Мемуары рядового инквизитора. Экзамен для недоучки

Глава 3

Где-то далеко, примерно полгода назад

Женщина остановилась, озираясь по сторонам. Было тихо, но эта тишина настораживала. Женщина напряженно прислушивалась, ловя далекие звуки.

Перед нею расстилалось заснеженное поле, еще недавно бывшее лесом. Несколько лет назад тут прошел пожар, уничтоживший почти все деревья. Лишь несколько обгорелых, искалеченных огнем сосенок и кленов торчали тут и там, из последних сил отчаянно цепляясь за жизнь. Но большинство их собратьев в тот страшный год превратилось в уголь и золу и рухнуло на землю. Прошло время, и природа принялась лечить раны. Над обгорелыми останками деревьев поднялись буйные заросли кипрея. Потом ветер занес семена, и тут и там к небу уже тянули веточки хрупкие березки. Уцелело и несколько семян сосен и крылатки кленов, так что под защитой кипрея понемногу подрастала смена. Но должно было пройти еще много лет прежде, чем здесь зашумит листвой новый, молодой лес.

А пока это было мрачное поле, где под сугробами угадывались обгорелые стволы с нелепо торчащими к небу сучьями. Где-то вдалеке, у самого горизонта, синела щеточка другого лесного массива, который чудом уцелел. Примерно на полпути к нему виднелась деревенька – темные домики далеко выделялись на снегу.

Женщина вздохнула и оглянулась по сторонам. Поля, перелески, наполовину занесенная снегом дорога, покосившийся указатель в сугробе отмечал перекресток. Под ветром поскрипывала сухая сосна. Где-то в вышине пролетел ворон, оглашая равнину негромким: «Крок-крок!»

Но эти звуки не интересовали женщину. Она напряженно прислушивалась, не раздастся ли скрип снега под чужими ногами, не послышится ли тяжелое дыхание надсаживающихся в беге псов, не расколет ли тишину громкое: «Взять!»

Погоня была. Она знала это также точно, как свое имя. Погони просто не могло не быть. Беглянке удалось оторваться, но она чувствовала, что это ненадолго. И, если стоять и ждать, рано или поздно ее настигнут… Вон оттуда.

Взгляд на миг зацепился за островок леса, одиноко торчавший в чистом поле. Ее собственные следы выдавали женщину. Они пойдут за нею. Они ее настигнут, но прежде…

Беглянка решительно отвернулась, окинула взглядом горелый лес. Там, вдалеке, стояла деревушка. Стояла когда-то, много лет назад, пока лесной пожар не добрался до жилых домов. Люди отважно встали у него на пути, пытаясь отстоять свои дома и добро, и победили. Но победа далась нелегкой ценой. Даже на таком расстоянии было заметно, что большая часть домов сгорела. А крыши землянок сейчас занесло снегом, и они мало отличаются от сугробов. Но там еще теплилась жизнь. И только там была надежда.

Женщина сделала шаг. Ей предстоял нелегкий путь. Пересечь практически открытое пространство, всякий миг ожидая, что тишина за спиной нарушится шумом погони. Пройти по горелому лесу, ни разу не споткнувшись о торчащие тут и там останки поваленных стволов, не провалиться ногой в вывортень, оставленный от пенька, не напороться на острый сучок, не упасть, теряя равновесие и драгоценное время. А ведь она была не одна. На ее руках, уткнувшись носом в материнскую грудь, спал ребенок.

Женщина сделала шаг. И еще шаг. И пошла, глядя вдаль и напряженно прислушиваясь к тому, что происходило за спиной.

О, Колледж Некромагии! О, альма-матер! Как же много в этих двух словах отзывается в сердце восторгом и трепетом! Так путник после долгих лет странствий по чужим землям вздрагивает, слыша название родного города. Так любовник с замиранием сердца угадывает на лестнице шаги возлюбленной.

Затаив дыхание, не чуя под собой ног, я вступал под его своды. Не было девяти лет – снова восемнадцатилетний мальчишка робко переступил этот порог. От восторга кружилась голова. Я был почти счастлив…

Почти. На мне была ненавистная ряса инквизитора, знак – череп в огне – висел на цепочке на груди, выдавая положение своего владельца. Без пояса и висевшего на нем ритуального ножа сам себе казался полуголым. Но я был здесь! В этих стенах! Дышал этим воздухом, а уж одно воспоминание о том, как перекосило лицо пра Михаря, когда он узнал о том, кого на сей раз делегирует монастырь в качестве независимого наблюдателя на выпускные экзамены, вообще компенсировало любые неудобства.

