Магия страсти

Глава 24

— Повторяю, я не убийца! Не стрелял в тебя и никого не нанимал! — завопил Ричард, но тут же, успокоившись, надменно уставился на брата: — Уж поверь, желай я твоей смерти, прикончил бы собственными руками.

Николас, сам не зная почему, был уверен, что Ричард не лжет. На этот раз не лжет. И это очень его тревожило. У него и без того полно неприятностей, новые ему ни к чему.

— Где Ланселот?

— Что? Теперь ты намекаешь, что это он стрелял? Не может быть! Он уехал рано утром навестить друга, который живет около Фолкстоуна.

А вот это может быть наглой ложью!

— Дай мне адрес этого друга.

Ричард молча черкнул на бумаге несколько слов и презрительно скривил губы:

— Мне кажется, что у тебя врагов куда больше, чем следует иметь обычному человеку. Сколько ты пробыл в Англии? Всего два месяца?

— Примерно так, — согласился Николас, переписывая адрес в маленькую записную книжку. — Кстати, сегодня я не видел вашего смазливого дворецкого.

— Он еще и камердинер Ланса, — пожал плечами Ричард. — И кажется, уехал вместе с ним.

За дверью послышалось шуршание шелка.

— Что ты здесь делаешь? — взвизгнула Миранда. — Оставь его в покое, ничтожный варвар!

Николас обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она, размахивая кулаками, вбегает в комнату. О, он узнал этот голос и глаза, недобрые и неумолимые, так пугавшие его в детстве. Но он уже давно не пятилетний мальчик.

За Мирандой следовал дородный джентльмен, всего дюйма на два выше ее. Николас встречал его в «Уайтс» за игорным столом. Наверное, это и есть Альфред Лемминг, любовник его дорогой мачехи.

Подождав, пока она подойдет ближе, Николас мягко заметил:

— Я думал, что ничтожество — это моя дражайшая нареченная.

— Она еще большее ничтожество, чем вы, сэр. По крайней мере твои предки всем известны! В отличие от нее! И что ты здесь делаешь? Попробуй только дотронуться до моего сына!

— Кто-то пытался убить его, — сообщил Ричард. — Пуля пролетела мимо виска. Жаль, что ничего не вышло. Я говорил, что не имею к этому никакого отношения. В этом время мы с друзьями были в клубе. Так он стал допрашивать меня насчет Ланса.

— Едва не застрелили? — разочарованно повторила леди Маунтджой, оглядывая пасынка с головы до ног. — Так ты и есть Николас Вейл? Ты еще больше похож на старого графа, чем твой отец, а те двое были словно две капли воды.

— Полагаю, то же самое можно сказать о Ричарде, — заметил Николас.

— Скорее всего. Я предупредила ту дерзкую девчонку, на которой ты пожелал жениться, что безумие деда, по всей вероятности, передалось тебе, но все мои слова пропали втуне. У этой дурочки нет ни капли мозгов, где уж ей понять столь сложные вещи!

Миранда перевела взгляд на Ричарда и нахмурилась. Сегодня утром эти двое даже одеты одинаково, и всем с первого взгляда ясно, что они братья. Не то, что ее драгоценный Ланселот. Ни капли сходства со старшими братьями и отцом!

— Скажите, мэм, где мой третий брат Обри?

— Так ты и его считаешь убийцей? Ну, так вот: Обри нет в Лондоне.

Леди Маунтджой вздохнула.

— Он в Оксфорде. Обри у нас книжный червь. С ранних лет обожал учиться.

— Обри понятия не имеет, с какого конца стреляет пистолет, так что оставь его в покое, — поддержал Ричард.

Миранда представила густую пламенно-рыжую гриву волос на голове будущего ученого… волос, почти такого же цвета, как у маленькой потаскушки, которая действительно возвысится над ней, если выйдет за Николаса. Какая тошнотворная перспектива!

А Обри… до чего же неприятно, что он сутулится и уже носит очки, потому что не было такой книжки в оксфордских библиотеках, которую не прочитал бы младший сын. Ах, как она молила Обри позволить Ричарду отвести его в боксерский салон. Как просила следить за осанкой: выпрямить спину, вскинуть подбородок, держаться гордо и с достоинством — возможно, с некоторым высокомерием. Разве способен мужчина постоять за себя, если плечи согнуты словно лук! А ее муж совершенно не помогал в воспитании сына, разве что давал оплеуху, когда тот чересчур умничал или цитировал древнегреческих философов. Но не станет же она откровенничать с незваным гостем?!

