Глава 19

ГЛАВА 19.

У меня был план.

Збигнева и Яго необходимо было остановить. Ради поверженного Прове-Ушастого, ради памяти юного Вайвора Маса, ради младенца во чреве королевы Августы, который может лишиться не только матери, но и самой памяти об отце. Ради всех младенцев мира, ради всех людей… и ради самого себя, потому что Збигнев был моим сыном, как Яго Беркана – сыном моего друга Робера и принцем крови.

Нет, я не хотел их смерти. Не верил, что все зашло настолько далеко, чтобы лишь пролитая кровь была способна покончить с тем, что надвигалось на нас. В конце концов, я понимал Яго, мог объяснить себе его поступок – он потерял надежду получить власть обычным путем и предпочел путь насилия и крови. И Збигнев… я был плохим отцом, я ничего не сделал для этого мальчишки… но должен был хотя бы попытаться наверстать упущенное.

Да, в этом и состоял мой план. Но как его осуществить?

Впрочем, был способ. И я оправился в Институт некромагии.

После того случая на занятии наша пророчица, мэтресса Вотана, уже вполне пришла в себя и вот уже несколько дней, как ни в чем ни бывало, вела занятия. Я пришел к пристройке и терпеливо дождался конца урока. Вдалеке прозвенел колокол. Несколько минут спустя из боковых дверей выпорхнула стайка девушек, щебеча о чем-то своем. Последнее занятие, можно никуда не торопиться. Меня они не заметили – несмотря на то, что Излом зимы уже миновал и день постепенно прибавлялся, темнело еще довольно рано. Кроме того, каюсь, я воспользовался пологом невидимости, так что не только студентки – ни одна живая душа не знала, куда я направился.

Проводил взглядом девушек, ожидая, пока они отойдут подальше. Развернулся к двери – и та открылась у меня перед носом.

- Кто здесь? – на пороге возник силуэт мэтрессы Вотаны. – Не прячьтесь. Я знаю, вы тут.

Пришлось снимать заклинание. Молодая женщина вздрогнула.

- Ох! Я не думала, что вы стоите настолько… близко. Ждала, что вы выйдете из-за угла или…

- Я действительно долго простоял за углом, - признался я. – Извините за вторжение.

- Ничего, мастер Груви… или мне стоит называть вас «пра»?

- Как хотите. Сегодня я – ваш клиент.

- Мой… кто? – она отступила вглубь тамбура, наклоняя голову.

- Я хотел воспользоваться вашими услугами и умением. Сам я не такой уж великий мастер прорицаний и гаданий, и мне необходима помощь кого-то, кто разбирается в этом лучше меня.

Говоря это, я почти не соврал. Да, как-то раз мне пришлось подменять ее предшественницу, но тогда сам я не пророчествовал, а просто наблюдал, как это делали девушки старшего курса. Сегодня все должно было быть иначе.

- Вы хотите, чтобы я провела для вас сеанс?

- Да. Можно войти?

Мэтресса Вотана осторожно посторонилась.

В большой полутемной комнате все еще ничего не было убрано после занятий. Некоторые метки на полу были соединены меловыми линиями, на их пересечении стояли плошки, и в некоторых еще что-то тлело. Треножник, на котором приносили жертвы, уже был погашен, но запах жженных птичьих перьев и ароматических трав витал в воздухе. Если бы не слабые огоньки нескольких свечных огарков, тут вообще ничего нельзя было увидеть.

- Не боитесь пожара? – я наклонился и поднял одну из свечек.

- Они магически зачарованы, - коротко ответила пророчица. – Гаснут сами собой, догорев до определенной высоты. Но в чем-то вы правы – если горящая свечка упадет, она может что-нибудь подпалить.

Объясняя, она прошлась по комнате, с усилием распахнула тяжелые ставни на двух из четырех окон, приоткрывая их и впуская свежий воздух. Потом из ящика в углу достала несколько новых свечей, затеплила их от огарков, расставив тут и там.

- Помогайте мне. Тут надо все убрать, чтобы расчистить место для вашего дела.

В четыре руки мы принялись за работу. Я делал все, что она мне приказывала, так что уже через четверть часа все было готово. Старый рисунок смыт с пола, начерчен новый. Расставлены новые плошки с ароматическими травами, в центр водружен треножник. Он редко использовался при занятиях студентов. Кроме ведунов, на занятия прорицанием приходили целители, боевые маги и ведьмаки, а также первокурсники с ведущего факультета. Но лишь старшекурсники-прорицатели использовали треножник по назначению.

Сейчас мэтресса Вотана водрузила его в центр рисунка, покрошила в него трут, несколько грибов, сушеную траву, какие-то порошки и встала над ним, поманив меня поближе.

- Сейчас я начну, - сказала, делая паузы между словами и перемежая их глубокими вдохами и выдохами, - войду в транс… вы стойте здесь… если хотите… увидеть то, что… что вам надо… Смотрите… дышите… не двигайтесь, что бы ни… случилось… Понятно?

Я молча кивнул.

- И не бойтесь… я… буду с вами… там и… если что… выведу вас… обратно!

Мановение руки – и на треножнике вспыхнул огонек. Занялись сухие травинки, стали тлеть, превращаясь в тонкие волоски пепла и выпуская наружу спиральки дыма. Их становилось все больше, они густели. По комнате поплыл сладковатый запах.

Ухватившись за края треножника, пророчица тихо завыла и стала мотать головой, раскачиваясь всем корпусом, вводя себя в транс. Я молчал, наблюдая за нею. Дым густел, скрывая ее лицо. В носу стало свербеть и чесаться, глаза слезились. Не зная, куда девать руки – мэтресса Вотана ничего про это не сказала – я тоже ухватился за треножник, нащупав специальные скобы-держалки, и зажмурился.

