Мертвый лед

Глава 8

Мы с Жан-Клодом привели себя в порядок в туалетной комнате, располагавшейся в задней части кабинета. Он пропустил меня вперед, потому что истинный джентльмен, а еще потому что у него это займет куда больше времени, а терпение не самая сильная черта моего характера. Компромисс был в том, что вышла я в нижнем белье, собираясь одеться уже в кабинете, чтобы он мог подольше повозиться в ванной. Прежде чем накинуть на себя хоть что-то, я проверила телефон, но ни сообщения, ни пропущенного звонка от Мэнни не было. К черту. Я снова набрала его номер. Мое первое ему сообщение было очень кратким: «Позвони мне». На этот раз нужно побольше деталей.

Сразу включилась голосовая почта, значит Мэнни сейчас трепался по телефону. Блин.

— Мэнни, это снова Анита. Мне очень нужно поговорить с тобой по делу. Нужен твой совет.

Я удержалась от упоминания о Доминге Сальвадор по двум причинам. Во-первых, стараюсь не распространяться о своих текущих расследованиях. Во-вторых, жена Мэнни Розита регулярно проверяет его телефон. Ей известно о том, что Мэнни и Доминга когда-то были любовниками. Она никак не простит ему связь с другой женщиной, даже если это было еще до их с Мэнни встречи. Мне никогда не понять такую ревность, но, если это в моих силах, я не хочу усложнять ему жизнь. Правда, если он не свяжется со мной в ближайшее время, мне придется назвать имя Сеньоры, оно точно вынудит его позвонить мне. Она была мертва, но, упоминая дьявола, вы всегда боитесь, что он может вас услышать. А Доминга вполне могла бы услышать нас в аду. Вот такая она чудовищно страшная.

Я села, уставившись на телефон и раздумывая, не написать ли Мэнни смс, но он вел себя, как и большинство людей за пятьдесят: у него был смартфон, но пользовался он им как обычным мобильником. Мэнни никогда не отвечал на сообщения. Я даже не уверена, что он вообще их читал.

Телефон зазвонил, но по зазвучавшей «Lovefool» Cardigans я сразу поняла, что это не Мэнни, а Мика Каллахан.

— Привет, невысокий, темный и красивый, — ответила я, улыбнувшись.

— Привет, красотка, — судя по голосу, он тоже улыбался. — Слышал, встреча с ювелиром оказалась короткой.

— Ого, быстро же слухи распространяются.

— Я сказал Лисандро, что мне очень нужно поговорить с тобой и Жан-Клодом, как только у вас появится свободная минутка. Вот он и рассказал мне.

— Ладненько, но где-то минут через сорок пять мне нужно выходить. Не могу заставлять клиентов долго ждать.

Мика рассмеялся.

— Они начинают нервничать, когда ты оставляешь их надолго одних на кладбище. Я знаю.

— На самом деле на кладбищах мертвецки спокойно. Они сами себя накручивают, — ответила я.

— И это я тоже знаю.

— Хочешь, чтобы мы пришли?

— Я почти поднялся по этой чертовой лестнице, так что нет. Я сам приду. Люблю тебя, Анита.

— Я люблю тебя сильнее.

— А я еще сильнее.

— А я вообще безгранично.

Завершив разговор, я обернулась и заметила выходящего из ванной Жан-Клода без рубашки, но с застегнутыми штанами. Он выглядел так, словно не был уверен, стоит ли сейчас надевать белую рубашку или лучше выбрать другую, потемнее.

— Тебе правда очень идет синий. И спасибо, что еще не оделась. С кем из наших котиков ты говорила? Только с ними двумя ты такая ласковая, — сказал он.

Назвать мой вид в неглиже случайностью, вместо того, чтобы оставаться раздетой специально дня него, показалось неправильным. Поэтому я просто сказала:

— Рада, что тебе нравится. Это был Мика. Он хочет с нами поговорить и, видимо, попросил Лисандро дать ему знать, когда мы освободимся.

— Поговорить? — повторил Жан-Клод. — О чем?

— Он не сказал. Но, кажется, он уже почти преодолел миллиард ступенек с нижних этажей и будет здесь с минуты на минуту. Так что сможешь сам его спросить.

— Эта лестница была разработана против злоумышленников, ma petite.

Я рассмеялась.

— Ну серьезно, сколько там ступенек? Кто-нибудь считал?

Я бы сказала, что он сел на диван, но это не отразило бы сути. Жан-Клод изящно опустился на кожаный диванчик, вытянув длинные бледные руки на спинке, чтобы она служила опорой для его тела. Он расслабленно закинул ногу на ногу, умудряясь выглядеть соблазнительно и хулигански в духе вестерна.

— Ты это специально делаешь или не замечаешь, как позируешь? — спросила я, прислонившись к столу.

— У меня был талант к позированию, как ты выразилась. Века практики лишь отточили это умение.

Он улыбнулся, явно очень довольный собой, и я улыбнулась в ответ. А ведь когда-то он скрывал от меня свою самовлюбленность. Я его не виню. Тогда я так комплексовала по поводу своей внешности, что чувствовала себя не в своей тарелке рядом с кем-то, кто чувствует себя без одежды настолько свободным и красивым.

Жан-Клод протянул мне руку, и я подошла к нему, потому что, когда ваш возлюбленный делает так, вы просто должны подойти. Я свернулась возле него калачиком в своем новом синем белье, и он крепко прижал меня к себе одной рукой.

