Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки

Глава 19

– Вот оно как, – вздохнул студент, когда я выдохся. – Не думал я, что все настолько серьезно!

А уж я-то как не думал! Вернее, думал и даже слегка вспотел от напряженной умственной работы. Надо ведь было не просто поделиться секретной информацией, но и на ходу фильтровать ее, что-то умалчивая, а что-то намеренно искажая. Брашко Любечанин, конечно, парень умный, однако, меньше знаешь – дольше проживешь.

– Но мне кажется, вы чего-то не договариваете…

Действительно, умный!

– Меньше знаешь – крепче спишь, – наставительно молвил я.

– Ага, в теплой уютной могилке, – парировал он.

– Как будущий некромант, ты должен понимать, что вечный покой – это сказка. И могилки не всегда бывают теплыми и уютными, – кивком головы назад указал на оставшуюся за спиной чарусу. – В некоторых сыро, холодно, противно и всякая перепончатолапая нежить хватает за интимные места. А ты лежишь, как бревно, все чувствуешь, все понимаешь и ничего сделать не можешь.

– Знаю-знаю, – хмуро отозвался студент, – нас уже вводили в транс, чтобы поняли, что грозит.

– И как?

– Страшно. А мне еще Лаванда в пару попалась. Лежит она передо мной, неподвижная, только взгляд в потолок уперся. И по этим ее глазам вижу, что она ждет… ну, не знаю… ничего хорошего не ждет. Аж в комок вся сжалась. Сознание-то нам оставляли… И наставник отвернулся…

– Мэтр Гуглош любит такие шуточки откалывать, – кивнул я.

– Вы его знаете?

– Я у него учился! Как и у всех, кто еще преподает в Колледже. Там ничегошеньки за четыре года не изменилось…

Вот только своего бывшего студента большинство преподавателей не признали. Действительно забыли, потому что «вас много, а я один!» – или предпочли нарочно не вспоминать человека, явившегося к ним в рясе инквизитора?

– Ну, – к Брашко понемногу вернулась его обычная болтливость, – я для вида ее потрогал… Ну, за всякое… не подумайте плохого, просто быть с девчонкой и не полапать ее… И потом – от меня же ждали, что я чего-то буду делать, а не просто столбом стоять! Пришлось…э-э…действовать. А потом я наклонился и шепнул ей – мол, не бойся, ты мне нравишься… и все такое… У нее глаза как были стеклянные, так и остались. Я думал, что она меня либо не услышала, либо с перепугу не поняла, что я сказал, а когда меня самого в транс ввели, слышу шепот: «Ты мне тоже!» Вот после этого мы и стали встречаться… А у вас так было?

– Что? С девушкой? У нас на курсе – не в нашем потоке, на параллельном – троих отчислили после этого занятия. Извращенцы оказались, а один так вообще насильником. И еще кое-кто сам ушел. Не выдержал испытания. Не знаю, заметил ли ты, но будущих некромантов постоянно испытывают, и не только на экзамене. Провалиться, сдавая экзамен, конечно, можно, но всегда дают шанс на пересдачу. Даже несколько раз. А вот если не выдержишь такого испытания – покидаешь Колледж на счет «раз».

– Боятся, – высказался Брашко.

– Чего?

– Ну, того, что среди нас рано или поздно появится очередной, скажем, Темный Властелин! – пожал плечами студент. – Повелитель мертвых, да просто тот, кому будет доставлять удовольствие утопить мир в крови. Мы же опасны! Вон даже инквизиторы не скрывают, что они ведут за нами наблюдение!

С этими словами он выразительно покосился в мою сторону. А я? Что – я? У самого из головы не идут посмертные слова Руно Беста о повелителе, который засел в этих болотистых землях.

Наш разговор протекал тихо и мирно – кони спокойно шагали вместе по одной тропинке, предоставив всадникам вести спокойный диалог. Редкий лес – заболоченная почва не давала деревьям шансов вырасти – тянулся, куда ни кинь взгляд. И, кроме птиц и редкого лесного зверья, мы были его единственными обитателями.

– Не скажи! – я был настроен благодушно. – Есть много некромантов, которые честно выполняют свою работу и не лезут куда-то на вершину власти, кто не рвется в короли и повелители просто потому, что заняты настоящим делом. Есть много некромантов, которым нравится такая жизнь. А инквизиторы… как будто они только за некромантами надзирают? Гильдия ведьмаков тоже под их наблюдением, как и целители с алхимиками. А уж про всяких колдунов и ведьм и говорить нечего! Магическое образование – дорогая штука, и множество талантливых, но малообеспеченных парней и девушек вынуждены получать образование на дому, у местных чародеев, а то и вовсе постигая сию науку методом проб и ошибок. Чаще всего пробовать свои действия они предпочитают на родных, соседях и тех, кто чем-то не нравился. В лучшем случае, жертвы отделывались легким испугом, когда узнавали, что где-то хранится тряпичная кукла с прядкой их волос. В худшем – переселялись на кладбище. После первых двух-трех удач, за которые не последовало наказания, новоявленная ведьма или колдун от радости и осознания вседозволенности, могли начать творить направо и налево такое, что приезд Инквизиции и показательное судилище воспринимались остальными, как нормальный закономерный финал. Из десяти случаев расследования в семи случаях инквизиторы сталкивались именно с такими вот самоучками. Иногда их даже сдавали свои – анонимно или в обмен на индульгенции.