Стало еще хуже. Дурман через нос проник в мозг. Тьма взорвалась вспышкой света. Меня толкнуло в сторону. Чувствуя, что вот-вот потеряю равновесие и упаду, я машинально повел рукой вокруг, ища опору…

… и пальцы коснулись шершавой древесной коры.

Это действительно было дерево. Мертвое дерево. Кора отслаивалась пластами, и один из них остался у меня в пальцах. Стряхнув его, я сделал шаг в другую сторону, недоумевая, откуда…

И наткнулся на второй ствол.

Это дерево было живым, и я обхватил его руками, приходя в себя.

Пение.

Тихий девичий голос напевал какую-то простенькую мелодию. Слова были, но большая часть из них звучала как-то странно:

Ой, дуночек да на бжеги

Тай не квети ме онеги…

Здешно слове ме молви,

Обо брате се яви…

Глаза слезились так, что я почти ничего не видел. Вытереть их не мог – чувствовал, что если разожму руки, упаду и тогда непременно случится что-то страшное. Поэтому склонил голов к плечу, резким движением вытирая бегущие по щекам слезы о рукав.

Стало лучше. Проморгавшись, увидел… девушку.

Она сидела на плоском камне, обхватив колени руками, мерно раскачивалась из стороны в сторону и, запрокинув в небо бледное исхудавшее лицо, пела, без конца повторяя одни и те же строки. Камень, на котором она сидела, до того напоминал жертвенник, что я нисколько этому не удивился. Она действительно сидела на жертвеннике и пела, а рядом стоял крупный светло-серый бык. Его огромные рога, изогнутые лирообразно, смотрели вверх, а сам он, казалось, слушал девушку, как зачарованный.

От быка исходила сила. Такая сила, что мне захотелось упасть на колени. Я вспомнил, что быком оборачивался, когда приходил к людям, Волос, сын владыки подземного мира Ящера. Было это в начале времен, когда Свентовид и сын его Сварг сотворили мир и людей. Мне самому приходилось частенько читать лекции по мифологии студентам, штудировать старинные легенды, изучать их, выискивая зерна истины в плевелах фантазий и позднейших доработок.

Но я никогда не думал, что мне придется самому прикоснуться к столь древней истории.

Внезапно песня оборвалась. Девушка опустила голову и посмотрела прямо на меня. Взгляд ее мутных глаз внезапно стал осмысленным. Она подалась вперед, расплела руки, спуская одну ногу с камня. Тонкие губы шевельнулись вопросительно. Она произнесла какое-то имя.

Прислушался.

«Збигнев?»

Стоявший подле жертвенника бык медленно повернул голову. Слегка склонил ее, копнул землю клешнявым копытом. Он тоже пытался мне что-то сказать.

«Збигнев? – девушка выпрямилась, тонкая и напряженная. – Это ты? Ты… пришел за мной?»

Не слезая с камня, она протягивала руки. В глазах ее стояли слезы и мольба. Нет, она не была красива – обычная девчонка, тощая, с простоватыми чертами лица, одетая в какие-то деревенские обноски, босая, со сбитыми в кровь ногами. Но что-то такое было в ее лице, ее глазах, ее протянутых руках, что потянуло к ней…

…через пространство и время. Ибо она была видением, дарованным богами. Всего лишь видением, но…

«Збышко!»

Я отшатнулся. Она звала моего сына. Тянулась к нему силами чистой детской любви. Вот только был он слишком далеко и не слышал ее голоса.

Далеко…

Слишком далеко…Несколько дней пути.

Девушка вскинула руки. Потянулась ко мне, и я почувствовал… почувствовал…

Удар в затылок.

- Мастер? Мастер, с вами все в порядке? Мастер, очнитесь!

Меня слегка хлопали по щекам, что-то пытались влить в рот. От едкого вкуса напитка я и очнулся, замотал головой, стискивая зубы. Это не просто «живая вода»*, это «живая вода с какими-то добавками». То ли жгучий перец, то ли плоды ошибок юных алхимиков.

(*Живая вода, она же «аква-вита» - здесь, спирт. Прим.авт.)

- Мм-м…

- Как хорошо, что вы очнулись, мастер Груви! – меня встряхнули за плечи. – Вам нехорошо?

- Есть немного.

Открыл глаза и обнаружил, что лежу на полу в той же самой комнате для прорицаний. Сильно болел затылок, боль отдавалась в глаза. Надо мной на коленях стояла мэтресса Вотана, бледная, чуть ли не плачущая.

- Вы пришли в себя! – воскликнула она, когда наши взгляды встретились, и я пошевелился. – Вы внезапно закричали, потом протянули руки, как будто хотели схватить что-то невидимое, а потом откинулись назад и… и все. Что это было?

- Это, - я попытался выпрямиться, опираясь на локоть одной руки и другой нащупывая на затылке стремительно набухающую шишку, - должен спросить у вас. Вы специалист и должны знать, что со мной было.

- Ну, - она забавно наморщила лоб, - в сочетании с общей обстановкой могу сказать, что вам было явлено видение… Вам показали что-то или кого-то, что для вас может быть крайне важным. Возможно, ответ на заданный вопрос или решение вашей проблемы… Вы загадывали желание или мысленно проговаривали вопрос, на который хотели получить ответ?

- Ну, - я задумался. Четкого вопроса у меня не было, я просто думал о Збигневе, о том, как он стал таким, как сейчас и что теперь делать. Но в моем видении была девушка. Девушка, которая знала Збигнева. Девушка, которая его любила и ждала. Ждала, не зная, придет ли он…

Впрочем, зачем ей ждать? Что, если…

- Я должен ехать, - я завозился, пытаясь встать.