Сильно подозреваю, что к моему назначению приложил руку еще и магистр Бруно Черный. Мол, надо заткнуть этому чересчур любопытному «дознавателю» рот – пусть сам поймет, насколько необоснованны его подозрения в подтасовке фактов. Я не спорил. Ради того, чтобы опять вернуться в студенческие годы, можно многое простить.

…А тут ничего не изменилось! Все те же портреты «Гордость отечественной и мировой некромантии». Все те же плакаты и доска объявлений. И расписание занятий висит на том же месте в той же траурной рамочке. И чей-то забытый вещмешок сиротливо притулился под скамейкой. И даже студенты, кажется, те же самые. Вот только посматривают они в сторону незваного гостя с подозрением.

Я бродил по колледжу уже с четверть часа, осматриваясь и отмечая перемены – вернее, отсутствие таковых – а кучка решительно настроенных молодых людей следовала за мной на приличном расстоянии. Время от времени к ним присоединялись парни и девушки из числа встреченных в коридорах студентов. Толпа уже собиралась человек в двадцать, если не тридцать.

– Что? – не выдержал, наконец, пристальных взглядов. – Чего уставились?

Их было больше, они были у себя дома. Да и вообще – студенты такой народ, что не боятся ни богов, ни бесов. А студенты-некроманты и подавно.

– Хотим – и смотрим, – буркнул один из парней. – Смотреть уже нельзя?

Его кто-то пихнул локтем – мол, ты поосторожнее, еще попадешься!

– Почему нельзя? Можно, – пожал плечами.

– Если осторожно, – поддакнул кто-то, скрытый плечами товарищей.

– Чем без толку болтать, лучше бы подсказали, где в этом году проходят выпускные экзамены? Или вам надо сначала рассчитать фазы лунного цикла, свериться со сторонами света и вычислить ее положение по азимуту?

– А зачем нам азимут? – парни поголовно вытянули шеи.

– Значит, не знаете, – констатировал я.

– Почему? Знаем. Второй этаж по главной лестнице, потом оттуда сразу направо. Пройти под лестницей, ведущей на третий этаж, свернуть к боковым дверям и дальше по коридору до конца. Только осторожнее – там еще рядом лестница, по которой можно напрямик, минуя второй этаж…

На говоруна зашикали со всех сторон – мол, кто ты такой, что выдаешь врагу наши военные тайны? Студенты посматривали на меня косо. Если бы не балахон инквизитора, возможно, меня бы уже били.

А я смотрел на этих парней не старше двадцати одного года и в душе им завидовал. У них еще все было впереди. Последние учебные дни полны лихорадочного ожидания перемен. Потом экзамены, которые кто-то из доморощенных бардов обозвал «маленькой смертью». Дескать, умирая от страха во время экзамена и воскресая после того, как экзамен сдан, ты в полной мере ощущаешь себя некромантом. И тот, кто на экзамене не умирал, тот самозванец и дурак.

Эх, знал бы автор этой песни, что твой первый экзамен вовсе не в аудитории под прицелом пристальных взглядов всей комиссии. Самый первый экзамен ты сдаешь всегда «в поле», сиречь, на практике, когда убиваешь нечисть или упокоивая нежить. Им еще предстоит встреча с настоящими, не книжными чудовищами. И хорошо, если рядом в этот момент будет старший товарищ. Он поможет, подскажет, прикроет твою задницу, если что-то пойдет не так. Именно старший по званию распределял, кому какой работой заниматься, кто станется сочинять отчеты, кто собирать у населения информацию об убиенной твари. Это тяжело, не спорю, но ведь в большинстве случаев на младшего помощника и взваливается вся эта бумажная работа, волокита и общение с представителями знати.

Кивнув студентам, пошел искать экзаменационный зал.

Здесь тоже ничего не изменилось. Те же стены. Те же надписи на них и выразительные царапины на полу – то ли от когтей, то ли просто мебелью поцарапали. Та же мебель, кстати сказать. Не изменилось ничего. Приятно, что в жизни есть хоть какая-то стабильность.

Что ж, отсюда и буду наблюдать, прикидывать, делать выводы. Их пятьдесят восемь человек, не считая алхимиков, боевых магов и ветеринаров. Немалое количество молодых специалистов, учитывая нынешнее положение дел.