– Откуда такие сведения? – презрительно прищурился Брашко.

– Мне давали читать дела, когда натаскивали на инквизитора. Не самые громкие и не самые засекреченные. Просто рядовые дела. Для общего ознакомления и расширения кругозора.

Ага, а еще для того, чтобы некий упрямец уяснил на реальных примерах, что его бывшим коллегам по гильдии не грозит оказаться в зоне особого внимания. Да, инквизиторы расследовали не простые дела, и порой они занимались тем, что судили еретиков и вольнодумцев без капли колдовского дара, но зато с огромной фантазией и самомнением. А еще в числе других мне попалась пара странных дел, когда в качестве подсудимых были…животные, а именно воробьи и гусеницы, обвиненные в сговоре с темными силами. Причем обвиняли их неграмотные селяне, не знакомые с законами природы.

– Ну и как успехи? – нарушил раздумья неугомонный Брашко. С каждой минутой этот парень боялся меня все меньше. То ли почуял ровесника и в недавнем прошлом такого же раздолбая и члена студенческого братства, то ли успел сообразить, что перед ним «добрый инквизитор», то ли просто проникся теплыми чувствами в благодарность за спасенную жизнь… Короче говоря, с каждой минутой все сильнее хотелось по-простому долбануть его по темечку, чтобы перестал придуриваться и вел себя нормально. Однако, прикрикнуть не получалось. Он был все-таки своим, у нас было одно общее прошлое – Колледж Некромагии, учеба, зачеты, пирушки и драки – а такое в миг не забывается. Тем более, что я не слишком хороший инквизитор. Прямо сказать, совсем никакой. Так, помощник пра Михаря, который, воспользовавшись временным отсутствием наставника, наломал дров. Кстати, где его носит?.. Небось, уже вернулся в монастырь и там его порадовали, сообщив о моем поступке.

– Успехи, – я задумался, не торопясь отвечать на этот вопрос. Вопрос был сложным. Долгое время я сопротивлялся всем попыткам сделать из некроманта инквизитора. С моей точки зрения это было предательством – открыто перейти в стан врага. Даже ради спасения своей жизни не каждый пойдет на такое! А я пошел. Вернее, поплыл по течению, подчиняясь обстоятельствам, из-за чего порой ненавидел свою слабость. Инквизиторы представлялись мне… нет, не чудовищами, упивающимися зрелищем чужих страданий и жгущих людей на кострах из-за любого пристального взгляда. Но я видел их фанатиками, циниками и упрямцами, которые видят лишь то, что хотят видеть. Учился через силу, выполняя задания по принципу «На, подавись, только отстань!» Был одним из самых неуспевающих учеников и мечтал о том, чтобы меня отчислили из этой школы, дабы подать прошение о восстановлении меня в должности простого провинциального некроманта. Пусть не в Больших Звездунах, пусть где-то еще и даже под домашним арестом. Но работать по любимой специальности…

Когда все переменилось? Почему я не заметил перемены? Привычка? Или судьба?

Хрустнула веточка.

– Есть, – сразу ставший чужим, напряженным, голос Брашко ворвался в мысли. – Тут кто-то есть.

Осадив коня, студент начал медленно оборачиваться через плечо, чтобы рассмотреть источник звука…

И мешком сполз наземь, под копыта коня.

Я оцепенел. Было твердое ощущение того, что, если шевельнусь, стану следующим. Но что случилось с моим спутником? Брашко не подавал признаков жизни, но был жив – я чувствовал это. Просто кто-то или что-то отключило ему сознание. А почему пощадили меня?

В груди родилось неприятное чувство – словно к солнечному сплетению приложили раскаленный уголек. В прошлом меня пытали каленым железом – совсем чуть-чуть, только раз или два коснувшись кончиком прута спины между лопатками. Так сказать, намекая. Теперь же было стойкое ощущение, что от той демонстрации пытки внезапно перешли к оной. Еще чуть-чуть – и терпеть станет невыносимо. Уже ощущался запах паленой плоти и ткани… Но мне это мерещится! Это фантомные боли. Мне пытаются внушить воспоминание о том, чего не было! Если сосредоточиться, сконцентрироваться, все пройдет. Надо только поверить…

Уф. Кажется, отпускает. Но ощущение чужого взгляда осталось.

– Кто здесь?

Тишина. А я чего ждал? Что мне навстречу выйдет… кто? Местный житель?