- Куда? – прорицательница вцепилась мне в балахон. – Зачем? Да еще в таком состоянии…

- Должен, - я рванулся из ее рук, попытался вылезти из балахона. Ну и что, что останусь в одной рубашке! Добежать до комнаты в общежитии, где хранилась моя «мирская» одежда, можно и так. Не такой уж снаружи и мороз…

- Но куда? – она чуть ли не ползла за мной.

Я остановился, задумался. А, в самом деле, куда? Точного адреса видение не давало. Направление… если только направление… на север.

- В заброшенный храм, - послышался шепот. – Там найдешь то, что искал.

- А? Что? – я обернулся. – Вы это слышали?

Мэтресса Вотана выпрямилась, отчаянно замотала головой:

- Ничего я не слышала! С вами точно все в порядке?

- Точнее не бывает. Значит, вы ничего не говорили… Ладно, разберемся!

Рванул на себя дверь, выскочил наружу и поспешил к главному корпусу общежития, крикнув напоследок:

- Передайте магистру Вагнеру, что я уезжаю на несколько дней!

Прорицательница что-то прокричала вслед. Я не слышал. Заброшенный храм на севере… Я что-то слышал или читал о нем. Там даже указано, как до него добраться. Вспомнить бы описание дороги!

Граф Анджелин Мас примчался через несколько дней, загоняя коней и сразу, поскольку его ждали, прошел к королеве Августе. Через час после его прибытия был срочно созван военный совет, на котором советники познакомились друг с другом и приняли решение ускорить выступление. Сбор ополчения был практически завершен. Армия была тоже сформирована более чем наполовину – ожидали только некоторых володарей, которые должны были, согласно законам, прибыть каждый со своей дружиной. Пока суд да дело, в столицу свозили запасы для армии на марше, спешно шили хоругви и вымпелы, готовили оружие и рассылали шпионов-разведчиков. Все они должны были встретить армию на полдороге, чтобы снабжать самыми свежими сведениями.

В те дни сестры много времени проводили вместе. На этом в первую очередь настояла Августа. Она таскала Мирабеллу повсюду, даже брала с собой на военный совет и заставляла не просто присутствовать, но и принимать участие в обсуждениях.

- Ах, сестра, как мне все это тяжело, - вздыхала та, когда королева и принцесса наконец удалились в свои покои. – Все эти разговоры о войне, поставках, оружии… я в этом ничего не понимаю! Женщины не должны воевать. Наше дело ждать мужчин с победой…

- Ты не просто женщина, - Августа украдкой потерла поясницу. Сегодня ей пришлось много стоять, чуть подавшись вперед, чтобы растущий живот был не так заметен, и мышцы спины теперь болели. – Ты принцесса. И наследница престола.

- Я? Но у тебя же…

- Ребенок? – наедине сестры были предельно откровенны. – Хочешь сказать, что после меня править будет он? А если родится девочка?

- Тогда править будет она… или Богумир.

- Как бы то ни было, ребенку необходим опекун. На случай, если я… если меня не станет…

Она отвернулась, и Мирабелла тут же бросилась к сестре, обнимая ее.

- Не надо, Августа! Не говори так! – запричитала она. – Не думай о смерти! Ты будешь жить…

- Я – Беркана, Мира. А женщины рода Беркана умирают при родах…

- Не всегда. Наша мать родила нас двоих и скончалась, когда рожала нашу младшую сестренку… И ты будешь жить!

Но Августа лишь пожала плачами. Чем ближе был срок родов, тем увереннее она ждала смерти, предчувствуя, что не переживет этого дня.

- Как бы то ни было, но именно тебя я хочу видеть рядом с моим ребенком. И ты должна будешь не только заменить ему мать, но и заменить на троне {меня!} А для этого тебе придется хоть немного разбираться в политике, законах и международном положении.

Мирабелла покачала головой:

- Ох, Августа, прости, но… Но это мне не по душе.

- Вот как?

- Я… мне все это не нравится. Я в этом ничего не понимаю и покорно прошу – отпусти меня в обитель Живиных сестер.

- Ты хочешь снова стать послушницей?

- Монахиней, Августа. Я хочу полностью посвятить себя служению Живе. Я привыкла к такой жизни и мечтаю вернуться обратно в обитель.

Августа покачала головой. Все-таки они с Мирабеллой были слишком разными. Еще в детстве им нравились разные игры, они пели разные песни, носили разные платья и по-разному были украшены их комнаты. Августа была живой, активной, непоседливой девочкой, а Мирабелла предпочитала тишину, она могла часами сидеть на одном месте, рассматривая книжку с яркими картинками. Она и читать выучилась раньше сестры, и писала лучше. А когда девочек отправили в монастырь, Мирабелла удивительно быстро и легко прижилась в нем. Она не бунтовала, в отличие от старшей сестры и покинула обитель, больше подчиняясь ее авторитету. Правда, и во дворце она тоже легко и быстро прижилась, но, оказывается, это было все временно. И принцесса спала и видела вернуться назад.

- Но ты не можешь этого сделать, - пролепетала Августа, чувствуя, как силы изменяют ей. – Ты нужна мне. У меня… он у меня уже шевелится! – Августа положила руку на живот. – Еще четыре месяца… даже уже три с половиной – и я рожу, - она всхлипнула. – И я могу умереть, ты же знаешь! И я чувствую, что умру! И на кого тогда останется мой ребенок? На нашу мачеху? На этого глупого Богумира? На посторонних? Нет! Ты должна будешь заменить ребенку мать! Ты – единственный по-настоящему близкий мне человек! У меня никого не осталось, кроме тебя и ребенка! Не будь такой жестокой, Мира! Не предавай меня!

