Глава 5

Недавно прошел дождь, и на дороге тут и там виднелись лужи. Кони равнодушно шлепали копытами, разбрызгивая грязь, и наши сапоги и подолы плащей уже были в пятнах. Природа воспряла духом после долгой зимы и холодной весны – все зеленело, расцветало, пело и веселилось. Но я посматривал по сторонам, на дикую сирень, одуванчики, дикие яблони и вишни, порхающих по веткам птиц с мрачным негодованием. Какой контраст – все кругом радуется жизни, а мы, два мрачных типа, едем в другой город для того, чтобы на месте разобраться с загадочной смертью молодой некромантки Дорис Крама.

Мы. Я не оговорился. Пра Михарь, как официально возглавляющий расследование, сам вызвался ехать в Хотев, да и меня потащил, «чтобы развеяться». Развеяться! Тоже мне! Попробуй тут развейся или расслабься, когда надо постоянно ждать, что еще взбредет в голову моему начальству.

Когда мне сказали, что предстоит кое-куда съездить, я сгоряча брякнул: «В челюсть!» Но шутку не оценили. Обозвали ее бородатым анекдотом и приказали собирать вещички – мол, через час отъезд, все бумаги уже подписаны.

Дорога вилась по перелескам, то спускаясь в низины, то взбираясь на холмы, то скользя по склонам. Пейзаж постоянно менялся, и для того, кто никуда не спешит, в дороге будет не скучно – знай, смотри по сторонам.

– Смотрите, Груви, как прекрасен мир! – пра Михарь, словно нарочно, почти не умолкал. – Как чудна и многогранна жизнь! И как она сложна и упряма. Казалось бы, вся природа должна скорбеть о смерти молодого специалиста, но нет! Светит солнышко, поют птички, цветут цветочки, ветерок ерошит травку и листочки… Мир ликует и веселится. Ему нет никакого дела до того, что где-то гибнут во цвете лет молодые люди. Этим цветочкам и птичкам все равно. Я даже скажу больше, – он подмигнул, – что и большинству людей это безразлично.

Угу. Большинству. Только я-то в меньшинстве. И мне это не безразлично. То есть, мне бы очень хотелось махнуть на все рукой, но случай с Дорис-Марджет… В свое время я не испытывал никаких чувств к этой девице. Она была слишком настырной, слишком умной, слишком решительной и, к тому же, пыталась выскочить замуж, окрутив моего названного брата. Какую цель преследовала только практикантка? Была ли это последняя попытка избежать неприятной обязанности работать по специальности? Или просто чисто женское желание нравиться, любить и быть любимой? Я не думал об этом. А сейчас, после стольких лет, все осталось в прошлом. Почти все.

– И что вы так мрачны, мой юный ученик? – продолжал пра Михарь, как ни в чем не бывало. – Смотрите на жизнь проще. В конце концов, это происходит каждый день…

– Что? Жизнь?

– Чья-то смерть, – пожал он плечами. – В мире постоянно кто-то рождается, а кто-то умирает. Это закон природы. Разве ваша…э-э…супруга вам не объяснила, что она всего лишь поддерживает круговорот веществ в природе?

– Ну… – разговаривать на эту тему не хотелось. Но заставить замолчать пра Михаря было не легче, чем заткнуть на экзамене Брашко Любечанина.

– Да. Все мы вышли из праха земного, все сотворены богами из чрева матери-земли и должны туда вернуться, в свою естественную среду. Разве вы, некромант, не в курсе, что происходит с телами после смерти?

– Угу. В курсе.

– Они разлагаются, – сообщил мой собеседник с таким видом, словно сам придумал это слово. – На составные элементы. И дают пищу червям, а те, в свою очередь, птицам, а птицы…

– Зверям.

– А звери – нам. Все в природе постоянно кого-то пожирают, но вот посмотрите на нее. Тут так красиво! Не скажешь, что эта красота стоит на обыденном и грубом желании сожрать, пока не сожрали тебя самого?

Меня начала раздражать его болтовня. Вроде и проехали всего ничего, часа три, как трусим по дороге, а уже хотелось придушить болтуна. Одно слово – инквизитор! Мастер пыток – не физических, так душевных. И вон как улыбается! Словно кот, дорвавшийся до миски со сметаной.