Кстати, да…

Сосредоточиться, отпустить на волю мысли и чувства. Некромантов этому учат – уметь отслеживать малейшие проявления жизни и четко разделять, когда Жизнь переходит в Смерть.

Бес! Да их тут шестеро! Шестеро живых существ, не считая всякой мелочи, вроде птиц, белок, кротов, лесных мышей. Восемь живых существ крупнее собаки. Из них три лошади. И, конечно, люди. Пятеро – считая и еще излучающее живое тепло тело Брашко. Остальные четверо – с разных сторон. Обложили. И дернуться некуда. Попались.

Бросил взгляд на бесчувственное тело студента. Как его обездвижили – сейчас не важно. Важно, что один из четверки достаточно силен, чтобы проделать такое. Колдун. Это плохо. С другой стороны, я-то остался в седле, целехонек и даже не потерял способности двигаться. То, что я сижу, как пенек, вместо того, чтобы бросаться на помощь пострадавшему парню, еще ни о чем не говорил. Я на прицеле, и одного лишнего движения будет достаточно, чтобы стрела вонзилась между лопаток.

Стрела. Я ее чувствую. Один из той четверки – у меня за спиной. Он единственный готов пустить в ход оружие, именно на тот случай, если магия его напарника-колдуна окажется бессильной. Я, как назло, без кольчуги. Да даже если бы она и была…

Снова хрустнула ветка.

А дальше…

Шелест листвы. Свист стрелы. Тихий, едва различимый стук, когда стрела входит в мишень – и одновременно с этим шум падения тела. Мгновенно развернувшись, успел заметить, как падает – падает! – лучник, вываливаясь из ближайших кустов. А потом…

Упал с седла, зависнув на боку коня и чувствуя, как заплясал подо мной мерин. Не целясь, вслепую, да и как прицелишься, если конская туша загораживает обзор – метнул в сторону леса сгусток «сырой» энергии. Вред он принесет только разве нежити, человека в лучшем случае напугает или отвлечет внимание.

Шум в кустах и глухой удар о землю. Кто еще упал? Некогда думать. Свалился на землю, успел, упав, откатиться в сторону, вскочил на колени, выхватывая меч. Ведьмак проделал бы это в три раза быстрее и при этом не приложился боком и локтем о какой-то камешек. Но и того хватило.

Лучник лежит рядом, так близко, что при желании могу пнуть ногой. Противников…двое? Ну, да. И оба скрыты от меня конями и телом Брашко.

Внезапная боль в грудине была такой сильной, что я упал на колени. На миг сознание померкло, сердце остановилось. Успела мелькнуть шальная мысль о том, что вот и конец, что сейчас я умру. Тело стало заваливаться набок. Ускользающее сознание с трудом пыталось зацепиться за него, хоть на несколько секунд продлить существование.

Бездна. Я уже был там, я видел и чувствовал, как оно бывает, когда проваливаешься вниз. Только в первый раз это было по доброй воле – самоубийство ради того, чтобы вернуть с того света чужую душу в обмен на свою. А теперь…

Теперь то же самое. Те же лапы-руки-конечности хватают, тормошат, тянут за собой.

– Дыши!

Это что-то новенькое. В прошлый раз такого не было!

– Дыши, придурок!

Но-но! Кто обзывается, тот сам так называется!

– Вот бес…

Брань? Матерная брань в три этажа? Нет, определенно происходит что-то не то. Потусторонние сущности – если они не призраки умерших людей, а исконные обитатели Бездны, никогда не ругаются. Скорее, наоборот, это бранное слово может быть против них оружием.

– Властью, данной мне…

Вот теперь я совсем ничего не понимаю!

– …в обмен на плату мою…

Да что происходит-то?

– …приказываю тебе вернуться…

Мама! Ущипните меня!

– …в тело твое!

Да что же это такое творится?

– Дыши!

Удар. По лицу.

– Дыши, твою мать!

Голос мужской. Руки сильные. Удар поставлен полновесный – левая щека горит, как в огне.

– Дыши, сукин сын!

Кажется, это уже было когда-то. Ну да, три года назад. Дорогая, сколько можно?

– Дорогая, я…

– Очнулся.

Мою несчастную избитую тушку приподняли, встряхнули. Хорошо, что обошлось без слез и истерик. Но… кто здесь? Брашко? Не может быть.

– Ну, давай уже, открывай глаза. Я же чувствую, что ты пришел в себя. Давай-давай! Живо.

Голос определенно знаком – настолько, что глаза распахиваются сами. Сперва перед взором все расплывается, и рассмотреть склонившееся лицо никак не удается, но потом получилось проморгаться и…

– Пра? Вы тут откуда?

– Я? – мой куратор шевельнул бровями так, как умел только он. – Я из лесу вышел… могу и уйти.

– А здесь…

– Знаю. Листвы. Вы забрались слишком далеко в их владения. Чья была идея расшевелить осиное гнездо?

