Между никогда и навечно

Глава 41

ЛЕВИ

Аромат свежеприготовленного кофе и звуки гитары окутывают меня еще до того, как мои ноги касаются ступеней лестницы.

Войдя в гостиную, обнаруживаю Сав и Бринн на диване, Мэйбл, скрестив ноги, сидит на кофейном столике, а Кэмерон растянулась на двухместном диванчике. Все взгляды устремляются на меня, и один за другим меня встречают с разным уровнем энтузиазма.

— Доброе утро, папочка, — с улыбкой говорит Бринн.

Не успеваю я ответить, как Мэйбл и Сав в унисон щебечут:

— Доброе утро, папочка!

Я выгибаю бровь. Сав озорно ухмыляется, а Мэйбл пытается не рассмеяться. Я качаю головой, и Мэйбл начинает так сильно смеяться, что чуть не падает со столика.

— Эм, доброе утро, мистер Купер, — говорит Кэмерон, и я киваю.

— Доброе утро. — Я снова смотрю на Мэйбл. — Когда ты пришла?

Она ухмыляется и садится прямо.

— Примерно час назад. Хэм с парнями скоро должны быть здесь.

Точно, встреча. Я и забыл. Мэйбл проводит здесь большую часть дня, но обычно появляется около одиннадцати после утреннего занятия горячей йогой. Встреча объясняет причину ее столь раннего присутствия.

— Кофе готов, милый, — говорит Сав, после чего возвращается к игре на гитаре.

Утром Саванна предпочитает латте, и для этого у нее есть модная эспрессо-машина, но я от нее не в восторге, поэтому мы заказали в Интернете обычную кофеварку. Однако Сав заставляет меня использовать ее импортные кофейные зерна и молоть их самому.

«Когда ты стала кофейным снобом», — спросил я ее как-то.

«Когда мне пришлось перестать быть снобом виски и кокаина», — отшутилась она в ответ.

Туше.

— Спасибо, — говорю я ей и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в голову, а потом иду на кухню и наливаю себе чашку кофе.

Прислонившись к стойке и попивая кофе, гляжу в окно и слушаю смех, доносящийся из гостиной. Гитарные аккорды. Смех. Снова гитара. Больше смеха. Саванна писала в своей записной книжке при каждом удобном случае, и сейчас она редко куда-либо ходит без гитары. Ее креативность и страсть поражают меня, и я подозреваю, что этот альбом станет их лучшим.

Входная дверь открывается, и в комнату врывается Зигги, следом за ней — Шэрон и Рыжий. Шэрон выгуливает собаку по утрам и после обеда, и Рыжий присоединяется к ней.

— Вы все еще в пижамах? — спрашивает Шэрон у Кэмерон и Бринн, потом смотрит на часы. — Через час нам надо быть там, куда вы хотели пойти, а дорога туда займет тридцать минут.

— Вот, блин, — говорит Бринн, вскакивая с дивана и устремляясь вверх по лестнице с Кэмерон на хвосте. — Сейчас вернемся!

— Что на этот раз: 3-D моделирование из бумаги или комиксы? — спрашиваю я Шэрон.

Она лучше меня справляется с тем, чтобы не отставать от недавно пополнившегося и постоянно меняющегося расписания занятий Бринн.

— Скейт-парк.

Я склоняю голову набок.

— Скейт-парк?

Бринн сбегает вниз по лестнице, одетая в шорты, майку и теннисные туфли, со скейтбордом под мышкой. Я перевожу взгляд со скейтборда на Саванну и вижу, что она уже ухмыляется мне. Это ее рук дело.

— Не волнуйся, папочка. Босс будет в шлеме, наколенниках и защите для запястий.

Я прищуриваюсь на нее.

— Еще раз назовешь меня папочкой… — угрожаю я, а она хихикает и виляет бровями, давая понять, что я обязательно выполню свою угрозу позже.

— Папа, пожалуйста, подпиши этот отказ, — вмешивается Бринн, кладя бланк на прилавок передо мной. — Это для того, чтобы ты не мог подать на них в суд, если я сломаю руку, ногу или что-нибудь еще.