Моего кота, кстати, с нами не было. Накануне я услал Зверя в Большие Звездуны с очередной запиской, которая опять, как и предыдущие, останется без ответа. На сей раз я писал к Земовиту Лойде и сообщал ему о смерти Дорис Крама. Мол, обстоятельства пока не выяснены, но хотелось бы, чтобы вы там у себя смотрели в оба, потому как именно в Большие Звездуны меня и не отпустят для проверки, буде что случится. Этот город оставался закрытой территорией. До него было около сотни лиг – на другом конце страны – но с тем же успехом он мог находиться за океаном. Даже если пройдут годы, я никогда не побываю на его улочках, никогда не проеду знакомыми местами…

– Вы о чем-то задумались, брат, – бросил в мою сторону пра Михарь пытливый взгляд. – О смысле жизни? Бросьте. Ответ на этот вопрос давно уже найден. Смысл жизни в том, чтобы жить. Проблема в другом – что каждый понимает это по-своему. И все споры, в конечном счете, сводятся к тому, чтобы доказать другим, что именно ты и знаешь, как жить правильно. А надо не спорить, а жить…

Жить! Так, как я сейчас живу, мне не нравится. Попытался взглянуть на себя со стороны. Холмы, прорезанные оврагами, зеленеют молодой травкой. Деревца и кустики тянутся к свету. Распускаются одуванчики, дорога вьется по холмам. Где-то под солнцем блестит вода – небольшая речушка только-только вернулась в свои берега после разлива, и еще не высохли оставшиеся после него в низинах лужи. Слышен птичий гомон. С вершины очередного холма виднеется какое-то село в окружении черно-зеленых пятен пашен – где-то еще заканчивают пахать, где-то уже появились всходы. И по дороге среди этого великолепия природы едут два всадника.

Пра Михарь держится в седле так, словно всю жизнь прослужил в кавалерии. Это впечатление усиливалось еще больше оттого, что инквизитор, как всегда, если случалось покидать город, одевался в гражданское платье. В обычном, полувоенного покроя камзоле, высоких сапогах, коротком плаще и с мечом на боку он походил на кого угодно, только не на служителя церкви. Ваш покорный слуга в свое время тоже не прогуливал уроки верховой езды и хорошо умеет держаться в седле, но по сравнению с инквизитором выглядит, как собака на заборе. Мне вообще неприятно находиться рядом с этим человеком. Особенно сейчас. Вот если бы меня отправили отдельно, или позволили остаться в монастыре, чтобы хоть на несколько дней избавиться от его присутствия…

Желание избавиться от пра Михаря было так велико, что я погрузился в составление плана. Можно, конечно, убежать. Вот прямо сейчас. Пришпорить коня и ускакать в поля, куда глаза глядят. Но тем самым я подпишу себе приговор и буду обречен скрываться до конца дней. Нет, конечно, Смерть прикроет своего супруга, но от людей придется прятаться. Или попытаться покинуть страну и начать новую жизнь подальше отсюда. Желательно в той части света, где не знают о существовании Инквизиции, и куда она не дотянется своими длинными лапами. Но мой названный брат и его жена? Моя, пусть и внебрачная, но родная дочь? А мэтр Куббик, госпожа Гражина и их приемная дочь Динка? Что будет с ними? Возьмут ли их в заложники, чтобы убедить меня сдаться властям? Нет, их жизнями рисковать не хотелось. Тогда что делать?

Отпадает и убийство, хотя совершить его очень хочется. Я все еще некромант. Я все еще могу, просто протянув руку, остановить чье-то сердце. Однако, это тоже не выход. Это все равно, что побег, только на сей раз меня будет разыскивать не пра Михарь, а сама Инквизиция, мечтающая покарать убийцу.

Тогда что делать?

Убежать от Инквизиции. Ответ простой и понятный. Но как? Добром она никого не отпускает. А если злом? Если заставить их вышвырнуть меня за ворота и снять гильдейский знак?

Я еще раздумывал над этим, когда дорога подошла к мосту. Мы миновали уже два или три моста – один был такой старый, что рисковать не стали и одолели речку вброд – но этот был не просто больше прочих. Он был каменным.

Каменные мосты остались на реках с давних времен. Примерно тысячу лет назад люди строили здесь каменные дороги, соединяя между собой основанные в разных концах земли крепости. К сожалению, тот трудолюбивый народ почти исчез с лица земли – рассеялся по дальним уголкам, смешавшись с местным населением. От него осталось, однако, больше, чем от других исчезнувших народов. От племени звездичей, например, уцелели только безымянные курганы, из-под которых даже некромантам не удается докопаться до их первых обитателей, да имя самого города – Звездуны. От этого же давно исчезнувшего племени, в хрониках именуемого ромейским, остались развалины старых крепостей – некоторые перестроены и теперь стали замками графов и герцогов – каменные дороги и такие вот мосты. Те и другие постепенно ветшают – творения рук человеческих бессильны перед временем – но вот этот…

Этот выглядел так, словно неоднократно пережил ремонт. Перила обмазаны глиной, опорные столбы закреплены бревнами и выпавшие камни заменены новыми, отличающимися по цвету, так что издалека он казался пятнистым. Но самое главное – у въезда красовалась деревянная доска, на которой было намалевано:

«Путнек! Эсли хочишь праехать па масту, заплоти и памались!»

– Интересное предложение, – пра Михарь дважды перечитал написанное. – Интересно, о чем нам предлагают молиться? Что строители не забыли положить в основание моста краеугольный камень и вся эта махина не рухнет в реку вместе с нами?

Не знаю, о чем он думал, но инквизитор явно ничего не чувствовал. А вот мне все стало ясно.