– Вообще-то моя, но…

– Оно и видно, – инквизитор, сам на себя не похожий в крестьянской одежде и даже с боевым ножом, какие могут носить простолюдины, помог мне выпрямиться, прислонив к стволу ближайшего дерева, протянул фляжку, внутри которой обнаружилась крепкая ягодная настойка.

– Но у меня было оправдание! – заспорил я, едва не закашлявшись, так как сгоряча сделал глоток. – Меня хотели убить…

– И только что это почти случилось. Ваше счастье, брат Груви, что ваш убийца отвлекся и не стал добивать жертву.

Спрашивать, кто ему помешал, не хотелось – и так все стало понятно.

– Спасибо, – буркнул, отводя глаза. – Но как вы тут оказались?

– Так же, как и вы. Я за вами следил. Очень, знаете ли, легко отводить глаза человеку, который не знает, что за ним следят! Чтобы предупредить остальные вопросы, скажу, что вернулся в монастырь в то утро, когда в вашей комнате был обнаружен труп. Сначала я подумал, что это вы, Груви. И испугался. Потом узнал, что вас в ту ночь в монастыре не было, решил затаиться и подождать, появитесь ли вы. Вы явились примерно через полтора часа. Дальше оставалось лишь отслеживать ваши перемещения. Конечно, кое-что ускользнуло от моего внимания – по понятным причинам я не мог подслушивать некоторые разговоры, да и приходилось отвлекаться, давая разъяснения отцу-настоятелю. Но в общих чертах я, как вижу, не ошибся. Да и брат-лекарь меня просветил…

– Вы… знаете, что я…

– Применяли некромантию, не имея на то официального разрешения и не будучи некромантом по закону? Да, знаю. Но предпочитаю закрыть на это глаза и счесть все произошедшее форс-мажорными обстоятельствами. Ведь, думаю, и вы не станете возражать против того, что я предпринял в отношении вас несколько минут тому назад?

Вот так-то. Обычный сговор – «ты – мне, я – тебе». Ну, что еще можно ожидать от инквизитора? Мол, мы оба знаем, что нарушили закон, но покрываем друг друга потому, что понимаем – иначе поступить было нельзя.

– Итак, вы полезли сюда потому, что здесь, как вы считаете, что-то затевается?

– Да. Мы читали с вами… то есть, читали вы, а я так… ну, в общем, мы в библиотеке…

– Знаю. Брат-библиотекарь пытался меня отловить, чтобы задать пару неласковых вопросов.

– Он хотел узнать, куда пропали несколько свитков и пара книг из тех, что накануне он выдавал нам для ознакомления.

– Пропали? – лицо инквизитора на миг напряглось. – Значит, я зря не стал с ним встречаться.

– А что такого?

– Ну, если бы мы с ним встретились, не возникло бы недоразумений…

– Так это вы? Я так и думал, – облегчение, что пропавшие рукописи все-таки нашлись, было таким, что я чуть было не кинулся пра Михарю на шею. – Как здорово!

– Здорово-то здорово, только проблемы все равно будут.

– Почему?

– Вы знаете, как брату-библиотекарю удается поддерживать в библиотеке идеальный порядок? – вопросом на вопрос ответил мой куратор. – Он ввел систему штрафов. Задержал книгу на день – день должен будешь отработать в библиотеке. Испортил одну книгу – принеси две. Взял без спроса…хм… лишаешься права целый год пользоваться библиотекой, архивами и письменными принадлежностями, выдача которых тоже находится в ведении брата-библиотекаря.

– Знаете, – внезапно припомнилось мне, – у нас в Колледже была библиотекарша… да она и сейчас, наверное, жива-здорова… В общем, ее даже преподаватели боялись, не то, что мы, студенты. Ее сам ректор за глаза звал змеей. Нрав у нее был… и, наверное, до сих пор остался, жуть, какой строгий. Но чтобы на год лишать студента правом пользоваться библиотекой, бумагой и перьями – до этого не додумалась даже она. Хотя, не знаю. Я ни разу не брал у нее ничего без спроса. Если только Брашко спросить…

– Сначала я хотел вас спросить, брат Груви, кто вас надоумил использовать студента в роли живца? Вы хоть понимали, чем это грозит, когда подвергали жизнь человека опасности?

– Но Брашко же знал… – начал я и осекся. До меня внезапно дошло, что за последние несколько минут от студента не было слышно ни звука.

Брашко.

Не сговариваясь, мы обернулись.

Тело студента исчезло. Как и притаившиеся в кустах листвы. Я больше не чувствовал их присутствия, как ни старался.

Никогда не думал, что инквизиторы могут так ругаться. Все, что мне доводилось слышать ранее, казалось детским лепетом по сравнению с теми эпитетами, которыми награждал пра Михарь лес со всеми его обитателями, студентов вообще и Брашко в частности, коней, листвов, а заодно и скромного автора этих строк. Закончив вдохновенный монолог красочным описанием того, что он сделает со студентом, если найдет его живым – и что проделает с его похитителями, если, паче чаяния, Брашко будет найден мертвым, пра Михарь пару раз пнул ногой ближайшее дерево и осведомился уже вполне будничным тоном:

– Ну, поехали?