Она проскользнула в аудиторию бочком, остановилась в дверях, окинув взором комиссию – профессоров, представителя гильдии и вашего покорного слугу, который скромно сидел в сторонке. Первая девушка за сегодняшний день. Их и без того мало поступает учиться на некроманток, но до последнего курса дотягивают единицы. Многие уходят, не выдержав ночных дежурств в городском морге, на кладбище или в склепах. Других отпугивают не вовремя ожившие мертвецы. Третьи выскакивают замуж. Лично я знал только двоих некроманток, которые ухитрились получить диплом – это некая Богна Вжик из Гнезно и Марджет-Дорис Крама, моя бывшая практикантка. А эта, выходит, третья. Ну-ну, посмотрим!

Наши взгляды встретились, и девушка неожиданно подмигнула, при этом выразительно затрепетав ресницами.

«А ты ничего, хоть и инквизитор, – читалось у нее на лице. – Молодой, красивый… Что вы делаете сегодня вечером?»

«Пою в церковном хоре мальчиков первым голосом», – почему-то захотелось ответить мне. Не то, чтобы меня не интересовали красивые девушки, но я женатый человек. И, кроме того, пришел сюда не потому, что делать нечего.

– Как ваше имя?

Девушка улыбнулась, демонстрируя зубы, и замахала ресницами еще выразительнее. И почему все красавицы думают одинаково – мол, если спросил имя, то уже и на остальное готов? А если это просто формальность? Внешне, кстати, она была… ну, не явно не первая красавица. Вторая или третья. Уж поверьте человеку, который часто сталкивался с женщинами и знает, что говорит. Леди Гемма Байт, Руна Беркана, Анита Гневеш-Мас, не говоря уж о моей жене…

– Исмираль Пинк, – ответила она. – Но можно просто Мира.

– Берите билет.

Она, наверное, обиделась, что не последовало продолжения – мол, меня зовут Згаш, можно просто Згашик, а где вы живете, а это правда, что там самые красивые девушки, что вы делаете сегодня вечером и так далее… Но быстро взяла себя в руки и грациозно проплыла к столу – мол, смотри, мне скрывать нечего! – вытянула типовой листочек, вчиталась в несколько строк…

И я понял, что ответа она не знает. У девицы на миг стало такое лицо…

– Что у вас там? – пришел ей на помощь.

– Э-э… классификация видов нежити по Мартиану Хорватскому.

Ага, помню. Это та самая, которая произвела фурор – мол, упыри и вампиры суть одно и то же, а вот берегини, русалки, водяницы и мавки – это разные виды и даже роды нежити. Кикиморы же бывают домовые, лесные и болотные и относятся к нелюдям, то есть, способны размножаться и даже вроде бы как производить плодовитое потомство, но только с представителями других видов – домовые, лешие, болотники… Ну, и так далее. Не так уж сложно перестроиться, если прежняя классификация, называемая ныне «фольклорной», от зубов отскакивает.

– Готовиться будете? – подал голос один из профессоров. Между прочим, он еще у меня нежитеведение преподавал. И как же он нас мурыжил этим Мартианом Хорватским! Вспомнить жутко. То есть, сначала он заставил нас выучить назубок старую классификацию, потом несколько лекций подряд объяснял, что в ней неправильно и только после этого стал переучивать «на-хорватский». А если учесть, что и старая, «мифологическая», классификация имела свою предшественницу, которую тоже надо было знать… Но простите, отвлекся.

– Вам надо время на подготовку?

– Э-э, – Исмираль Пинк еще раз посмотрела на билет, словно надеялась отыскать ответ на вопрос там.

– Думаю, не стоит, – подал голос мстительный я. – Классификация «по Хорватскому» уже принята несколько лет тому назад. И ее должны знать все, от преподавателя, до студента. Хотя, не исключено, что в провинции до сих пор ее не применяют.

– Э-э, – девушка посмотрела на меня внимательно, как будто надеялась, что я сейчас продолжу разговор и дам ей шанс.

– И все-таки, – профессор нежитеведения явно решил прийти на помощь студентке, – думаю, стоит дать слушательнице Пинк хотя бы десять минут.

– Да хоть все пятнадцать, – кивнул я. Что-то мне подсказывало, что оно того стоит.

Девушка поняла все по-своему. Ее ответный взгляд был полон странной смеси страха и благодарности. Четверть часа на подготовку – королевский подарок, но что за этим последует?

– Может быть, пока она думает, пригласить кого-нибудь еще?

– Как вам угодно.

Явившийся следом парень мне понравился хотя бы тем, что не стал брать даже минуту на обдумывание, а сразу пустился в объяснения. Ему достался легкий билет – духи, призраки и привидения, вызов и нейтрализация. Я задал ему парочку дополнительных вопросов относительно феномена двоедушников – он ответил. Я поинтересовался, как можно подсадить душу в чужое тело – он все объяснил. Мне стало интересно, сколько душ может находиться в одном теле и как они взаимодействуют между собой – и получил целую лекцию. У мальчишки язык оказался без костей. И ведь ни одного слова лишнего!