Под этим мостом жил тролль. Эти существа относились к редкому, вымирающему виду нечисти. Днем они были совершенно безобидны, но если в светлое время суток кто-то отнесется к троллю непочтительно, в темноте на мост лучше не соваться. Ведьмаки усиленно охотятся на троллей, истребляя при первой же возможности, и гордо выставляют головы убитых тварей на том месте, где настигли. И, хотя тролли владеют кое-какой магией, она помогает им не всегда.

Магия троллей… это именно то, что мне надо.

– У вас нет монетки?

– Заплатить?

– Погадать.

– Стоит проезжать по этому мосту или лучше поискать брод? Понимаю.

Инквизитор протянул медянку*. Скупердяй! Я бы не пожалел золотника, если бы он у меня был.

(*Позвольте напомнить денежную систему. Медянка – самая мелкая денежная единица. Десять медянок – один грош. Десять грошей – злотый. Десять злотых – золотник. В ходу еще полугрош, который считается, однако, по шести медянок к одному. Прим. Згаша Груви)

Взвесив монетку на ладони, как будто собирался подкинуть и загадать «орел-решка», я размахнулся и, быстро проговорив свое желание – «Хочу стать свободным!» – швырнул ее в реку. На миг замер, ожидая характерного «плюх», но, сколько ни напрягал слух, под мостом не раздалось ни звука. Монетка канула в никуда. Или, что вернее, в волосатую лапу тролля.

Пра Михарь следил за мной очень внимательно.

– Что это было?

Я пожал плечами:

– Так… местное суеверие.

– С каких это пор вы стали местным жителем?

– Пока не стал, но кто сказал, что это невозможно? Я, знаете ли, уже собирался прописаться в Больших Звездунах и стал там своим… На какое-то время. И кто знает, вдруг я захочу поселиться тут. Как, кстати, называется это живописное местечко?

– Нижняя Грязь.

– Не смешно.

– Зато правда, – пра указал на вестовой столб, к которому была прибита доска, где красовалась вкривь и вкось означенная надпись.

– Только представь себе – Згаш Груви из Нижней Грязи, – весело протянул пра. – Как романтично! Как это поможет при знакомстве с девушками…

– Никак. Я женат. И вы прекрасно знаете, на ком!

Мой спутник кивнул головой с таким видом, словно ему до смерти надоела эта байка. Вот странно. Я – супруг Смерти уже несколько лет. Но большинство людей относится к этому, как к фантазии. Они либо уверены, что это – бред сумасшедшего, либо не верят, что бывший некромант Больших Звездунов – и есть то самое мифическое лицо. А все потому, что долгое время супруги Смерти считались сказкой для детей, пока кто-то не догадался собрать о них сведения.

– Кстати, господин местный житель, разрешите поинтересоваться, в чем состоит местное суеверие, согласно которому надо бросать деньги в реку? Просветите приезжего! – он шутовски раскланялся в седле.

– Все просто. Под мостом живет тролль. И надо заплатить ему дань, чтобы проехать по мосту.

Пра Михарь подъехал к берегу и с интересом посмотрел вниз, на торчащие из воды опоры. Особенно в тень между крайней и берегом.

– Надо же, как интересно! – пробормотал он. – Но вы, брат Груви, еще и что-то прошептали. Что, интересно? Заговор? Поделитесь?

– Вот еще. Это секрет.

– Ой, да было бы, что скрывать! Небось, загадали, как от меня избавиться? Ну, сознавайтесь! По глазам вижу, что вы только об этом и думаете!

Я промолчал. Да, это было мое самое жгучее желание – вернуть себе свободу. Я не был заперт в четырех стенах, не носил цепей и ошейника с именем хозяина, мог даже ходить, где придется, но при этом оставался в плену. Я был вынужден заниматься тем, к чему не лежала душа. Больше всего на свете мне хотелось опять стать простым провинциальным некромантом, жить тихой мирной жизнью в маленьком городке, в маленьком домике на окраине местного кладбища, ездить на вызовы, в свободное время сидеть у камина и по примеру мэтра Куббика потягивать вино. Это была моя мечта, и для ее достижения можно было пойти на все.


Хочев показался не просто небольшим, но и вообще крошечным городишком – наверное, по сравнению со столицей. Собственно, городком его назвать можно было с большой натяжкой. Имелась застава, где проезжающим предлагались услуги местной гостиницы. Имелся замок местного барона, имелась ратуша, совмещавшая функции торгового представительства, суда и арсенала. Имелась церковь и торговая площадь перед нею. Для любителей старины имелись остатки земляного вала и городских укреплений, а также какие-то живописные развалины, высившиеся возле кладбища. Большинство домов Хочева стояли вдоль одной-единственной длинной улицы и отходящих от нее во все стороны переулков разной длины, так что в плане Хочев походил на многоножку, у которой все конечности разного размера.

