Меч

Глава 20 Мертва

Я плыла сквозь тьму. Погруженная в чувственное тепло.

Поначалу это было успокаивающим, приятным. Как ожидание рождения.

Я не знала, где я находилась. Я не знала… ничего. Моя единственная осведомлённость сводилась к плаванию в каком-то умиротворённом месте, в чём-то, не слишком отличающемся от горячей густой воды.

Одиночество беспокоило меня.

И всё же во время первых нескольких заплывов в этом жидком тепле мне в основном было приятно. Может, меня одурманили. Или, возможно, думала я, просто это и есть смерть.

На самом деле, честно… я решила, что я мертва.

Я ведь должна быть мертва, верно?

Я помнила умирание. Я помнила боль, много боли. Я помнила ужас, когда в моём сознании отложилось, что всё кончено, и я никак не могла это остановить.

Я почувствовала, как это ускользает от меня. Я провожала это взглядом.

Блядь, как же было больно. Умирать — это больно… очень.

Но здесь, где я теперь находилось, больно не было. В начале. Дискомфорт, притаившийся на краях моего света, поначалу был незаметным, от него легко было отмахнуться. Когда он сделался более настойчивым, держа мой спящий свет и разум на грани, я сказала себе, что это временно, это отклонение.

Какая-то часть меня боялась умирания, сказала я себе.

Эта боль, которую я ощущала — всего лишь страх. Страх неизведанного. Страх того, что придёт потом.

Настоящая боль постепенно выходила на поверхность. Она струилась по крошечным световым венам, как маленькие искорки острого, холодного и жаркого света.

Я едва это ощущала, говорила я себе. Это было эхо. Малозначимые отголоски.

Они всплывали ещё сильнее, перемещались в мои кости, в суставы моих рук и ног, мои лёгкие, пока я пыталась сделать вдох. Они передвигались в мою спину, очерчивая каждое ребро, каждый орган. Я говорила себе перетерпеть. Это всё равно отклонение, думала я. Это не могло продлиться долго.

Затем, через неопределённое количество времени, перерывы между искрами растворились.

Я едва могла спать. Мне начали сниться плохие сны.

Их снилось всё больше, даже когда я была почти уверена, что бодрствовала. Я постоянно видела сны.

Я начала покрываться потом.

Затем я уже задыхалась, постоянно потела, с меня сошло сто ручьёв пота. Я потела в этом разгорячённом тепле, но теперь это напоминало пытку, словно удушение, неспособность дышать или видеть. Такое чувство, будто мою кожу сдирали с моей плоти. А затем и саму плоть сдирали с моих костей.

Я начала кричать. Я орала и звала на помощь, чтобы кто-нибудь мне помог.

Я звала его.

Это было больнее умирания. Это было больнее всего, что я когда-либо ощущала в жизни. Было настолько больно, что я не могла оставаться неподвижной, но движение причиняло ещё больше боли. Я пыталась высвободиться из оков. Они врезались в мою плоть, натирали до кости.

Я не могла найти границы того, что меня сдерживало, и заколотить по ним.

Никаких других светов здесь не находилось. Ничто не жило в этой тёмной яме кроме меня. Я кричала, ощущая лишь потерю, пустое пространство там, где должен быть он.

Ни с чем не сравнимое горе пыталось разорвать мой разум на куски.

Это было хуже боли. Это было хуже всего, что случалось до сих пор.

Мои вопли превратились в крики. Гортанные, мучительные крики, которые вырывались как будто из моего позвоночника. Я звала его. Я звала каждой унцией своего существа…

Он так и не ответил.

Его больше нет. Я знала, что он мёртв. Эта мысль снова и снова рвала меня в клочья, сокрушая какую-то часть меня, хотя я не догадывалась, что её всё ещё можно сокрушить. Мои крики превратились в рыдания. Мой свет полыхал вокруг меня, пытаясь вырвать меня из моего тела.

Он сказал, что не может… он сказал, что не может жить без меня.

И всё же воля жить удерживала меня здесь. Она не давала мне отпустить.

Я ненавидела это. На протяжении долгого, долгого времени, казавшегося бесконечностью чёрной боли и одиночества в пустом, лишённом света пространстве, я существовала, не желая существовать.

Я мечтала о смерти.

Я мечтала, чтобы что-нибудь сокрушило во мне эту стискивающую хватку.

Дорже дёрнул Балидора за руку, заставляя старшего видящего повернуться.