- Не говори глупостей, - не выдержала Мирабелла. – Я люблю тебя. Ты же знаешь, ты – единственное, что держит меня здесь, в миру. Да, я хочу вернуться в монастырь, но…

- … но только если я останусь жива, - сказала Августа. – Если я выживу при родах и произведу на свет живого и здорового ребенка, ты в тот же день и час сможешь покинуть дворец и переселиться в обитель. А если я все-таки умру…

Мирабелла взяла сестру за руку:

- Договорились.

- А… потом? Если я все-таки…

- Не думай об этом, - Мирабелла решительно закрыла сестре рот ладонью. - Как бы то ни было, я буду с тобой до конца.

- До конца!

Августа порывисто притянула ее к себе, и сестры горячо обнялись.

Они все еще не размыкали рук, чувствуя тепло сердец друг друга, когда за дверью послышался кашель и деликатное постукивание лакея.

- Ваше величество, - промолвил тот, дождавшись разрешения докладывать, - там… пришел один человек… из рода Беркана! – слуга понизил голос до шепота. – Он сказал, что хотел бы поговорить с… с ее высочеством, принцессой Мирабеллой.

Сестры переглянулись. Еще один Беркана? Сколько их всего?

- Ладно, - помедлив, сказала королева. – Но ты сам будь подле. На всякий случай.

Мирабелла кивнула и выступила вперед:

- Пригласите.

Через минуту порог комнаты, где отдыхала королева с сестрой, переступил юноша в камзоле, перетянутом темно-синей, с белой каймой, перевязью для меча. Оружие он, согласно приказу, оставил снаружи. Сделав два шага, он поклонился, на пару секунд замерев со склоненной головой:

- Моя королева. Ваше высочество.

Сестры переглянулись снова.

- Э-э… встаньте, - произнесла Мирабелла. – Встаньте… сэр Беркана.

Юноша выпрямился. Высокий, стройный, темноволосый, с правильными чертами лица и ясным взглядом. При дворе таким кавалерам цены бы не было – фрейлины передрались бы на дуэлях за один его взгляд. Взгляд, который сейчас предназначался принцессе Мирабелле. Августа, оказавшаяся чуть сбоку, видела краем глаза и лицо сестренки. Вернее, выражение ее глаз.

- Что вам угодно? – спросила та.

- Вы… не помните меня, ваше высочество? – юноша растерялся.

- Почему же. Отлично помню. Вы – милсдарь Родольф Беркана. Брат сэра Яго Берканы…

- Сводный брат. Мы выросли вместе, до какого-то момента считали друг друга родными братьями, поскольку наши матери обе скончались…Но вот уже несколько месяцев как мы практически прекратили всякое общение.

- Вот как, - принцесса по-прежнему была холодна, как лед, и королева боролась с собой, чтобы не обернуться и не впиться в ее лицо пристальным взглядом. – А что же вы хотите от нас сейчас?

- Только одного, - юноша вскинул голову, тряхнув волосами, и сердце Августы на миг замерло. Великие боги, как он красив, оказывается! А эта дурочка ничего не замечает! И ведь у него нет практически внешнего сходства с Яго. Только то, что оба темноволосы. Но если Яго производил впечатление могучего дуба с развесистой кроной, то сейчас перед сестрами словно высился молодой тополек.

- Я хотел вам сказать, что отправляюсь добровольцем в ополчение, - сказал Родольф Беркана. – Его сиятельство граф Анджелин Мас только что согласился зачислить меня в свою роту… поскольку остальные герцоги Беркана отказались выступать.

- Вот как, - подала голос Августа. – Отказались?

Родольф обернулся в сторону королевы и коротко поклонился:

- Только что было получено официальное сообщение от главы рода, сэра Робера Берканы. Семья приняла решение сохранять нейтралитет. Они не будут помогать Яго, но и выступать против него не станут тоже.

- А вы? Вы ведь тоже Беркана?

- По матери. Кроме того, мой отец здесь. Подле вашего трона, ваше величество.

- Вы незаконнорожденный? – догадалась Августа, мысленно перебирая всех своих лордов.

- Да, моя королева.

- И кто же… кто же ваш отец?

Впервые с начала разговора юноша опустил глаза. Но тут же вскинул их снова, встрепенувшись, словно дал себе мысленную пощечину.

- Мой отец, - голос его дрогнул и зазвенел, - мой отец – пра Груви.

Лицо принцессы Мирабеллы на миг исказилось.

- Великий Инквизитор? – не сдержалась Августа. Сестры в третий раз обменялись взглядами. Младшая сестра не казалась удивленной. Скорее, наоборот, ее немного раздосадовало то, что старшая сестра все слышала.

- Да, ваше величество. Мой отец – мастер Згаш Груви, пра Груви, инквизитор и… наставник принца Богумира.

- А вы…

- А я буду служить в роте графа Маса. Он… побратим моего отца, а значит, мне не совсем чужой. У меня уже его знак, - он притронулся к ленте через плечо. Темно-синий цвет был главным в родовом гербе Масов. Белая кайма могла обозначать как серебро, второй родовой цвет герцогов, так и знак незаконного происхождения ее носителя.

- Но почему же вы не вошли в охрану принца? – допытывалась королева. - Богумир бы вас взял, тем более что вас мог бы рекомендовать ему ваш… отец?

- Мой отец… - Родольф слегка побледнел, что очень ему шло. Августа поймала себя на том, что любуется на красивого юношу, как на картину. – Мой отец ничего об этом не знает. Мой воспитатель, сэр Робер, писал мне отдельно, чтобы я бросал все и возвращался в замок.

- Почему?

- Но ведь я же – Беркана. Здесь на меня смотрят косо, хотя Беркана я только по материнской линии…

- А граф Мас?