Мы проехали вдоль главной – и практически единственной – улицы, любуясь домами. Большинство было двухэтажными – либо особняк местного богатея, либо на первом этаже располагалась лавка, а наверху жили ее владельцы. «Бакалея», – оповещали вывески, – «Портновское дело», «Булки», «Скобяные товары», «Сапожник», «Три рака»…

– Зайдем? – кивнул пра Михарь. – Горло промочим, местные новости узнаем…

– Зачем?

– Это вы у нас абориген, а мне интересно!

С этими словами инквизитор спешился и, привязав лошадь к заборчику, прошел внутрь.

Я замешкался, озирая улицу с высоты седла. Вот, значит, тот город, где после распределения работала Дорис Крама? По сравнению с Большими Звездунами – дыра дырой. Почему девушка оказалась здесь? Не нашлось местечка получше или она тут пыталась скрываться… От кого? Есть ли тут связь с ее смертью? Подумать только, она всего на два года старше тех девушек, у которых мне случалось принимать экзамены. Интересно, получит ли кто-нибудь из выпускников работу именно в Хочеве? Или уже есть кто-то на примете? Гильдия должна следить за перемещениями своих членов, и, как явствовало из документов, которые мне предоставил магистр Бруно Черный, действительно отслеживала перемещение некромантов по стране и за ее пределами. Дорис Крама должна была в конце месяца писать в канцелярию отчет с приложением членских взносов. Если в конце этого месяца отчет не будет прислан, гильдия пошлет своего наблюдателя. Тот разбирается на месте, отвозит мэтру Бруно сведения о том, что в Хочеве есть вакантное место – и туда направляется первый же некромант, попросивший помочь ему.

Кстати, а от чего она умерла? И кому, кроме ее сменщика, была выгодна ее смерть?

В голове начал вырисовываться некий план, и я решил войти в «Три рака».

– Груви, вас только за смертью посылать! – приветствовал меня пра Михарь из-за столика.

– Настоящего некроманта никого никуда посылать не надо. Скорее, он сам способен так послать, что мало не покажется!

– Он еще и огрызается, – покачал головой инквизитор. – Что, глотнули местного воздуха? Осторожнее! В провинции он сильно попахивает скукой.

– Вы много времени провели в провинции?

– Достаточно, чтобы не успеть принюхаться.

– А вот по-моему, – я придвинул табурет, сел напротив, – это столица слегка дурно пахнет.

– Чем же? – на меня уставилась пара ясных холодных глаз.

– Властью, – не задумываясь, сказал в ответ. – Пороком. Силой. Ложью. Унижением.

– Хватит-хватит, я понял и признаю поражение, – инквизитор миролюбиво выставил ладошки. – Что будете пить? Я заказал «Букет семи трав».

– Это вино?

– Скорее, местная настойка на основе цветочного меда, если я правильно понял монолог трактирщика.

Тот, легок на помине, уже тащил кувшин, прижимая его к себе локтем. В руках, кроме того, он нес два стакана, тарелку с какими-то поджарками, ноздреватый деревенский сыр и хлеб. Ловко выставив все это на стол, погнулся в полупоклоне:

– Кролик сейчас будет доставлен, господа!

– А что, любезный, некроманты в вашем городе есть?

Трактирщик вздрогнул.

– Нек…нек…некроманты? – его глазки забегали из стороны в сторону, будто кто-то дергал за ниточки. – А…э-э…

– Так да или нет?

– А в-вам зачем?

– Да или нет?

По опыту знаю, что большинство местных жителей даже не ведает о том, что на соседней улице обитает некромант. Однако, если им надо найти представителя этой редкой профессии, находят дом с первой попытки. Вот и трактирщик замер, как парализованный, хлопая глазами и силясь изобразить мыслительный процесс.

– Не о том вы речь завели, брат, – мой сотрапезник тем временем разлил в стаканы темно-желтого цвета жидкость с характерным запахом меда, полыни и самогонки. – Давайте лучше спросим, не освободилось ли в последние две недели где-нибудь на окраине, желательно поближе к кладбищу, одинокого домика?

– Кк-кладбище? – заикаясь, пролепетал трактирщик. – А в-вам зачем?

– Так ты знаешь или нет? Подсказываю – в доме никто не жил, кроме его последнего обитателя. Чем жил, что делал… Никто не задумывался до тех пор, пока его обитатель не был найден мертвым.

– Обитательница, – счел нужным поправить я.

– Вас, что, бабы интересуют? – осенило трактирщика. – Нет, у нас все тихо. Бабы не помирали… Тем более, одинокие.

– Нам нужен адрес домика, где-то на окраине городка, где до недавнего времени обитала одинокая некромантка.

– Ах, этот, – заулыбался трактирщик, едва до него дошло, о чем речь. – Так бы сразу и сказали! По Вороньему переулку до конца проедете, а там направо дорожка такая… узкая. Справа – забор, слева – овраг. А как овраг минуете, так в двух шагах домик будет, как на ладони. И до кладбища рукой подать. Только не понятно, зачем он вам-то?