А вот Ланселот… что же, по крайней мере, он хорошо стреляет, увлекается охотой и верховой ездой. Правда, на лице почти нет растительности, но улыбка, совсем как у Ричарда, так и сочится ядом.

Правда, теперь посреди гостиной возвышается Николас, стройный, мускулистый, закаленный, как две капли воды похожий на ее Ричарда. Но в темных глазах графа светится нечто еще. И это нечто говорит об опыте, поразительных приключениях и… и… и что там еще? Боль, глубокая и темная? Нет, она не станет думать о жизни пасынка после кончины старого графа. Она так долго ничего о нем не знала, что посчитала мертвым, и в душе радовалась и едва не лопалась от гордости при мысли о том, что ее дорогой Ричард получит титул.

Но оказалось, что Николас не умер. Вот он, живой и невредимый, готовый убить ее мальчиков.

— Тебе следовало подохнуть еще в детстве, — прошипела Миранда. — Почему же ты жив?

Но тут она почувствовала недоуменный взгляд Ричарда и поспешно закрыла рот.

— Я твердый орешек, мадам, хотя… Он окинул ее ироническим взглядом.

— Хотя, возможно, не так тверд, как вы.

— Послушай, ты! — рявкнул Ричард, шагнув вперед.

— Нет, дорогой, — всполошилась Миранда, встав перед сыном. — Кто-то действительно пытался прикончить его, но при чем тут мои мальчики?

— Кстати, я не думаю, что это был Ричард, — заверил Николас. — А вот насчет Ланселота… не так уверен.

— Меня зовут Ланс. Сколько раз повторять?!

— Ланселот… — протянул Николас, словно перекатывая имя на языке, прежде чем обернуться. За спиной Ланселота топтался тщедушный красавчик дворецкий.

— Ланс, бесценный мой мальчик! Так ты вернулся? Что ты делаешь в Лондоне? Ричард сказал, что ты гостишь у друга в Фолкстоуне.

— Колесо кареты сломалось, — пожал плечами Ланселот. — Пришлось вернуться. И что, кстати, он здесь делает?

— Значит, ты вполне мог попытаться всадить мне пулю в висок сегодня утром, — констатировал Николас ледяным тоном, гадая, сколько времени понадобится, чтобы придушить слизняка.

— Вздор, — бросил Ланселот, сбив с рукава невидимую пылинку. — Я меткий стрелок. И уж если бы стрелял в тебя, ты давно уже лежал бы в дорожной пыли.

— Не такой меткий, как я, — неожиданно заявил дворецкий. — Не помнишь наше состязание? А мастер Ричард — лучший из нас.

Николас подумал, что дворецкий весьма вольно обращается с хозяевами. Миранда, очевидно, потеряла дар речи от изумления, потому что откровенно вытаращилась на дворецкого.

— Как вас зовут? — спросил Николас.

— Меня? Я Дэвид Смайт-Джонс. Николас невольно рассмеялся.

— Дэви Джонс?[4] Значит, ваши родители были связаны с морем? И к тому же не лишены чувства юмора.

— Нет. Просто всю жизнь мечтали о сокровище, лежавшем в трюмах давно затонувших испанских галеонов. Однако поскольку они жили в Ливерпуле и не имели в кармане ни пенни на поиски, сомнительно, чтобы сокровище их дождалось. Все же моя мать растратила свою жизнь, выискивая старые карты с указанием местонахождения кладов и строя несбыточные планы.

Николас присмотрелся к молодому человеку. Капризно изогнутые губы, нервно заломленные руки… А братья? Какие они разные! Да и третий тоже весьма необычен. Будущий ученый! Думал ли его отец о тех, кого произвел на свет?

Он повелительно поднял руку:

— Больше никаких перепалок, никаких оскорблений, никаких уверений в собственной невинности. Это требование относится и к вам, сэр, — бросил он Альфреду Леммингу, готовому наброситься на него. — И слушайте меня внимательно. Я лорд Маунтджой, граф. Никто из вас не отберет у меня титул. Наследником будет мой сын, а наследником сына — его сын, и так будет на протяжении всех следующих поколений. Если Миранда внушила, будто вы имеете все права на титул, если вдолбила в головы, что вы законные наследники, значит, оказала вам скверную услугу. Учтите, если что-то случится со мной, за меня отомстят, и немедленно. У меня есть близкие друзья, готовые отдать за меня жизнь. И если я умру, значит, следующими будут ваши дети, мадам. Учитывая свирепость моих друзей, сомневаюсь, что Обри тоже выживет. И тогда род Вейлов исчезнет с лица земли. Надеюсь, все меня поняли?

