Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки

Глава 1

Колокол поднял меня с постели в пять утра. Собственно, мог бы и не стараться. Я уже минуты две, как лежал, пяля глаза в темноту и ожидая пробуждения. Каждый день, на протяжении двух лет просыпаться в одно и то же время под один и тот же звук – это кого угодно сделает либо параноиком, либо выдрессирует чувствовать время с точностью до секунды.

Не скажу, что мне не было приятно выбираться из теплой постели, потому как теплой она была исключительно моими стараниями. В этих кельях либо холодно, либо душно, как в тесной кладовке. Более-менее сносно тут бывает в конце весны, пока не началась летняя жара, и в начале осени, когда природа еще помнит летнее тепло и расстается с ним неохотно, по капле. Но эти благословенные времена длятся от силы две-три недели, после чего все начинается сначала.

Я торопливо оделся, накинул толстую шерстяную рясу. Сначала меня бесило это одеяние, но по опыту я знал, что в ней отменно тепло. А ведь тут почти не топят. Монастырь экономит на дровах – исключение делается для библиотеки, гостевых комнат, кухни и лазарета – наверное, для того, чтобы заранее подготовить нас к проблемам. Даже начальство порой по утрам дует на окоченевшие пальцы.

Причина этому, однако, проста, как дважды два. В монастыре постоянно проживает не так уж много народа, чтобы ради них протапливать огромные помещения. Из двух этажей жилого корпуса обитаем только первый, да и то некоторые кельи пустуют по две-три ночи подряд – когда их обитатели надолго задерживаются в библиотеке, лазарете или возле кухни. Теплое местечко – кухня. Теплое во всех смыслах слова. Там, правда, приходится вертеться, как черту в мельничном колесе, но зато спишь возле очага на мешках с мукой, и самые теплые булочки, с пылу с жару – твои. Эх, булочки с изюмом…Это, пожалуй, единственное, чего мне будет не хватать, когда я… если я…

Вместе с другими полусонными братьями вышел из жилого корпуса. До громады собора было шагов сто через двор, мимо гостиничного корпуса и палат, где обитало начальство. Там, кстати сказать, тоже топят почти круглосуточно. Ничего. Пусть ночи пока еще холодные – в конце весны нередки и заморозки – днем будет так тепло, что хоть раздевайся. Да, иногда нам разрешали снимать рясы и разгуливать по монастырю в обычной, гражданской, одежде. Но, если кто-либо приезжал в монастырь или надо было отправиться за ворота, приходилось облачаться в эту шерсть, невзирая на погоду.

Несмотря на тепло, я порой ненавижу эту рясу и мечтаю о том дне, когда смогу ее снять, чтобы больше никогда уже не надеть. Правда, с каждым днем мне все чаще кажется, что этот день никогда не настанет…

В соборе мне было скучно. Утренняя месса, наверное, нарочно придумана, как наказание – равно как и вечерняя молитва. Только в первом случае тебе еще хочется спать, а во втором – уже. Но я стоял, опустив голову и даже время от времени делал вид, что мне есть какое-то дело до происходящего.

Иногда я поднимал глаза на то место, где должна находиться статуя бога или богини. Это обычное возвышение, какие можно встретить в каждом храме или часовне. По краю невысокого, примерно в аршин, постамента выбиты ряды символов, по кругу стоят чаши-светильники и пожертвованные богомольцами свечи. Они должны озарять снизу вверх фигуру божества. Но вот парадокс – там пусто. Считается, что инквизиторы молятся всем богам сразу и потому выделять кого-то одного по меньшей мере неосторожно. Остальные могут обидеться. А вот я бы выделил одну богиню. С таким замечательным носиком…

Я скучаю без нее. Скучаю тем больше, что и она сама в последнее время не отзывается на мои призывы. То ли занята, то ли здесь ей просто некуда приходить. Даже крысам и тараканам нужны определенные условия для того, чтобы они завелись, а боги – сущности более возвышенные и сложные.

Нас на утренней молитве мало – всего дюжины полторы, не считая начальства и послушников. Еще около десятка человек избавлены от ежедневных посещений храма. Еще год назад к числу таких избранных принадлежал и ваш покорный слуга. И он – то есть, я – много бы дал за то, чтобы опять оказаться среди тех счастливчиков. Нет, не потому, что охота понежиться в холодной постели лишние полчаса. Просто это давало свободу…

Свобода… Это такая штука, которой мы не замечаем до тех пор, пока ее не лишимся. Как воздух. Он неосязаем, но вот его нехватку мы ощущаем, уже когда становится слишком поздно. С другой стороны, безвыходных положений не бывает, и даже из гроба можно выбраться. Кто-кто, а некроманты это знают лучше всех. Для меня пока еще ничего не потеряно, и главное – не упустить момент.

Колокол. Теперь можно и расходиться. Бросаю последний взгляд на пустое возвышение и горящие по его краям плошки с воском и ароматические свечи. Некоторые уже успели догореть до половины, одна чадит и, кажется, вот-вот погаснет. Я подождал немного, но она продолжала гореть. И горела, наверное, еще какое-то время после того, как все покинули храм.