– Отличник? – шепнул я своему соседу, магистру с кафедры теоретической магии, когда студент покинул аудиторию.

– Медалист, – шепотом ответил тот. – Причем ему никто не помогает. Все сам. И во всех конкурсах участвует, и активист…

– Как фамилия?

– А вам зачем? – от дружелюбия собеседника не осталось и следа. – Мы собираемся оставить его при кафедре. Его ждет аспирантура, научная работа, и, как знать…

– Как знать, как знать, – покивал я головой.

– На что вы намекаете?

– Да так… Судьба человеческая – штука сложная. Никогда не знаешь, где она сделает крутой поворот. Так как зовут будущее светило отечественной науки?

На меня посмотрели, как на шпиона, явившегося в штаб армии, чтобы забрать секретные документы прямо со стола главнокомандующего, но до ответа снизошли:

– Приз. Роман Приз. Только учтите, что…

– Уже учел, – отрезал я. – А как там наша классификация нежити?

Исмираль Пинк сидела на том же месте в той же позе, также внимательно глядя на листок. Она вздрогнула, когда ее окликнули, но без страха. Четверти часа ей хватило, чтобы принять решение, и она поднялась с места, как бы невзначай ослабив ворот платья и даже позволив ему чуть-чуть оголить плечо у самой шеи.

– Классификация нежити, – начала девушка, окинув экзаменаторов тяжелым взглядом, который ей, наверное, казался полным страсти, – неоднократно претерпевала изменения. Нежить веками живет рядом с человеком, мы взаимодействуем с нею, мы связаны с нею нитями дружбы и вражды. Нежить испокон веков наш враг и сосед. И мы, конечно, должны знать своих врагов и соседей. Знать, кто может прийти на помощь, а от кого следует держаться подальше.

– От кого конкретно стоит держаться подальше? – задал я вопрос.

Взгляд ее темно-карих глаз задержался на мне, губы чуть шевельнулись, давая возможность оценить их форму.

– Ну… различные вредоносные сущности.

– Какие?

– Бесов.

– А еще?

– Ну, – она как бы невзначай повела плечом и тряхнула волосами, – болотников.

– А еще?

– Упырей.

– Кем являются упыри?

– А…

– Какое место в классификации занимают упыри? К каким родам, видам и семействам их относят?

– Семействам? – встрепенулся профессор нежитеведения. – Вы сказали семействам?

Ну да, да, брякнул не то. Всем известно, что упыри относятся к одному семейству – упыриных, класс нежить, подкласс человекообразные. Но меня уже несло:

– Каков класс опасности для каждого вида упырей? Как определить, какой именно упырь стоит перед вами?

Исмираль Пинк пошла красными пятнами.

– Упыри? Упыри? – несколько раз повторила она. – Ну, они…

– Опасны или нет? – пришел ей на помощь профессор.

– Да. Опасны. Очень опасны, – девушка торопливо закивала головой.

– А насколько они опасны? Перечислите все семь классов опасности?

– Семь, – Исмираль Пинк растопырила пальцы правой руки и стала загибать их: – Первый класс – самый опасный.

– Для кого? – не смог промолчать неугомонный я.

– Для всех…э-э…людей, – предположила студентка.

– А для нежити?

Она с удивлением захлопала глазами. Видимо, крамольная мысль о том, что упыри могут нападать не только на людей, никогда не приходила ей в голову. Ну да, существует такое мнение, но голодный упырь, как правило, не делает различий между собакой и ее хозяином. Собственно, упыри не нападают на остальную нежить именно потому, что им для поддержания собственного существования нужна именно чужая жизнь. Но вот нечисть и нелюди должны держаться от упырей подальше, особенно на пике их активности.

– И для нежити тоже, – сообразила Исмираль Пинк. – Он для всех опасен.

– Даже для других упырей?

– Даже для других упырей, – уже веселее кивнула она. Профессор нежитеведения слегка побледнел.

– И для своих собственных личинок? – вкрадчиво поинтересовался я.

– Для них – особенно, – уверенным тоном сообщила студентка. – Ведь личинки слабые, беспомощные. А упыри жестоки и коварны. Они нападают на все, что движется и…

Профессор нежитеведения застонал.

– Но ведь личинки неподвижны!