Я давлюсь кофе, а Сав и Мэйбл взрываются смехом. Я перевожу взгляд на них, затем на Бринн. Она скачет с ноги на ногу, явно взволнованная тем, что пойдет в скейт-парк и сделает то, что может привести к перелому одной или нескольких костей.

— Почему я узнаю об этом только сейчас? — спрашиваю я, просматривая текст отказа.

— Мы узнали о парке только вчера, — отвечает Шэрон. — Из брошюры в местной библиотеке. Утром распечатали отказ.

Хм. Отказ от ответственности. Скейтборд. Возможный перелом. Я смотрю на Рыжего.

— Я буду там, — заверяет он, и я слышу драматичный вздох Бринн.

Я перевожу внимание на Кэмерон.

— А ты?

— О, хм, я не катаюсь. Просто буду смотреть и играть с Зигги.

Я снова смотрю на Шэрон.

— Ты присмотришь за угрозой?

— Эй! — Сав смеется. — Будь добр к моему ребенку. Она не угроза. Ее просто неправильно понимают.

— Она угроза, — говорим мы в унисон с Рыжим и Мэйбл, затем Мэйбл кряхтит, когда Сав шлепает ее декоративной подушкой. Я ухмыляюсь им, пока Бринн не издает стон.

— Пап, пожа-а-алста, поторопись. Рыжий водит как старушка, мы опоздаем.

Сав фыркает, а Шэрон улыбается, но Рыжий даже и бровью не ведет. Мужчина заслуживает прибавки.

Я смотрю в глаза дочери. Они блестят от волнения, а на ее щеках от калифорнийского солнца появились веснушки, которых не было несколько месяцев назад. Это делает ее больше похожей на ребенка, которым она и является, и меньше на подростка, на которого намекает ее поведение. Со всем тем дерьмом, через которое она прошла за свои восемь лет жизни, для меня облегчение видеть искреннюю улыбку на ее лице.

Раньше мне было трудно заставить Бринн выйти из дома. Ей не хотелось пробовать что-то новое или знакомиться с новыми людьми. Ей не хотелось быть ребенком, и эгоистичная часть меня не возражала. Мне нравилось, что моя дочь предпочитает проводить время со мной в офисе, а не с детьми ее возраста. По крайней мере, так я знал, что она в безопасности.

После переезда к Саванне зона комфорта Бринн, в которой когда-то было место только для меня, Шэрон и видеочатов с Кэмерон, расширилась и теперь включала весь Лос-Анджелес. И хотя я знаю, что это изменение к лучшему, адаптируюсь к этому с трудом.

Я глажу темно-каштановые кудри Бринн.

— Мне больше нравилось, когда все, что ты хотела делать, это играть со мной в Скраббл, — честно говорю я. — Для этого не требовался отказ от ответственности.

Бринн усмехается.

— Да, но ты не можешь научить меня делать сальто на 360.

Я смеюсь и киваю, затем вытаскиваю ручку из ящика рядом со мной.

— Верно подмечено, Босс.

Я подписываю отказ и вручаю его Шэрон как раз в тот момент, когда раздается стук в дверь. Бринн обнимает меня за талию, и я крепко обнимаю ее.

— Спасибо папа.

— Шлем, наколенники и защита для запястий, — напоминаю я, когда она отступает и закатывает глаза. Я поднимаю брови и бросаю на нее строгий взгляд.

— Шлем, наколенники и защита для запястий, — повторяет она, кивая.

— Повеселись, детка.

Бринн улыбается.

— Люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, Босс.

Бринн, Кэмерон, Рыжий и Шэрон выходят из парадной двери одновременно с входящими Джоной, Хаммондом и Торреном. Все обмениваются приветствиями, и я не упускаю из виду, как рука Рыжего перемещается к середине спины Шэрон, когда они уходят. Я выгибаю бровь и делаю глоток кофе.

Интересно.

В последнее время они много времени проводят вместе. Это защитная привычка или нечто большее?