Носок подкованного сапога врезался в ствол, возле которого как раз притаился я.

– А может, не надо? – взвыл, еле успев уйти перекатом от пинка. Тело, еще недавно чуть не расставшееся с душой, отозвалось болью и неприятным покалыванием в мышцах, словно я отлежал его от макушки до пят.

– Надо. Или вы решили, что можно бросить человека в беде?

– Нет, но… Брашко здесь практически с ведома и попущением графа Марека Гневеша Гнезненского. Он отправлял ему донесения. И я уверен, что граф и его люди…

– Вот-вот будут здесь? Да, не сомневаюсь, что его сиятельство готовится к походу. Но вряд ли его отряд покинул пределы Гнезно. Он ведь ждет завершения вашей миссии. Ждет результатов, а ныне мы наблюдаем сам процесс…

– В общем, на помощь в ближайшие сутки можно не рассчитывать?

– Рассчитывать можно, только в лучшем случае через седмицу-полторы. Пока граф поймет, что донесений больше не будет, пока тронется в путь…Войско, даже небольшое, движется медленнее, чем один человек. Его задерживают обозы, а также необходимость сворачивать и разворачивать лагерь. Вы двое добирались сюда пять дней. Войску понадобится дней восемь-девять.

– Но мэтресса Богна Вжик с шестью добровольцами собиралась выступить, не дожидаясь основного войска! Семь человек передвигаются намного быстрее!

– Шесть добровольцев? – заинтересованно переспросил пра. – Почему столько? Должно же быть семь, девять или…

– У нее больше не найдется охранных амулетов, – пояснил я. – Даже если подключить к делу остальных гнезненских некромантов, они, конечно, смогут изготовить еще несколько штук, но потеряют время. Так что эти дополнительные амулеты пойдут графу и его войску, которое выступит на день-два позже, чем Богна и ее отряд!

– Понятно. Это несколько меняет дело, но все равно, рассчитывать пока мы можем только на себя!

Тем временем где-то полгода назад

Шли, куда глаза глядят, просто стараясь уйти как можно дальше от города, где прошла жизнь. Что до Наины, то жена и родилась в городке, который ныне выставил ее за ворота. Там женщина родилась, выросла, там вопреки воле родителей вышла замуж за заезжего ведьмака более, чем на десять лет старше себя. Тогда ей было девятнадцать, а ему – тридцать два. Миновало двенадцать лет. И вот все осталось в прошлом.

Дорогой ведьмак косился на жену со странным чувством удивления, досады и жалости. Он-то сызмальства привык к бродячей жизни. Как в двенадцать лет убежал из дома, так с тех пор дольше седмицы на одном месте не оставался. Нет, было четыре года в Школе ведьмаков, куда семнадцатилетнего юнца определил его хозяин и первый наставник, тоже ведьмак. Покинув стены Школы молодым специалистом, ведьмак пытался отыскать следы своего наставника. Не сложилось. Из ведьмаков почти никто не имел постоянного места жительства, и он знал, что может несколько седмиц ночевать в снегу, питаясь дичью, морожеными ягодами и корой. Но его жена и их приемный ребенок – за что для этих двоих такие тяготы? Только из-за того, что мальчишка обладал потенциалом? Но какой от этих еще не проснувшихся колдовских сил будет толк, если ребенок простудится здесь и сейчас и некоторое время спустя умрет в лихорадке на руках у тех, кто пытался его спасти? Мальчишку надо было отправить в тепло. Найти одинокий хутор или набрести в лесу на сторожку. И ребенок отогреется и передохнет в тепле, и они тоже получат возможность сесть, сложа руки, и подумать о том, что делать дальше.

Но ребенок был только одной проблемой – лич упрямо шагал с ними. Он только в первый день держался в стороне, маяча тенью за заснеженными кустами. На второй день подошел чуть ближе, на третий – еще ближе, а на четвертый вовсе зашагал рядом, чуть сутулясь и зыркая по сторонам. Он не нуждался во сне, еде и отдыхе, а посему уже на шестой день пути ведьмак вовсе доверил ему охрану.

К слову, лич был идеальным спутником – брался помогать, не спорил, охранял. Но ясно давал понять, что прогнать его может только его «хозяин», каковым, без сомнения, был полугодовалый мальчик, едва умеющий как следует сидеть и уже прытко ползающий. На привалах он не желал сидеть на руках приемной матери, все порывался куда-то ползти. Учитывая, какие в это время в лесу бывали сугробы, получалось это потешно.

Тем временем они забрели в какие-то совсем уж дикие места. Лич первым сообразил, указав на вырезанный на стволе дерева лик. Резали по живому и молодое дерево. Так что лицо – или, вернее, харя, – сильно расплылась. На месте левого глаза темнел нарост, который, однако, не так давно подновляли.

Находка заставила остановиться.

