САВАННА
— Пятнадцать минут, — раздается голос Рыжего с водительского места, пробуждая меня от дремоты.
Я смотрю в окно, отмечая, как изменился пейзаж всего за два часа езды от аэропорта. Бьюсь об заклад, если опущу тонированное окно, то смогу ощутить запах Атлантического океана. За последние несколько лет мы несколько раз выступали в Роли, и там я была ближе всего к городку моего детства с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Съезд на него мы преодолели около часа назад. Я спала, но все равно знала это. Чувствовала.
— Должны ли мы сначала ехать на студию, или хочешь отправиться в арендованный дом? Код доступа у меня уже есть.
Рыжий включает поворотник и смотрит на меня из-за темных стекол очков-авиаторов.
— В дом, пожалуйста.
В студии нас не ждут до понедельника, но мы с Рыжим решили пробраться в город пораньше, надеясь избежать толпы папарацци. Они всегда появляются там, где должна быть я. Мы вылетели из Лос-Анджелеса ночным рейсом и сами арендовали машину вместо того, чтобы лететь на чартерном самолете и брать лимузин студии. До сих пор все шло довольно хорошо. Стюард попросил меня подписать бумажный пакет для его младшей сестренки, а в аэропорту в мою сторону кинули несколько любопытных взглядов, но так происходит всегда, когда я беру с собой Зигги. В основном мы оставались незамеченными. Прессе меня еще никто не выдал.
Рыжий вбивает в GPS адрес арендованного дома, а затем сворачивает к центру города. Мы проезжаем мимо симпатичных магазинчиков, кафе и баров, и я наблюдаю, как по тротуарам прогуливаются люди, едят мороженое и потягивают кофе со льдом. Я мельком вижу дельту реки и набережную, а затем магазины сменяются историческими зданиями и кирпичными строениями. Рыжий сворачивает в переулок и останавливается у кованых железных ворот. Опустив окно, он набирает код, и как только ворота открываются, въезжает в мощеный двор. Мы еще даже не вошли внутрь, а я уже счастлива, что решилась остановиться в арендованном студией доме вместо гостиничного номера. Я устала жить в отелях и туристических автобусах.
— Чертовски очаровательно, — говорю я, рассматривая каменную кладку и плитку на воротах гаража. — Никогда бы не подумала, что снова здесь окажусь.
— Будем надеяться, папарацци тоже понадобится время, чтобы понять это, — замечает Рыжий, нажимая на присланный нам пульт от гаражных ворот и трогаясь вперед.
Припарковавшись, он открывает багажник, затем выбирается из машины и забирает наши чемоданы. Я закидываю рюкзак на плечо и хватаю гитару.
— Пошли, Зиггс, — зову я, открывая заднюю дверцу и выпуская своего приемного щенка наружу.
Она виляет хвостом так сильно, что все ее тело извивается, и я с минуту просто любуюсь ею с глупой улыбкой на лице. Она бегает и обнюхивает гараж, затем устремляется в огороженный двор и находит место, чтобы пописать.
— Хорошая девочка, Зизи, — воркую я, и она подскакивает ко мне и атакует мою руку и колено слюнявыми поцелуями.
Не верится, что чуть не оставила ее в Лос-Анджелесе с няней. За восемь коротких месяцев с тех пор, как я взяла ее из приюта, моя девочка Зигги стала моей семьей. Самое легкое и лучшее импульсивное решение, которое я когда-либо принимала. Этот странный шерстяной шарик энергии стал трезвым компаньоном, в котором я и не понимала, что нуждаюсь (Прим.: трезвый компаньон, «трезвый тренер» или «тренер по восстановлению» — это компаньон для человека, который борется с той или иной зависимостью. Они постоянно составляют компанию людям, тем самым помогая им не свернуть с пути истинного на ранних этапах восстановления). Рыжий тоже ее любит, хоть и не показывает этого. Присев, я чешу ее за ушами и у хвоста, как ей нравится.
— Молодец, девочка.
Рыжий откашливается, и я смотрю вверх и вижу, что он ждет в открытом дверном проеме. Я закатываю глаза и заставляю себя встать.