— Да ты совершенно спятил! — завопила леди Маунтджой, потрясая кулаками. — Безумец! Ты угрожаешь моим бедным мальчикам, которые тебя пальцем не тронули!

— Она говорит чистую правду, милорд! — прогремел Альфред, лицо которого уже приобрело оттенок баклажана.

Николас удостоил мачеху коротким поклоном:

— Я позабочусь, чтобы вы жили после смерти сыновей, мадам. Вы и ваш жирный любовник. Возможно, со временем вы пожалеете о том, что научили их ненавидеть меня. Твердили, что я враг, которого необходимо уничтожить. Враг, а не брат, обязанностью которого было их защищать, а иногда и помогать. И, в конце концов, мадам, вы поймете, что остались ни с чем.

Несколько минут в гостиной царило мертвое молчание, прежде чем Альфред Лемминг выступил вперед и едва слышно прошептал:

— По моему мнению, милорд, вам не стоило делать столь откровенных заявлений.

На его лбу выступили крупные капли пота.

— Несмотря на атмосферу злобы и вражды, остро ощущаемую мной, это еще не извиняет дурных манер. Я лорд Хейссен и готов лично поручиться за молодых джентльменов. В этом слове весь смысл, милорд. Они джентльмены. Не бандиты. Вы явились из каких-то языческих стран, где, вне всякого сомнения, имели врагов, таких же язычников, не имеющих понятия о правилах приличия в цивилизованном мире. Ни один английский джентльмен не станет палить из пистолета на улице, рискуя быть увиденным и опознанным. Это абсурд! И вы не должны подозревать этих прекрасных молодых людей.

Николас оглядел щеголевато одетого Лемминга, отметив, что его белые пухлые руки унизаны кольцами, как у женщины.

— Был рад услышать ваше мнение, милорд. И поскольку вы, кажется, рады пребывать в этом змеином гнезде, я решил добавить вас к списку. Если я умру, все присутствующие в этой комнате будут стерты с лица земли, кроме, разумеется, моей злобной мачехи. А пока что прощайте. И кстати, мадам, держитесь подальше от моей невесты.

— Невесты? Не бывать этому! Да я…

Николас шагнул вперед как раз в тот момент, когда белоснежная рука Лемминга мягко запечатала рот Миранды. Николас кивнул ему, отметив, что, невзирая на очевидную мягкость, рука выглядела на удивление сильной.

— Продолжайте в том же духе, милорд, — посоветовал он, — ради ее же безопасности.

Проходя мимо Дэвиса, он прошептал:

— А вам неплохо бы сменить имя, молодой человек.

— Что?! Это благородное имя! Имя, связанное с бесчисленными нерассказанными историями о мужестве и приключениях.

— И долго вы здесь работаете?

Мягкий белый подбородок гордо вскинулся.

— Я заботился о мастере Лансе еще в Оксфорде. И согласился взвалить на себе новый груз обязанностей в Лондоне. Теперь я управляю этим великолепным домом. Держу слуг в строгости и делаю все возможное, чтобы галстуки мастера Ланселота были белыми, как кожа девственницы, и идеально завязанными. Я само совершенство, и того же требую от всех слуг.

Николас внезапно ощутил запах плесени от книг в библиотеке в нескольких шагах по коридору. Он помнил его с пяти лет. Странно, что этот запах до сих пор жив в его памяти.

— Советую держать вашего дворецкого в ежовых рукавицах, — бросил он в сторону Ланселота, останавливаясь в дверях и оглядывая каменные лица присутствующих.

Он спустился вниз. В спину летели вопли мачехи:

— Почему вы вообще впустили его, Смайт-Джонс? Это не совершенство! Это серьезный проступок! Какой из вас, спрашивается, дворецкий?!

— Но меня даже не было здесь! Мы с мастером Лансом были в миле отсюда, когда он ворвался в дом! И даже будь я здесь, он прошел бы по моему трупу! У меня и пистолета нет! Не мог я стрелять в него! Он опасен, миледи, говорю я вам!

Николас мрачно усмехнулся.