– Что будем делать? – вопросил ведьмак свой крохотный отряд. – Идем дальше вперед или сворачиваем и отправляемся в обход искать нормальное человеческое жилье?

– Что ты назвал нормальным? – устало остановилась его жена. – Дом, где можно, наконец, выспаться не на куче еловых лап или нормальную крышу над головой, как она у нас уже была…

– К сожалению, вернуться обратно нам не суждено, – хмуро перебил ведьмак. – Нам надо искать новый дом. Дом, где мы могли бы жить…растить Збышку…

Он едва ли не впервые назвал приемного сына по имени, и женщина просияла.

– Но для этого надо решить, куда идти? Этот знак…Я о нем только слышал и читал, но чтобы видеть воочию…

– А что он означает?

– Эти чужие земли. Формально они – часть королевства, но на самом деле лишь помеха. В нашей гильдии есть правило – вообще не соваться в эти места, что исполняя чей-то заказ, что просто проехать через эти леса потому, что так короче. Лучше потратить лишние час-полтора в дороге, но вернуться обратно живым и здоровым. Не самые приятные места, однако, – добавил он, глядя в лицо жены, – тут есть и свои положительные стороны. Уж там-то нас никто искать не станет…

– Кроме тех, кто нашел, – раздался бесстрастный голос лича.

Люди вздрогнули, оборачиваясь. Возле ели стоял человек в длинной, до земли, овечьей шубе. Непокрытая седая голова и длинная, больше локтя, борода свидетельствовали о прожитых годах. Он опирался на посох с резным навершием. На втором плече сидела сова, лишь время от времени сонно помаргивая.

– Ко исти?

– Он спрашивает, кто вы такие, – негромко перевел лич. – Достаточно назвать имя, род занятый и причину, по которой попали сюда.

Ведьмак внял его совету.

– Мы просто идем, куда глаза глядят. Конечно, у нас есть цель – был бы человек, а цель в жизни найдется, – добавил он после короткого, в десяток слов, представления себя и своей жены, Наины. Лича поименовал просто личем. – Из города, откуда родом моя жена, и где жил я сам, нас изгнали. И мы вот уже несколько дней просто скитаемся. Мы просто проходили мимо, остановились и вдруг…

– Вот-че? – поинтересовался странный старик.

– Спрашивает, почему вас изгнали? – уточнил лич. К слову, он и не скрывался. Старик и бровью не повел, услышав, что один из чужаков человеком не является.

– Нас изгнали, – ведьмак переглянулся с женой, словно прощаясь, – из-за ребенка, которого я подобрал в лесу не так давно. Кто из него вырастет – еще неизвестно. Но тащить его на костер только потому, что к нему приставлен персональный лич-телохранитель?

– Дай, – неожиданно четко выговорил старик, протягивая свободную руку.

Наина робко оглянулась на мужа. Ведьмак уже успел сам привязаться к ребенку, хотя и испытывал двойственные чувства по отношению к младенцу, из-за которого его выгнали из города. В конце концов, малыш не виноват. И не надо говорить, что дети вырастают и становятся опасны. Виноваты те, кто воспитывает из невинных младенцев чудовищ. И этот малыш мог бы вырасти нормальным человеком, несмотря на то, что его охранял «настоящий» лич, а преследовал один из древних богов. Ведьмак не так уж хорошо знал космогонию и теологию – не было времени поднатореть – но почему-то был уверен, что в тот раз ему пришлось столкнуться… нет, не с самим, но с вполне материальным воплощением Ругевита*.

(*Ругевит – здесь, бог войны. Прим. авт.)

– Дай, – повторил старик, и женщина решилась. Осторожно, словно под снегом были скрыты ловушки и капканы, сделала несколько шагов и осторожно протянула ребенка.

Ведьмак коснулся ладонью рукояти меча. Если этот старик хотя бы дотронется до…

Нет, тот и пальцем не шевельнул. Лишь провел ладонью по воздуху перед глазами, словно смахнув невидимую паутину… и вдруг низко, в пояс, поклонился женщине с ребенком. Вернее, ребенку на руках у растерявшейся от такого поступка Наины. После чего выпрямился, отступил на шаг и махнул рукой – мол, следуйте за мной.

– Идем? – женщина обернулась на мужа.

– Идем, – вместо ведьмака ответил лич и первым тронулся с места.

Не оставалось ничего другого, кроме как покориться судьбе. Собственно, спорить и не хотелось. Почему-то была твердая уверенность в том, что они достигли конца пути.

Да, рассчитывать мы могли только на себя. И, как оказалось, на кое-кого еще.

Даже в редком лесу одинокие домики – редкость. А уж чтобы часовня – и вовсе явление уникальное. Старая, почерневшая от времени и непогоды, осевшая и покосившаяся, поросшая мхом и лишайниками до самой черепичной кровли, с растущей на крыше травой и молодым деревцем, пустившим под стрехой корни, она выглядела заброшенной. Да, собственно, таковой и была.

