободу. Его отец, Питер Лашлан, создал свою фирму и заработал миллионы. Он рано умер, оставив после себя сына, которого едва знал, и жену, которая почти все время их брака спала в постели одна. Еще будучи маленьким мальчиком, Кевин понял, что не хочет идти по стопам отца. Он избрал собственный путь. И пусть многие осуждали его независимость и непостоянство, но ему такая жизнь нравилась.

Внезапный порыв ветра взъерошил ему волосы. Кошки, все это время дремавшие рядом, вдруг вскочили на ноги и стремглав кинулись с дому. В черном небе клубились тучи, но Кевин не двинулся с места, решив, что перейдет на веранду, если начнется дождь. Его взгляд то и дело возвращался к темному окну во втором этаже дома Виолетты.

Да, она серьезно заинтересовала его. Такая чувственная, и с непростым характером… Что ж, ему всегда нравились неординарные женщины. Но к этой явно будет непросто приблизиться: с самого начала их знакомства он инстинктивно чувствовал, что Виолетта чего-то боится.

Первая капля упала ему на лоб. С минуты на минуту дождь хлынет как из ведра. Кевин вскочил на ноги, но прежде, чем он успел свернуть спальник, послышались раскаты грома, а вслед за тем сверкнула молния, казалось, расколовшая небо пополам.

В следующий момент дверь дома распахнулась.

— Черт побери! Идите скорее сюда!

В эту секунду на веранде вспыхнул свет, и на лестнице показалась Виолетта — босая, в одной маечке и трусиках-шортах. Теперь в ее облике уже не было ничего старомодного.

— Вы что, с ума сошли? Посмотрите, какие молнии! Господи! Я все это время ждала, что вы постучитесь в дом, но, по всей видимости, вы слишком долго прожили во Франции. Мы, в Америке, еще кое-что соображаем и прячемся от грозы под крышу.

— Да, я уже иду!

— Если вы и дальше будете копаться, то следующая молния убьет нас обоих! Послушайте, конечно, я была не в восторге от идеи приютить вас у себя дома — в конце концов, я вас совершенно не знаю. Но гроза есть гроза, черт побери!

— То «господи», то «черт побери»… Вы крайне непоследовательны…

— Лашлан! Шевелите задницей, и побыстрее!

Именно это он и собирался сделать и медлил лишь по одной причине: чем дольше Виолетта стояла на ступеньках и ругала его за нерасторопность, тем сильнее намокала под дождем ее обтягивающая маечка.

С другой стороны, Кевин понимал, что если их убьет молнией, то ему уже не судьба будет полюбоваться на прелести Виолетты. Эта мысль заставила его поспешить к двери. Стоило Виолетте распахнуть ее, как четыре непонятно откуда взявшиеся кошки стремглав шмыгнули мимо хозяйки в дом. В ту же секунду погас свет.

— Кажется, отключили электричество! — пробормотала Виолетта.

Инстинкт заставил его взять руководящую роль на себя: ведь рядом находилась испуганная растерявшаяся женщина. Кевин ничего не мог с этим поделать: так уж его воспитали. Не отец, конечно — его почти никогда не было дома, — а мать, которая даже от маленького мальчика вечно требовала посильной помощи. Впрочем, ему это не составляло особого труда. Он любил всем помогать.

Кевин слышал, как Виолетта расхаживает в темноте туда-сюда.

«Наверняка ищет свечи, — подумал он, — не те красивые, декоративные, которыми у нее заставлен весь дом, а простые, толстые свечи, которые хранятся в любом доме на случай, если пропадет свет».

На кухне Виолетта уже зажгла две такие свечи и поставила их на дубовый обеденный стол, потом включила фонарь и отнесла его в ванную. Остаток свечей она расставила в гостиной, поместив четыре из них в большой, облицованный кирпичом камин.

— Так лучше?

— Светло, даже читать можно! — отозвался он, хотя это было и не совсем так.