– А… – к чести девушки надо признать, что на сей раз думала она недолго. – А в этом и состоит главная опасность для личиночной стадии упырей. Они способны вызревать только в закрытых гробах и…

У профессора нежитеведения было такое лицо, что мне ужасно захотелось наплевать на экзамены и послать за врачом.

– То есть, вы полагаете, что упырем не может стать труп, брошенный в овраге без гроба, савана, могилы…

До Исмираль Пинк начало что-то доходить.

– Ну, при определенных условиях это возможно, – неуверенно начала она.

– Отлично. Назовите эти условия.

– Но этого нет в билете! – возмутилась она.

– Это дополнительный вопрос, – улыбнулся мстительный я. – Я имею право задать любому студенту любой дополнительный вопрос по любой теме, не обозначенной в билете. Правда, только один, но… Так при каких условиях труп может мутировать в упыря? И как долго продолжается период мутации?

– Седмицу? – попала она пальцем в небо.

Я почесал запястье левой руки. Прошло четыре года, но шрамы от зубов упырицы все еще были заметны, хотя и не так сильно. Точно также никуда не делись старые рубцы на внутренней стороне запястья – у тех некромантов, которые слишком часто отворяют себе вену, раны практически не успевают зарубцовываться.

– Девять дней, – вспомнил собственный случай. – Максимум – сорок, и то при неблагоприятных природных условиях. Но вы этого явно не знаете… как, впрочем, и остальной предмет. Плохо, студентка Пинк. Очень плохо.

Она попятилась, переводя взгляд с одного лица на другое:

– Я…не сдала?

– Нет. И скажите там, пусть заходит следующий!

Девушка с надрывом всхлипнула – она явно не ожидала такого поворота событий – но ее лепет о том, что она все учила, только забыла, никто не стал слушать.

– Пра, – зашипел профессор нежитеведения, – прошу прощения, но вы… Зачем вы это сделали? Что вы к ней прицепились? Девочка все знает! Она учила! Все два года учила. Просто сейчас забыла! А вы не дали ей времени сосредоточиться, завалили дополнительными вопросами…

– Она все равно не знала ответа на этот вопрос, – пожал я плечами.

– Классификация «по Хорватскому» – очень сложная тема. Одна из самых сложных…

– Ой, кто бы говорил! – не смог промолчать. – «Если вы знаете классическую классификацию, вам ничего не стоит зазубрить и новую версию. Тем более, что она намного проще и легче запутанной мифологической!» Не вы это твердили чуть ли не каждую лекцию?

– Вздор! Никогда я такого не… – он запнулся, подозрительно прищурился. – А вы откуда знаете?

– Оттуда.

– Оно и видно, – храбро усмехнулся профессор. – Где учились?

– Здесь, – вздохнул обреченно. – Разумеется, здесь. И даже у вас.

– Э-э… – он стал заикаться и бледнеть не хуже своей студентки. – То есть…как?

– Так. И диплом получил, и даже вам же экзамены сдавал.

Мой собеседник напрягся, пытаясь вспомнить мое лицо. И задал вопрос, который должен был прозвучать давным-давно:

– Вы кто?

С одной стороны, это обидело – не этот ли тип чуть ли не на каждой лекции закатывал глаза и готов был рвать на себе мантию с криком: «Вы – самый плохой курс за последние несколько лет! Я вас никогда не забуду! Перед смертью в кошмарах вспоминать стану! Всех поименно!» – и, не прошло пяти лет, как все забылось. Но, с другой стороны, сколько нас, студентов, прошло перед его глазами? Профессор нежитеведения читал свой предмет не только для некромантов, как факультатив этот предмет шел у алхимиков, ветеринаров, боевых магов. И, кроме того, разве обязан он знать в лицо простого провинциального некроманта, ныне ставшего рядовым инквизитором?

– Бывший ваш студент, – пришлось признаваться. – Когда-то меня звали Згашем Груви.

– Не помню, – признался профессор. – Столько лиц… Хотя ваше мне действительно показалось знакомым.

Я откинул с головы капюшон рясы, выставляясь на всеобщее обозрение. Странное чувство – сидеть рядом со своими наставниками, а не стоять перед ними навытяжку, бледнея под градом дополнительных вопросов.

– А вот я вас вспомнил, – декан, второй принимающий экзаменатор, кивнул головой. – Четыре года назад читал в «Вестнике некроманта» статью про случай в Больших Звездунах. Там еще упоминалось, что главную роль сыграл наш выпускник, молодой специалист, только-только приступивший к работе и сразу столкнувшийся с такими проблемами, которые не по зубам и опытным мастерам. Вы потом еще и книгу написали…

Я скромно потупился.