Я молча опираюсь на стойку, пока участники группы Саванны рассаживаются кто куда, а Хаммонд в гребаном сшитом на заказ костюме в девять утра воскресенья стоит посреди гостиной и просматривает свой телефон.

На этой «встрече» обсуждаются планы следующего альбома «Бессердечного города». Для которого Сав уже начала писать. Когда я спросил ее, не следует ли обсудить нечто подобное в более формальной обстановке, возможно, в офисе или в конференц-зале студии, она расхохоталась и погладила меня по голове, будто наивного ребенка.

Впрочем, я не наивен. Я просто хочу, чтобы все получилось. Чтобы новая эра «Бессердечного города» была идеальной для Саванны. Ей это нужно, и она, черт возьми, этого заслуживает. Я не хочу, чтобы что-то или кто-то снова отнял у нее счастье.

Я осматриваю собравшихся в гостиной людей.

Сначала мой взгляд останавливается на миниатюрной розововолосой барабанщице.

Я довольно хорошо узнал Мэйбл за месяцы, прошедшие после пожара. Она почти единственная подруга Саванны, и хотя я знаю, что отношения между ними какое-то время были напряженными, они кажутся такими же близкими, как и много лет назад в Майами. Мэйбл примчалась в больницу, когда узнала о пожаре, и проводила здесь почти каждый день с тех пор, как мы вернулись. Мэйбл меня не беспокоит.

Но Торрен…

Мой взгляд скользит по Торрену Кингу, и по тому, как он напрягается, я понимаю, что он чувствует мой взгляд. Хорошо. Гребаный мрачный ублюдок. Он думает, я не вижу, как он смотрит на Сав краем глаза. Как постоянно наблюдает за ней. Но рыбак рыбака видит издалека, и как человек, который точно знает, каково это быть завороженным хаосом Саванны, я могу заметить это за много миль. А Торрен? Пусть отрицает это сколько угодно, но меня не обмануть. Засранец все еще зациклен на моей девушке. Это почти вызывает во мне сочувствие к нему. Почти.

Я доверяю Саванне, когда она говорит, что между ними больше никогда ничего не будет.

Черт, я даже верю, что Торрен не попытается ее вернуть.

Что меня беспокоит, так это то, сможет ли он на самом деле двигаться дальше или все испортит Сав. Я бы не исключил возможности того, что размышления о непоправимом горе вынудят его покинуть группу посреди тура.

Словно услышав мои мысли, Торрен поворачивает ко мне голову и встречается со мной взглядом. Не прерывая зрительного контакта, я подношу чашку к губам и делаю еще глоток кофе. Его глаза сужаются, но ни один из нас взгляда не отводит. Только после того, как Хаммонд зовет Торрена, связь обрывается, и он снова возвращается к встрече.

Ненадолго позволяю голосу Хаммонда проникнуть в мои мысли — что-то о возможных названиях альбома, флюидах, видениях — прежде чем отключиться и посмотреть на Джону.

Джона — загадка, а значит, самая опасная темная лошадка.

Он совсем не похож на парня, которого я встретил в Майами. Тот Джона был ответственным и харизматичным. Дружелюбным. Остроумным. Заботливым.

Но этот Джона? Его я не знаю.

Обычно он говорит только тогда, когда к нему обращаются, редко улыбается, и я никогда не слышал его смеха. Единственный раз, когда я вижу, что он проявляет другие эмоции, кроме разочарования или апатии, это во время игры на инструменте.

И я знаю, что он не ушел бы из группы добровольно.

Я пробегаю по нему глазами. Он сгорбился в кресле, но трезв и внимателен. От Сав я знаю, что он уже пять месяцев в завязке. Его бы вообще не пустили в дом, если бы он употреблял наркотики — у нас здесь даже алкоголь не держат — и это домашнее правило, с которым никто не спорит. Так безопаснее для Бринн. Так лучше для всех. Джона не исключение, и все изо всех сил стараются не вести себя с ним так, будто ходят вокруг него на цыпочках, словно он бомба замедленного действия. Но у них ничего не выходит. К нему относятся, как к ребенку, и я вижу, что он это понимает.