— В таком виде ты можешь отвлечь нашего короля-леопарда.

— У меня нет времени на болтовню и его отвлечения, — сказала я, смеясь, и попыталась встать, но Жан-Клод потянул меня назад. В дверь постучали. — Минутку, — отозвалась я.

— Это Мика, — ответил Лисандро через дверь.

— Я не совсем одета, — сказала я. — Ему можно, тебе — нет.

Лисандро рассмеялся.

— В конце смены я вернусь к жене, так что не буду подглядывать.

Дверь открылась, мелькнул силуэт Лисандро, который отвернулся, чтобы не видеть комнату и пропустить Мику.

Мика вошел в дверь с присущей ему манерой держаться, словно эта комната принадлежала ему, или он, как минимум, собирается ее купить. Таким же уверенным в себе и надежным он был и в первую нашу встречу. На нем были синие джинсы и темно-зеленая футболка, подогнанная к его худощавой спортивной фигуре. Мы одного роста, поэтому всегда вынуждены подшивать одежду или будем выглядеть так, словно носим чужую. Темно-каштановые волосы были заплетены в косу, такую тугую, что невозможно было понять, что они вьются. Если их распустить, они рассыпятся по плечам. Мика почти всегда собирал их назад. Он бы уже давно носил коротко стриженную мужскую прическу, если бы не мои угрозы отстричь свои кудри. Я люблю его локоны, а он любит меня.

Увидев нас, Мика улыбнулся, и его утонченное лицо с острым подбородком осветилось радостью. Солнцезащитные очки не позволяли увидеть, как его взгляд наполняется счастьем, но, словно услышав мою мысль, он снял их, показывая свои шартрезовые глаза. Из-за его футболки сейчас они казались больше зелеными, но в них все еще можно заметить желтый оттенок, словно сквозь заросли джунглей пробивается солнечный свет. Это были глаза леопарда, пойманные в ловушку на его человеческом лице. Когда-то в его человеческой форме они были карими, еще до встречи со мной. Для меня глаза Мики всегда были этого удивительного цвета, не зависимо от того, в какой форме он был: человеческой или леопарда.

— Прекрасная картина, — в его голосе слышалось то же счастье, каким светилось его лицо.

— Присоединяйся, и она станет еще прекрасней, — ответила я.

Подходя к нам, он покачал головой.

— Человек должен знать свое место. Как третий по привлекательности в этой комнате, я вовсе не добавлю красоты этой картине.

— Ты красив, — возразила я, нахмурившись.

— Ты по-своему красив, mon ami.

Он усмехнулся, стоя у дивана и глядя на нас сверху вниз.

— Я знаю, что привлекательный. Могу даже сказать, симпатичный. Хотя, когда я был моложе, просто ненавидел, когда меня называли симпатичным.

— Недостаточно мужественно, — сказала я и протянула ему руку.

Он сжал ее, но не присел.

— Возможно, если бы я был повыше, меня бы это не задевало так сильно. Жан-Клода не задевает.

— Ах, mon chat, когда я был твоих лет, мужчины носили вычурные парики и одежду, превосходящую нынешнюю женскую моду. Мужскую красоту ценили, а если ты еще и умел держаться в седле, охотиться и владеть мечом, то считался идеалом мужчины.

— Не могу представить мир, где у меня не было бы проблем из-за моей внешности.

— Этот мужчина учил меня ходить на высоких каблуках, потому что так делали дворяне.

— Мило.

Я потянула Мику за руку.

— Обними нас.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Если я обнимусь с тобой, когда ты так одета, я отвлекусь, а нам нужно поговорить.

Моя улыбка увяла на корню.

— Звучит зловеще.

Объятья Жан-Клода стали напряженными.

— За всю мою жизнь ни одна беседа, начинавшаяся с «нам нужно поговорить», не была приятной.

— Я не это имел в виду. Просто я уже несколько дней безуспешно пытаюсь поговорить с вами. Я знаю, что Аните нужно отправляться меньше чем через сорок пять минут, а у Жан-Клода есть около двух часов, прежде чем он сможет безопасно выйти из Цирка в «Запретный плод».

— Ты проверил наше расписание, — сказала я.

— Я знаю ваши графики, по крайней мере Жан-Клода точно. Твой слишком гибкий, чтобы его запомнить.

— Ладно. Тогда садись и поговорим, вместо того, чтобы обниматься.

От его взгляда не укрылся ни сантиметр моего тела в милом бюстгальтере и трусиках.

— Я постараюсь. Но если бы ты была чуть больше одета, мне было бы проще сосредоточиться на разговоре.

Я покраснела. Терпеть этого не могу.

Он широко улыбнулся и, наклонившись, запечатлел на моих губах нежный поцелуй.

— Люблю, когда ты краснеешь.

Я нахмурилась, глядя на него.

— А я нет.

— Но это так очаровательно, — заметил Жан-Клод.

— Не начинай.

— Так о чем ты хотел поговорить, — спросил он у Мики.

Мика сел на диван, все еще держа меня за руку, но держась подальше, словно стоило ему коснуться меня, и он забудет, что хотел сказать.

— Ты же знаешь, что я не против вашей с Жан-Клодом свадьбы. Юридически ты можешь выйти замуж только за одного мужчину, и логично, что им будет наш мастер.

— Ну да, — ответила я.