– В нашей библиотеке эта работа есть, – продолжал декан. – Правда, единственный экземпляр и у меня дома, но…

– Почему дома?

– Ну, как бы вам сказать… Учитывая, кто вы сейчас… Факты, изложенные вами в книге, интересны и правдивы, но, как бы это сказать… Льют воду не на ту мельницу. Вы же должны понимать расстановку сил. Для некроманта инквизиторы – не самые большие друзья. Да и обыватели тоже относятся к тем, кто носит багровые рясы, двусмысленно. А вы показали их обычными людьми, со своими слабыми и сильными сторонами, с достоинствами и недостатками. В общем, вы написали правду, а она… многим ее трудно принять. Людям нравится жить в мире иллюзий. Именно поэтому магия так живуча. Если исчезнут колдуны, маги, ведьмаки, некроманты – имею в виду, настоящие! – люди примутся их выдумывать. И эти выдумки будут… они окажутся весьма своеобразны. Слышали такую поговорку: «У страха глаза велики». Так вот, у фантазии они еще больше! Существуют стереотипы, иллюзии. А вы попытались их разрушить… Конечно, полностью изъять вашу книгу из обращения мы не могли, и рано или поздно наши студенты столкнутся с нею… некоторые из них, во всяком случае, но это произойдет уже после того, как у них сложится своя система ценностей, на которую ваши «Записки…» уже не повлияют.

– Лучше поздно, чем никогда, – сказал я просто для того, чтобы что-то сказать.

– Поймите, – профессор и декан с двух сторон придвинулись ближе, – мы не имеем против вас ничего личного. Колледж даже гордится вами, как героем…

– …который настолько велик, что у него нет имени, и его величают просто Герой, – пробормотал я.

– Что?

– Там, внизу. Доска Почёта. «Гордость отечественной некромантии»…

Я закончил Колледж четыре года назад, но портреты на стенде висели те же самые, что и при моем поступлении.

– Понятно, – мои собеседники усмехнулись. – Видит Прове*, если бы вы оставались некромантом, мы бы так и поступили. Но вы же теперь… как бы это сказать…

(*Прове, он же Прове Ушастый – здесь, бог правосудия. Изображался с длинными ушами для того, чтобы лучше слышать все жалобы и обвинения. Именем Прове клянутся в суде и в тех случаях, когда просто хотят призвать на помощь законы. Прим. авт.)

– Отечественная некромантия понесла тяжелую утрату, – вспомнились слова пра Михаря.

– Увы, – хором ответили мне.

Мы помолчали, думая каждый о своем. Я по-новому взглянул на свою жизнь. Конечно, когда спасал Большие Звездуны, не думал ни о какой награде – того, что получил, было достаточно! – но на Доску Почета мой портрет они могли повесить! – хотя бы ненадолго!

– Мы постараемся что-нибудь сделать, – словно услышал мои мысли декан. – Но сейчас не угодно ли… м-м… продолжить?

И мы продолжили.

В этом году, как уже упоминал, выпускалось пятьдесят восемь молодых некромантов – меньше, чем в прошлые годы, потому как именно на этом курсе случилось несколько неприятных случаев, упомянутых пра Михарем. И после оных человек пять или шесть поспешили подать заявления о прекращении учебы – то ли боялись стать следующими жертвами, то ли решили, что ошиблись с выбором профессии. Ну, кого-то и отчисляли за неуспеваемость… К слову сказать, на многих факультетах Колледжа картина была сходной, но это за счет того, что часть студентов уже в процессе обучения переводилась на другие факультеты. Многие рванули в ветеринары – как мне сказали, желающих лечить зверей было так много, что пришлось открывать дополнительный факультет.

Но были и те, кто остался. И к этим парням и девушкам я присматривался особо. Среди них были те, кому суждено погибнуть в ближайшие месяцы. Знать бы, кому именно и как будет обставлена их смерть? Вот, например, Исмираль Пинк. Ясно же, что девушка почти ничего не учит. На что надеется? Что сразу после окончания учебы выйдет замуж и с дипломом о высшем образовании это сделать легче? Но кому нужна жена-некромант? Если она пойдет работать, то в первом же задании наломает дров и погибнет от когтей тех самых упырей, про кого не смогла ни слова сказать на экзамене. Или Роман Приз. Ясно, что умник, каких мало. Светлая голова, будущее светило отечественной некромантии и, как знать, не он ли однажды сменит на посту главы гильдии магистра Бруно Черного? Если, конечно, доживет…

Надо же, какой поворот судьбы! Эти парни и девушки учились на первом курсе, когда я сам получил диплом. Мы действительно могли встречаться в коридорах учебных корпусов, жить в соседних комнатах в общежитии, обедать за соседними столиками в одной столовой и брать книги в одной и той же библиотеке. Наверное, даже общались – новички могли консультироваться у «стариков». Кстати, всего на год старше этих выпускников учился тот самый Гебриан Чернореченский, который потом под именем Дея Долла устроил мне «веселую жизнь» в Больших Звездунах. Ну, да. Четыре года назад он учился на втором курсе, а Роман Приз, Исмираль Пинк и остальные – на первом.

