Я пребывала в таком замешательстве, что потянулась к клетке, желая освободить умилительное создание. Он так обрадовался, что из зелененького, его шерстка пожелтела, теперь он стал похож на хорошо упитанного цыпленка. Не сразу поняла, как открыть клетку, дверцы или замочка я нигде не видела. Выход нашелся, а замочек щелкнул самостоятельно, стоило только шепнуть в сердцах:
— Отопрись уже!
В моих руках сразу оказался теплый благодарный комочек с розовой шерсткой. Я погладила его пальчиком, продолжая умиляться и удивляться, не в силах поверить в такое чудо передо мной.
Вдруг дверь с шумом открылась, и в кабинет ворвался хмурый, взвинченный мужчина. Но при этом красавчик! Я снова подвисла, рассматривая прекрасного представителя сильного пола. Таких, таких мужчин мне видеть еще не приходилась. Экземплярчик хоть в музей относи, пока молод и свеж, будет радовать женщин своей статью и, эм, пусть будет, харизмой.
Джинсы не застегнуты, а под ними, обернутый белой тканью, скрывался такой симпатичный бугор, что захотелось избавить Апполона от всех видов ткани. И никакого фигового листочка, он ему не пойдет.
О чем только думаю, мужика собралась на постамент в музей поставить, а вдруг он не согласится? Я подняла взгляд выше, хозяин кабинета одной рукой нервными движениями пытался застегнуть пуговицу на рубашке, другая рука занята документами, которые он неотрывно просматривал.
Незваную гостью он еще не заметил.
У меня зачесалась попа. Внезапно снизошло осознание, чье кресло так уютно приняло меня в свои объятья, но я так и не поняла, как сюда попала. Хомяк в моих руках притих, растекся лужицей, лапки свесил, глазки прикрыл. Ясно, тряпочкой прикинулся, вон какого серенького цвета стал. Испугался, маленький.
Я снова восторженно взирала на метаморфозы животного и никак не могла прийти в себя, чтобы здраво оценить ситуацию и понять, где реальность, а где я: то ли в дурке, то ли надышалась миазмов из болота.
— Ты еще кто такая?
— Я… — представиться не успела, меня перебили.
— Ты, ты! Что ты делаешь в моем кабинете?
— Я, — и снова, он не ждал от меня ответа.
— Что ты делаешь в моем кресле?
Полагая, что собеседник взбешенному мужчине не требуется, я решила промолчать, сложила руки на груди, оставив хомяка свисать с ладони. Но незнакомец вдруг замолчал, ожидая оправданий. Он упирался кулаками в стол и сверлил меня красивыми, синими и невозможно сердитыми глазами.
Мне почему-то вспомнилась сказка о трех медведях и Машеньке, которая везде посидела, поела и даже поспала. Пусть я не такая шустрая, но взгляд сам собой переместился к чашечке чая на симпатичном блюдце с золотой каемочкой, стоящий в стороне, давным-давно остывший и никем не тронутый. Даже мной.
Мужчина тоже посмотрел на чай, а потом на хомяка, так и изображающего трупик, только цвет его на глазах менялся с серого на зеленый, и оттенок не нежный, а болотный. Я откуда-то знала, хомячок ищет у меня защиты, и в клетку ему совсем не хочется.
— Ты — воровка! — повесил на меня ярлык, так и не остывший от предыдущих неприятностей мужик.
И кто мне скажет, почему меня это задело, буквально до глубины души.
— Я не воровка! Это вы обижаете беззащитных существ, держите в тесных клетках!
— А как назвать девку, забравшуюся в чужой кабинет, шарящую по бумагам и ворующую чужие подарки.
— Ничего подобного, — я даже вскочила на ноги, от таких оскорблений.
— Может, таким образом, ты претендуешь на роль моей любовницы? Тогда надо было сразу в постель.
Мой взгляд невольно опустился на так и незастегнутые джинсы.
Он заметил это и не преминул поддеть:
— Ну точно, ищешь легких денег.
Оскорбительное слово не было озвучено, но оно так и витало в воздухе. Я же чуть не задохнулась от столь наглых наговоров, схватила клетку и бросила в наглую рожу. Хозяину кабинета, вероятно, не впервой оскорблять женщин и ловить предметы, брошенные на эмоциях.
Передо мной через стол стоял кипящий красавчик, в прямом смысле. В одной его руке была пойманная клетка, которую он легко смял. В другой его ладони клубилась тьма, формируясь в пугающий шарик, внутри которого плясало пламя. И вообще, вся фигура мужика словно излучала темный туман. И туман этот буквально кипел эмоциями своего носителя.
— Солнечным днем да не будет тьмы, пока не влюбишься, — испугавшись, вдруг заговорила я.
— Не смей! — зарычал на меня незнакомец, растерявший все свои темные эманации. Но я уже начала, вдохновение оно такое, пока не выплесну, не замолчу. Впрочем, он первый начал.
— Солнечным днем да не будет тьмы, пока не влюбишься, — повторила я немного нараспев, но гораздо более уверенно. Что говорю и для чего толком не понимала, но знала, только так я смогу проучить нахала, вешающего ярлыки не разобравшись.
— Свой облик прими темной ноченькой.
Ведьма завязала, ведьма развяжет.
В сердце впусти ее образ,
Да простит слова обидные,
Да вернется магия,
Когда поймешь, раскаешься, поцелуешь!
Я хлопнула в ладоши. Звук получился каким-то неестественно громким, и я словно очнулась.
Ой-е-ей, это я? Что я наделала? Ерунды бессвязной наговорила. Что-то похожее когда-то давно уже было. Мамочки, что делать-то? Куда он делся?
Мужик куда-то исчез. Только что стоял и нету. Услышав какой-то звук, больше похожий на кваканье, я перегнулась через стол и обомлела. На полу лежала стопка одежды, знакомая такая стопка. Бледно-голубая рубашка и джинсы, а из-под этой кучки выбралась большая жаба или жаб, как подсказывала мне логика. Только логика эта никак не соотносилась со здравым смыслом.
Учитывая, что с тех пор, как я оказалась в этой комнате, здравым смыслом здесь не пахло ни секунды, ведь меня в принципе здесь быть не могло. Как не бывает цветных хомяков и таких красавчиков, а чтобы они чем-то темным бросались, да в лягушек превращались, вообще сказка.
Я смотрела на жабу, жаба смотрела на меня, а потом как квакнет. Ужасно захотелось что-нибудь квакнуть ему в ответ. Но я — девушка воспитанная.