Примерно за полчаса до ужина Тесс постучала в дверь, соединяющую ее спальню с комнатами мужа. Она была не сильна в этикете общения супругов между собой: следует ли, например, стучаться, прежде чем войти в комнату собственного мужа? Ей почему-то это казалось странным. С другой стороны, если он моется… Она услышала глубокой голос Лусиуса, который что-то сказал своему камердинеру, потом его торопливые шаги к двери.
— Добрый вечер, моя дорогая, — сказал он.
Его вид вызвал у Тесс самые удивительные ощущения. На лице его было вопросительное выражение, и у нее вдруг подогнулись колени и очень захотелось поцеловать его. Ей показалось, что корсет слишком туго затянут и мешает ей дышать. Пора бы ей уже привыкнуть к такой реакции, но ощущение это не только не проходило, а еще более усиливалось.
Хуже всего было то, что на Лусиуса ее присутствие, судя по всему, вовсе не оказывало такого же воздействия. Когда они встречались в столовой или в коридоре, он был неизменно очень вежлив. В тех редких случаях, когда она отваживалась заходить к нему в кабинет, он обязательно советовал, как лучше разрешить ту или иную сложную хозяйственную проблему. Тесс не замечала у него желания подурачиться, заглянуть ей в глаза или вообще хоть как-то напомнить, что они молодожены.
Сегодня днем, например, когда Тесс зашла в его кабинет, чтобы задать вопрос о бриллиантовом браслете, невесть откуда поившемся у нее на подушке, стоило ей взглянуть на стоявшую в кабинете малиновую кушетку в стиле ампир, как в ее воображении возникли соблазнительные картины. Но когда она присела а кресло, изо всех сил пытаясь соблазнить мужа и заставить забыть хотя бы на короткое время о делах, ей это не удалось.
Лусиус уклонился от поцелуев и вежливо, но твердо сказал, что у него много работы. Она принялась настаивать на поцелуе в знак благодарности, он же настоял на том, чтобы Тесс покинула кабинет, удовольствовавшись тем, что он просто чмокнул ее в щечку. Она набралась храбрости и прижалась к его груди, подняв к нему лицо. А Лусиус так быстро отступил назад, что она чуть не шлепнулась на пол, после его с поклоном выпроводил ее из комнаты.
Только после того, как Гриззи искупает ее и переоденет а ночь, Лусиус превращался из доброго знакомого в мужа, глаза у него загорались, не оставляя сомнения в том, что он испытывает к своей жене страстное влечение.
Однако, судя по всему, в течение дня мысли о вечерах — и ночах, — проведенных вместе, докучали лишь ей одной.
Например, Лусиус заходит за ней элегантно одетый в темно-синий смокинг, а она не может думать ни о чем, кроме прошлой ночи, когда он целовал ее в живот. И ниже. Она чувствовала, как лицо ее заливается краской.
— Тесс, — спросил Лусиус, — могу ли я чем-нибудь помочь тебе?
— Я не могу решить, какое платье надеть сегодня, — сказала Тесс, взяв себя в руки. — У меня столько платьев, сколько не было за всю мою жизнь. Как ты думаешь, какое платье выбрать: из бархата или из легкого шелка? — Тесс указала рукой на два платья, разложенные на кровати.
Он подошел ближе и спросил:
— Это я заказывал черное бархатное платье?
— Нет, не ты, — начиная раздражаться, ответила она. — Если мне не изменяет память, все платья я заказывала сама. Ты всего лишь помогал мне советом.
— Ты ведь уже не соблюдаешь глубокий траур, — сказал Лусиус. — Надень зеленое. Черное несколько мрачновато, тебе не кажется?
— Нет, черное чрезвычайно элегантно, — заупрямилась Тесс. Почему это, интересно, он занимается с ней любовью только после наступления сумерек? Может быть, он подчиняется какому-то расписанию?
— Я предпочитаю видеть на тебе менее мрачную одежду, — сказал он, прислонившись спиной к столбику ее кровати.
— Думаю, что я все-таки надену черный бархат, — сказала Тесс, чтобы не уступать ему. И чтобы подчеркнуть свою неуступчивость, она повернулась к нему спиной и сказала: — Будь любезен, Лусиус, зашнуруй потуже мой корсет. Гриззи я послала на кухню с поручением.
— С удовольствием, — пробормотал Лусиус, подходя к ней.
Тесс ничего не могла поделать: прикосновение его пальцев вызывало странное ощущение внизу живота, тем более когда он стоял за ее спиной и зашнуровывал корсет так туго, что ее груди, казалось, вдвое увеличились в объеме. Почему она должна позволять своему мужу думать о ней как о женщине только ночью и только в ее спальне, из которой он незаметно исчезает, исполнив свой долг? Это ей тоже не нравилось.
Она отошла от него, чувствуя его взгляд на своей талии, и призывно колыхнула бедрами. О смысле такого движения она даже не догадывалась всего несколько дней тому назад. Сделав несколько шагов, она оглянулась через плечо.
— Будь любезен, Лусиус, помоги мне надеть платье.
Мгновение спустя она ощутила сладковатый запах нового бархата. Защищая прическу, она расправила платье на плечах. Оно не было похоже на мрачное траурное одеяние. У него было такое глубокое декольте, что маленькие рукавчики начинались ниже плеч и доходили почти до локтя. К тому же вырез был сделан не по прямой: на лифе как раз между грудями было сделано углубление. Но самым привлекательным, по мнению Тесс, была оторочка из меха горностая, отделявшая ее груди от великолепного черного бархата.