Сколько бы толстых белых свечей ни зажигала Виолетта, им было не под силу осветить все темные уголки большого дома. Важнее было то, что они прекрасно освещали саму Виолетту. Взгляд ее таинственных глаз то и дело останавливался на лице Кевина, но сама она едва ли это осознавала — слишком уж нервничала.

— Я не могу гарантировать, что завтра утром у нас будет свет и вода, — огорченно произнесла Виолетта.

— Вы меня разочаровали. Я-то думал, что вы сейчас быстренько выключите эту грозу и восстановите электричество. Что с вами?

Он надеялся ее развеселить, однако номер не прошел.

— Я хотела сказать… я не уверена, что в доме работает туалет.

— Конечно, приятного в этом мало, но скорее для вас, чем для меня. Не вижу большой трагедии в том, чтобы завтра утром пробежаться до ближайших кустов.

— Боюсь, что телефон тоже отключили.

— Вот это настоящая беда! Теперь мы не сможем звонить людям посреди ночи и будить их! Какая досада!

— Лашлан! Прекратите, прошу вас!

С этими словами она отвернулась и прошла в соседнюю комнату, чтобы зажечь свечи. Кевин подумал, что у нее, по большому счету, нет никаких причин для того, чтобы так нервничать. Конечно, за окном бушевала настоящая буря, но дом был построен основательно, на века.

— Если мое присутствие создает вам такие неудобства, то я могу сейчас же уехать и подыскать себе гостиницу или мотель…

— Не говорите ерунды! — раздраженно возразила она.

Ну ладно. Должен же быть какой-то способ заставить ее хоть немного оттаять! Почему-то она реагировала на все его реплики обидчиво и крайне эмоционально. Неужели она совсем не умеет вести себя рассудительно?

Совершенно отчаявшись наладить с ней контакт, Кевин неожиданно для самого себя вдруг схватил ее за руку в тот самый момент, когда она проходила мимо него, чтобы принести еще свечей. Виолетта неподвижно замерла на месте.

— Что вы делаете? — Это был не возглас отчаяния и не шепот, а вопрос, заданный обычным, ровным тоном.

Кевин чувствовал бешеное биение ее пульса, тепло ее кожи, ощущал ее взгляд на своем лице.

— Послушайте, я просто не понимаю, что происходит. Вы что, боитесь грозы?

— Нет, ничего подобного! О Господи, да я провела здесь все детство!

Зимой у нас постоянно случаются снежные бури, а летом гремят грозы. Люди, выросшие в Вермонте, ко всему привыкли. По правде говоря, я даже люблю грозовые ливни.

Ну вот, опять. Поток слов и мало сути.

— Так, значит, все дело во мне? Это я заставляю вас нервничать?

— Я не нервничаю. Я всегда такая суматошная и непоследовательная, — заверила Виолетта. — Кого угодно можете спросить.

Кевин с трудом сдержал смех. Если он позволит себе рассмеяться, то она, скорее всего, снова уйдет от ответа. Он подумал, что эта напускная взбалмошность для нее — своего рода защита от нежелательных вопросов.

— Я не хочу спрашивать кого угодно. В конце концов, я разговариваю с вами. Если вам неловко находиться рядом со мной, то я уеду. Только скажите.

Казалось, она все еще не пришла в себя, несмотря на то, что он уже давно отпустил ее руку.

— Вы остаетесь здесь. Конечно, если вам не страшно ночевать под одной крышей с сумасшедшей теткой.

— Вы не сумасшедшая.

— Просто вы меня не знаете.

Это было все равно что разговаривать с упрямой ослицей, с тем лишь отличием, что Виолетта ослицей не была. Пламя многочисленных свечей отбрасывало яркие блики на ее влажные волосы и делало их похожими на мерцающее серебро. Ее сердце колотилось так, что готово было вот-вот выскочить из груди: Кевин догадывался об этом по часто пульсирующей жилке у нее на шее. Ее кожа и губы казались такими мягкими… А ее глаза… она все еще бессознательно пыталась поймать его взгляд. Нервозность и суетливость мигом куда-то исчезли, уступив магическому притяжению, вспыхнувшему между ними.