– Как это – «зачем»? – пра Михарь подмигнул мне. – Непотребствами всякими по ночам заниматься…

– Фу!

– Колдовать, жертвы приносить. Мертвых вызывать опять же… – начал с улыбкой перечислять пра. – А чем еще занимаются люди, попав в брошенное жилище? Там наверняка столько всякой всячины… Значит, до Коровьего моста?

– Да нет же! Вороний переулок! Шестой отсюда. То есть, вот как ратушу минуете, как мимо укреплений проедете, так шесть переулков и считайте.

– А ее уже похоронили? – задал я давно мучивший меня вопрос.

– Кого? Ратушу?

– Некромантку эту.

– Ну…э-э… почти.

По лицу трактирщика было видно, что он этого не одобряет.

– То есть как «почти»?

– Ну, так при храме она… того… до сих пор!

Ага, понятно. Обычно тела умерших, у кого нет близкой родни, или про родичей кого ничего не известно, выставляют в Храме Смерти на трое или пятеро суток, а все это время по округе рыщут посланцы от «смертников», дабы собрать хоть какую-то информацию. Вдруг этот неизвестный являлся наследником знатного рода и его гибель скажется на всей династии? Вдруг придется докладывать королю, что род такой-то прервался? Тогда его величеству надо решать вопрос с выморочными владениями – отдать близкой родне, забрать в казну или облагодетельствовать бесхозным замком своего вассала. А если умерший был иностранцем? А если исповедовал иную веру? А если он был колдуном? А если его разыскивали за совершенные преступления? А если… В общем, вопросов масса. И, пока не прояснится хотя бы часть, тело запрещалось хоронить.

Особенно настаивала на таком расследовании гильдия некромантов и в этом вопросе ее поддерживала Инквизиция. Неправильно захороненный покойник впоследствии мог восстать из могилы и натворить таких бед, что вам и не снилось. Поэтому городской некромант в обязательном порядке должен был провести над телом, назначенным к похоронам, обряд нейтрализации – просто так, на всякий случай. А если умер сам некромант и обряда проводить некому…

В общем, тело Дорис-Марджет Крама уже несколько дней дожидалось в храме Смерти, и не всем горожанам это нравилось. Мало того, что оно там, несмотря на все ухищрения монахов-«смертников» начинало банально разлагаться, так еще и кое-кто считал, что таким образом изгаляются над самим телом, проявляя неуважение к смерти.

– Ясно. А она в храме Смерти лежит или…

– Там. Где же ей еще быть? Где нашли, там и положили.

Мы с пра Михарем переглянулись. Это становилось интересным. Допив вино и не став дожидаться кролика – чему, судя по всему, трактирщик был только рад – мы покинули «Трех раков», отправившись разыскивать шестой по порядку Вороний переулок.


Мне здесь понравилось.

Домик стоял действительно на отшибе. Все прочие выстроились вдоль узкой – на одну телегу – улочки, как по линейке, так что заборы казались одним целым, и только он, последний в ряду, отступал от края шагов на пятнадцать. Видимо, у прежнего владельца тут располагался огород – кое-какие признаки наличия грядок просматривались до сих пор – но Дорис-Марджет явно считала ниже своего достоинства копаться в земле. Все кругом зарастало бурьяном и сорными травами, с которыми если и боролись, то безуспешно. Ветхий забор еле держался за землю, подпираемый кольями и кучами мусора. На дворе большинство хозяйственных построек пришло в негодность – двери покосились, крыша местами прохудилась. Прилично выглядел только навес для сена и конюшня. Даже дровяной сарай едва не рассыпался на части.

Только сам домик не производил впечатления развалюхи – видно, что за ним ухаживали. Он был заперт, но пра Михарь решил проблему радикально – спешился у крыльца и одним пинком распахнул дверь, заодно сбив замок.

– Отлично, – прозвучал его голос уже в сенях. – Тут и остановимся. Мне здесь нравится.

Мне, вообще-то, тоже. Я не спешил последовать примеру своего спутника и прошелся по двору, осматриваясь. Тишина, уединение, природа – примерно то, что надо для представителя одной из самых нелюдимых профессий в мире. И до кладбища, что немаловажно, рукой подать. Причем это не фигура речи – туда действительно можно было пройти напрямик. Помнится, в Больших Звездунах мэтр Куббик тоже жил недалеко от своего «рабочего места», через два дома, три огорода и заваленный мусором овраг. Но ездить на звездуновский жальник нам приходилось окольным путями, через весь город. А тут пять минут – и ты на месте. Интересно, где ее нашли? На кладбище или возле дома?

– Да кто ж теперь скажет? – прозвучало рядом, и я понял, что нечаянно подумал вслух.

Но сначала подпрыгнул на месте с воплем.

– Пра!

– Я за него, – серьезно ответил тот.

– Нельзя же так!

– Пугать или подкрадываться? Очень даже можно. Может, мне нравится, когда вы, брат, постоянно на взводе.

