Магия страсти

Глава 32

Он сжал ее груди. Она вздрогнула, застонала и, прошептав «Николас», снова поцеловала его.

Его пальцы гладили внутреннюю поверхность ее бедер, поднимаясь все выше, пока не наткнулись на сомкнутые створки лона. Николас снова задохнулся, погрузил в нее палец, и, к его бесконечной радости, она стала извиваться, издавая тихие жалобные звуки, сводившие его с ума. Он проникал все глубже, пока не упёрся в свидетельство ее девственности. И мгновенно отрезвел.

Ее девственность. Он знал, что она невинна, хотя в жизни не имел дело с девственницами. Но при мысли о том, что именно эта девственница в полной его власти, у него закружилась голова.

Придавив ее к кровати, он широко раздвинул эти длинные стройные ноги.

— Розалинда, скажи, что хочешь меня здесь и сейчас.

— Я хочу тебя. Но пока что на мне сорочка.

Он выругался, приподнялся и одним рывком располосовал сорочку.

— О Господи, Николас, ни в коем случае нельзя говорить тете Софи, что случилось с сорочкой, которую она сшила. Возможно…

Он встал на колени меж этих прелестных ног, снова раздвинул их и припал ртом к ее лону.

Она завопила на весь дом, дернулась, прислонилась к изголовью кровати, подобрала колени к подбородку и рывком натянула на себя одеяло.

Николас уставился на нее. Его губы все еще были влажны, в ноздрях стоял ее запах, во рту оставался ее вкус, а в голове не задержалось ни единой мысли. Ему хотелось плакать. Она не выглядела испуганной. Скорее возмущенной. Что ему делать? Он должен вести себя как умудренный жизнью, уверенный в себе мужчина. Удастся ли это ему?

Он откашлялся.

— Послушай, Розалинда, это очень важно для меня. Именно так мужчина должен ласкать женщину, чтобы получить удовольствие от соития. Надеюсь, ты это знаешь?

— Нет. Никогда ни о чем подобном не слышала. Это неправильно, Николас, это ошибка! Ты, должно быть, метил в мою коленку, но попал не туда. О Боже, это не…

— Ты отказываешь мне в наслаждении? В нашу брачную ночь? Я настолько тебе безразличен?

Представив, как он стоит на коленях меж ее расставленных ног и ласкает ее ртом, она едва не сгорела от стыда. Он тяжело вздохнул.

— Вижу, ты не доверяешь мне. Не считаешь, что я способен все сделать, как полагается.

Он снова вздохнул и опустил глаза на свой ушибленный в спешке палец.

— О нет, Николас. Дело вовсе не в этом. Я…

Николас решил, что обязанность мужчины — принимать решения и действовать. Он схватил ее, снова уложил на спину, развел ноги и уселся на корточки.

— А теперь ты будешь молчать, и наслаждаться, — приказал он и стал ласкать ее ртом, на этот раз, для пущей безопасности придавив ладонью ее живот. Но нужда в этой мере предосторожности скоро отпала. Она стонала, комкала простыню и снова стонала.

Будь у него на это силы, он бы вознес хвалу небесам. Пока ее руки метались по его спине и бедрам, а ногти царапали его кожу, он был готов покорить мир.

Она барабанила кулаками по его плечам, путалась пальцами в волосах, но все это было пустяками по сравнению с тем, что она неожиданно выгнула шею и закричала, извиваясь в конвульсиях наслаждения.

Николас наслаждался каждым мгновением, отдавая ей все, что мог.

Когда она успокоилась, он снова стал ласкать ее, на этот раз нежнее. И когда она бессильно обмякла, поднял голову, глядя в синие туманные, растерянные глаза. Рыжие волосы разметались по подушке, ноги по-прежнему были широко раздвинуты… и он, приподнявшись, мощно вонзился в нее.

Она снова закричала, на этот раз от боли, но Николас, предвидя это, зажал ей рот ладонью. Он ощущал ее боль, но не остановился, пока не вошел до конца, и, прижавшись лбом к ее лбу, прошептал:

— Твоя девственность. Мне пришлось взять твою девственность. Клянусь, больно больше не будет. Лежи спокойно, попытайся привыкнуть ко мне. Нет, не проклинай меня. Это просто смешно. Дыши глубже. Почувствуй меня в себе, Розалинда. Пусть твои мышцы расслабятся.

Расслабятся? Пока этот мужчина все еще в ней? Но как это возможно?

Проклятия рвались у нее с языка, но она сдержалась и, приподняв голову, укусила его за ухо. В этом укусе не было ни капли нежности, но он тихо пообещал:

— Я не шевельнусь. Обещаю. Пожалуйста, попытайся расслабиться.

Она снова его укусила, на этот раз не так сильно.

Он чмокнул ее в кончик носа.

Его силы на исходе. Если он немедленно не начнет двигаться, будет совсем плохо. Ему еще в жизни не приходилось так плохо.

— Лежи тихо, — молил он, — ради всего святого, лежи тихо!

Как он может говорить так тихо, так мягко, если только сейчас буквально насадил ее на вертел?!

Она была не так глупа, чтобы не знать, что происходит в постели между мужчиной и женщиной. Просто не представляла, как оно бывает на самом деле.