— Ты очень любезен, — сказал Жан-Клод.

— А еще тебе известно, что мы с Натаниэлем обсуждаем церемонию обручения с Анитой для нас троих.

Жан-Клод кивнул.

— Мы думали втроем носить кольца на безымянных пальцах правой руки.

— Надеюсь, ваши дизайны колец понравятся ей больше моих.

— Ты хочешь слишком вычурные кольца, Жан-Клод. Либо они будут мешаться мне на работе, либо настолько дорогие, что их страшно носить. Все равно что ходить с Форт-Нокс[3] на руке.

— Наши вкусы в этом не совпадают.

— Мы хотим что-то попроще, — сказал Мика.

Жан-Клод посмотрел на меня.

— И ты хочешь сказать, что их вкус ближе к твоему, чем мой?

— Ты же сам знаешь ответ, — сказала я.

Он вздохнул и откинулся на спинку дивана, отчего как будто меньше обнимал меня.

— Ты расстроен? — спросила я.

Выражение его лица сменилось так быстро, что я не успела расшифровать его.

— Нет. Хотя, полагаю, немного… В течении многих недель мы обсуждали дизайны наших колец. Думаю, единственная причина, по которой мы быстро выбрали более вычурный набор для церемонии — ты просто уступила мне.

Я пожала плечами.

— Для тебя это важно. И мне не придется носить его каждый день.

— Но мы никак не можем определиться с дизайном повседневных обручальных колец, — сказал он.

— Ну да.

— Но с Микой и Натаниэлем вы почти утвердили дизайн, не так ли?

Я взглянула на Мику. Тот внимательно изучал лицо другого мужчины.

— Не совсем, но мы уже близки к этому, — наконец, ответил он.

— Это так по-детски, но думаю, мне будет неприятно, если ваши кольца будут готовы раньше наших.

— Прости, Жан-Клод. Я даже не подумал об этом, — сказал Мика.

— Как и я. Странно, что в этих запутанных «семейных» отношениях меня хоть что-то беспокоит.

— Помнишь, как были расстроены остальные члены нашей «семьи», когда решили, что эта свадьба будет для нас четверых?

— Да, но едва они поняли, что эта церемония только для ma petite и меня, они успокоились.

— Пока они не в курсе, что мы трое тоже думаем о церемонии обручения.

— Думаю, они все поймут по кольцам, — сказала я.

Мика кивнул, а я уткнулась лицом в грудь Жан-Клода. Не хочу снова разбираться с драками и обидами некоторых наших любовников.

— Они хотят участвовать. Ну, или, по крайней мере, не хотят чувствовать себя за бортом, — сказал Мика.

— Мы не можем жениться на всех, с кем спим, — возразил Жан-Клод.

— Конечно нет. Но, думаю, каждый из нас был бы не против включить еще кого-то одного. Правда сомневаюсь, что мы все думаем об одном и том же человеке.

— Уточни, mon ami.

— Жан-Клод влюблен в Ашера многие века, но никто из нас не желает связать себя с его переменчивым настроением.

— Мне нравится Ашер, — сказала я. — Возможно, я даже влюблена в него. Но нет, связывать себя с ним я не хочу.

— Анита и Натаниэль поженились бы с Никки, но не я, — сказал Мика.

— Я тоже не хотел бы, — вставил Жан-Клод.

— Натаниэль согласился бы на участие в церемонии гораздо большего количества людей, чем любой из нас. Но не факт, что мы одобрим его кандидатуры.

— То есть или мы женимся на всех, или церемония отменяется? — спросила я.

— Как сильно ты намерена упираться рогами? — спросил Мика.

— Не собираюсь я выходить замуж за тех, кого не люблю. Даже не официально, — ответила я.

— Если мы отменим церемонию, проблема исчезнет, — сказал Мика.

— Ты готов так просто отступить? — спросила я.

— А ты?

— Нет. Если бы я нашла способ выйти замуж за вас всех троих по закону, я бы сделала это.

— Я получил согласие клана тигров: если один из них будет участвовать в церемонии, остальные уступят, — сказал Мика.

На этот раз мы на него уставились.

— Что ты сделал? — переспросила я.

— И какого же вертигра ты предлагаешь? — спросил Жан-Клод.

— Мой первый кандидат — Синрик.

— Нет, — отрезала я.

— Он живет с нами, Анита. Помогает Натаниэлю по дому. Когда я уезжаю по делам, он спит с вами в одной постели дома, в округе Джефферсон.

— Никки тоже спит с нами, — сказала я, и это прозвучало ворчливо, даже для меня.

— А иногда в мое отсутствие вы спите все вчетвером. Но когда я рядом, единственный, с кем я хочу просыпаться по другую сторону от тебя, это Синрик. Или Натаниэль. К тому же Никки верлев, он не заставит других тигров отступить.

— Синрику девятнадцать. Он должен бегать за юбками, а не соглашаться отсиживаться на скамейке запасных моей личной жизни.

— Разве он на скамейке запасных? Мы вместе с ним просыпаемся по утрам и помогаем Натаниэлю и Ники приготовить завтрак. Мы проводим с ним в постели половину нашего времени, не зависимо от того, кто рядом. Мы можем разговаривать часами.

— Когда он доделает свою домашнюю работу, — съязвила я.

— Он скоро закончит школу и уже выбирает колледж, Анита.

— Не могу я сказать, что встречаюсь со школьником.

— С выпускником.