Конечно, были и другие – всех не упомнишь, хотя я очень старался. Но запомнить пятьдесят восемь человек, их характеристики, оценить уровень знаний… Это много. Чересчур много. Я просто не знал, как справиться с заданием. Мне оставалось только ждать.

Как оказалось, недолго.

Сессия по традиции растягивается на несколько седмиц. Зимняя всегда бывает короче, а вот летняя, когда решаются вопросы о переводе на другие курсы или даже факультеты, продолжается почти полтора месяца. И почти каждый день мне предстояло посещать Колледж. Право слово, я мотался туда чаще, чем сами студенты! Мне-то приходилось, кроме собственно некромантов, точно также выслушивать алхимиков, боевых магов, ветеринаров – то есть, тех, кто так или иначе, рано или поздно мог попасть в сферу влияния Инквизиции. На сей раз ничего, связанного с расследованием – так сказать, рабочие будни. Заодно это давало возможность понаблюдать за некоторыми молодыми некромантами, так сказать, в нерабочей обстановке. И опять задать себе тот же вопрос: «Кто?»

Ответ пришел неожиданно.

Я, как всегда, утром приехал в Колледж и еще у ворот заподозрил неладное. Было тихо. Слишком тихо. Только несколько студентов и лаборантов попалось мне на пути. Но они удирали так быстро, словно, как ни странно это звучало, сама Смерть гналась за ними по пятам.

На мое счастье, навстречу мне попался один из младших преподавателей. Он тоже спешил, но в узком коридоре разминуться не получилось.

– Что происходит?

– А, это вы, – он явно нервничал. – Прошу прощения, пра, но на сегодня все экзамены отменены. Приходите завтра! Или послезавтра. Или вообще…

«Пра»! Терпеть не могу, когда меня так называют. Я же еще не…

– Что происходит? – я на лету схватил ринувшегося прочь мужчину, заламывая ему руку болевым приемом. Так можно остановить даже нечисть. Фирменный «куббиковский» прием явно не преподавали на курсах самообороны, потому что мой пленник некоторое время отчаянно дергался. Пытаясь вырваться, он только скрипел зубами от боли в суставе.

Наконец, он смирился и бросил на меня затравленный взгляд. Дескать, продолжай, палач, свое черное дело.

– Что происходит? – повторил я.

– Э-э…неприятности.

– Это я уже понял. А точнее? И учтите, если не скажете вы, я найду другого осведомителя, который выложит все не под давлением грубой силы.

Намек был правильно понят, и преподаватель рассказал все.

Общежитий для студентов было два. Одно, старое, находилось на территории Колледжа, вплотную примыкая к одному из корпусов. Раньше там жили и студенты, и преподаватели. Но примерно десять лет тому назад, с расширением факультета алхимии и объединения Колледжа Некромагии со Школой Ведьмаков, места для обучающихся стало не хватать, и в городе выделили для студентов дополнительно здание старой гостиницы. Городские жители селились именно там. А в старом здании оставались места только для приехавших из сельской глубинки – так сказать, подальше от искушений большого города. Позднее туда стали переселять только учеников старших курсов – дескать, у них учеба занимает больше времени и грех тратить его на дорогу по городу.

И вот в этом-то здании где-то в два часа пополуночи прогремел взрыв.

Подобное случается сплошь и рядом – если вы учитесь, скажем, на алхимика или боевого мага. Некоторые артефакты активизируются с громом, грохотом и разрушениями всего в округе. Вот почему многие алхимики селятся подальше от людей и устраивают свои лаборатории на чердаках – чтобы в случае чего уцелели нижние этажи здания.

Но на сей раз виноваты оказались не алхимики. Двое студентов-некромантов решили «позаниматься дополнительно». В результате одно из заклинаний сработало с точностью до наоборот – вместо того, чтобы сдерживать пространство в пентаграмме, оно его «схлопнуло».