Она стояла посреди поляны и выглядела несколько растерянной – если такое слово применимо к неодушевленным предметам. Справа и слева от нее, одни дальше, другие чуть ближе, находилось несколько строений. Две провалившиеся полуземлянки, какая-то сараюшка, что-то вроде остатков ограды и то, что при известной доле фантазии можно было счесть за остатки навеса.

– Монашеская обитель, – негромко промолвил пра Михарь, спешиваясь. – Тут вряд ли жило больше четырех-пяти человек.

Мы наткнулись на эти развалины ближе к вечеру. Какое-то время пробирались по следам человека, уведшего Брашко – следы волочения тела в лесу трудно скрыть. Но потом они пропали, так что еще версты две мы пробирались просто, следуя выбранному направлению.

– А что с ними могло случиться? – я спешился следом, озираясь по сторонам. Смерть, если тут и была, то уже довольно давно.

– Все, что угодно. Мор, чума, голод… Да просто старость. Все люди смертны, даже самые благочестивые. А тяжелый труд и плохие жизненные условия способны свести в могилу любого даже раньше срока. Старики умирали. Новой смены, чтобы передать дела, не предвиделось. Последнему старцу было тяжело вести в одиночку такое хозяйство. Так что он либо все бросил и покинул эти места, чтобы умереть среди людей, либо отдал богам душу, забытый, больной…

Мне припомнился весенний день почти три года тому назад. Деревенский ведун, брошенный хуторянами умирать без ухода, пищи и воды. Но там до людского поселения было несколько минут хода через поля и овраг, а тут – версты и версты до ближайшего жилья. Листвы наверняка ему не помогали – особенности строения кровли и стен часовни подсказывали, что ее выстроили наши единоверцы. Может быть, эти монахи хотели проповедовать листвам… Не сложилось. Кстати, вон там они должны лежать, почти все – в стороне, под деревьями, в траве виднелось несколько грубо сколоченных надстроек-домовин, вроде двускатных крыш над маленькими, высотой по колено, домиками.

– Зачем мы здесь?

– Дабы испросить помощи и благословения от пресветлых богов!

Да, если нам противостоит будущий Темный Повелитель, неплохо бы заручиться поддержкой со стороны. Вдвоем, без подмоги, откуда бы она не исходила, мы все равно не справимся.

Нацепив на лицо маску благочестия – инквизитор, что с него взять! – пра Михарь решительно направился к часовне. Правда, перед этим он меня немного удивил, достав из седельной сумы несколько свечек. Судя по их виду, это были свечки, воск для которых был сдобрен вытяжкой крапивы. И не просто крапивы, а явно крапивы кладбищенской. Некромантские свечи в арсенале отца-инквизитора…Впрочем, после того, что оный сотворил несколько часов назад, это уже не удивляло.

Внутри часовни было сыро, мрачно, холодно. Пахло гнилью, грибами, сладковатым запахом разложения – в уголке валялся труп какого-то зверя.

Само изваяние бога уцелело больше, чем охраняющие его стены. Да, сырость и жуки-древоточцы, но, крыша над головой давала хоть какую-то защиту от непогоды. Три головы на едином теле. Шесть рук. Шесть мечей.

– Руевит? – признаться, не ожидал его тут встретить. Как-никак, бог войны, а все монахи обычно проповедуют миролюбие…Или на сей раз он олицетворял то самое «добро с кулаками»?

– Сейчас подошел бы даже Лад, – серьезно кивнул пра Михарь. – Но нам повезло – все-таки мы собираемся на битву.

Бес! А я не думал о Ругевите в этом ключе!

В молчании мой наставник зажег свечи у ног статуи, опустился на колени и стал молиться. Я счел нужным последовать его примеру – то есть, встал в ту же позу. Мысли витали где угодно, только не здесь. И отнюдь не слова молитвы всплывали в памяти.

Итак, листвы. В их землях готовится к атаке целая армия – скорее всего, армия личей под предводительством нового Темного повелителя. Листвы об этом знают и помогают, чем могут. Сейчас они похитили Брашко. Еще раньше они – или кто-то по их приказу – пытался убить меня. Дух Руно Беста прямо сообщил, что я слишком важен для того, что тут происходит. То ли как могущественный союзник, который сообщит нужные силы. То ли как смертельное оружие, которое только и может остановить тяжелую поступь того, что набирает силу в болотистом краю. И я близко к разгадке этой тайны. Я чувствую, как иду по следу. Как мчусь, подобно гончему псу, по следу подранка, чувствуя, как горячая кровь будоражит мою нюх. Я весь – натянутая струна. Напряжена каждая мышца. Силы вложены только в одно – догнать, ухватить, разорвать.

Некогда думать, что приключилось. Главное – другое.

Дичь.

Дичь близка. Она бежит, поминутно озираясь. Не она. Они. Двое. Мужчина и женщина. У женщины на руках ребенок. Я чувствую кровь. Его защитник ранен. Это усиливает азарт. Я чувствую, что могу добраться до него. Сначала – защитник. Потом – женщина. Потом…

Нет!