— Пойдем, Зигги, мы не можем заставлять старика ждать.
Рыжий хмыкает, затем направляется в дом, и я следую за ним, а Зигги — за мной.
Как только я переступаю порог, то сразу же влюбляюсь в дом.
То, что с улицы выглядело непритязательным кирпичным зданием, внутри оказалось роскошным и причудливым. Все в нем представляет собой идеальное сочетание шика и уюта с самыми очаровательными модными деталями. Кирпичная кладка на стенах, красочные ворсистые коврики и витиеватые светильники усеивают весь первый этаж. Открытое пространство ведет к лестнице у дальней стены, поднимающейся на второй этаж, и далее на террасу на крыше с видом на воду. Я была заинтригована фотографиями дома, когда студия прислала их мне по электронной почте, но, увидев его воочию, он абсолютно очаровал меня.
Я провожу пальцами по бело-серой мраморной столешнице кухонного островка со встроенной раковиной и винным холодильником, а затем иду в гостиную. Падаю на большой мягкий темно-фиолетовый диван, а Зигги вскакивает рядом, опускает мордочку мне на бедро, и я откидываю голову на спинку дивана.
— Это, должно быть, один из самых удобных диванов, на которых я когда-либо сидела, — заявляю я и слышу позади себя смешок Рыжего.
Я снова сажусь прямо и смотрю на книгу на журнальном столике с историческими фотографиями этого района, затем заставляю себя встать, несмотря на желание тела продолжить тонуть в плюшевой неге. Зиггс даже и ухом не ведет, и я ее не виню. Думаю, она нашла свое любимое место в доме. Бросив взгляд на Рыжего, я указываю на потолок.
— Пойду, проверю второй этаж.
Все выглядит так, как на фото. В главной спальне стоит большая двуспальная кровать и есть ванная комната с гидромассажной ванной и паровым душем. Вторая спальня немного меньше, но к ней также примыкает ванная комната, что заставляет меня чувствовать себя лучше, так как именно там остановится Рыжий. Он большой парень, но если я предложу ему главную спальню с большой двуспальной кроватью, он ни за что не согласится.
Затем я нахожу дверь на террасу на крыше.
Здесь чертовски красиво. Меня окружают мерцающие фонари и стильная садовая мебель, а небольшое место для костра и кухня на открытом воздухе делают территорию невероятно впечатляющей, но мне больше всего нравится беспрепятственный вид на устье реки и набережную. С этой террасы я хочу любоваться закатом и рассветом. Хочу разжечь костер и играть на гитаре под звездами.
Воодушевляющая картина будоражит недолго, а затем меня накрывает волна печали.
Мне не хватает моей группы.
Несколько лет назад нам бы здесь очень понравилось. Закрыв глаза, я могу себе представить, как мы играем вокруг тлеющих углей под мерцание фонарей и смех Мэйбл. Джона — вечная наседка — позаботится о том, чтобы обеспечить нас всем необходимым, принести напитки и разжечь костер. Торрен, задумчиво ухмыляясь, будет отпускать идеальные шуточки в нужное время.
Образ вызывает улыбку и жжение в глазах.
Я скучаю по тому веселью. Как раньше, до того, как мы стали закидываться алкоголем и наркотиками, теряя всякое подобие реальности. Когда они были моей избранной семьей, а не моими деловыми партнерами по контракту. Когда мы действительно нравились друг другу.
Со вздохом я снова обращаю внимание на устье реки. Это участок длиной в тридцать миль, смешивающийся с соленой водой Атлантики, до встречи двух водных потоков, где вдоль набережной кипит энергия ресторанов, кафе, магазинчиков. В нескольких кварталах отсюда есть площадка, где группы могут играть в теплые летние месяцы.
Я выросла примерно в часе езды отсюда, но мне так и не удалось здесь побывать. Я никогда не видела эту набережную. Никогда не ступала ногой в океан в конце нее. Никогда даже не думала об этом городе до самого первого турне. Здесь мы выступали все еще под названием Savannah Alt. Только после нашего первого концерта за пределами округа Колумбия мы переименовались в «Бессердечный город». Как раз вовремя, потому что на нашем втором шоу по округу мы дебютировали с «Just One More», и это все изменило.