— Мы должны её вытащить. Ты меня слышишь, 'Дори? Мы должны прекратить это… немедленно. Это не работает, Балидор. Не работает!

Балидор отпрянул от света другого видящего, ожесточив свой свет.

— Ещё немного, — пробормотал он.

При этом он не смотрел на тибетского видящего. Он добавил ещё один слой щитов на свой свет, не впуская эмоции другого. И всё же он закусил губу, переступая с ноги на ногу и глядя через застеклённое органикой окно, переводя взгляд между ним и плоской консолью.

— Зачем? — спросил Дорже. — Зачем ты это делаешь?

В ответ на это Балидор бросил на него мрачный взгляд. В голосе зазвучало предупреждение.

— Ты знаешь, зачем.

— Всё кончено! Всё кончено, Балидор! — в голосе Дорже звучали слезы. Он перевёл взгляд увлажнившихся глаз на тело, плававшее в органическом резервуаре. Его руки дрожали. — Ты мучаешь её! Ты мучаешь её хуже всего, что могли сделать с ней Шулеры! Пожалуйста, боги, Балидор… прекрати это! Все кончено! Ты уже получил свой ответ!

— Ещё немного, — вновь пробормотал Балидор, скрестив руки.

Он смотрел через толстую прозрачную стену, щурился и всматривался через бледно-зеленоватый корпус органической панели. Подавляя эмоциональные реакции при виде её в таком состоянии, он оценивал её как можно более объективно. Он изучал её тело, её черты, затвердевавшие в геле. Он наблюдал за артикуляцией её конечностей, пока она плавала, удерживаемая органическими оковами. Оковы удерживали её в центре прозрачного резервуара — резервуара в резервуаре — и подальше от стен и пола.

Он нашёл этот исцеляющий резервуар в одной из лабораторных комнат горного комплекса. Они погрузили её в регенерирующий гель, чтобы раны не пострадали, когда другое состояние ухудшится.

Она опять выглядела похудевшей, даже за последние полдня.

Гель, который уже залечил большую часть спины, где вылетела пуля, должен поставлять ей достаточное количество воды и питательных веществ через процесс впитывания — но это не оказывало результата. Она поглощала еду и опять выбрасывала всё с потом, вибрациями выбрасывала воду и плоть через кожу и aleimi быстрее, чем успевала восполнить.

Быстрее, чем её тело могло усвоить питание.

Теперь прошло в общей сложности тринадцать дней.

Такое чувство, будто прошло много месяцев с тех пор, как он впервые стоял здесь, наблюдая за ней.

И всё же каждый день он сталкивался с одной и той же проблемой — определить, насколько далеко можно зайти, чтобы не убить её по-настоящему.

Резервуар Барьерного сдерживания был построен десятилетия назад.

Балидор случайно наткнулся на него во время одного из рейдов.

Резервуар служил центральным элементом одной из лабораторий, которые Галейт построил в горах Восточной Азии. Каждая из этих лабораторий, похоже, сосредотачивалась на каком-то аспекте генной инженерии. Похожие лаборатории были разбросаны по Азии и Восточной Европе, в основном они сосредотачивались на ускорении процессов человеческой эволюции и/или создании гибридов, но в этой лаборатории технология отличалась. Когда Адипан определил, для чего создан резервуар, они догадались, что он несомненно служил центральным элементом очередного спорного «эксперимента» Галейта с физиологией видящих.

Иронично, но именно Териан привёл их сюда. Они следовали за одним из его тел, генетиком по имени Йонго, когда наткнулись на лабораторию.

Резервуар обладал способностью полностью отрезать видящего от Барьера.

Используя комбинацию мощной органики и электронных сигналов, вызывавших помехи, резервуар создавал поле, через которое не могло проникнуть ничего из общего Барьера.

Галейт твёрдо верил в испытание границ Барьера и манипулирование им через свои конструкции. Он несомненно прежде экспериментировал на связанных парах, используя этот самый резервуар.

Конечно, не во всех связанных парах жизни супругов зависели друг от друга.

Однако такое наблюдалось больше чем у половины пар в первое десятилетие после заключения брака. Процент таких пар лишь рос вместе с продолжительностью брака. После ста лет вместе подавляющее большинство Сарков зависело от жизни своего партнёра.

В отношении элерианцев давно считалось, что тенденция к взаимозависимости сильнее и, скорее всего, развивается раньше.