Начало светать. Над стеной монастыря вставала заря. Еще немного, и начнется новый день. Для таких, как я, это наилучшее время, чтобы успеть приготовиться к тому, что начнется сразу после завтрака – доделать то, что не успел вчера, лихорадочно настроиться на кучу важных и неважных дел.

Я вернулся к себе. Комната встретила меня тишиной и пустотой. Личных вещей тут мало – все они умещаются на полке, прибитой у стола и в сундучке под кроватью. Несколько книг и стопка пергаментных листов, чернильница, светильник, смена обуви, белья и гражданская одежда, кое-какие личные мелочи. Если бы не эти мелочи для уюта, чистота и отсутствие запоров, комната вполне могла бы сойти за тюремную камеру… или монашескую келью.

И оружие.

Пожалуй, только стандартный «городской» меч и пара ножей отличает меня от моих соседей. Это – да еще и несколько украшений, которые я то ли сломал, то ли потерял. Так я всегда отвечаю, если мне о них напоминают. Вопрошающие пожимают плечами и оставляют меня в покое. До следующего раза. Украшений немного – пара колец, простое и с печатью – и медальон с двумя портретами и несколькими волосками, вложенными между ними. Будете смеяться, но это не прядка шелковистых локонов моей возлюбленной, а серовато-бурая шерсть. И лица на портретах тоже необычны – мужчина лет сорока с породистым серьезным лицом и маленькая девочка, разряженная, как кукла.

Мой брат и моя дочь. Я не видел их два года.

На столе со вчерашнего вечера разложены толстые книги, открытые на нужных страницах и несколько листов пергамента. На окне, возле свечи, восседает крупный жилистый черный кот. Любой бы испугался, заметив этого зверя. Но да я не из пугливых.

– Явился? Ну, как оно… там?

Кот нервно дернул хвостом и хрипло мявкнул. Я осмотрел его ошейник. Ничего. Опять ничего. В честности Зверя можно не сомневаться – он-то доставил мое послание по назначению. Но вот ответ… Скорее всего, его просто не было.

Опять.

– Ты устал?

– М-муф, – вздохнул-фыркнул он.

– Отдохни.

Зверь принял приглашение. Одним махом перескочил на постель, потоптался на подушке и свернулся клубком, умиротворенно урча.

Я присел к столу. Рука сама потянулась к перу, но писать и читать не хотелось. Мне вообще ничего не хотелось. Я сидел, подперев щеку ладонью, слушал мурчание кота и лениво водил пером по пергаменту. Палка-палка-огуречик…Ручки-ножки-хвостик-рожки…За окном начинался новый день. Еще один день. Через полчаса – завтрак. Потом – занятия. Опять… Опять меня будут укорять за то, что я что-то сделал неправильно или не успел доделать накануне. Эх, почитать, что ли, от скуки? Все равно делать нечего!

Я опустил глаза на раскрытую книгу. Буквы складывались в слова, я даже вроде как шептал вслух, читая, но не запоминал прочитанного.

Шаги под дверью я услышал благодаря Зверю. Мурлыканье оборвалось, кот вскочил на подушке, выгнув спину, фыркнул и исчез. А я еле успел обернуться навстречу входящему.

Мой сосед, Жижко. Обитает через три комнаты от меня. Парень на пару лет постарше, но так и светится энтузиазмом.

– Брат! Ты не спишь?

– Нет.

– Чем это у тебя тут пахнет, брат? – он наморщил нос, принюхиваясь. Жижко у нас из знатного рода и привык к изысканным ароматам.

«Серой из Бездны», – хотел сказать я, но ответил:

– Не знаю.

– Как будто котом воняет.

– Где ты тут видишь кота? – я оглядел комнату. Спрятаться было решительно негде, но мой Зверь умеет просачиваться в такие щели, что остается только удивляться, как он вообще их находит. Правда, кто сказал, что у меня обычный кот? Нет, говорить он не умеет, на крыс и мышей охотится, как обычная кошка, гадит и метит углы исправно, но в остальном…

– Понятно, – Жижко переступил порог, но дверь держал распахнутой. – Меня за тобой послали.

– Откуда?

– Оттуда, – он мотнул головой. – Брат помощник настоятеля желает тебя видеть.

– Всего-то, – притворно вздохнул я. – И зачем? Надеюсь, не поговорить о моем отчислении?

– Смеешься? – скривился он. – Тебя – и отчислят? Да я сам несколько раз слышал…

– Жаль. Я так надеялся… Ничего, надежда умирает последней.

– Шутник. Собирайся. Там что-то срочное…

– Говорю же – отчислять меня собрались, – проворчал я, бросая, как попало, перышко и начиная приводить себя в порядок.