– Издеваетесь?

– Развлекаюсь. В нашей жизни так мало поводов для радости, что иногда хочется устроить себе минутку отдыха…

– …за чужой счет. Но действительно интересный вопрос – где ее нашли? От этого многое может зависеть.

– В расследовании?

– Почему бы и нет?

– Неужели вы считаете, что мы все случаи необъяснимых смертей среди молодых некромантов просто фиксировали для отчетности и ничего не предпринимали по каждому? Постепенно вырисовывается целое досье. Вернемся – дам почитать.

– Раньше не могли?

– Раньше оно было неполным. Но, с вашей помощью, брат Груви, мы надеемся добавить туда хотя бы несколько строчек. И даже, если будете хорошо себя вести, дозволим собственноручно вписать эти строки!

– Обещаю, что буду паинькой. Клянусь умываться, чистить зубы, кушать кашу и каждое утро делать зарядку.

– Наглеешь, юноша! – с непонятной интонацией сказал инквизитор. – Своих почуял?

Кивком головы указал на жальник.

– Не сомневаюсь, что вы сможете достать меня и там. Просто…

А кого я, собственно, обманываю? Свобода, как свежий ветер с полей, уже коснулась моего лица. Каюсь, если бы мне предложили пожизненный домашний арест и не где-нибудь, а в Хотеве, вот прямо сейчас и не сходя с места, согласился бы. Не раздумывая. Ибо я хотел быть обычным провинциальным инквизитором. И не видел в этой работе ничего плохого.

Пра Михарь похлопал по плечу с таким видом, словно давно все понял.

– Полчаса на отдых и обустройство, а потом нанесем визит в храм – договариваться о перевозке тела.

– А разве…

– Да, я привез соответствующие бумаги. Добыть нужные факты биографии человека куда как проще, когда знаешь его имя и фамилию. Мы сумели разыскать ее семью. Должны приехать ее мать и брат, отвезти тело на родину. Но все необходимые обряды по нейтрализации проведем здесь.

Вот оно как бывает. Мать и брат. Моя родня от меня отвернулась. Нет, родители, конечно, простили единственного сыночка, который вместо того, чтобы стать уважаемым в гильдии ткачом, предпочел карьеру некроманта, но многочисленные дядюшки и тетушки на семейном совете порешили вычеркнуть отступника из своих рядов. Они даже не помогали родителям оплачивать мое обучение. И, если я умру, никто из обширного семейства Груви не явится, чтобы забрать тело. Никто, кроме родителей, которым в одиночку придется меня хоронить. Только инквизиторов хоронят за счет государства. Но становится таковым ради экономии? Ни за что!

Коня, если таковой у Дорис-Марджет был, забрали в казну, но личные вещи девушки не тронули. В домике все явно оставалось в том виде, в каком было в день смерти его обитательницы. Даже гребешок с парой выпавших волосинок валялся на окошке. На столе зачерствел пирог. Рядом в кувшине прокисло молоко. В печке благоухали такие же кислые щи. Все это, кроме хлеба, пра Михарь выкинул в окошко. А хлеб разломил о колено и скормил нашим коням, пока я смахивал отовсюду пыль.

Домик был небольшим, разделенным занавеской на две половины так, что получалась кухня и жилая комната. Хозяйственная утварь тут была старой – то ли осталась от прежнего хозяина, то ли соседки пожертвовали приезжей девчонке то, чего не жалко. Прошелся по комнате, заглянул туда-сюда. Личных вещей Дорис-Марджет было много. Надо будет пригласить сюда ее мать – может быть, захочет что-то взять на память. Ну и заодно решить вопрос, что положить в могилу с дочерью, а что оставить…

Так, а это что такое? Книги? Связка свечек? Несколько пузырьков с мутным содержимым и условными обозначениями на этикетках? Колышки? Парочка амулетов с не истекшим сроком годности? Аж руки затряслись. Арсенал некроманта. А где ее рабочая сумка? По опыту знаю, что часть добра некромант всегда таскает при себе – справочник типовых заклинаний, несколько свечек, два-три пузырька со снадобьями, кое-какие амулеты – ибо никогда не знаешь, что случится за поворотом дороги. Где ее сумка? Неужели, пра Михарь успел наложить на нее загребущие ручонки?

Как бы то ни было, остальное я отдавать врагу не намеревался. Не ужин, чай, а хлеб насущный!

Торопясь, пока мой спутник не вернулся из конюшни, я торопливо вытряхнул содержимое своего дорожного мешка. На дно уложил запасной подрясник – все равно «в поле» мы ходили в гражданском. В него аккуратно завернул амулеты и несколько пузырьков, в содержимом которых был уверен (трудно, согласитесь, спутать запах кошачьей мочи с касторовым маслом), а также две книжечки – «Краткий курс алхимии» и «Нежить. Справочник». Потом подумал и из пучка выдернул три свечки. Все лучше, чем ничего. Остальное я постарался расставить на полках как можно просторнее, чтобы никто не догадался о моем мародерстве. Подумал и добавил еще пару завалявшихся под кроватью склянок, куда напихал золу из печки и пыль из-под той же кровати. Услышал шаги в сенях весьма вовремя – когда раздумывал, не добавить ли в третий остатки щей со дна горшка. Вытер потные ладошки и придал лицу выражение брезгливого и скорбного любопытства. Дескать, подруга, мне тебя жаль, но неужели ты жила в таком свинарнике?