- Граф Мас знает, что я – сын пра Груви, - отчеканил Родольф. – Я открылся ему, подавая прошение… Больше никто не согласился, - добавил он тише после небольшой паузы.

- Значит, вы идете на войну без согласия своего опекуна и… своего отца?

- Да, ваше величество.

- Почему? Вы, насколько я поняла, студент…

- Я подал прошение об отчислении, чтобы идти на войну. И моя просьба была удовлетворена.

- На войну против… своего кузена?

- Да.

- Почему?

Прямой строгий взгляд, которым юноша до этого встречал каждый вопрос королевы, на сей раз сломался, и Родольф отвел глаза.

- Потому, - пробормотал он, - потому, что здесь меня больше ничего не держит. Ничего и никто!

Августа бросила взгляд на сестру и заметила, что у той на щеках расцвели алые пятна. Вот как? Это становится интересным!

- Мне здесь немного душно, - сказала она. – Я отойду. К окну… нет-нет, провожать меня не надо. Здесь буквально несколько шагов.

Она в самом деле отошла и забилась в оконную нишу как можно дальше от собеседников. Королева не должна уходить. Скорее это ей следовало бы приказать «Оставьте меня!» - но она боялась, что это порвет тонкую ниточку, протянувшуюся между этими двумя людьми. Мирабелла собиралась в монастырь. Ее следовало остановить и вынудить продолжать жизнь в миру. И, кто знает, может быть, чувство, которое горело во взгляде этого юноши, поможет ей в этом.

Как бы то ни было, эти двое явно нуждались в том, чтобы объясниться.

Оставшись почти наедине – королева прижалась к стене так, что ее почти не было заметно – они немного помолчали.

- Вы… в самом деле уходите на войну? – нарушила молчание Мирабелла.

- Да. Через несколько дней. Как только завершатся все приготовления.

- И вы…

- Я ни о чем не жалею! – вскинулся Родольф. – Ни о чем. И даже если мне будет суждено погибнуть… я умру с радостью.

- Вы так хотите умереть?

- Да, потому что без вас… - он сглотнул, на миг отвел глаза, - без вас я…

- Молчите! – Мирабелла порывисто шагнула вперед, вскинула руку. – Молчите! Вы что, с ума сошли? Я слушать ничего не хочу!

- Простите, ваше высочество, - он отступил на полшага, сгибаясь в поклоне, - скоро вы перестанете меня слышать вообще…

- Глупый мальчишка, - Мирабелла даже притопнула ногой, бросив взгляд в сторону окна, где пряталась сестра. – Как вы не можете понять… мы слишком разные. Мы… между нами такая пропасть, что… что ни в чьих силах ее пересечь! Почему вы не можете смириться и просто продолжать жить?

- Потому, что я люблю вас.

Он сказал это так просто и вместе с тем так сильно, что Августу словно что-то вытолкнуло из оконной ниши, где она пряталась.

- Пропасть, которую ни в чьих силах пересечь, говорите? – она стиснула руки так, что перстни впились в распухшие пальцы. – Да, в чем-то вы правы, бывают иногда такие обстоятельства, но я пока еще королева. И мое слово чего-то да значит! Отправляйтесь на войну, сэр Родольф и, если вам суждено будет вернуться, я… вы получите признание, свое имя, а также родовой герб. И титул.

Юноша упал на колени. Говорить он не мог. Но взгляд, которым он прожигал королеву, был красноречивее всяких слов.

- Я все сделаю, - воскликнул он. – И вернусь с победой!

- Идите… сэр Груви.

Лицо Родольфа вспыхнуло от смешанных чувств. Бросив последний взгляд на двух женщин, он оставил их с почтительным поклоном.

Мирабелла от возмущения даже притопнула ногой.

- Ну, и зачем ты это сделала? – воскликнула она. – Ты что…

- Я все видела и слышала. Если я… если мне не суждена долгая жизнь, корону примешь ты. Во всяком случае, до совершеннолетия моего ребенка. И тебе нужен кто-то, кто встанет рядом с тобой. Твой защитник. Советник. Друг. В свое время я надеялась, что Яго станет таким, но… этого не случилось.

- Поэтому ты теперь хочешь найти мужчину для меня? Но я не собираюсь замуж! И вообще – все эти отношения… это не для меня!

- Кто говорит о замужестве? Ты – принцесса, возможно, будущая королева.

- Вот именно! А он мне не ровня…

- Я знаю. Но его отец – Великий Инквизитор. Нам – тебе! – нужны такие люди.

Мирабелла промолчала, признавая правоту сестры, но не желая с этим смириться.

Несколько дней спустя войско покинуло столицу. С ним вместе ушел и Родольф Беркана.

Згаша Груви не было вместе с ними. Его вот уже несколько дней, как не было в столице.

Ей казалось, что о ней все забыли. Она жила, как растение – в тишине и одиночестве. Питалась плодами, которые каждый день находила на том самом плоском камне, пила воду из ручья. Несколько раз в том же ручье ей удавалось поймать рыбу и запечь ее на углях – огниво и трут она тоже нашла, бродя вокруг того, что когда-то было большим зданием, сложенным из грубо обработанных камней. На некоторых из них еще сохранились следы узоров, глубоко врезавшиеся в камни. Время хорошо поработало над ними, оставив лишь изломанные линии.

Здание стояло в густом лесу. Только оно одно – и больше ничего. Шагах в сорока от развалин находился глубокий овраг, склоны которого были изрыты узловатыми корнями деревьев. Цепляясь за них, можно было спуститься вниз, к ручью. Девушка нашла подходящее место для спуска и дважды в день легко бегала по почти отвесной тропинке туда-сюда.