Сосед ждал на пороге, следя за мной. Собственно, собирать было нечего. Поправить пояс – и я готов. Смятую постель заправлять не стал, как и убирать книги. В комнате надо поддерживать порядок, но я нарочно бросал свои вещи, где попало, а уборку ограничивал тем, что заталкивал мусор под кровать. Мне не хотелось быть, как все.

– Я готов.

Жижко посторонился, пропуская меня в коридор. Дверь я запирать тоже не стал. Пока там Зверь, за мое добро можно не волноваться. Да и кроме оружия и пары упомянутых безделушек, я ничем в комнате не дорожил.

– Тебе хоть сказали, что случилось? – по дороге поинтересовался я. – Может, вчера письмо какое-нибудь пришло или…

Писем я ждал уже два года. Извел столько бумаги, что хватило бы всем моим соседям до конца обучения. Писал во все инстанции – и не получил ни одной строчки в ответ.

– Не знаю я ни про какое письмо, – ответил сосед. – Но кое-что все-таки случилось. Я слышал, как о чем-то помощник настоятеля разговаривал с привратником.

С одной стороны, это еще ни о чем не говорило, но в нашем замкнутом однообразном мирке любая новость приобретала значение события мирового масштаба.

Мы прошли по дорожке мимо жилого корпуса и, обогнув палаты отца-настоятеля, вышли в проход между библиотекой и кухнями. Учебный корпус примыкал к зданию библиотеки с другой стороны, а за кухней находились лазарет, огороды и прочие службы. Сама кухня граничила с трапезной, и я невольно сглотнул – с той стороны запахи доносились умопомрачительные. Кажется, обещали рыбный день – в воздухе явственно пахло ухой и жареной рыбой. Еще немного – и прозвучит колокол, созывающий на трапезу.

– Ой, как есть охота…

– Не сюда, – Жижко прибавил шагу. – Помощник отца-настоятеля велел сразу доставить тебя к нему.

– Издеваетесь, – проворчал я. Не то, чтобы я был таким уж любителем поесть, но перед этими ароматами не устоит и святой. Кроме того, так велик был соблазн заставить себя ждать!

Мы свернули к лазарету, и внезапно стало интересно. В голове выстроилась логическая цепочка: привратник – помощник отца-настоятеля – брат-лекарь. Скорее всего, к нам кто-то приехал с важной вестью, но в таком плачевном состоянии, что был помещен сразу в лазарет. И, поскольку меня велели срочно доставить пред ясные очи помощника этого самого отца-настоятеля, важные вести явно касались вашего покорного слуги. Ох, недоброе у меня предчувствие…

Лазарет я изучил досконально. Несколько раз имел сомнительное удовольствие притвориться больным. Поначалу меня сюда клали «для профилактики», но методы лечения выбирались столь своеобразные, что лишь настоящий больной мог безропотно их терпеть. Настоящий больной – или тот, кто любой ценой пытался тут задержаться.

Начинался лазарет с передней комнаты, выглядевшей как сени в деревенском доме, откуда решили унести все лишнее. Дальше шла приемная, где брат-лекарь осматривал пациентов и раз в три месяца делал некоторым обитателям монастыря профилактические кровопускания. Мол, это способствует очищению организма, исцелению от некоторых душевных и телесных недугов и просто доставляет удовольствие. Не знаю, не пробовал.

К передней примыкали две небольшие комнатки – спальня брата-лекаря и операционная. Дальше шла большая палата, где я несколько раз отлеживался, притворяясь больным. Лаборатория, где брат-лекарь варил свои снадобья, находилась в отдельном крошечном домишке размером не больше деревенского сортира. Ароматами от него порой несло такими, что напрочь перебивало запахи кухни и отбивало аппетит даже у вечно голодных воробьев и голубей.

Меня встречали на пороге, и при виде того, кто маячил в дверном проеме, мне вдруг поплохело.

Мой куратор, пра Михарь. Тот самый инквизитор, который сыграл в моей судьбе огромную роль – и ныне оказался в числе моих наставников.

– Ой, пойду-ка я домой…

– Что с тобой? – Жижко придержал меня за локоток.

– Да вот худо мне что-то. Слабость и голова кружится… С голодухи, наверное… Если мне дадут кусок хлеба с сыром и стакан вина, да позволят насладиться этим в тишине и одиночестве…подальше отсюда…

– Не советую торопиться с завтраком, – спокойно сказал встречавший. – Ему может не понравиться…Но, если ты настаиваешь, могу лично сопроводить тебя на завтрак к отцу-настоятелю.

Рядом завистливо сглотнул слюну Жижко. Даже за деньги, которые ему присылали из дома, он не мог заставить нашего повара готовить лучше, чем тот умел и мог. И дело было отнюдь не в его неумении, а в ограниченном наборе продуктов. Но отец-настоятель питался гораздо лучше. Если бы вы видели, какие ему разносолы присылают в качестве добровольных пожертвований…

– Вы можете быть свободен, брат Жижко. А мы с братом Груви пройдем сюда…

Я смерил голубое небо долгим взглядом. Никак, допрыгался, Згашик? Что тебя там ждет? И кто?