Вэш предупредил весь Совет и Адипан, что, скорее всего, так и будет с партнёром, которого выберет Элли. Скорее всего, сразу после полной консуммации.

Записи Шулеров также подтверждали это предположение.

В любом случае, Балидор не сомневался, что Галейт ранее уже использовал камеру на связанных парах. Взаимозависимые супруги послужили бы самым точным тестом работы щита.

Балидор месяцами думал об этом резервуаре.

Он надеялся, что ему никогда не придётся его использовать. Он надеялся, что она будет в достаточной мере оставаться вне влияния Дигойза, и такое не понадобится. Поскольку когда они взяли друг друга в супруги, лишь половина aleimi Ревика оставалась нетронутой, Балидор надеялся, что их связь будет легко сломать после полного воссоединения личности.

Вид её с ним на том танцполе в Нью-Дели послужил отрезвляющим шлепком реальности по этой надежде.

Дигойз и будучи Сайримном удерживал её в своей хватке — намного прочнее, чем она сама признавала. Её отрицание этого факта делала их связь ещё более опасной.

Балидор воздерживался от использования резервуара, пока у него не появилось чертовски весомой причины.

Ему не нравилась идея о том, чтобы провоцировать такой разрыв, даже временный, зная, что это с ней сделает. Он с самого начала намеревался не убивать её, а лишь протестировать, можно ли их разделить. И всё же он колебался, гадая, не будет ли это лучшим вариантом.

Он беспокоился по поводу собственной объективности.

В итоге он вынес эту идею на обсуждение, подумав, что их время в Дели наконец убедило Элисон в необходимости создать между ними некоторую дистанцию.

Вид её лица, пока Касс читала то письмо, снова заставил его передумать.

Правда в том, что они слишком долго откладывали это дело.

Им нужно было знать. Ему нужно было знать. Если он собирался по-настоящему её защитить, ему нужно было знать границы того, что он может предпринять помимо настоящего убийства.

По сути, он ей не солгал. Это действительно его обязанность — не только сохранить её в безопасности, но и сохранить мир в безопасности от неё. Им всем нужно было знать, что случится, если разлучить её с супругом.

Вэш дал добро на эксперимент и разрешил Балидору подготовить его в качестве запасного плана. Древний видящий согласился, что лучше узнать правду в относительно контролируемой среде до того, как они по-настоящему попробуют провести ритуал разделения. Потому что тогда существовала высокая вероятность, что Вэш убьёт её за считанные дни, а не недели. После этого обсуждения Балидор ввёл этот вариант как запасной план. Он и на обсуждение выдвигал его в качестве запасного плана, хотя посвятил нескольких видящих в эту процедуру на случай, если возникнет такая необходимость.

Затем пришло письмо. Балидор наблюдал за трансформациями на лице и в свете Элли, пока она слушала сердечные мольбы её супруга о воссоединении. Он видел там тягу. Она пугала его, но в то же время придала решительности.

Имелась возможность, словно специально созданная для такого действия.

Если разрыв сработает, то есть, если это её не убьёт, Дигойз будет считать её погибшей, что даст им время реабилитировать её.

Если это не сработает… что ж, тогда Дигойз тоже будет нейтрализован.

Это казалось таким продуманным планом. Он позволял достичь двух целей, а может, даже больше, если разрыв продержится и дальше.

Но наблюдая за ней сейчас, Балидор подавлял тяжесть в груди.

До сих пор он и не осознавал, как сильно он верил в то, что разделение сработает.

Она перестала кричать несколько дней назад, но по артикуляции её конечностей и тела он понимал, что боль не ослабла. Напряжение исказило черты её лица, мышцы сокращались в какой-то невидимой агонии. Её руки словно навсегда сжались в кулаки с тех пор, как крики стихли. Все её тело периодически обмякало лишь для того, чтобы вновь напрячься до тревожной степени… достаточно, чтобы напугать его.

Она повелевала себе умереть.

Временами он видел это на её лице.

И всё же её желание жить пульсировало под отчаянием, пробивалось сквозь более сознательное желание положить конец боли. Он всё ещё сохранял надежду, что оно может пересилить то тёмное решение.

В любом случае, скоро ему придётся принять решение.

— Ну же, Элли, — пробормотал он. — Давай… одержи над этим верх.

Он наблюдал за ней и молился богам, чтобы она его простила.

В то же время он испытывал некое мрачное удовлетворение, гадая, как Дигойз поживает во время их маленького эксперимента.