— С выпускником школы, — ответила я.

— Какая разница, учится он в школе или колледже? Разве это изменило бы наше отношение к нему?

— Какая разница? Какая разница? — я встала, повысив голос. Плевать. — Ему было шестнадцать, когда Мать Всей Тьмы вывернула нам мозг наизнанку, и мы с ним переспали. Я этого даже не помню, зато помнит он. Словно меня накачали наркотой и изнасиловали: я знаю, что произошло, но это не было моим выбором. Меня чертовски бесит случившееся.

— Той ночью были не только вы с Синриком, Анита. Мать Всей Тьмы подмяла под себя около полудюжины людей.

— Но только Синрик приехал со мной и остался здесь!

— Криспин и Домино были там той ночью и теперь живут здесь, — сказал Мика.

Он был прав, и я знала это, но оставалось ощущение неправильности.

— Это не то же самое. Криспин и Домино взрослые мужчины. Они приехали в Сент-Луис, а когда у меня не нашлось для них времени, завели свою личную жизнь. У них есть работа, Криспин встречается с другими, Домино тоже начинает, а Синрик всегда рядом. Я думала, в следующем году он поступит в колледж и переедет в общежитие, но теперь он планирует ездить туда отсюда.

— Ты его мастер, ma petite, ты можешь приказать ему жить в общежитии.

Я впилась в него взглядом.

— Не хочу я указывать людям, как им жить. Я просто хочу, чтобы меня оставили нахрен в покое!

— То есть, чтобы Синрик жил своей жизнью где-то в другом месте и оставил тебя в покое, — сказал Мика.

Поразмыслив, я кивнула и спокойно ответила:

— Да, да

— Почему? — спросил он.

— Потому что ему девятнадцать, а мне тридцать один. Потому что мы изнасиловали друг друга, когда ему было всего шестнадцать. Потому что он был девственником, и никто не должен терять невинность в метафизической оргии, устроенной одной из самых страшных сил зла, что я знаю. Потому что каждый раз, когда я вижу Синрика, я вспоминаю о Ней, о той злой гадине, которая изнасиловала нас обоих!

Я стояла там в оглушающей тишине, и эти слова отдавались эхом в моей голове.

Мика и Жан-Клод смотрели на меня. Лицо Жан-Клода было пустым и идеальным, каким я видела его не раз. Он мгновенно скрывал свои эмоции, и этот трюк помогал ему выживать веками в подчинении другого вампира. На лице Мики была боль, сострадание, оно отражало столь же много эмоций, сколько скрывал Жан-Клод.

— Вот почему, твою мать, — закончила я тише.

Мика встал, попытавшись обнять меня, но я вытянула перед собой руку и попятилась.

Мне хотелось, чтобы он обнял меня, но тогда я просто рассыплюсь, а этого мне не нужно. Мне надо подумать, хотя бы попытаться. Но все, что я могу: стоять, оглушенная признанием, сорвавшимся с моих губ. Я словно колокол, по которому ударили, и звук все еще отдается во мне. От шока онемели кончики пальцев, и было тяжело дышать, словно мне крепко врезали.

Мика потянулся ко мне, но в конце концов опустил руки.

— Анита, чем мы можем помочь?

Я открыла было рот, но в итоге просто покачала головой. Они ничем не помогут, никто не сможет помочь. Нам не исправить случившегося, ничего не изменить. Все, что мы можем, это двигаться дальше. Я просто не уверена, куда именно.

— Твою мать! — мягко повторила я.

Мика вновь приблизился, на этот раз медленнее, без резких движений. Так ведут себя с напуганными лошадьми. Это большие и сильные животные, и вы не хотите напугать их еще больше, чтобы они взбрыкнули и поранили вас или себя. Я почти ждала, как Мика зашепчет: «Тише, тише».

Когда я не остановила его, он подошел еще ближе, пока не смог положить руку на мое плечо. На этот раз я не оттолкнула его. Просто стояла, уставившись в никуда, видя перед глазами другую комнату, ту самую в Лас-Вегасе три года назад.

Я чувствовала себя жертвой? Нет, но… но… что-то похожее.

Мика нежно и осторожно обнял меня, и я позволила ему. Я не обняла его в ответ, но и не осталась напряженной. Мое тело расслабилось, руки повисли, и я задумалась, как же мне справиться со всем этим.

Когда я заговорила, мой голос звучал хрипло и отчужденно.

— Я не подпускаю близко мужчин из Вегаса. Криспина и Домино я сторонилась и оттолкнула настолько, что они могут вернуться в Лас-Вегас и без наших стараний.

— Да, — мягко сказал Мика.

Я медленно, словно нехотя, обняла его, а затем крепко стиснула в объятьях.

— За исключением Синрика.

— Да, — ответил он, поглаживая меня по спине медленными круговыми движениями.

— Я виню их всех в произошедшем?

— Не думаю, что ты винишь их. Мне кажется, все в точности так, как ты сказала: они напоминают тебе о том, что произошло. Видя их каждый день, ты никогда не сможешь забыть об этом.

— Я почти не помню тот секс. Почему тогда меня это так беспокоит?

Жан-Клод вдруг оказался рядом. Он очень осторожно коснулся рукой моих волос, словно боялся, что я велю ему прекратить, но когда этого не произошло, он начал поглаживать меня по волосам.