Пра уже был в сенях и откинул крышку, ведущую в погреб.

– За мной.

Изнутри пахнуло прохладой и запахом подземелья.

– А может, не надо?

– Я не шучу, – мой собеседник посторонился. – Время дорого! Ты, кажется, собирался завтракать? Чем раньше освободишься, тем быстрее попробуешь заливное из телятины за столом отца-настоятеля.

Он что, серьезно? Ну, раз так…

Спустившись по обычной шаткой лесенке, мы оказались в просторном глубоком погребе, где тускло горел светильник, озаряя отделанные старым камнем стены, низкий потолок, выкрашенный грязно-серой краской, утоптанный до твердости камня пол и деревянную перегородку, делившую погреб на две части. С той стороны было светлее, дверца на ту половину гостеприимно распахнута.

– Прошу, – мой спутник сделал приглашающий жест.

Переступив порог, я чуть было не шарахнулся назад. На низком столе лежало мертвое тело. То есть, даже не столько тело, сколько… как бы это сказать… туша.

Нет, дело было не в размерах – они-то как раз были обычными. Просто так разделывают туши мясники на скотобойне – распоротый от горла до паха живот, перерезанные запястья и щиколотки, содранная кое-где кожа, висевший на одном лоскутке скальп…

– Это – шестнадцатый, – прозвучал над ухом голос пра. – Шестнадцатый за семь с половиной месяцев, брат Груви!

Я все еще не мог отвести взгляда от тела.

– А я тут при чем? У меня алиби…

– На теле было найдено вот это!

Перед моими глазами на цепочке закачался гильдейский знак. Увы, по иронии судьбы он был мне знаком слишком хорошо.

– Некромант…

– Да, убитый был некромантом. И, судя по всему, еще молодым?

Вопрос относился к брату-лекарю, который выглядел несколько взволнованно. Естественно, большинство его пациентов, переселяясь в иной мир, выглядели не в пример лучше. Во всяком случае, в гроб они попадали целиком, а не частями.

– Ему было примерно двадцать три или двадцать пять лет, – негромким голосом промолвил брат-лекарь. – Точнее я ничего сказать не могу.

– Двадцать пять лет, – задумчиво повторил пра, покачав у меня перед носом знаком гильдии, который имеют право носить только выпускники Колледжа Некромагии и действительные цеховые мастера. – Значимый возраст, не правда ли, брат Груви?

Я старательно отвел взгляд от покачивающегося медальона. Если кто-то пытается меня загипнотизировать, он зря старается.

– А я-то тут при чем?

– А при том, что это шестнадцатый молодой некромант, погибший при загадочных обстоятельствах за последние семь с половиной месяцев, – донесся до уха вкрадчивый шепот. – Каюсь, точная статистика не велась. Трудно понять, какой случай был первым и когда это началось. Как и невозможно отследить все смерти. Кроме шестнадцати погибших, за тот же период расстались с жизнью еще несколько человек. Трое пропали без вести и тела до сих пор не найдены. Еще одного заколол ревнивый муж, застав в будуаре супруги, в чем мать родила. Второй утонул, свалившись пьяным с моста, одного зарезали в темной подворотне, двое других закололи друг друга на дуэли – вернее, один погиб, а второй скончался через несколько часов после него. Восемь случаев за полгода в целом по стране – это еще куда ни шло. Но на фоне тех шестнадцати…

– И вы думаете, что это… я?

– Знаете, в истории известны и такие случаи, – совершенно серьезно кивнул мой собеседник. – Но в данной ситуации, как вы только что заметили, брат, – он внезапно перешел на официальный тон, – у вас железное алиби.

– Скорее, каменное, – перед глазами встали стены монастыря высотой в три человеческих роста. Перебраться через них без специального снаряжения и в одиночку не представлялось возможным.

– Как вам будет угодно, – пра Михарь был спокоен, как судья при вынесении смертного приговора. – Как бы то ни было, мы имеем ряд странных смертей, на первый взгляд совершенно не связанных между собой.

– В смысле? – я все еще ничего не понимал. Ну, кое о чем догадывался, но…

– Шестнадцать смертей. Наряду с естественной, так сказать, убылью, которая и является официальной статистикой, это чересчур много. Причем в последние полгода, начиная примерно с середины зимы, смерти посыпались буквально, как снегопад. Одиннадцать за четыре месяца. Это чересчур. Пока их количество не слишком превышало, так сказать, естественную убыль, мы сохраняли относительное спокойствие. Ну, подумаешь, погиб некромант. Так сказать, перешел на темную сторону… Но когда за сравнительно короткий промежуток времени гибнет столько некромантов, тут призадумаешься!

– О чем? Что не вам первым в головы пришла столь умная идея избавляться от врагов?

Брат-лекарь, присутствовавший при разговоре, как-то странно захлопал глазами – как человек, которого внезапно осенила идея.