Лес кругом был дикий, нехоженый. Лесные птахи и мелкие зверьки, напуганные было вторжением чужака, вскоре успокоились и снова стали, как ни в чем ни бывало, кружить по поляне, раскинувшейся перед тем, что когда-то было входом в здание. Только эта поляна и была открытым пространством шириной шагов в тридцать. Дальше стеной вставал лес.

Большую часть времени девушка проводила в лесу. Она обходила его шаг за шагом, собирая, в добавление к плодам, орехи, грибы и поздние ягоды. С каждым шагом, изучая свой новый дом, она забиралась все дальше и дальше, несколько раз ловя себя на мысли, что, если бы ей встретилась тропинка, она бы отсюда ушла. Ей было очень одиноко. Она не знала, куда попала, кто ее сюда перенес и почему, но мечтала выбраться отсюда и увидеть людей.

Однажды ее мечта исполнилась.

За несколько дней до того прошел дождь, потом потеплело, а это значит, что в лесу полным-полно грибов. Наскоро соорудив что-то вроде сетки из сухой травы и гибких веток, девушка решила сходить по грибы. Пробираясь знакомыми местами, которые исходила вдоль и поперек так, что могла бы сказать, чем одно дерево отличается от другого, она забралась так далеко, что немного испугалась. Куда идти дальше? Ни одной знакомой приметы!

Все же она пошла. Наугад, просто чтобы не стоять на одном месте. Шла, продираясь сквозь кустарник и молодые деревца, и неожиданно выбралась на свободное пространство. Кустов здесь не было, молодые деревца росли редко, а между уходящими вверх стволами дубов и сосен вилась тропинка.

В первую минуту девушка не поверила своим глазам. Она даже опустилась на колени и дотронулась ладонью до утоптанной земли. Ей показалось, что она чует запах выделанной кожи, дыма, человеческого пота. Кто-то прошел уже здесь. Но кто и куда?

Подхватив свою плетенку, в которой уже было много грибов, девушка побежала по тропе.

Та ползла и ползла, то прямая, как струна, то извиваясь, как змея. И неожиданно уперлась в покосившуюся избушку. Сложенная из старых толстых бревен, с наваленными вместо крыши сучьями и толстым слоем опавшей листвы и земли – сбоку даже росло небольшое деревце – избушка казалась чем-то настолько нереальным и непривычным, что девушка замерла, как вкопанная.

Судя по всему, внутри кто-то был. Из дыры над дверью сочился слабый дымок, пахло огнем, варевом. Слышался шорох – хозяин домика готовил себе еду. Девушка заставила себя сделать несколько шагов, но остановилась, не дойдя совсем чуть-чуть. Ее обуял беспричинный страх. Кто здесь живет? Будет ли он рад пришелице?

- Ну, - хриплый невыразительный голос заставил ее вздрогнуть, - и чего стоишь?

- Я, - она закашлялась, поперхнувшись – настолько чужим показался ей собственный голос, - не знаю… Мне… было надо…

- Чего? – обладатель хриплого голоса все не показывался на глаза.

- Мне… было надо… к людям, - неуверенно произнесла девушка.

- Надо – так иди. Или жди.

- Чего ждать?

- Когда к тебе придут.

Девушка задумалась над этими словами.

- Куда придут? – спросила она, наконец.

- А уж это тебе лучше знать.

- Но я… не знаю… - растерялась она.

- Не знаешь – так уходи. Придешь потом, когда знать будешь!

Растерянная, она осталась стоять, не в силах ни подойти и постучать, ни повернуться и уйти. Внутри по-прежнему кто-то возился. Варевом пахло еще сильнее, так сильно, что у незваной гостьи заурчало в животе – она с утра ничего не ела, а беготня по лесу отняла много сил.

- Ты еще тут? – откликнулся ворчливый голос. – Уходи, откуда пришла и живи там!

- Но я, - девушка переступила с ноги на ногу, - я устала и… и хочу есть.

В ответ что-то упало с глухим стуком, послышалось сердитое бормотание в адрес всяких побродяжек, которые только мешают жить. Было в голосе незнакомца столько злобы, что она невольно отшатнулась, когда дверь приоткрылась, и на земляной порог чья-то рука выставила, как собаке, миску, в которую были наложены куски грубого, с отрубями, хлеба и печеная репа.

- Бери. Ешь. Уходи, - приказал голос.

- Почему, - гордость боролась в ней с голодом, - вы так со мной обращаетесь.

- Ты не знаешь, кто ты?

- Н-нет, - она положила плетенку с грибами на траву.

- Вот и не знай дальше. И иди своей дорогой, не тревожь наш мир! Тебе в нем места нет!

Это было странно, но многое объясняло. Похоже, ее приняли за вилу* или какую-нибудь другую лесную нечисть. Но главное, что поблизости есть человеческое жилье. Скорее всего, на другом конце тропинки. А тут живет деревенский колдун или колдунья – по голосу трудно было определить пол ее невидимого собеседника, - к которому селяне ходят за советами и приносят дары. Ибо вряд ли здесь, в лесной чаще, можно был выращивать репу и хлеб в одиночку.

(*Вила – здесь, лесной дух в облике девушки. Иногда бывает враждебен ко взрослым, но неизменно добр к детям. Прим. авт.)

Голод тем временем победил, и девушка схватила миску, торопливо вонзила зубы в хлеб. Великие боги, как давно она не ела настоящего хлеба! Пожалуй, с тех пор, как покинула родную деревню, убежав за Збышеком…

Збышко! Хлеб пробудил память о прошлом, и воспоминание отдалось болью. Она любила этого странного парня, любила настолько, что увязалась за ним, куда глаза глядят. Любила, несмотря на то, что произошло потом, тосковала в разлуке, но, чем дальше жила без него, тем чаще в ее душу стали закрадываться сомнения. А любит ли ее Збышек? Нужна ли она ему, раз он до сих пор ее не нашел? Или ее занесло так далеко, что он до сих пор в пути? Или…

Или он погиб?