— Где-то в глубине своей прекрасной души ты все помнишь, если не разумом, то телом. Как будто наша кожа впитывает воспоминания слишком болезненные, чтобы их запомнил мозг.

Я повернулась, и ему пришлось убрать руку, чтобы я могла увидеть его лицо.

— Похоже на личный опыт.

— Ты делила со мной некоторые из моих воспоминаний, ma petite. Ты знаешь, что у меня есть свои кошмары.

— Это кошмар? — спросила я.

Он коснулся ладонью моего лица и с мгновенье изучал его, пока Мика продолжал обнимать меня.

— Ma petite, удовольствие одного человека может быть кошмаром для другого. И то, что для одного пустяк, — он пожал плечами и обозначил пальцами кавычки, — для другого может стать травмой.

— Я проходила и через худшие… кошмары.

— Возможно. А возможно, это беспокоит тебя больше, чем то, что кажется более ужасающим.

— Но почему? Почему? Мне приходилось пробираться через кровь и куски тел, и я просто двигалась вперед. Ничего особенного. Никто не умер, кроме плохих парней.

Мика уткнулся в мои волосы, и я чувствовала его дыхание, когда он заговорил.

— Анита, тебя одурманил и захватил некто, кого можно сравнить с демоном. Такое накладывает отпечаток.

Я отстранилась достаточно, чтобы взглянуть в его лицо.

— Это были большие плохие вампиры: Мать Всей Тьмы и Витторио, Отец Дня. Не демоны. Если бы ты когда-нибудь видел настоящего демона, ты бы не говорил так.

Он улыбнулся немного грустно.

— Иногда я забываю, как много ты видела. Прости, ты права. Мне не следовало говорить о демонах, когда я ничего в них не понимаю.

Я отстранилась от него, от них обоих, и взяла их за руки, потому что мне нужно подумать, а в их объятьях это не всегда возможно. Они могут отвлечь меня столь многими способами.

— Они сражались друг с другом, а я была для них просто оружием, которое можно использовать и выбросить. Мы все были всего лишь оружием. Вы хватаетесь за пистолет, чтобы подстрелить врага, и вас не волнуют чувства пистолета, не интересует, кого он любит. Это просто кусок металла. Вы спускаете курок, и он выполняет свою работу. Это как быть палачом вампиров: я получаю ордер на исполнение, меня направляют по следу сверхъестественных преступников, я выслеживаю их и привожу ордер в исполнение. Я просто оружие. Вы направите меня на кого-то, и я убью его. Вот, что я делаю. Вот, кто я.

Мика сжал мою ладонь и потянул, заставляя меня посмотреть на него.

— Ты не только оружие, Анита. Когда мы познакомились, ты уже была чем-то большим.

Жан-Клод поднял мою руку и прикоснулся в нежном поцелуе к костяшкам пальцев.

— Даже не помню, когда ты в последний раз целовал мне руку.

— Возможно, когда мне не разрешалось целовать тебя в губы, — ответил он, выпрямившись. — Было время, когда ты была оружием, когда тебя могли направить и использовать, но это было много лет назад, ma petite. А теперь ты глава семьи, друзей, своей жизни, и это замечательно. Это делает нас всех счастливыми.

Я кивнула, зная, что они правы.

— Они пытались сделать меня вещью, которую можно использовать и выбросить, хотели завладеть настолько, что я сама просто исчезла бы. Марми Нуар хотела забрать мое тело, и я перестала бы существовать.

— Но ты убила ее, ma petite.

Я снова кивнула.

— Да.

— Судя по тому, что вы рассказали по прибытии, если бы ты не выбрала Домино в конце, Мать Всей Тьмы могла бы выиграть, — отметил Мика.

Я моргнула и посмотрела на него, вспоминая, как я тогда одержала верх. Я тонула в ее тьме, вслепую нашла руку Домино и крепко сжала, нуждаясь в его силе черно-белого тигра.

— Она собиралась использовать вас, как пешек, но ты стала королевой, сделав Домино своим верным конем, и уничтожила ее.

У Матери Всей Тьмы была форма, подаренная ей ночью, и она делала все возможное, чтобы завладеть мной и сделать из меня мясной костюмчик для своего бестелесного духа. Когда этот план не сработал, она попыталась заставить меня забеременеть от одного из веркотов, которых могла контролировать. Она была готова подождать, пока малыш подрастет, чтобы вселиться в его тело, но и это не сработало. Наемники взорвали ее последнее тело современными бомбами и сожгли все дотла, но ее дух сбежал, бросив телесную оболочку. А как убить нечто бестелесное, перепрыгивающее из одной оболочки в другую? Нужно было вынудить ее оставаться в одном теле достаточно долго, чтобы можно было убить ее. Я не специально, просто она так сильно желала меня, что я смогла заставить ее задержаться.

Она пыталась утопить меня в тысячелетней тьме, но я воспользовалась вампирскими силами, отчасти приобретенными из-за ее вмешательства, чтобы выпить ее до дна. Словно я тонула в ночном черном море, но вместо того, чтобы сражаться с ним за глоток воздуха, я погрузилась на дно в уверенности, что смогу выпить его быстрее, чем захлебнусь. Я проигрывала, а затем в этой тьме меня нашел и схватил Домино, делясь со мной энергией и склоняя чашу весов на нашу сторону. Домино и Итана, самого новенького из вертигров, который носил в себе гены каждого из существующих кланов, было достаточно, чтобы спасти меня и уничтожить Мать Всей Тьмы.