Страшный удар в грудь. Падаю навзничь, еще не успев отойти от бешеного бега. Вскакиваю.

Новый противник рядом. От него веет силой. Но он один. Его легко одолеть. Пока не ушли те двое. Я должен прорваться.

Назад!

Вот еще! Я вижу цель. Она близка. Только прорваться мимо стража – он внушает мне страх. Рывок…

Не смей!

Посмею и еще как. Уже посмел. Тенью над снегом, поземкой над землей, одушевленным вихрем…

Нельзя!

Можно! Я уже это сделал! Я обманул противника и снова устремляюсь следом. Двое успели отбежать, но это временно. Их так легко настигнуть, когда в крови азарт, а в сердце – приказ…

Вернись! Вернись, кому сказала!

Ха! «Вернись»! Да я почти у цели! Я…

Я помню этот голос.

Вернись, Згаш!

– Згаш? Згаш?

– Ты здесь, – губы складываются в улыбку. – Любимая…

– Еще немного, и я начну вас бояться! – это голос мужской, но тоже знаком. – То в обморок падаете, то заговариваетесь…

Вернулся, – прохладные губы касаются щеки.

– Ага, вернулся. Если бы ты знала, милая, как я скучал…

Еще бы! Весь исстрадался в одиночестве. Некому его приголубить, пожалеть, приласкать, поцеловать…

– Мара?

Я тебе не «Мара»! Я тебе супруга! Законная! Забыл, кто ты?

Помню. Уж это-то помню, как и то, что вызвало гнев моей супруги. Но я же не нарочно!

- Э-э…муж?

Кобель ты, а не муж! Чуть что – сразу на сторону рванул! Отвернуться нельзя! Из всех моих супругов ни один не вел себя так!

- У некоторых из них были и обычные семьи. Почему я не могу вести себя также?

Потому, что ни один из них не добился того, что получилось у тебя!

– А что такого я сделал?

Он еще спрашивает! Сына!

– Ой.

Сказать, что я растерялся – значило, ничего не сказать. Это было… не знаю, как сказать. Взлет и падение одновременно. Сперва меня словно вознесло в поднебесье, а потом с размаху шваркнуло вниз, да так, что в голове словно что-то взорвалось и не осталось ни одной целой мысли. Можно сказать, что разум мой разбился вдребезги, и единственное, что не дало скатиться в черноту безумия, было мое имя, монотонно, с растущим отчаянием повторяемое кем-то со стороны.

– С-сына?

Да! Это и есть мой сюрприз!

– Где он? – меня затрясло. Сын. Я – снова стал отцом. Отцом ребенка от любимой женщины. Это… непередаваемо.

– Где мой сын?

Здесь. То есть, там, куда вы так стремитесь попасть. У тех, к кому вы стремитесь попасть.

Вот бе-е-ес! Хотелось завыть. И я впрямь почувствовал, как горло дрожит и рвется от рвущихся из груди стонов.

– Згаш? Згаш, очнитесь! Згаш, что с вами! Згаш? Ну, вот, опять… Второй раз за день? Да что у вас за привычка такая дурная – чуть что, так сразу помирать!

– Отец…

– Я за него. Уф! Ну, вы меня напугали второй раз за день, – знакомый голос пра Михаря заставлял цепляться за него, как за якорь. – В третий раз откачивать вас будет просто некому, поскольку мое сердце может не выдержать. Скажите честно, вы это нарочно? То и дело пытаетесь вогнать меня в гроб? Это у вас такая изощренная месть? Если да, то вы страшный человек. Столько лет терпеливо ждать, а потом начать умирать каждые три-четыре часа, заставляя старого человека напрягаться, чтобы вытянуть вас с того света в надежде, что однажды он просто-напросто надорвется, спасая жизнь этому оболтусу…

– Я вас тоже люблю, пра, – пробормотал я, пытаясь приподняться.

– Я так и понял, – пра Михарь, бледный, с осунувшимся лицом, стоял передо мной на коленях. – Что это было? Нет, я понимаю, вам было видение. Но что вы видели? Где вы были? Что делали?

– Не знаю, – сесть прямо удалось. Прислонился спиной к статуе Ругевита, закрыв лицо ладонями. – Снег. Равнина. Деревья. Двое – мужчина и женщина – уносят ребенка. За ними гнались псы Ругевита. И я, – выпрямился, взглянув в лицо инквизитору, – я был одним из этих псов. Я их уже почти догнал, но мне помешали.

– Кто?

– Смерть. Моя жена. Она явилась сюда и…

Последние слова жены всплыли в памяти, и внезапно стало так жарко, что рубашка вмиг прилипла к спине.

– Это я уже тоже понял. Смерть вмешалась и… остановила вас? Но почему?

Вся картина снова промелькнула перед глазами.

– Потому, что у тех людей был мой сын.