Глава 13

Милли сидела в своей камере. Она разместилась прямо на полу, прислонилась спиной к стене. Наверху находилось окно. Прохладный ночной ветерок проникал сквозь небольшое отверстие, принося скудное облегчение. Правда, поток воздуха шёл не сразу вниз, а чуть наискось. Но холод от каменной кладки подвального помещения также являлся спасением от жара. Поэтому Милли сидела так, как сидела.

Мадам вызывала её к себе с завидной регулярностью. Чтобы не быть предсказуемой, чёткого расписания не имелось. Вдова могла трижды за день устроить себе шоу, или же целые сутки не трогала девушку. За Милли приходили в любое время: утром, в обед, вечером и даже ночью. Всё зависело от желаний и настроения госпожи. Пытки страшно выматывали. Да что говорить, это же пытки. Ничего другого ждать и не приходилось. В перерывах между экзекуциями Милли отправляли в камеру. Даже кормили, что странно, учитывая, какова её предполагаемая судьба. Всё бы ничего, но с водой дела обстояли туго. После препарата, введённого в вену, жутко хотелось пить. Жажда раздирала горло. Той жидкости, которую приносили с обедом, категорически не хватало.

Милли не считала дни. Не видела смысла. Надежды, что её спасут, не было. Вдова её ни за что не отдаст. По началу Милли очень боялась, что Крафт натворит глупостей. Поддастся эмоциям. Пойдёт на поводу у вдовы и организует вооружённое нападение. Такие действия лорда уничтожат. Миланья это понимала чётко. Однако дни шли за днями, но лорд, судя по поведению вдовы, не нападал. Дама злилась и ещё больше увеличивала дозу препарата, вводимого девушке. Но Милли радовалась. Значит, Крафт сумел сохранить холодный разум. Ей он при любом раскладе не поможет. А вот свою область загубить — это запросто.

— Эй! Отзовись!

Милли услышала чей-то голос. Ей показалось, что возглас адресован к ней, уж слишком близко он прозвучал. Но девушка отогнала эту мысль: на улице часто кто-то проходил, наверняка это местные общаются между собой. При железной дисциплине, устроенной мадам, вряд ли найдутся безумцы, желающие нарушить волю владыки и разговаривать с заключёнными.

— Эй, ты здесь? — на этот раз голос звучал настойчивей и совсем рядом. Человек, а точнее женщина — это угадывалось по тембру, как будто стояла около самого окна камеры.

Милли нехотя поднялась и попыталась всмотреться. В прямоугольном отверстии виднелся чей-то неясный силуэт. Человек явно присел, чтобы иметь возможность ближе подобраться к камере через окно. Голову женщины покрывал широкий капюшон. Свет падал с улицы сзади на фигуру, из-за чего ни лица, ни волос, ни даже форму черепа не получалось рассмотреть.

— Здесь только я, — решила отозваться Милли. — А кто тебе нужен?

— Ты — Миланья Крафт? — у женщины проскальзывал варварский акцент.

— Да, — ответила Милли, перейдя на варварский диалект. — И я могу общаться на вашем языке. Если так удобнее, можем перейти на этот вариант.

— Нет, — ответила незнакомка на Корсиканском. — Нет смысла. Я не была на родине не один десяток лет. Многое забыла из наших слов. А ты, похоже, правда из Крафтов — образованная.

— Я же уже подтвердила, что я — Миланья Крафт. У тебя ко мне какое-то дело? Владыка ваша что-то хочет? И говори быстрее. У меня почти нет сил. Спасибо вашей владыке.

— Слушай… — незнакомка мялась, подбирала слова. — Ты это… Знала Дженни?

— Да, знала. — при упоминании о бедной девочке больно кольнуло в сердце.

— Можешь рассказать о ней, а? Хоть немного, хоть что-нибудь? Ты скажи, а я воды тебе дам. — с этими словами женщина достала из-под плаща бутылку с живительной влагой и побултыхала содержимое, чтобы пленница могла убедиться в подлинности предложения.

— Я расскажу… Только ты воду сразу дай. Моё горло горит. Бег воды я просто не смогу говорить.

— Нет! Сначала расскажи! — настаивала та.

— Тогда всего доброго. Я же объяснила, что просто физически не могу долго разговаривать.

— Ну… Ну ладно. Держи. — с этими словами незнакомка опустила вниз через прутья окна руку с заветной бутылкой. — Только не обмани. А то я сейчас такой крик здесь подниму. Тебе не поздоровится!

Милли схватила бутылку, открыла и принялась жадно пить. Ёмкость опустела в мгновение.