Однажды в интервью нас спросили: почему мы назвали группу «Бессердечный город». И Джона ответил за нас.
«Концепция родного городка может вызывать внутренние эмоции. Люди либо любят свой родной город, либо ненавидят его. Они принимают его таким, каков он есть, никогда не хотят из него уезжать или же убегают так далеко, как только могут. Но для нас идея «никогда не уезжать» означает избегать роста и перемен. Эти вещи — новые вещи, другие вещи — не вписываются в рамки «родного города», а родной город бывает по-настоящему уютным, пока вы не попытаетесь вырваться из общепринятых рамок. Для таких людей, как мы, людей, которые на самом деле не вмещаются в эти рамки, родной город может стать удушающим. Стать бессердечным».
Какое-то время мы все сидели молча, кивая и обдумывая ответ Джоны. Помню, я обрадовалась, что ответил именно он, потому что не была бы столь красноречива. Я бы сказала, что мои самые страшные, лишающие сил горести до сих пор живут в моем родном городке. Ответ Джоны был лучше.
Вначале он был гораздо более громогласным и харизматичным. Парнем, у которого в спортивной сумке всегда лежал классический роман. Который между чтением книг ради развлечения разгадывал кроссворды. Какой контраст с тем, каким он стал сейчас. У меня сердце сжимается от этих воспоминаний, а потом я улыбаюсь.
Во время того интервью, после того как его ответ ошеломил нас всех и заставил потерять дар речи, Джона рассмеялся, а затем с ухмылкой сказал: «Кроме того, это просто чертовски круто звучит».
И это был Джона. Проницательный и глубокий, с трезвым умом, всегда сглаживающий острые углы.
Я подхожу к перилам на краю крыши и облокачиваюсь на них, наклоняясь вперед и делая глубокий вдох. Воздух здесь лучше, чем в Лос-Анджелесе. И намного тише. Я слышу, как река плещется о скалы и лодки. Слышу тихую болтовню, смех и музыку. Таким мир я никогда не знала. Спокойный и расслабляющий. Содержательный.
Иногда я размышляю, где бы оказалась, не добейся группа успеха. Это иллюзорная игра, в которую я играю сама с собой. Я романтизирую гипотезу. Пытаюсь обмануть себя, думая, что была бы здоровее и счастливее. Пытаюсь представить себя одной из тех нормальных людей на набережной, потягивающих латте со льдом и болтающих о повседневной жизни.
Однако иллюзия никогда не длится долго. Реальность всегда врывается, напоминая мне, кем я была до того, как стала Сав Лавлесс. Нищей стриптизершей с многообещающей проблемой злоупотребления психоактивными веществами. Сбежавшим подростком из гнилой семейки. Уязвимой добычей для отвратительных, порочных людей.
Мне приходится смеяться над собой, иначе я заплачу.
Дело не в том, что я не благодарна за свое настоящее. Я благодарна. За поклонников, успех, деньги. У меня есть гребаный Грэмми. Этой роли в кино многие актеры добиваются на протяжении всей своей карьеры. Мне повезло, и я это знаю. То, что представитель лейбла услышал в баре округа Колумбия «Just One More» и разглядел потенциал «Бессердечного города», изменил всю мою жизнь.
Но в последнее время…
Черт, иногда я жалею, что он нас заметил, и даже не знаю, что это говорит обо мне.
— Малышка.
Вздрогнув, я поворачиваюсь к двери и вижу Рыжего, стоящего на террасе со скрещенными на груди руками и окидывающего меня оценивающим взглядом.
— Никакого прикрытия, — замечает он, оглядывая соседние крыши. — Любой, у кого есть камера на телефоне, может тебя снять. А с хорошим объективом это не составит труда сделать и с одной из тех лодок на реке.
Я фыркаю и качаю головой.
— Какой же ты обломщик веселья, — говорю я, подходя к нему. — Ты просто высасываешь удовольствие из всего.
Он поднимает бровь.
— А ты все еще помнишь, как веселиться?