– Это было бы неплохо, – кивнул пра. – Вашего… то есть, вот его, – кивок в сторону трупа, – брата в последнее время развелось столько, что хоть…м-м…А знаете, это хорошая мысль! И как мне самому не пришло в голову… Я начинаю думать, что был прав.

Его длань простерлась величественным жестом – ни дать, ни взять, суровый король решил поблагодарить отличившегося вассала милостивым похлопыванием по плечу. Но наглый или чересчур самоуверенный вассал поспешил уклониться от знака монаршьей милости, да так удачно, что въехал локтем в полку с какими-то горшками и плошками. Часть посуды с радостным грохотом посыпалась на пол, после чего мы все трое резво скакнули в разные стороны. Брат-лекарь кинулся спасать остальную посуду и ее содержимое, а мы – подальше от него, чтобы не попасть под горячую руку. Теперь нас разделял стол и тело на нем.

– Это действительно интересная мысль, брат Груви, – как ни в чем не бывало, продолжал инквизитор. – Некоторое время на рынке труда действительно наблюдался некий переизбыток молодых специалистов. Вы ведь застали те благословенные времена…

Да уж, точнее не скажешь. Благословенные – в том смысле, что четыре года назад мы все были моложе, чище, наивнее и с открытым сердцем смотрели на мир, исполненные оптимизма и энтузиазма. И нас не останавливало то, что примерно две трети выпускников Колледжа Некромагии не могут найти работу по специальности. Каждый надеялся, что повезет именно ему. Кое-кому действительно везло…

– Четыре года назад – для некромантии практически настоящее время, – голос пра глухо звучал в подвале. – За это время из стен Колледжа вышло почти двести молодых специалистов. И шестнадцать из них скончались относительно недавно. Учитывая тот факт, что точно подсчитать количество погибших мы не смогли – те восемь случаев тоже не стоит сбрасывать со счетов, как и тех, кто расстался с жизнью в позапрошлом, например, году, когда статистика еще не велась! – выходит, что погиб каждый восьмой выпускник. Это много для любого учебного заведения. А в случае с мертвыми некромантами – и подавно.

– Ой, кто бы говорил! «Хороший некромант – мертвый некромант!» Не подскажете, где я это слышал?

– Обнаглел, – спокойно констатировал пра. – Это хорошо. Значит, есть шанс.

– Какой? Стать семнадцатым?

– Стать первым.

Это намек? На что? На отчисление?

Наверное, я все-таки произнес эти слова вслух, потому что мой куратор вздохнул:

– И когда вы уйметесь?

– Никогда!

– Очень жаль. Я надеялся, что у вас проснется хотя бы любопытство…

– По поводу?

– По поводу того, кто и зачем начал истребление молодых некромантов.

– А вы уверены, что это именно истребление? И что виновного действительно надо искать?

Брат-лекарь закончил уборку, и пришлось посторониться, сохраняя дистанцию.

– По первому вопросу уже давно все решено. Мы почти полгода, с тех пор, как заметили нечто странное, вели наблюдения, анализировали, просчитывали варианты и выдвигали версии. Это именно истребление, брат. Такого количества смертей среди представителей других профессий за тот же промежуток времени не наблюдается вообще… за исключением военных и городской стражи, разумеется, но эти люди гибли всегда по, так сказать, объяснимым причинам. Нет, тут все иначе. Умирают молодые, здоровые, активные молодые люди. Большинство ничем не болело, никто не имел явных врагов, долгов и не боялся за свою жизнь – по крайней мере, до последней минуты. И все были выпускниками Колледжа, молодыми специалистами…

– Неопытными, – на память сам собой пришел мой первый рабочий день. За неполные сутки опростоволоситься дважды и чудом не погибнуть, попав под каскад смертельных заклинаний…

– Хотите сказать, это были несчастные случаи на производстве? Да, таковые тоже имелись.

– Что?

– Именно так. Мы учитывали и эту… естественную убыль. Поверьте, брат, с теми выпускниками, которые не сумели справиться с чересчур сложными заданиями и погибли «на работе», статистика выглядит еще хуже.

– Сколько?

– Немножко. Всего семеро за год. Двух разорвали упыри, еще одного утянули под воду русалки, четвертый погиб при взрыве лаборатории, а трое остальных не сумели совладать с неупокоенными духами и, так сказать, пополнили их число. Как видите, все случаи легко объяснимы.

Ничего себе «немножко»! И если сам факт смерти действительно легко объясним, то как объяснить наличие диплома у этих неучей? Ну, я-то ладно, обычный троечник, к тому же так и не сдавший экзамена по воскрешению мертвых. Но остальные…

– А этот, выходит, не объясним? – кивнул на тело на столе.

– Да. Кроме порезов на суставах и почти полностью снятого скальпа, других повреждений не было.

– А вот это? – я ткнул пальцем в разрез. Словно начинка внутри расстегая, там темнела масса внутренностей.

– Это я, – подал голос брат-лекарь. – Очень хотелось узнать, нет ли иных причин смерти, и действительно ли покойник был совершенно здоров?

– Ну и как?