Она ощущала его, и это было ужасно странным. И этот гладкий твердый отросток почему-то пульсировал. Как такое может быть?!

Он был таким тяжелым, горячим и потным. Но не двигался. Как и она.

Она начала успокаиваться. Позволила себе ощутить его жар, его могучую плоть. Ее внутренние мышцы чуть сжались, и это стало его погибелью.

— Розалинда, — выдавил он, прежде чем с новой силой вонзиться в нее и облегченно выдохнуть, почувствовав освобождение.

Он почти раздавил ее тяжестью своего тела. Господи, какое счастье, он еще жив. И она обнимает его.

— Я ощущаю тебя внутри, — пробормотала Розалинда, — и это так непривычно.

Он всегда удивлялся, откуда у женщин берутся силы и мысли, чтобы еще и говорить в такие минуты. Минуты, навсегда изменившие его жизнь. Ничего лучшего с ним не случалось. Перед глазами все еще плыли радужные пятна.

— Я тоже тебя чувствую. Ты такая мягкая и мокрая от моего семени. Я кричал еще громче тебя?

Она снова укусила его, на этот раз в плечо, а потом зализала место укуса. Николасу это понравилось, и он вошел в нее чуть глубже, почувствовал, как сжались ее мышцы, и остановился.

— Я ведь кричала, правда? — потрясенно прошептала она. — Ничего не могла с собой поделать. Крик просто вырвался. Знаешь, Николас, мне нравится вкус твоей кожи.

Она опять укусила его и зализала.

— А когда ты ласкал меня ртом… такого я и представить не могла.

Наслаждение, рожденное ее словами, заполнило все пустоты в его душе. Он с трудом приподнялся на локтях, желая сказать что-то умное, изречь некую житейскую мудрость, но вместо этого засмотрелся на Розалинду. Раскрасневшиеся щеки, огненные волосы на белой подушке и бездонная синева ее глаз.

Нет-нет, он глупеет с каждой секундой! Женские глаза не могут быть бездонными!

Николас судорожно сглотнул, внезапно осознав, что эта женщина принадлежит ему. И останется его женой, пока он не умрет. Если ее глаза бездонны, значит, так тому и быть.

Ее мышцы снова сжали его плоть и тут же расслабились. Любой мужчина мог бы жизнь отдать за подобные мгновения.

— Ты весь мокрый, Николас, — улыбнулась она.

— И ты тоже.

Она задумчиво покачала головой:

— Знаешь, раньше я никогда не любила потных мужчин, но сейчас… А теперь кого это волнует? И все было чудесно, пока тебе не взбрело в голову вонзиться в меня.

— Но это была твоя награда за то, что была очень хорошей женой и позволила мне любить тебя ртом.

— О Боже.

Она уткнулась лицом в его плечо.

— Розалинда, сейчас я в тебе и мое голое тело прижато к твоему голому телу. И тебе нечего стыдиться.

— Ничего себе награда, — обиделась она. — Мне было больно.

— А сейчас? Тоже больно?

— В общем, нет. Но ты очень большой, Николас. А я — нет. Конечно, мужчины на тех картинках очень велики, но все же не сложены, как ты. Но, несмотря на твои размеры, все было не так уж плохо.

Она робко поцеловала его в губы. Вся усталость неожиданно улетучилась. Ему хотелось снова любить ее, но он не шевельнулся. Очень уж трудно было смириться с тем, что у нее, должно быть, саднит между ног.

— Спасибо за то, что так ясно все объяснила, — прошептал он, целуя ее.

— Надеюсь, твой дед не стоит сейчас в углу, наблюдая за нами.

Он улыбнулся и снова поцеловал ее в немного вспухшие губы.

— Ты моя жена. Теперь уже настоящая.

— А ты мой муж. Теперь уже настоящий.

— И не только. Я человек, который нашел тебя в Лондоне, который понял, что это ты, в ту же минуту, как увидел тебя, еще до того, как увидел тебя, человек, который должен понять, что…

Он осекся, выругал себя и понял, что зря тратил слова. Розалинда уснула.

Он лег на бок рядом с ней и стал гладить ее волосы, представляя, как ее голова будет метаться по подушке, когда на нее нахлынет первый оргазм. Не скромный маленький оргазм, а громкий, с воплями, выгибающий тело и растворяющий кости.

Он осторожно заправил ей за ухо непокорный локон.

— Да, — прошептал он ей в висок, — теперь ты моя настоящая жена.

Он прижался грудью к ее спине и поцеловал затылок.

Николас много лет слушал, как мужчины распространяются о своих любовницах и женах.

«Самая большая разница, — со смехом утверждали они, — заключается в том, что жена провожает тебя на кладбище или доводит до такового, тогда как любовница ласкает все, что ты требуешь ласкать, и, если повезет, будет скорбеть о тебе, возможно, целую неделю, прежде чем найти нового покровителя. При этом жен нужно брать быстро, сделать свое дело и тут же уйти, не оскорбив их скромности. А любовница предназначена для долгих, раскованных наслаждений».

Он всегда считал мужчин идиотами.

И сегодня это доказал. Скорее всего, Райдер Шербрук от всей души согласится с ним.

Николас заснул с ее запахом в ноздрях, с ее вкусом во рту.

Он не любил ее, не мог любить, ибо человек не способен любить долг. Но так ли это?