— Если бы не смешанное наследие Домино и Итана, этого было бы недостаточно, — сказала я.

— Oui, если бы Итан не заключал в себе красный, золотой и синий клан тигров, белого и черного Домино было бы недостаточно, но точка поставлена, ma petite. Ты воспользовалась силой тигриных кланов тогда, в тот особенный момент, что тигры предрекали более двух тысяч лет назад.

— Ага, мне предстояло спасти всех от великого зла, потому что я Королева Тигров.

— Все случилось именно так, как предсказывало пророчество, ma petite. Ты не победила бы без вертигров, а они не смогли бы уничтожить своего заклятого врага без тебя, направляющей их силу.

Я бы поспорила с термином «заклятый враг», но он был чертовски точен. Если бы Мать Всей Тьмы и Витторио не свели бы всех нас вместе, моя судьба была бы хуже смерти. Я попала бы в ловушку собственного тела, наблюдая, как она использует его и творит ужасные вещи. Она была некромантом, как и я, но в тысячу раз сильнее. Она могла поднять целую армию ходящих мертвецов, повиновавшихся ей. А могла ли она сделать то, что я видела на записях ФБР? Могла ли вернуть душу в тело зомби? Не думаю. Я почти уверена, что для этого требуется вуду, а она его не знала, но спорить на это я бы не стала. Мысли о деле помогли мне прийти в себя, вспомнить, кто я и что я. Я не жертва. Я выжила, а они нет. Если из нас, кто-то и был жертвой, то они моей.

— К черту их, — решительно сказала я.

Мика улыбнулся мне.

— Вот это наша девочка.

— Это точно, — согласился Жан-Клод и, склонившись, нежно поцеловал мои волосы.

Я кивнула. На этот раз просто кивнула, а не бесконечно и беспомощно закачала головой. Я обняла их обоих и притянула ближе, уткнувшись лицом в грудь Жан-Клода и плечо Мики. Жан-Клод был все еще без рубашки, и я наслаждалась нежностью его кожи. Футболка Мики была мягкой, но не могла сравниться с теплом его тела, и я едва не попросила его раздеться, чтобы могла коснуться его и снова обрести себя. Почувствовать, что я никуда не исчезла и совсем не изменилась, не смотря на затронувшее меня зло. Я все еще здесь, прежняя я, а значит секс был не таким уж и плохим. Я чувствую вину от того, что сторонилась Домино и Криспина. Не уверена, что когда-нибудь смогу стать с ними ближе, но по крайней мере я могу признаться в своих ошибках.

Я думала, в моей жизни слишком много людей, но, возможно, проблема в эмоциональной травме из-за большого количества людей. Звучит похоже, но это не одно и то же. Расставаться с людьми, потому что между вами нет искры, это одно, но совсем другое делать это, потому что ты их винишь за то, что они были рядом, когда насиловали твой разум. Это так похоже на поведение жертвы, чего я очень старалась избегать.

— Мне нужно извиниться перед ними или просто двигаться дальше? — спросила я.

Один из мужчин погладил меня по волосам, а спросил Мика:

— Перед кем?

— Перед Домино и Криспином.

— Не думаю, что стоит, — ответил Жан-Клод.

Я отстранилась настолько, чтобы посмотреть в его лицо.

— Почему?

— Потому что прямо сейчас ты не готова к повторению, ma petite. Мне не хотелось бы, чтобы ты еще больше времени тратила на них.

— Я спросила, должна ли извиниться перед ними, а не переспать.

Он улыбнулся.

— Ma petite, это же ты. Секс всегда преподносится в качестве извинений.

Мика повел плечами, и, судя по выражению его лица, он был с этим согласен.

Я хмуро посмотрела на них обоих.

— Правда есть правда, ma petite.

— Но при этом вы хотели бы, чтобы я больше времени проводила с Синриком.

— Нет, просто хотим, чтобы ты признала то, что уже произошло, — ответил Мика.

— Я не понимаю, что это значит.

Он переглянулся с Жан-Клодом.

— Что? Что значит этот взгляд? — я отстранилась от них, и меня мгновенно охватил обжигающий гнев. Так было гораздо лучше, так я чувствовала себя собой, потому что многие годы гнев был основным моим чувством. Иногда, испытывая стресс, вы возвращаетесь к старым привычкам, даже если давно избавились от них, потому что они вредили вам и вашей жизни.

— Ты заметила, что говорила об извинении перед Домино и Криспином, но не перед Синриком? — спросил Мика.

Я в ярости и готова к драке, кулаки сжаты, плечи напряжены. И все же я заставила себя задуматься над своими словами. Я расслабилась и разжала пальцы, чтобы не выглядеть так, словно хочу кому-то врезать.

— Вот черт, — тихо выругалась я.

Мужчины просто ждали, когда до меня дойдет.

Я вздохнула и обхватила себя руками, потому что мне вдруг стало очень холодно в одном белье.

— Почему я не сказала о том, что мне надо извиниться перед Синриком?

— Возможно, стоит обсудить это с терапевтом, — ответил Мика.

— Это уж точно. Черт, — меня охватила дрожь.

Мика подошел, чтобы обнять меня, укутать своим теплом, но я так и осталась стоять, крепко обхватив себя руками.

— Мне нужно одеться и ехать на работу.

Он выпрямился и посмотрел на меня.