- Нет, - послышался хриплый голос так близко, что она подавилась куском хлеба. – Ты не вила. Кто ты?

Девушка обернулась. Дверь в домишке была распахнута настежь, а проеме стоял старик. Об этом свидетельствовала длинная, чуть ли не до колен, седая борода, такая расчесанная и гладкая, словно у ее хозяина не было других дел, кроме как ухаживать за нею. Остальное – обмотки на ногах, рубаха из крапивного полотна**, вытертая шкура на плечах – свидетельствовали о старости, нищете, запустении.

(**Крапивное полотно – ткань, получаемая из ниток, сотканных из крапивы. Как правило, применяется в чародействе и чародеями. Так что девушку из сказки про принцев-лебедей не зря обвиняли в колдовстве. Прим. авт.)

- Кто ты? – повторил старик, тыча в нее узловатым пальцем.

Она невольно отшатнулась.

- З-Зирка…

Имя вспомнилось с трудом. Как же давно к ней никто не обращался по имени!

- Зирка, значит… Не похоже. Может, потому, что сейчас день?***

(*** «Зирка» - здесь на одном из лесных наречий означает «звезда». Прим. авт.)

- Может быть, - пожала она плечами.

- А может быть потому, что время твое еще не настало?

Она снова пожала плечами. В ее жизни и так было слишком много тайн и загадок, чтобы ломать себе голову еще и над этим.

- Уходи, - неожиданно предложил старик. – Забирай хлеб и уходи.

- Почему, - она встала с колен, прижимая к себе миску с остатками хлеба и репы, - вы гоните меня? Я так устала быть одна…

Сейчас она была готова на что угодно, лишь бы остаться с этим стариком. Хотя бы для того, чтобы с его помощью вернуться к людям, тоска по которым в эту минуту стала просто невыносимой.

- Потому, что звезда должна светить всем, а не одному. Уходи туда, где тебя ждут!

Развернулся и скрылся внутри хижины, плотно прикрыв за собой дверь.

Девушка какое-то время молча стояла и смотрела на домик, внутри которого царила тишина. Она знала, что старик караулит под дверью, выжидая, когда же она уйдет. И, в конце концов, смирилась. Сунула в плетенку остатки хлеба и репу, подумав, мстительно добавила и миску и зашагала прочь.

И не слишком удивилась, когда тропинка уже в сумерках вывела ее обратно к тем самым надоевшим до скрежета зубовного развалинам.

Они шли, и земля горела перед ними. Земля стонала и содрогалась, предчувствуя беду. При их появлении разлетались птицы, разбегались звери, прятались люди. Они шли толпами и колоннами, шли, практически не останавливаясь. Шли, растянувшись на целые лиги. Мертвые – впереди, не чувствуя усталости. Живые – по пятам за ними, подбирая то, что было без надобности восставшим мертвецам. Скотину, добро. Людей не было. Почти. Лишь изредка, входя в опустевшую деревню или городок, они натыкались на чудом уцелевшего в колыбели младенца, забытого в бане старика или забившихся в подпол баб с ребятишками.

- Пустая земля. Пустая страна, - Яго смотрел на это холодными глазами. Ладонь его правой руки почти всегда теперь лежала на загривке державшегося рядом Буяна. Левая придерживала на боку рукоять меча. – На что мне пустая страна?

- Не бойся, - ковылявший следом лич оставался бесстрастен. – На тебя хватит. Мир велик. Где-нибудь да найдутся те, кто признает тебя королем.

- Я не хочу «где-нибудь». Я хочу здесь!

- Здесь значит здесь.

Лич был спокоен, а в душе его воспитанника бушевала буря.

Они шли.

А навстречу им шли другие.

Весна началась поздняя, но дружная, такая, что дороги развезло буквально за сутки, и если вчера еще армия могла как-то двигаться, то сегодня люди и телеги еле ползли. Волы и лошади с трудом тащили телеги, которые поминутно застревали в жидкой грязи, и приходилось наваливаться всеми силами. Большую часть груза давно уже скинули или переложили на заводных и вьючных лошадей, оставив на подводах либо раненых, либо что-то настолько громоздкое, что невозможно было везти как-то иначе, а бросить жалко. И все равно продвигались черепашьим шагом, выбиваясь из сил.

Анджелин Мас был мрачен и ни с кем не разговаривал, даже с сыном. Советники, сотники, тысячники пробовали к нему подступиться, но он через адъютантов отсылал их прочь.

… тот первый бой… его оказалось невозможно забыть.

- Разведка! Разведка вернулась!

На вершине холма показался дозорный, замахал руками. Далекий крик подхватили, передавая из уст в уста:

- Доложите его сиятельству! Разведка вернулась…

Трое верховых присоединились к дозорному и помчались в голову колонны, которая неспешно ползла по равнине, пересекая занесенный снегом луг. Двигались медленно, глубокие снега задерживали всадников, приходилось то и дело приостанавливаться и вытаскивать застрявшие телеги с припасами. Порой приходилось разгружать подводы и перекладывать часть вещей на спины заводных лошадей. Это лишало войско маневренности, почему разведка была кстати.

Один из трех всадников вырвался вперед, устремляясь к группе верховых, державшейся чуть поодаль. Лихо осадив коня, поклонился в седле:

- Ваше сиятельство…мы вернулись…

- Кто позволил? – граф Мас замер, не глядя на юношу. – Кто вам позволил, Беркана, отлучаться из лагеря без моего приказа?