– Разбирали вещи, Груви? – инквизитор сразу заметил мой вещмешок. – Рановато. Мы спешим.

– Куда?

– На кладбище. Необходимо осмотреть тело, пока его не забрали родственники. И без того они ждали лишние двое суток. А труп от этого краше не становится. Им еще ее везти в другой город. И без того хоронить будут в закрытом гробу, так сказать во избежание…Колышки нашли?

– Нет, – растерялся я.

– Да, вы больше были озабочены тем, чтобы не отыскать, а припрятать, – кивнул пра Михарь. – Но расслабьтесь. Тут неподалеку растет отличная осинка. Наломайте веток и ошкурите, а я пока посмотрю, есть ли в этих книгах что-то подходящее.

– Нет!

– Да? – инквизитор поиграл бровями. – Уверены? Уже произвели ревизию? После того, как вы там пошуровали, мне уже делать нечего?

– Я хотел сказать, что настоящий некромант все базовые знания обязан держать в голове. Ведь бывают случаи, когда под рукой нет нужной книги. Или ее некогда доставать. Или…

– Понятно. Но все-таки шагом марш в осинник. И веревку прихватите!

– З-зачем?

– Повеситься!.. Вы чем колышки будете связывать? Топорик в сенях есть, я видел.

Топор отыскался легко, несмотря на то, что всякой всячины тут было навалено сверх меры. Маленький такой топорик – домохозяйки им обычно цыплятам головы рубят. Однако, он был острым, так что с заданием я справился за несколько минут. Все это время покоя не давала подлая мыслишка – а не нарочно ли услал помощника пра Михарь, чтобы без помех вернуть то, что плохо лежало?

– Готовы? – инквизитор маячил на пороге. – Тогда пошли. Вещи не забудьте.

В меня полетел мой мешок. Догадался! Но пришлось забросить его на плечи, как ни в чем не бывало.

Кладбище было близко – сто шагов, и мы уже на краю. Еще сотня, на сей раз по рощице – и мы возле храма Смерти. Он был старым, если не сказать, древним. Несомненно, Дорис-Марджет сочла его привлекательным – она, помнится, увлекалась историей. Словно наяву, я услышал ее голос: «Данный комплекс относится к ранней готике, но какое-то время назад был отремонтирован и испытал на себе влияние классицизма, что видно по форме капителей колонн…» Два монаха-«смертника» возились у крыльца – подметали палую листву, обрезали сухие ветки высаженных вдоль дорожки кустов. Они побросали работу, заметив гостей.

– Мы из столицы, – пра Михарь достал свернутые в трубочку бумаги. – Вас предупреждали.

– Давно ждем, пра. Извольте подождать, – один из монахов взял свитки и ушел к нескольким маленьким домикам, где обитали «смертники». Через несколько минут он вернулся не один – с настоятелем местной общины и четырьмя незнакомцами. Двое молодых мужчин поддерживали седую низенькую женщину, еще один, пожилой мужчина, брел отдельно. То, что женщина была матерью Дорис, было заметно невооруженным глазом – большего сходства между родителями и детьми я просто не встречал. Практически одно лицо – только состарившееся.

– Примите наши соболезнования, госпожа Крама, – вежливо промолвил пра Михарь. – Смерть вашей дочери – печальное событие. И мы постараемся отыскать тех, кому было выгодно оборвать ее жизнь во цвете лет и отомстить за содеянное.

Женщина всхлипнула.

– Мы приехали, чтобы забрать тело, – один из поддерживающих ее парней выпрямился. – Но нам сказали, что…

– Что сначала его должен осмотреть эксперт.

Это он что, меня имеет в виду? Ну да, вон как бровями сигналит. Вот так подстава! Ладно, мы тебе это припомним.

– Да чего этому икс…иск-прету осматривать? – с нажимом выговорил пожилой мужчина. – Отдайте нам нашу девочку – и дело с концом!

– Бюрократусы, – ввернул один из парней мудреное слово.

– Да? – живо заинтересовался пра Михарь. – И вы готовы повторить это слово в присутствии следственной комиссии Инквизиции?

Парень побледнел и попятился. А я против воли почувствовал моральное удовлетворение. Может, не так уж и плохо, когда за твоей спиной стоит такая могущественная организация?

– Я могу приступать к работе, пока вы тут отношения выясняете?

«Хамишь, парень!» – читалось в ответном взгляде инквизитора, но вслух он высказал совсем другое:

– Мы действительно теряем время в пустой болтовне. Прошу, господин эксперт. Слово за вами!