– Вынужден констатировать, что самоубийство из-за того, что внезапно узнал о неизлечимой болезни, исключено.

– А что, разве других причин для самоубийства нет? Нормальный человек, когда заболевает, бежит лечиться, а не спешит избавить врачей от хлопот!

– Болезнь болезни рознь. Может, он боялся кого-то заразить…

– Например, чумой?

– Не обязательно. Бывают и другие опасные заболевания, в том числе и еще не открытые наукой…

– Тогда как он узнал…

– … что у него неизвестная болезнь? Увы, эту тайну он унес с собой в могилу…

– Ненадолго. Если он некромант, то не мог не знать, что труп можно поднять и допросить…

– А вы начинаете думать, – нарушил наш диалог пра Михарь, о котором мы оба немного забыли. – Я начинаю думать, что не ошибся в своих рекомендациях.

Похвала из уст этого человека звучала, как угроза.

– В рекомендациях, как испортить мне аппетит перед завтраком? Должен огорчить – ничего у вас не получилось!

Желудок действительно недовольно ворочался внутри, намекая, что по расписанию его уже пора бы чем-нибудь наполнить. Ассоциации с расстегаем пришли на ум не просто так. Особенно если учесть, что традиционно их готовят с требухой…

– В том, что рекомендовал поручить расследование этого дела именно вам.

Желудок сжался и, судя по ощущениям, упал в обморок.

– Не хочу, – просипел я, пятясь. – Нет!

Не думайте, что я испугался. Просто есть задания, которые я не желаю выполнять именно потому, что они исходят от этого человека.

– Поздно. Уже подписан приказ. С сегодняшнего дня нам поручено заниматься этим делом.

– Нам? – голос предательски дрогнул. Может быть, обман слуха или…

– Нет, брат Груви, вы не ошиблись. Именно нам. Вам и мне.

Вот бес!

– Не хочу…

– А вас никто не спрашивает. Есть приказ, подписанный отцом-настоятелем и заверенный двумя членами экзаменационной комиссии. Есть поручительство вашего куратора…

– Ваше, – это был не вопрос, а констатация факта.

– Мое, – этот мерзавец улыбался, глядя так открыто и пристально, что захотелось врезать ему от всей души. Просто за то, что этот человек существует на свете, за то, что он сделал со мной, за то, что по его вине я стал таким… каким стал… За то, что перестал быть собой… В общем, за все и сразу.

– Ну-ну, тихо, Згаш, – он редко называл меня по имени, и я всякий раз вздрагивал, услышав свое имя из его уст. – Не стоит так горячиться. Берегите нервы. Вы еще так молоды…

Молод! Моя жизнь кончилась в двадцать пять лет, когда ваш покорный слуга был против воли зачислен в ряды Инквизиции. Ну, скажите на милость, кому я помешал в качестве простого провинциального некроманта? Сидел себе сиднем в Больших Звездунах, выполнял свои должностные обязанности… пусть не на отлично, но справлялся. И ведь это благодаря мне удалось раскрыть там настоящий заговор! И потом… тоже… Ну, кому я помешал? Я же был на своем месте, занимался любимым делом… И нате, пожалуйста!

– Спокойно, Згаш, спокойно, – пра ухмылялся во весь рот. – Сделайте лицо попроще, а не то от вас не только живые, но и мертвые будут шарахаться. Хотя, как некроманту, второе – оно полезнее…

Он еще и издевается!

– Не будьте эгоистом, брат Груви, – голос инквизитора оставался ровным и вполне доброжелательным. – Вы уверены, что хуже, чем вам, быть уже не может? Уверяю вас, на свете есть сотни, тысячи ваших ровесников, которые готовы оспорить это утверждение. И любой из них с удовольствием поменялся бы с вами местами. Подумайте о том, где вы могли бы быть… и поверьте, что вам несказанно повезло.

– Стать инквизитором?

– Стать тем, от кого что-то зависит. Как там говорится? Плох тот студент, который не мечтает стать ректором. Плох тот некромант, который не мечтает стать Темным Властелином. Плох тот инквизитор, который не мечтает о власти. Вам эту власть преподносят на блюдечке с голубой каемочкой. Будете брать? Вам всю свесить или отрезать дольку?

Вот гад! Чем бы ему рот заткнуть? Однако, труп на столе… Труп молодого некроманта. Моего ровесника. Может быть, мы даже встречались в стенах одного и того же Колледжа. Обедали в столовой за соседними столиками, ходили на лекции к одним и тем же профессорам. Брали книги в одной библиотеке. Занимали комнатки в одном и том же общежитии…Только, наверное, на разных этажах. Могли даже здороваться время от времени… и ничего друг о друге не знать. Расстаться в день церемонии распределения – и встретиться снова тут, в подполе под лазаретом монастыря Инквизиции.

Лицо, как ни странно, практически не пострадало, и я шагнул ближе, всматриваясь в искаженные черты. Хотелось бы знать, что он чувствовал перед смертью. Вряд ли она была для него легка и безболезненна. Хотя…

– О чем думаете, брат Груви?