— Тебя всю трясет от эмоционального потрясения, а ты собираешься просто одеться и отправиться на работу?

— Да, я должна.

— Уход с головой в работу не решит проблему.

— Я не убегаю от проблем. Мне действительно пора собираться, или я опоздаю, — сказала я, отстранившись.

— Зомби, которого ты должна поднять сегодня, несколько сотен лет. Думаю, он может подождать еще несколько минут.

Я покачала головой.

— Я хочу поехать на работу, потому что это часть меня. Нужно двигаться вперед, чтобы оставаться собой. Нужно ходить на работу, проводить деловые встречи, нужно делать то, что обычно.

— И что случится, если ты дашь себе пару минут, чтобы подумать? — спросил Мика.

— Если я позволю этому хоть что-то изменить, если замешкаюсь, оно настигнет меня, — сказала я.

— Что настигнет?

— Это. Эти проблемы. Эти нерешенные вопросы. Все это эмоциональное дерьмо.

— Значит надо бежать как можно быстрее, чтобы оно не настигло тебя, — сказал он, понизив голос.

Я пожала плечами, все еще обнимая саму себя, но дрожь только усилилась.

— Ma petite, не могла бы ты оказать нам две услуги?

— Какие?! — рявкнула я, затем медленно вздохнула и повторила уже спокойнее: — Какие?

— Поцелуй нас на прощанье, так мы поймем, что ты не наказываешь нас за то, что мы открыли тебе глаза.

Я хотела поспорить, но он был прав. Я месяцами избегала каждых отношений в своей жизни, а они гораздо меньше меня травмировали, чем эти.

Я кивнула.

— Хорошо. А вторая?

— Позволь одному из наших охранников отвезти тебя к первому заказчику.

— Я не хочу, чтобы они таскались за мной всю ночь.

— Как я понял, Никки и Дино будут тебя ждать на кладбище с грузовиком и коровой в прицепе.

— Да.

— Значит, у них найдется место и для охранников. Они уедут вместе с ними, когда ты поднимешь первого зомби.

Его логика блестяща. Все, что он сказал, имеет смысл, так почему же мне так хочется поспорить с ним? Ответ: потому что у меня был шок, и я все еще эмоционально уязвима, а в такие моменты я либо рву когти, либо выхожу из себя. В конце концов, я согласилась на водителя, потому что как бы плохо мне ни было, я не хочу быть одна. Чем мне хуже, тем менее логичной я становлюсь. Когда-то я могла завязать полномасштабную битву по вопросам, которые едва касались того, что меня на самом деле беспокоит. А теперь желание отбросить к черту логику и осторожность было способом выпустить пар, не завязывая реальную битву. Я знала это. Вообще-то сейчас я посещаю терапевта, потому что, когда все остальные ходят к нему решать свои проблемы, кажется лицемерием не делать этого. Интересно, удивится ли она моим откровениям о Синрике или скажет что-то вроде: «Я ждала, когда вы, наконец, поймете».

Я оделась и хотела быстро поцеловать их обоих, но вместо этого попыталась отстраниться, виня всех и каждого в своих проблемах. Но я же больше не занимаюсь подобной фигней, поэтому заставила себя остановиться и посмотреть на своих мужчин. Я взяла себя в руки, сделала глубокий вдох-выдох.

— Я очень постараюсь не испоганить самое важное в нашей жизни из-за своих личных проблем, — я взглянула на Жан-Клода. — Обещаю, что не стану убегать, как раньше. Теперь я знаю, что, как бы быстро и далеко не бежала, мне не уйти от самой себя.

— Ты стала мудрее, ma petite.

Я улыбнулась, но вряд ли счастливой улыбкой, потому что не чувствовала себя счастливой.

— Умнее, над мудростью я все еще работаю.

— Как скажешь, ma petite. Не стану спорить с тобой о выборе слов.

Я улыбнулась ему по-настоящему и сжала его ладонь.

— Это хорошо, потому что я скорее всего проиграла бы, а я ненавижу проигрывать.

Они оба рассмеялись, вот и славно. Я повернулась к Мике и на секунду вновь потерялась в его удивительных глазах.

— Ты никогда не видел меня с худшей стороны, но прежде чем ты попросишь меня, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы мои личные проблемы не обрушились на нас.

— Я беспокоюсь не о нас, — сказал он.

— Не понимаю, — ответила я, нахмурившись.

— Наши отношения — между тобой, мной и Натаниэлем — достаточно крепки. Я верю в это. Я хочу попросить о кое-чем посерьезнее.

— О чем? — спросила я, и одно это слово было наполнено подозрительностью.

Он улыбнулся мне и крепче сжал мою руку.

— Во-первых, дай себе поблажку. Ты только что испытала шок и продолжаешь двигаться вперед, словно ничего не случилось. Но мы-то знаем, что это не так, и игнорирование проблемы не решит ее. Поэтому, пожалуйста, будь осторожна сегодня, — он коснулся свободной рукой моей щеки и нежно поцеловал.

Я с улыбкой отстранилась.

— Постараюсь, и Ники поможет.

— Конечно. Ты для меня важнее всего, ты же знаешь, — сказал он.

— Знаю, но когда ты говоришь так, значит, думаешь о ком-то еще.

— Не срывайся на Синрике, когда увидишь его. Он не читает твои мысли и очень любит тебя.

Я закрыла глаза и очень медленно досчитала до десяти.