— Мне и так нездоровится, — сказала Милли, отдавая пустую тару назад. — И если ты поднимешь крик, хуже будет только тебе. Ты же первая нарушила правила, подойдя к заключённому.

— Я… Я… Зачем ты так говоришь? Зачем пугаешь? И… Я же помогла тебе! Ты… Ты ничего не расскажешь?

— Помогла, ха! — хмыкнула Милли. — Ты пришла меня шантажировать водой. Это не бескорыстная помощь. Но стой! — позвала девушка, заметя, что незнакомка собралась уходить. — Про Дженни я расскажу тебе всё, что ты хочешь. Мне дорога память об этой девочке. Думаю, ей было бы приятно узнать, что кто-то среди её земляков ей интересуется. Дженни всё сетовала, что у неё здесь, среди вас, нет друзей. Выходит, есть? Ты знала Дженни?

— Да, да! Я знала Дженни! — заявила женщина с жаром, припав к тюремной решётке. — Расскажи!

— Тогда слушай. Я правда, не совсем хорошо знала эту девочку. Но всё, что могу — поведаю.

И Милли принялась рассказывать. У девушки на секунду промелькнула мысль, что незнакомка — подставное лицо. Что это всё интриги вдовы. Но подумав, Милли этот вариант отбросила. Миссис Таун знала о Дженни куда больше, чем сама Миланья. Да и вопрос с несчастной шпионкой давно закрыт. Для вдовы там не осталось ничего интересного. А значит женщина в капюшоне, стоящая около окна, пришла не по указке владыки. Хотя это конечно странно. Все местные глаза боятся поднять без разрешения хозяйки. А тут незнакомка без спросу разговаривает с заключённой. Ещё и воды дала… Такой риск… Странно… Не иначе, как ей правда дорога бедная Дженни.

И Милли рассказала всё, что знала. Женщина в капюшоне то и дело задавала уточняющие вопросы. Иногда с жаром перебивала. Ей хотелось знать, как выглядела Дженни, как вела себя, что ела, как ходила, что носила. Казалось, незнакомку волнует буквально всё, каждая деталь. Любая мелочь имела значение. И Милли отвечала. Ей не жалко.

— Самое противное, — рассказывала Милли, — что я поняла, какие у ребёнка проблемы, как ей мозг ваша владыка задурила, только когда уже было слишком поздно. Глупышка приняла яд, и сделать уже ничего было нельзя. — Милли сглотнула. К горлу подступали слезы, но плакать не стоит. Слишком много сил забирают рыдания. — Ах, если бы раньше понять, какая каша варилась в голове у девочки! Если бы я только поняла вовремя, что у Дженни промыт мозг самым наглым образом. Как знать, возможно, она не лежала бы сейчас на фамильном кладбище Крафтов.

— Вы похоронили её на семейном кладбище? — женщина тяжело дышала. Она обхватила руками прутья решётки и лицом прижалась к металлу. Казалось, она очень взволнована. Пребывала в сильном возбуждении.

— Да. К сожалению, это всё, что мы могли. Помочь, по идиотскому стечению обстоятельств, не получилось. Эта дурочка покончила с собой, поддавшись пропаганде владыки. И мы решили, что пусть хоть спит в достойном месте. Она всегда хотела быть среди аристократов. Так пусть хоть после смерти… О! Ты плачешь? — Милли услышала всхлипы, доносившиеся сверху.

— Это ничего, — женщина и вправду рыдала, — пожалуйста, продолжай. Расскажи ещё что-нибудь.

И Милли рассказывала. Ещё и ещё. Отвечала на любой вопрос, который интересовал незнакомку.

— Неужели это всё правда? — спросила женщина дрожащим голосом. — Неужели вы действительно так хорошо обращались с Дженни?

— Ну… Во-первых, я с огромной долей вероятности скоро умру. А люди в таких ситуациях врать не склонны. Смысла уже в этом нет никакого. А во-вторых… Не так уж и хорошо мы с ней обращались, если честно. Она была любовницей Крафта и жила в соответствии со своим статусом. Получала не меньше положенного, но и не больше, к сожалению. Повторюсь. Я не смогла вовремя разглядеть, что у ребёнка проблемы. Но почему ты так интересуешься Дженни? Ты её знала? Дружить вы не могли: рабам это запрещено здесь, я знаю. Кто тогда ты? Может, её бывший наставник в этом сектантском концлагере?

Но ответа Миланья не получила. Незнакомка исчезла. Пропала также внезапно, как и появилась.