Ненавижу, когда меня так называют!

– О причинах его смерти.

– Был здоров, как бык, – напомнил о себе лекарь. – Всем бы такой организм! Совершенно не изношен. Он даже, кажется, не злоупотреблял спиртными напитками. Умер здоровым…

– Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет, – пробормотал я. – А если серьезно, то эти порезы на запястьях и щиколотках…

– Наводят на мысль о ритуальном жертвоприношении? – подсказал пра.

– Наводят на мысль о самоубийстве, – огрызнулся я скорее из чувства противоречия. – Неужели вы всерьез думаете, что среди наших есть такие, кто, не задумываясь, принесут в жертву своего коллегу?

– Коллегу – не коллегу и в жертву – не в жертву, но вежливо попросить «потесниться» могут. Или все некроманты такие уж благородные и возвышенные натуры? И среди них никто не мечтает о власти хотя бы над маленьким городишком, если нельзя получить весь мир и пару новых носков в придачу? И скажите, что главная цель в жизни не стоит некоторых жертв.

На что это он намекает?

– Да успокойтесь вы, брат Груви. Я же только для примера… Продолжайте. Итак, причиной смерти вы считаете кровопотерю?

– Да, – поймал взгляд собеседника и поспешил добавить: – Или нет.

– Или?

– Ну, – пришлось опустить глаза, – насколько мне известно, смерть от потери крови больше похожа на постепенное засыпанье… Слабость, апатия, сонливость, головокружение – и обморок, из которого жертву уже не вернуть. Но тут мы наблюдаем иную картину. Выражение лица.

– Как интересно! – чуть ли не хором воскликнули слушатели. – Продолжайте.

– Эта гримаса… видимо, последние минуты его жизни были не совсем приятными. Он видел кого-то или что-то, ужаснувшее его настолько, что…ну, это как бы запечатлелось на лице. И этот скальп… Такое бывает, когда…м-м…

– Когда по голове врежут чем-то острым, но не прямо, а наотмашь, наискосок сверху слева направо, – поделился познаниями брат-лекарь и даже махнул по воздуху ладонью, обозначая замах. – В чем-чем, а в ранах мне приходилось разбираться… Когда-то…

Я посмотрел на лекаря другими глазами. В колото-резано-рубленых ранах хорошо разбирались либо те, кто их наносили, либо те, кто их зашивали. Причем чаще всего проделывали они эти операции на поле боя. Брат-лекарь был военным врачом? И после этого бледнел и волновался, видя обычный труп?

– То есть, этот человек решил покончить с собой, но в последнюю минуту узрел нечто ужасное. Возможно, того, кто и ударил его по голове. Однако, потерпевший к тому времени был настолько слаб, что легкий тычок сбил его с ног и вместо того, чтобы разрубить его голову, скажем, мечом или палашом, его враг лишь срезал клок кожи.

Лекарь кивал на каждое мое слово с таким видом, словно я был студентом-медиком и сдавал экзамены.

– Превосходно, Груви, – без добавления привычного «брат» пра Михарь называл меня по фамилии еще реже, чем по имени. – Идеальное умозаключение. Только в вашей версии много белых пятен.

– Их легко можно было бы устранить, если бы применить некромантию, – рискнул предположить я.

– И допросить труп на предмет того, что стало причиной смерти? К вашему великому огорчению, сия светлая мысль уже посещала другие головы поумнее вашей. Шестнадцать случаев, Груви. Шестнадцать! И примерно в половине случаев мы пробовали обращаться к специалистам.

– И что?

– И ничего. Ничего общего. Ни одной зацепки, ни одной подсказки. Ну, тут еще надо было учитывать, что мы не хотели раньше времени поднимать панику, и обращаться к… консультантам следовало с большой осторожностью…

– То есть, некроманты своих не допрашивали?

Мой куратор виновато развел руками.

– Они отказывались! Уж что мы только ни делали! И уговаривали, и угрожали, и обещали все земные блага… Лесть, шантаж, подкуп, угрозы, железная логика, чувство долга – мы испробовали все. Ни в какую. Все ссылались на некий Кодекс…

Ну, да, есть такое. Подобный Кодекс правил есть у представителей практически каждой профессии – никогда не причинять вреда своим коллегам, никогда не подставлять своих коллег и никогда не «стучать» на своих, особенно если об этом просят враги в лице инквизиторов. Последний пункт нигде не зафиксирован во избежание неприятностей с законом, но передается из уст в уста и учится студентами назубок. Однако, такие все-таки попадаются. Три года назад именно коллега подставил меня, да так, что я оказался в инквизиторской тюрьме по ложному обвинению.

– Однако, как говорится, если закон нельзя обойти, то это неправильный закон, – продолжал инквизитор. – И выход мы нашли. Вы…

И это говорит тип, который сумел уломать меня! Я скривился и прикусил губу, чтобы с губ ненароком не сорвалось весьма нелестное высказывание относительно их методов работы.