Я наблюдаю за его лицом, пока он внимательно слушает голос Хаммонда. Он поворачивает голову к тому, кто говорит, но сам сидит молча.

Джона заставляет меня нервничать больше всего, и мои инстинкты работают на пределе, пытаясь найти решение. Чтобы защитить Сав. Чтобы она была в безопасности и счастлива. Чтобы помочь и все исправить.

Я ухмыляюсь, когда в моей памяти всплывает голос Сав. Она называет это моим комплексом спасителя. Говорит, что это реакция на травму. Может быть, она права. Обычно так и бывает.

Кажется немного сюрреалистичным, когда я думаю об этом.

Самая крутая рок-группа в музыкальной индустрии тусуется у меня дома — черт возьми, я влюблен в одну из самых популярных знаменитостей в мире — но это также нормально, как и дыхание. Такое ощущение, что я нахожусь именно там, где должен быть, и в то же время очень далек от того, как я себе представлял свою жизнь.

В кармане звонит телефон, напоминая, что у меня запланирован деловой разговор с Дастином о «Восточном побережье». Мы привыкаем к разнице во времени.

Я допиваю кофе и ставлю чашку в раковину, прежде чем снова заглянуть в гостиную. Озорной взгляд штормовых серых глаз устремляется на меня. Уголки пухлых губ приподнимаются, и она посылает мне поцелуй. Я ухмыляюсь и повторяю этот жест, затем подмигиваю ей, после чего возвращаюсь наверх, чтобы позвонить Дастину.

Два часа спустя я отрываю взгляд от экрана компьютера и вижу в дверях улыбающуюся Саванну.

Она пересекает комнату, направляясь ко мне, и я поворачиваюсь на кресле с явным приглашением. Она принимает его, без колебаний усаживаясь ко мне на колени. Я обнимаю ее и медленно целую, наслаждаясь каждой секундой.

— Мммм. Я скучала по тебе.

Я усмехаюсь ей в губы. Прошло всего несколько часов, но я тоже соскучился по ней.

— Как прошла встреча? — спрашиваю я, когда она прижимается лбом к моему лбу. — Спланировали свой шедевр?

Я поддразниваю, но ее взволнованная улыбка — все, что мне нужно.

— Мне кажется, этот альбом будет лучшим из всех, — шепчет она, будто боясь сказать это слишком громко. — Я чувствую это. Его будут помнить еще многие годы после того, как мы завершим свою карьеру.

Я целую ее один раз и чувствую, как ее губы дрожат. Слегка отстраняюсь и пытаюсь установить зрительный контакт, но Саванна не разжимает век.

— Детка, что не так? — Я провожу рукой вверх и вниз по ее спине. — Скажи мне.

Прерывисто вдохнув и выдохнув, она терзает зубами нижнюю губу. Ее рот изгибается в легкой улыбке, и она издает тихий смешок.

— Я просто боюсь, вот и все.

Я глажу ее по волосам, затем кончиками пальцев обвожу ее челюсть и скулы. Еще раз целую в губы.

— Боишься? Почему?

Она делает еще один глубокий вдох, открывает глаза и бьет меня по заднице бушующими в них эмоциями.

Моя сильная, смелая, свирепая девушка — обычно твердая как сталь — не что иное, как уязвимость и страх.

Я уже дважды видел ее такой, и оба раза меня это полностью выпотрошило.

— Пообещай, что не уйдешь, если возникнут трудности, — шепчет она надтреснутым от отчаяния голосом. — Я обязательно что-нибудь испорчу. Так всегда бывает. Пожалуйста, Леви, обещай мне. Обещай, что не уйдешь.

Я беру ее за руки и прижимаю их к своей груди, прямо над сердцем, затем смотрю ей в глаза.

— Ничто не заставит меня уйти, Саванна. Ничто.

Я имею это в виду каждой клеточкой своего существа. Я не потеряю ее снова. Ни из-за чего и ни из-за кого.

Она всхлипывает и снова закрывает глаза.