Следующей ночью Милли находилась на том же месте, почти в том же положении. Девушка опять сидела на полу под окном. Этот день прошёл особенно тяжело. Вдова сегодня пребывала в ударе. Вызывала к себе пленницу целых четыре раза. Видать, у мадам нервы сдают. Крафт всё не попадается в ловушку, вот дама и бесчинствует. Видать, Милли осталось недолго. Ведь как только мадам полностью разочаруется в Крафте, заложницу сразу убьют. Эта мысль не вызвала у Миланьи каких-либо эмоций. Ни страха, ни гнева, ни радости, что мучения прекратятся — ничего. Мозг тупо не работал.

— Эй! — снова голос сверху, — Эй! Ты здесь?

— Нет, — Милли не сдвинулась с места, так и осталась сидеть у стены, — я сейчас на приёме у короля Корсики. Естественно я здесь. Где мне ещё быть?

— Тогда вот, держи.

Женщина стала что-то просовывать в окно через решётку. Миланья нехотя поднялась.

— Что это? — спросила Милли.

— Еда, — ответила незнакомка, — и вода. Тебе, наверное, здесь плохо.

Милли взяла передаваемый свёрток. Внутри лежало несколько кусков хлеба, некоторые уже зачерствели.

— Ты что, собирала хлеб несколько дней? — спросила Милли, перебирая ломтики разной свежести.

— Не я, — отозвалась женщина. — Ещё вчера я не знала, помогать тебе или забыть. Но ты так любила мою Дженни! Как я могу пройти мимо! Я кинула клич среди наших, собрали кто сколько мог.

Милли смотрела на драгоценные кусочки, и они приобрели совершенно другой смысл.

— Я не могу это взять, — Миланья завернула хлеб и передала обратно незнакомке. — Во-первых, меня здесь кормят куда шикарнее, чем просто хлебом, а во-вторых, наша владыка сегодня так расстаралась, что у меня кусок в горло не лезет. Так что за воду благодарю, её возьму. А еду раздай, пожалуйста, назад. И передай от меня спасибо. Такая забота в этом месте кажется просто фантастикой. Слушай, неужели вас здесь так ужасно кормят? Держать людей на хлебе, пусть даже рабов, крайней неразумно. Вы ж на таком питании работать нормально не сможете.

— Мы, наша категория, считаемся уже отработанным материалом. Согласно правилам, все, кому больше пятидесяти, уже не представляют ценности. Нет смысла тратить на нас ресурсы. Нам позволено дожить свой век. На утилизацию не отправляют — уже хорошо. А хлеб… Мы не привередливые. И так протянем.

— Что-то мне подсказывает, что норму работ вам никто не сбавляет, хоть и кормят скудно. Вот же миссис Таун! Даже если отбросить человеческую составляющую, какой же неразумный она правитель! Так разбрасываться ресурсом в виде рабов! Пятьдесят лет — это ведь всего ничего. При должном содержании ещё жить и жить, работать и работать можно. Как же владыка при таком расточительном ведении хозяйства ещё и в прибыли оказывается?

— Она берёт количеством. Рабов у нашей госпожи великое множество. И она постоянно заботится о том, чтобы численность росла. Хозяйка заставляет рабынь без конца рожать. Для этого организованы специальные посёлки. Туда сгоняют женщин, которые готовы к деторождению. Оплодотворяют известным способом. И держат под присмотром до родов. Единственное, что хорошо — пока мы беременны и находимся в репродуктивных посёлках, наша работа не так тяжела, как в обычный период. Госпоже нужны здоровые дети. Но, как только ребёнок появляется, нас сразу отправляют обратно. На обычную работу.

— А дети? — спросила Миланья. Рассказ незнакомки её увлёк. Слушая о страданиях других собственная боль притуплялась. Немного, но всё же.

— Детей госпожа оставляет себе. Их селят в других, детских посёлках. Они там живут. Их кормят, растят, воспитывают…

— Кажется, я поняла. Владыка забирает детей и лепит их на свой лад. Не просто воспитывает, а промывает мозг. На выходе получаются послушные марионетки, готовые за свою госпожу загрызть. Ну и умереть, конечно. Разгрызть капсулу с ядом, когда потребуется.

Миланья замолчала. Наступила тишина. Каждая из них думала о своём.

— Ты действительно хочешь знать, какое отношение я имею к Дженни? — нарушила паузу незнакомка.

— Да, хочу, — устало отозвалась Милли. Слова давались с трудом, а послушать историю она вполне не против.