– Вы – особенный случай, Груви, – пра все-таки умел читать по глазам. – Вас согнули, но не сломали…

– Скорее, нагнули, – проворчал себе под нос.

– В душе вы тот же, что были прежде… – пра улыбнулся, словно услышал что-то остроумное. – Это радует.

Ой, кто бы говорил! Но похвала даже от неприятеля – всегда похвала и слушать ее приятно. Главное при этом – не размякнуть.

– Вы остаетесь некромантом, хотим мы того или нет. И сейчас перед вами на столе лежит ваш коллега, которому не повезло в жизни. У вас, несмотря ни на что, все-таки остается шанс изменить свою жизнь. А он, – небрежный кивок на распростертое между нами тело, – уже ничего никогда не изменит.

– Ну, почему же? А вдруг его уже через несколько дней ждала бы судьбоносная встреча с девушкой его мечты? Вдруг именно от их союза должен был родиться какой-нибудь великий герой, который мог бы изменить судьбу страны? Они не встретились, герой не родился – и мы так никогда и не узнаем, какого будущего лишились.

– Смело, – кивнул мой куратор. – С этой точки зрения мы все эти смерти отнюдь не рассматривали. Я опять повторяю, что не ошибся, собираясь привлечь вас к расследованию. Однако, и вы упускаете из вида кое-какие интересные версии.

– Например? – мною овладело любопытство.

– Простые. У всех погибших было одно общее – они были молодыми специалистами. Они все только-только начали работать, а некоторые и вовсе погибли до того, как приступили к работе. К настоящей работе и никак не успели себя проявить. И мы не знаем теперь, как сложится судьба мироздания от того, что все эти люди умерли так рано. Вы ведь прекрасно знаете, для чего миру нужны некроманты?

– Чтобы вам было, кого контролировать?

– Чтобы сохранялось равновесие. В мире все взаимосвязано. Знаете, как говорят на философии? «Грязь – это вещество, оказавшееся не на своем месте!» Не на своем месте! – он наклонился и быстро махнул рукой по полу, показав испачканную ладонь. – Земляная пыль на моей руке – грязь. Но на земле она – просто-напросто ее частица. Вы, некроманты, следите за равновесием мира. А мы – следим за некромантами…

– А кто следит за вами?

– Не беспокойтесь, есть кому вести наблюдение… Но, так или иначе, сейчас соотношение нарушено. Или нарушится вот-вот. Мы еще не знаем, в чем первопричина этих смертей и к чему это может привести в дальнейшем. То ли дело в том, что количество некромантов в последнее время слишком велико и появилось много «лишних», от которых само мироздание избавляется столь странным способом и всего-навсего пытается контролировать численность чрезмерно расплодившихся… м-м…

– Тварей, – любезно подсказал я.

– Как вам угодно, коллега, – сухо кивнул пра, не замечая сарказма в этом слове. – И в этом случае остается лишь немного подождать, чтобы жизнь вошла в колею… Либо что-то готовится, и некто – или нечто – озаботилось тем, что заранее «убирает» всех, кто способен встать у него на пути. Как предатели в осажденном городе, еще до того, как враг окончательно замкнет кольцо, спешат разобрать кладку крепостной стены и подкупить стражу, дабы город был взят как можно скорее. В этом случае нам придется самим покарать этих предателей, кем бы они ни оказались.

– Нам?

– Вам. И мне.

– Но я не…

Расследовать серию загадочных убийств? Это правда? Уши не обманывают?

– По закону вы пока еще ученик и права голоса не имеете. Лишь через год, когда ваше обучение закончится, когда вы окончательно примете сан…

Ненавижу!

– Лишь через год вы смогли бы заняться этим делом. Желаете подождать? Возможно, к тому моменту трупов станет больше, можно будет, изучив каждую смерть, найти общие признаки, как-то их классифицировать, собрать информацию…

И потерять время. Если я что-то еще помнил из курса некромагии, часто бывает, что счет идет на часы, минуты или даже секунды – когда надо успеть поймать отлетающую душу, например…Или среагировать на выскочившего из-за угла упыря… Ждать целый год. Весь мировой опыт показывает, что в одном случае год спустя все уже успокоится само собой и наше вмешательство не понадобится, а в другом мы потеряем столько времени и упустим столько возможностей, что тем более останется только сложить руки и молча наблюдать за концом света.

Наше… мы…Что со мной? Неужели, я начинаю мыслить, как инквизитор? Неужели становлюсь одним из них? Судя по глазам пра Михаря, он отлично понял мои сомнения.

– Ну, что? – он улыбался. – Приказ подпишете сейчас или после завтрака у отца настоятеля?

– К-какой приказ?

– О назначении вас на должность младшего следователя.

– Но я…э-э…как бы это сказать… – попятился от стола, как девственница от насильника, – я вроде бы как… пока еще не…

– Пока вы не приняли сан? Нет такого закона, который нельзя обойти, брат Груви. А что, если это будет засчитано как производственная практика и оформлено задним числом?

Бюрократ!