У Кевина и в мыслях не было целовать Виолетту. Вероятно, сама она лишь в эту секунду обнаружила, что между ними проскакивают волшебные искорки, но он-то понял это с самого начала! Невозможно было объяснить, что именно притягивало друг к другу этих мужчину и женщину, настолько разных и, казалось бы, несовместимых. Впрочем, Кевин не хотел ломать себе голову над вопросами, которых все равно не мог решить. Оставалось просто принять правду.

А правда состояла в том, что он плевать хотел на то, проскочила между ними искра или нет. Он ни за что не поцелует Виолетту, и точка.

Не успел Кевин додумать эту мысль до конца, как Виолетта уже оказалась в его объятиях.

Он мог бы списать все происшедшее на действие полнолуния, но, как назло, луны на небе не было. По стеклам барабанили тяжелые дождевые капли, вдалеке то и дело раздавались гулкие раскаты грома. В этой комнате, слабо освещенной язычками пламени свечей, все казалось призрачным, нереальным. Остались лишь двое. Для Кевина поблекли все запахи, кроме аромата ее нежной кожи — цветочного благоухания, исходившего от волос и шеи Виолетты. Стихли все звуки, кроме ударов его собственного нетерпеливого сердца.

Кевин не очень хорошо помнил, как обнял ее и привлек к себе, зато в памяти четко запечатлелся момент, когда ее руки обвили его шею и сомкнулись сзади.

Кевин готов был поклясться, что Виолетта недвусмысленно дала ему понять, чтобы он держался на расстоянии, однако в то же время она совершенно не пыталась отстраниться. Напротив, крепче обняла его и приподнялась на цыпочки. На долю секунды у него промелькнула мысль, что все это не доведет до добра, но теперь, когда Виолетта находилась в опасной близости, все мало-мальски разумные мысли улетучились из головы.

Он уже давно никого не целовал, а тем более так проникновенно и нежно. Просто не испытывал в этом потребности. Он полагал, что в его сердце больше не осталось места для всепоглощающей, дикой, волшебной страсти. Кевин понятия не имел, почему именно Виолетта разбудила в нем все эти чувства, но сейчас ему было все равно.

Медленный, осторожный поцелуй постепенно становился все более проникновенным и страстным. Вскоре они уже потеряли всякое представление о времени и пространстве. Виолетта тесно прижалась к его груди.

За окнами шумел дождь. Пламя свечей трепетало на легком сквозняке. Тени, наполнявшие комнату, шептали что-то об одиночестве, тоске и старых, полузабытых обидах. Виолетта хранила в душе тяжелый груз. Она была одинока. Она истосковалась по любви и нежности. Ей не хотелось выдавать эти тайны незнакомому человеку, поэтому она не произносила ни слова, а просто отвечала на его поцелуи — безудержно, чувственно и с откровенным наслаждением.

Кевин поднял голову. В его глазах читалась одновременно растерянность. Когда Виолетта, наконец, посмотрела на него, ее взгляд загадочно сиял, а губы едва заметно подрагивали.

— Я не хотел… — начал было Кевин.

— Я знаю, что ты не хотел, — не дала ему закончить Виолетта.

— Не было бы грозы…

— Я знаю.

— Я хочу, чтобы ты знала, что можешь мне доверять. Не бойся, я…

— Я не боюсь. Кевин, мне уже тридцать четыре года. Я достаточно взрослая, чтобы не доверять незнакомым людям. И достаточно взрослая, чтобы не потерять голову от одного поцелуя.

— Ты совершенно права. Это был всего лишь поцелуй. — Он помедлил и прибавил: — Ведь правда?

— Правда, — решительно подтвердила она. — Давай считать это капризом, мимолетным безумием — чем угодно! Постараемся забыть об этом.