- Я… хотел разведать путь до Речицы…

- Вы – мой адъютант, - голос Анджелина Маса был холоден и лишен всяких человеческих интонаций, словно заговорил памятник. – А для этого у нас хватает разведчиков…

- Но лучше увидеть своими глазами… разведчики могут ошибаться…

- И предавать? – «памятник» медленно повернул голову. Серые глаза его блеснули сталью – словно клинок вонзился.

Родольф Беркана побледнел, но глаз не отвел.

- Вы мне не доверяете, - произнес он тихо. – Считаете меня предателем потому, что моя мать происходит из проклятого рода герцогов Беркана. Но хочу вам напомнить, ваше сиятельство, что мой отец – мой настоящий отец! – {не} Беркана. Как и то, что тот, кого именуют Яго Беркана, сын Робера Беркана, таковым по крови не является. Ни капельки! Так что вы…

- Я прекрасно помню, кто вы и откуда. Достаточно посмотреть на ваше лицо, юноша. Вы похожи на своего отца. На отца, которому я обещал вас сохранить живым и невредимым. И с которым вы, как мне кажется, вовсе не желаете увидеться на этом свете, глупо рискуя жизнью.

Только сейчас горечь и боль прорвались в его голосе – в голосе человека, который больше никогда не увидит своего сына. И хотя у него оставались еще двое мальчишек – старшего из них он взял в качестве пажа, младшего оставил в Больших Звездунах под надзором старого дядюшки – боль от потери не становилась меньше. Наоборот, она росла каждый раз, когда он видел своего адъютанта. Родольфу Беркане-Груви было двадцать лет. Столько, сколько никогда уже не исполнится навеки восемнадцатилетнему Вайвору Масу.

Давя в себе досаду и жалость, Анджелин Мас посмотрел на Родольфа. Снова поймал себя на том, насколько сильно этот юноша походил на его названного брата.

- И что вы там увидели?

- Там, - Родольф нахмурился. – Там… вам лучше увидеть это самому.

Анджелин помолчал. Мимо неспешно ползла голова колонны. Люди, волы и лошади двигались медленно, осторожно. Передние уже перегнали его на пару десятков саженей. Еще пара перелетов* - и голова колонны вползет на склон холма, из-за которого выехали разведчики.

(*Перелет – см. примечание выше. Расстояние, равное полету стрелы. Прим.авт.)

- Стой! – крикнул он, привстав на стременах.

- Стой! Стой! – волной прокатился приказ от сотников к десятникам и далее.

- Ждать тут, - Анджелин натянул поводья. – Вы трое, - кивнул двум рыцарям охраны и дежурному адъютанту, - за мной. Остальным ждать.

В числе остальных был и сын. Анджелин не бросил на него взгляда – боялся, что тот покажется прощальным.

- Вперед!

Разведчики подтянулись, сбиваясь плотной группой, поскакали с боков, словно беря графа Маса в клещи. Пути ему оставалось либо вперед, либо назад.

С оставшимся в стороне юношей поравнялся один из двух пажей. Приятельски подмигнул:

- Не злись на отца. Он за тебя так переживал, когда узнал, что ты самовольно оставил лагерь…

- Я не злюсь, - Родольф улыбнулся Святомиру Масу, второму сыну графа. – Просто… я должен был увидеть своими глазами…

- Беркана! – окликнули его. – Где вы там застряли? К графу. Живо!

- Вот тебя уже и простили! – улыбнулся Святомир. – Держись!

Юноши обменялись короткими рукопожатиями, и Родольф пришпорил коня, посылая его во главу кавалькады.

Кони легко внесли их на холм, поросший редким, в конце зимы так совсем прозрачным кустарником. Впереди раскинулась собранная в слабые складки равнина – наискосок ее пересекала река, и земля плавными волнами словно стекала в ту сторону. Гораздо ближе, между этим холмом и соседним, землю прорезал овраг, сейчас засыпанный снегом так, что измерить его глубину было невозможно. Анджелин машинально отметил, что колонне придется огибать холмы, забирая резко вправо, потому как с другой стороны, слева, раскинулась небольшая рощица молодых берез, осин и орешника, пешие там еще пройдут, но конным придется туго, а подводы и вовсе застрянут.

За рекой равнина тянулась до горизонта, отрезанная от неба темной полоской леса. И над этим лесом вставали дымы.

Несколько столбов, извиваясь, словно соединяли небо и землю. Казалось, это головы огромного чудовища шарят вокруг слепыми мордами в тщетном поиске… чего? Время от времени они натыкались и друг на друга, сплетались, потом расходились.

- Что это?

- Не могу знать, - четко, по-военному, откликнулся Родольф. – Но вы посмотрите вон туда!..

Анджелин внял совету, и тихо ахнул.

Равнина…двигалась. Со стороны леса в сторону реки приближались какие-то существа. Издалека трудно было понять, кто это, но впечатление это шевеление производило отвратное. И если эти существа продолжат движение в том же направлении, то они обязательно пересекут путь колонне.

- Приготовиться к обороне, - негромко приказал Анджелин, разворачивая коня. Видимо, придется давать бой здесь.

Родольф сорвался с места первым. Его сорвавшийся на мальчишеский фальцет крик далеко разнесся, подхваченный остальными. И Анджелин Мас вдруг ощутил странную боль в сердце. При явном внешнем сходстве с молодым Згашем Груви и при таком же явном не-сходстве с юным Вайвором Масом этот мальчик так походил на его покойного сына, что казалось – он проживает и повторяет его судьбу.

Не здесь! Не сейчас! Не с нашими сыновьями!

Полки останавливались, разворачивались, следуя указаниям командиров. Отбросив колебания, граф Мас начал отдавать приказы.

Загрузка...