Я бью его в живот, и он притворяется, будто ему больно, затем молниеносно приседает, выбрасывает ногу и делает мне подсечку. Я с глухим стуком приземляюсь на задницу.
— Мог хотя бы попытаться поймать меня. — Я стону, распластавшись на полу, и закрываю лицо ладонями.
— Мог, но не хотел лишать себя удовольствия.
Я кряхчу и пинаю его по ноге.
— Мудак.
Рыжий усмехается, затем подает мне руку.
— Вставай. Твоя дворняга начинает вести себя беспокойно. Не хочу, чтобы она съела диван.
Я тянусь к его руке и позволяю поднять себя на ноги, затем иду к двери.
— Она бы не стала его есть, — утверждаю я с уверенностью, которой не чувствую.
Он ничего не говорит, потому что знает, что я вру.
Я спускаюсь по лестнице на первый этаж и вижу, что Зиггс кружит у кухонного островка. Определенно, всего в нескольких секундах от того, чтобы съесть диван.
— Хочешь прогуляться по центру? — спрашиваю я Рыжего, и он качает головой, как я и ожидала. — Брось, Рыжий. Мы приехали в город на несколько дней раньше. Никто еще не знает, что я здесь. Мне хочется немного разведать местность до неизбежного преследования на каждом шагу.
Он раздумывает с секунду, затем неохотно кивает. Я улыбаюсь ему, затем бросаюсь к своему рюкзаку и достаю бейсболку. Собираю волосы в свободный пучок на затылке и низко натягиваю козырек на глаза, после чего надеваю солнцезащитные очки-авиаторы.
— Ты все равно похожа на себя, — замечает Рыжий, и я громко вздыхаю.
— Обломщик веселья.
Я подзываю Зигги, пристегиваю поводок к ошейнику и беру браслетик с мешочками для собачьих какашек. Затем, просто чтобы повредничать, бросаю браслет Рыжему и мило улыбаюсь. Он бесстрастно надевает его на запястье, и я закатываю глаза.
— Идем, Зигги, — говорю я, почесывая ей голову. — Давай прогуляемся.
Она кружит у моих ног и дышит, как сумасшедшая, вызывая у меня улыбку, но потом Рыжему просто необходимо все испортить.
— Кольцо, — напоминает он, и мои плечи напрягаются от раздражения.
— Нет.
— Да, Саванна. — Его голос суров, он использует отцовский тон, с которым у меня отношения любви/ненависти. — Ты согласилась. Пока не примешь решение, носи кольцо.
— Это так тупо, Рыжий. Это низкий и стрёмный ход, и ты это знаешь.
Он кивает.
— Херня полная. Но если не хочешь объявить о своей замене, ты должна его надеть. И, Саванна, я действительно не думаю, что ты хочешь, чтобы тебя заменили.
Я вздыхаю, затем со стоном топаю ногой, как ребенок. Весь этот бардак вызывает у меня желание разозлиться и закатить эпичную истерику. Но Рыжий прав, поэтому я неохотно копаюсь в рюкзаке в поисках бархатной коробочки с обручальным кольцом. Не глядя, напяливаю его на палец.
Кольцо великолепно. Это бесит меня чуть ли не больше, чем само предложение. Торрен знает меня лучше большинства людей. Изумруд в три карата с каплевидной огранкой на простом золотом обруче — это то кольцо, которое я бы прикрепила к доске свадебных образов, если бы была из тех, кто таким увлекается. Что заставляет меня задуматься, не описала ли я ему однажды это кольцо, когда находилась под кайфом, а потом благополучно об этом забыла.
Рыжий уже стоит у двери с Зиггс, поэтому, когда я подхожу к нему, делаю вид, будто собираюсь взять поводок. Когда он протягивает его мне, я хватаю его за руку, бросаюсь на него всем весом и делаю идеальную подсечку, разворачиваясь в сторону, так что он с грохотом приземляется на задницу. Я громко смеюсь, затем указываю на него, виляя бровями.
— Ты становишься медлительным.
Он встает на ноги.
— А ты становишься быстрее, когда трезвая.
— Знаю, — ухмыляюсь я, кольцо на пальце почти забыто.