Итог был печален. Двух стен со смежными комнатами как не бывало, повылетали окна чуть ли не на всем этаже. Несколько случайных свидетелей оказались травмированы осколками стекла и разлетевшимися камнями пополам с поломанной мебелью. Один из горе-экспериментаторов погиб на месте, а вот второй отделался легким испугом. И вообще он пострадал меньше, чем любой из находившихся в тот момент на этаже молодых людей. Что такое несколько синяков и ссадин по сравнению с порезами от стекла, контузией в результате падения со второго этажа и переломами рук и ног!

Все это я с пятое на десятое выудил у преподавателя, не переставая мягко и деликатно заламывать ему руку, если он вдруг делал вид, что забыл подробности. Я же осторожно! Нежно и ласково! Как ребенку! С чего бледнеть и покрываться испариной? И вообще, лучше беседовать с деликатным мной, чем с нашим палачом. Инквизиторам ведь палачами служат любители, а этих порой заносит…

Выпустив, наконец, жертву, я поспешил к общежитию. Во время учебы мне там приходилось бывать лишь несколько раз – а именно, я жил там пока писал диплом. Но зрительная память – все для некроманта, а поскольку и тут ничего не изменилось, и даже скабрезная надпись на перилах лестницы осталась на прежнем месте! – я легко нашел дорогу на второй этаж.

Вернее, на то, что от него осталось.

Мой невольный осведомитель действительно знал не все. Например, он сообщил, что взрывом разнесло две комнаты по соседству – справа и слева – но ничего не сказал о том, что точно также была уничтожена и комната напротив. От нее вообще остались лишь покрывшиеся трещинами обгорелые стены, а мебель и вещи превратились в уголь. Перепуганный обитатель комнаты топтался на пороге и все повторял:

– Я же только на минутку… я же только к соседу… я же не знал…

Из одежды на нем были только кальсоны, старая рубашка и халат. Пару уцелевших конспектов – то, за чем и ходил к соседу – он прижимал к груди так, словно они были из чистого золота. Я ему даже посочувствовал. В одночасье лишиться всего – это кого угодно выведет из равновесия.

Остальные студенты топтались в коридоре, не зная, куда приткнуться. Многие были со свежими царапинами, и девчонки с факультета целительной магии пытались кому остановить кровь, кому вправить вывих.

Эх, была не была! Помнится, меня чуть было не отправили на тот свет за то, что пользовался целительной магией, не имея лицензии. А то, что способность исцелять я получил случайно, взяв на себя силу умершей без покаяния знахарки, и пользовался ею от случая к случаю, никого не интересовало. Некромант не может быть врачом! И точка.

Но сейчас я не некромант. Я – инквизитор. А инквизиторы могут лечить. Вспомнить хотя бы пра Михаря – бывшего целителя, однажды нарушившего закон столь серьезно, что ему предоставили выбор – или казнь или постриг.

Как бы то ни было, терять мне было нечего. Я шагнул к студенту, левой рукой взял его за плечо, нащупывая болевую точку, быстро надавил, а потом положил одну руку ему на солнечное сплетение, вторую – на лоб, сосредоточился, мысленно вызвав в памяти картину перепутанных, смятых нитей ауры парня… Легонько надавил тут и там, выправляя провисшие нити – и резко отнял обе руки.

Парень вздрогнул, выходя из состояния шока. На глаза его навернулись слезы – до того сдерживаемые эмоции рвались наружу.

– Тихо-тихо! Не разводи сырость! – предупредил я.

– Так ведь все же погибло! – всхлипнул он. – Одежда… обувь, учебники… деньги!

– Деньги не проблема, – развязал кошелек на поясе, вытряхнул на ладонь всю мелочь, какая нашлась. Вообще-то предполагалось, что ее надо отдавать нищим при храме, но я рассудил, что этому парню они нужнее. – Это на первый раз. Учебники тебе простят, раз такое дело. Экзамены сдашь по чужим конспектам. А вещи… ну, может, кто из друзей поделится. Друзья-то есть?

– Ага. Были, – парень шмыгнул носом.

– Да сплыли?

– Ну, почти… Они в той комнате жили, – парень кивнул на помещение, где прогремел взрыв.

– Понятно, – вздохнул я. – Как их звали?

– Брашко Любечанин и Роман Приз.

Приз. Где-то я уже слышал эту фамилию.

– И кто из них… где?

– Романа в морг увезли, – вздохнула одна из девушек, слышавшая наш разговор. – А Брашко у вас.

– Где?

– Ну, там… у вас, – девушка вздохнула. – У инквизиторов.