— Дженни — особый проект владыки. У госпожи дети поделены на несколько категорий. Одних она готовит к работе в поле, других — к труду на перерабатывающих фабриках, третьи пойдут в охрану и так далее. Для создания особо талантливых детей, хозяйка подключает лучшие ресурсы. Начиная с родителей, заканчивая всесторонним развитием и качественным образованием. В качестве инкубатора для такого ребёнка госпожа отобрала меня. Ещё бы! Я в своё время была лучшей в моём доме терпимости. Обо мне слагали легенды. Красавица Кама покоряла сердца, вытаскивала состояния из мужчин. Если прибавить, что в варварских княжествах публичные дома запрещены — влияние религии Старцев, представь, как я крутилась, чтобы не попасться и оставаться на вершине. И тем не менее я блистала. Незаконно, ярко, дерзко! Посмела быть не как все в этом обществе мужчин. Женщина на варварской территории, которая посмела сама выбирать, с кем спать, а с кем — нет. Конечно, это многих раздражало. В конце концов, из-за коварных интриг, меня обратили в рабство. Продали на Септимус. Госпожа сразу заметила мою необычную для варварки внешность: у меня светлая кожа и волосы. А когда хозяйка узнала биографию, проверила мои способности, убедилась в уме, то тут же отослала в репродуктивный посёлок. Подобрала подходящего осеменителя, заставила рожать. Ребёнка сразу отняла. Это и понятно, всех малышей забирают. Но я потихоньку, незаметно для всех, следила за моей крошкой. Она росла такой славной, такой умницей….

Женщина замолчала. Милли подумала, что она плачет.

— Так тебя зовут Кама? — спросила Милли, когда женщина немного успокоилась. — И ты мама Дженни?

— Именно. Дженни — моя доченька. Я ни разу её не прижала к себе, не приголубила, не утешила. Нельзя. Только наблюдала со стороны. Этого, кстати, тоже делать нельзя. Но я выкручивалась, обманывала, и всё равно следила за своей крошкой. Иначе я просто не могла. Она была такой хрупкой, такой сладкой. А потом… Когда пришёл её час… Мою крошку отдали в дом Крафта. Дальше ты знаешь. Под видом любовницы моя детка шпионила за вашим лордом. Слушай, а ваш лорд действительно такой замечательный? — к общему облегчению переменила она тему. Говорить о бедняжке Дженни было слишком тяжело для обеих.

— Смотря что ты имеешь в виду. Крафт не добрый и не злой, он разный. Впрочем, как и любой человек. Однако как руководитель он действительно хорош. Здесь не поспоришь. Его дела говорят за него. У Крафта порядок. Не то, что здесь. Хотя нет, не правильно. Здесь тоже порядок, только какой-то кровавый, жестокий. У нас же спокойно. Никто не чувствует себя загнанной лошадью. Крафт никого не держит у себя насильно. Люди тянутся к нам потому, что сами хотят, а не потому, что их кто-то в рабстве держит. А откуда ты знаешь про Крафта? Разве не все рабы боготворят владыку и не замечают ничего вокруг?

— Не все. Госпожа много сил прикладывает, чтобы полностью атрофировать нашу волю. И с подавляющим числом рабов это срабатывает. Они признают только хозяйку и больше никого. Но некоторые, в том числе и я, не потеряли свою сущность. Мы тщательно скрываемся. Притворяемся, что мы — как все. Ведь если хоть кто-то заметит, что мы посмели мыслить — нам не поздоровится. Такие, как я, мы сбиваемся в группы, стараемся поддерживать друг друга, ведь вместе выжить всегда легче, чем в одиночку. Периодически, хотя и редко, общаемся, разговариваем. Только всё это в тайне. Не афишируя.

— А вы никогда не думали вырваться? Бунтовать? Неужели вам нравится такая жизнь?

— Нравится ли жизнь, когда у тебя отбирают собственных детей и заставляют работать до потери сознания? Разве такое возможно? Только что мы можем? Нас слишком мало. Большинство полностью подчинены госпоже, обожают её. Бороться против всех мы не в состоянии.

— Ну… Вы вместе. Есть друг у друга. Наверное, это уже кое-что. А значит, у вас есть надежда.

Кама ничего на это не ответила. Она понятия не имела, как можно поменять её положение. Милли, кстати, тоже. Но Миланья привыкла использовать все варианты. Ей нужно крепко подумать. Люди, настроенные против мадам на её же территории — это просто подарок. Не использовать такой шанс — настоящее преступление. Однако нужно думать. Крепко думать.

А пока визит Камы подошёл к концу. Женщина пообещала постараться прийти и на следующую ночь, принести воды для несчастной пленницы. На том и расстались.

Загрузка...