— Зачем ты говоришь об этом? Я только собралась с силами, а теперь снова в раздрае.

— Затем, что я люблю тебя и хорошо знаю. Если ты сорвешься на нем, тебе станет лучше всего на пару минут, пока у твоей ярости будет цель, а затем станет еще хуже. Ты станешь винить себя за то, что обрушила свой гнев на другую жертву.

— Почему я не считаю Криспина и Домино жертвами? — спросила я.

— Они не чувствуют себя ими, поэтому и ты их не видишь в качестве жертв.

— Бессмыслица. Ты либо жертва, либо нет.

— Это не так, — возразил Мика. — Ты можешь испытать нечто болезненное и не застревать при этом в состоянии жертвы. У тебя есть выбор: справиться с этим и снова стать собой или сидеть в руинах и продолжать жалеть себя. Мы с тобой решили стать собой.

Я вспомнила, что на его долю тоже выпало немало боли: он выжил после нападения верлеопарда и стал одним из них, затем его много лет использовал Химера, захвативший пард Мики. Этот ублюдок-садист справлялся со своими личными проблемами, пытая и убивая тех, кто был в его власти. Именно он заставил Мику так долго находиться в животной форме, что его глаза больше никогда не станут человеческими. Он мог бы остаться в животной форме навсегда и утратить возможность принять человеческий облик, если бы не был достаточно силен, чтобы выжить, почти не изменившись, не считая глаз. Иногда, когда терапия бессильна, нужно искать другое лекарство. В случае Химеры, ему могла помочь только могила, и я оказала ему услугу. Никогда не переживала по этому поводу. Тогда он пытался меня убить, а самооборона, черт возьми, притупляет чувство вины

Жан-Клод шагнул ближе к нам.

— Мы все созидаем на собственных руинах.

Я взглянула в его почти нереальное лицо, потому что никто не может быть настолько красив, и вспомнила, что ему пришлось пережить не одну сотню лет в подчинении более могущественных вампиров, прежде чем он смог освободиться и стать самому себе хозяином. Мне довелось встретить его последнего мастера, Николаос. Она выглядела как двенадцатилетняя девочка, но была первым из виденных мной вампиров старше тысячи лет. Она была садистом и вовсе не беспокоилась о боли, что причиняла всем вокруг. Она убила моего друга Филиппа. Для всех и каждого он был жертвой, и стоило ему попытаться что-то изменить, как Николаос навсегда оставила его в жертвах, отняв последнее, что могла — его жизнь. Я не чувствую вины за то, что убила ее, но виновата в смерти Филиппа. Возможно, она все равно убила бы его рано или поздно, но он помогал мне в расследовании некоторых убийств, и ее бесило, что он делился со мной информацией. Он был слаб и напуган, был жертвой, и я использовала его, как и все остальные. Да, так я спасла другие жизни, но вряд ли для Филиппа это имело значение. Я говорила ему, что вернусь. Говорила, что спасу его. Тогда они уже разорвали ему горло.

Жан-Клод дотронулся до моего лица.

— Отчего твои глаза так печальны, ma petite?

— Ты помнишь Филиппа?

Что-то промелькнуло в его взгляде, но затем Жан-Клод моргнул, и его лицо снова стало пустым и прекрасным.

— Конечно помню. Он работал в «Запретном плоде», и я не смог его защитить.

— Ты тоже чувствуешь себя виноватым в его смерти?

— О да, ma petite, я чувствую свою вину, потому что был одним из вампиров, кто пил его кровь. Я управлял клубом, где он работал. Отвадил его от наркотиков, потому что никогда не позволю принимать их в своем клубе и выходить на сцену, но он стал зависимым от укусов, жертвовал кровь всем нам и пристрастился к этому. Я думал, что спас его от ранней смерти от передоза, но я всего лишь заменил его пристрастие к наркотикам другой зависимостью, убившей его.

— Я не знала, что ты заставил Филиппа бросить наркотики.

— Нам нужно было, чтобы один из наших танцоров вампиров кормился на сцене на привлекательной жертве. Поэтому я привел его в чувство. Он бросил, но я не вылечил его, а лишь заменил одну зависимость на другую.

— Николаос убила его, потому что он помогал мне в расследовании вампирских убийств.

Жан-Клод кивнул.

— Это было для нее поводом. Филипп был под моей защитой, но я был недостаточно силен, чтобы помочь ему. Я был недостаточно силен, чтобы помочь даже себе, пока ты не оказалась в моей жизни и не помогла мне освободиться от той, кто всех нас мучил.

Мика позволил мне подойти к другому мужчине моей жизни и обнять его.

— Я и не думала, что вы с Филиппом были так близки.

— Мы не были близки в том смысле, что вкладывают в это слово большинство людей. Но я нес за него ответственность и не смог спасти его от монстров.

— Как и я, — кивнула я в ответ.

— Но ты убила монстров, причинившим ему боль, а я не смог сделать и этого.

— Месть — слабое утешение, ведь человек, за которого ты хочешь отомстить, уже мертв.

— Это так, ma petite, но это все равно утешение, каким бы слабым оно ни было и как бы поздно не наступило.

Я привстала на цыпочки и обвила его шею.

— К черту месть, вот что нам нужно.

Он улыбнулся и наклонился, прошептав в мои губы:

— Точно, очень точно.

Наш поцелуй был мягким и долгим, наполненный как общими улыбками, так и слезами, но от этого он стал только лучше.