В молчании мы прошли в храм. Там пахло ладаном, дымом курильниц, старым деревом, воском… и гнильем.

Гроб с телом Дорис-Марджет Крама был выставлен возле алтаря Смерти, и мне показалось, что статуя брезгливо морщится, но мужественно терпит, выполняя, так сказать, служебный долг. Родственники покойной тоже начали зажимать носы и отворачиваться, но я бестрепетно шагнул вперед. В конце концов, в своей недолгой карьере некроманта мне пришлось видеть тела и похуже. Полуразложившиеся упыри с изъеденной червями плотью – это вам не картинка с выставки.

Тело девушки было укрыто полотном, и я отогнул краешек.

Смерть сильно обезобразила ее черты. Лицо пожелтело, опухло, местами на коже уже начали проступать трупные пятна, рот приоткрылся, глаза ввалились. Но отдаленное сходство с моей студенткой еще просматривалось. Эх, Дорис Крама! Имя себе другое выбрала, из родного города уехала, наверняка поставила крест на личной жизни – и для чего? От судьбы, как известно, не уйдешь. Вот не написано тебе на роду быть некромантом – и пожалуйста, результат.

Стараясь дышать через раз – в спертом воздухе храма вонь ощущалась сильнее – осмотрел тело. Сам не знаю, чего ожидал увидеть – следы удавки на шее или перерезанное горло, распоротый живот или другие признаки насильственной смерти, но ничего. Совсем ничего.

– Известно, кто и когда обнаружил тело?

– Э-э… – монах-«смертник» покосился на пра Михаря. – Примерно восемь или уже девять дней тому назад в ратушу прибежал Сайка Брыль из Кузнечного переулка и стал кричать, что видел мертвое тело на огороде. Пошли за ним, отыскали… вот ее… После чего сообщили в ратушу и градоправителю. А уж он сделал все остальное. Мы только гроб предоставили и выставили тело в храме. Ну, и молились за упокой ее души.

– Спасибо вам, – с чувством сказал пожилой мужчина и неловко сунул монаху несколько грошей. – А когда мы можем ее забрать?

– Слово за нашими экспертами.

– Что вы думаете, коллега? – преувеличенно-вежливо поинтересовался пра Михарь.

– Думаю, – я последний раз окинул взглядом тело, провел ладонью по ее животу, силясь сквозь одежду угадать, нет ли тут каких-то ран. – Думаю, что смерть наступила дней десять назад. То есть, примерно за сутки или двое до того, как ее нашли. Она была в этой одежде?

– Да, – монах от возмущения расправил плечи и вроде как стал выше ростом. – Мы никогда не берем себе ничего из добра покойников.

– Понятно. А где этот Кузнечный переулок? Далеко от Вороньего?

– Да рядышком.

Требуя пояснений, присел на корточки, на камнях ножом выскреб план города – многоножку с разноразмерными лапами. Ткнул в одну из них ножом – мол, вот тут Вороний переулок. А Кузнечный…

До него оказалось рукой подать, и в голове начали появляться кое-какие идеи.

– Она лежала или…

– Лежала. Лицом вниз, как будто пыталась ползти.

– Вы, когда готовили тело к погребению, не видели на нем каких-то свежих ран?

– Нет.

– Вы уже пришли к какому-то выводу, брат? – мягко поинтересовался пра Михарь. – Можете назвать причину смерти?

– Яд.

– Уверены?

– Более, чем. На теле нет ран, но оно мертво. Значит, если исключить смерть от, например, страха или чрезмерной нагрузки…Тогда выходит, что причина смерти – внутри. Например, кто-то напоил Дорис Крама колдовским снадобьем, и некромантка почувствовала неладное только дома. Возможно, она из последних сил потащилась к людям, но, как часто бывает в таком состоянии, свернула не в ту сторону. И умерла, лишь немного не добравшись до спасения.

– Мою девочку можно было спасти? – воскликнула ее мать. – Но почему этого не сделали?

– Потому, сударыня, что Дорис Крама была лишь молодой специалист, – с постной миной заговорил пра Михарь. – Новички часто становятся жертвами гнусных выходок среди местного населения. Возможно, она не успела за два года сделать то, что некоторым иногда удается за две-три недели, – бросил взгляд в мою сторону, – и у нее тут не появилось ни друзей, ни… родни. Возможно, она не успела проявить себя на новой работе ничем интересным. Но она работала. Худо-бедно, но исполняла свой долг. И теперь, когда ее не стало, мы не хотим сбрасывать ее гибель со счетов. Убийца Дорис Крама обязательно предстанет перед судом!

В некоторых вопросах его пафосной речи у меня имелись здоровые сомнения, но спорить не хотелось. Предстояло самое неприятное – однако, кому – как! – нейтрализовать труп девушки для того, чтобы из нее не вылупился упырь. И было ясно, что, кроме меня, больше это сделать некому.

Загрузка...