— Ничто хорошее никогда со мной не остается. Все хорошее либо будет уничтожено, либо сгорит дотла, либо исчезнет из-за моих глупых ошибок, либо из-за чего-то, что я не предвидела. Я чертовски боюсь, что сейчас все слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Я беру ее за плечи и нежно массирую, работая над напряженными мышцами. Ее слова ударили меня прямо в грудь. Мне понятны ее чувства. Их я тоже испытывал. Это как взбираться на гору. Как не иметь возможности спокойно вздохнуть. Как держать всех на плаву, а самому тонуть.

Но всем своим существом я знаю, что теперь все будет по-другому.

— Я понимаю, почему ты так думаешь, — мягко говорю я. Боже, как же я, бл*ть, понимаю. — И не могу обещать, что на пути нам больше не встретиться проблем. Но могу обещать одно: что бы ни случилось, мы справимся с этим вместе. Теперь мы команда, ты и я. Мы в финале. Тебе больше никогда не придется проходить через все дерьмо в одиночку.

На мгновение она замолкает, но я не прекращаю разминать ее плечи, пока не чувствую, что напряжение уходит. Наконец она открывает глаза и встречается со мной взглядом, потом кивает.

— Хорошо, — говорит она. Всхлипнув, выдавливает улыбку, и я касаюсь большими пальцами ее щек, вытирая слезы. — Хорошо, Леви. Финал. Я и ты.

— Финал. Вселенная чертовски нам задолжала.

Она смеется, и я присоединяюсь к ней.

— Еще как.

Прижавшись поцелуем к ее губам, чувствую соленый привкус ее слез. Я вдыхаю ее аромат. А потом ухмыляюсь.

— Может, плохие вещи все же случаются по какой-то причине, — нерешительно говорю я, вспоминая наш разговор многолетней давности, произнесенный шепотом в темноте моей спальне сквозь слезы гнева.

Саванна отстраняется и поджимает губы. Недолго смотрит на меня, затем выгибает бровь.

— Нет, — говорим мы одновременно.

Она снова смеется и закатывает глаза.

— Это всего лишь случайные кучи дерьма на дороге случайных людей. Тебе просто нужно пробираться через них и надеяться, в конечном итоге, добраться до поляны с цветами или чего-то еще.

Я ухмыляюсь.

— Аналогия могла бы помочь, — шучу я, и она фыркает.

— Заткнись. — Она встает, хватает меня за руку, стаскивая с кресла. — Пойдем. Завтра Кэмерон улетает домой, поэтому мы встречаемся со всеми за обедом.

Я следую за ней к двери, держа за руку, пока мы не спускаемся по лестнице, затем обнимаю ее за плечи. Мы входим в пристроенный гараж, но когда минуем ее «Порше», я замедляю шаг.

Она ухмыляется мне, выскальзывая из-под моей руки, затем идет к стене, где висит ее мотоциклетный шлем.

— Абсолютно нет, — медленно говорю я.

Она молча снимает два шлема и возвращается ко мне. Протягивает один мне, и я, как идиот, беру его.

— Я не буду этого делать. Я не водил мотоцикл со времен университета, и даже тогда получалось ужасно.

Она криво ухмыляется.

— Кто сказал, что я позволю тебе сесть за руль?

Медленно надев шлем, Сав идет к «Харлею», затем перебрасывает ногу через зверя. Поднимает щиток шлема и бросает на меня тот самый знакомый взгляд, обещающий скорые неприятности.

Выглядит она чертовски сексуально, и я уже почти сдался, но с места пока не двигаюсь. Жду.

— Брось, Леви, — напевает она, — не будь такой пиписькой.

Я ухмыляюсь и качаю головой, а потом, как всегда, сдаюсь.

Надеваю шлем и иду к ней, уже решив, что мне придется отточить свои навыки вождения мотоцикла. Это единственный раз, когда я поеду позади нее. После этого она всегда будет только за моей спиной.

Потому что я никогда не мог устоять перед Саванной Шоу.

Немного безрассудной. Немного дикой.

Полностью моей.