Лусиус по-прежнему не говорил ни слова. Она медленно повернулась и спросила как бы между прочим:
— Значит, я выгляжу невыносимо мрачно, Лусиус? Глаза у него потемнели до чернильной черноты, и он уже больше не выглядел сдержанным идеальным джентльменом.
Тесс задрала юбку, открыв стройную ножку в серебристом чулке, который поблескивал в свете свечи.
Он послушно взглянул на ногу, и она выгнула подъем стопы.
— Ты посоветуешь надеть черные туфельки без задников? Или на высоком каблуке? Они очень забавно застегиваются сбоку на пряжку, словно мужские штиблеты.
Лусиус на мгновение задержал взгляд на ее ноге, потом лицо его озарилось неожиданной улыбкой, которая появлялась у него так редко. Улыбка меняла его лицо.
— Я понимаю, что меня за что-то наказывают, — сказал он. — Хотя и не знаю, в чем провинился.
Он опустился на колени у ее ног и надел на нее туфли на высоком каблуке и с пряжкой сбоку. От прикосновения его пальцев у Тесс задрожали ноги.
— Вздор, — сказала она, когда он закончил застегивать пряжки. Повернувшись к зеркалу, Тесс взяла изумрудное колье, которое два дня назад обнаружила за завтраком на своей тарелке. — Не застегнешь ли это, Лусиус? — Тесс наклонила голову и подставила шею, ожидая прикосновения его пальцев. Она, кажется, проводит большую часть каждого дня в ожидании его прикосновения, подумалось ей.
Лусиус взял колье, потом медленно положил его на туалетный столик.
— Что ты от меня хочешь, Тесс? — спросил он. — Кроме того, чтобы помочь тебе одеться?
— Будь пылким, — шепнула она, краснея от собственной дерзости. Но, встретившись в зеркале с его взглядом, она откинулась ему на грудь и с облегчением вздохнула.
Трепеща от предвкушения, Тесс почувствовала, как его пальцы проделывают дорожку вдоль горла к ключицам, потом к окружностям грудей.
— В течение часа нам надо сесть за стол, — сказал Лусиус, слегка поворачивая ее и наклоняя голову так, чтобы проделать поцелуями тот же путь, который проделали пальцы.
— Знаю, — еле слышно сказала Тесс. Ей хотелось запустить пальцы в его шевелюру. Но помогать ему она не могла. Он должен был решиться сам. Она даже не протянула к нему руки и…
— Злоупотреблять терпением шеф-повара могут только дурно воспитанные люди, — заметил Лусиус. Его губы, насладившись аппетитной ямочкой возле ключицы, медленно заскользили вниз к округлости грудей.
— Понимаю, — сказала Тесс. Разве нельзя просто прикоснуться к его плечу? Нет. Он должен решиться сам, без побуждения с ее стороны.
Лусиус неожиданно выпрямился и сделал несколько шагов по направлению к двери.
— Почему бы нам не выпить что-нибудь перед ужином в гостиной? — сказал он.
Тесс озадаченно уставилась на него. Значит, он принял решение и предпочел уйти? Отправиться ужинать?
Он принял неправильное решение.
И кому, как не ей, его жене, подсказать ему, что решение неправильное?
— Я должна попрощаться с Хлоей, — сказала Тесс, поворачиваясь к большой клетке в углу. Как только она приблизилась, Хлоя радостно заверещала, приветствуя ее, и склонила голову набок.
— Этот попугай раздражает своим пронзительным криком, — сказал Лусиус, подходя к клетке. — Я надеялся, что она будет развлекать тебя, пока меня нет дома, но ее приветственные крики могут лишь испортить настроение.
— Тебе часто приходится ездить по ночам? — спросила Тесс, доставая Хлою из клетки. — Наверное, это ужасно утомительно?
— Я регулярно езжу ночами в Лондон и обратно. Когда ездишь ночью, не приходится терять рабочее время.
— Ты видишься в Лондоне со своими родителями? — спросила Тесс, стараясь не смотреть на него. Хлоя, выйдя из клетки, радостно заверещала и, уцепившись за палец Тесс, забила крыльями, стараясь удержать равновесие.
— Мне почему-то казалось, что это грациозные птицы, — сказал Лусиус, отступая на шаг, когда Хлоя чуть было не свалилась с пальца. Она так энергично захлопала крыльями, что в воздух взлетели мелкие семечки.
— Так ты видишься с родителями в Лондоне? — повто-ила Тесс.
— Никогда, — заявил он. — И они бы этого не захотели. Тесс побоялась задавать дальнейшие вопросы, чтобы не показаться любопытной, поэтому позволила Хлое прогуляться вверх по своему предплечью. Хлоя на мгновение прильнула к щеке Тесс и от избытка чувств легонько ущипнула ее за ухо. Тесс почесала ей головку, и Хлоя снова заверещала, все больше и больше возбуждаясь и переступая с ноги на ногу. Эмоции захлестнули птицу, и она…
— Проклятие! — взревел Лусиус.
— Не пугай ее! — сказала Тесс, возвращая птицу в клетку. Хлоя понимала, что сделала что-то не так; она издавала какие-то звуки, словно признавая свою вину и раскаиваясь.
Лусиус, как всегда, сразу же перешел от вспышки гнева к практическим действиям по исправлению последствий.
— Как нам снять с тебя платье, не испортив прически? Платье Хлоя сильно испачкала, и снимать его через голову было невозможно.
— Придется спустить его вниз, — сказала Тесс. — Помоги, пожалуйста, Лусиус.
— Вниз? — с сомнением в голосе перепросил тот.
Тесс спустила с плеч рукавчики и, поерзав, попыталась спустить вниз лиф.
— Будет проще, если это сделаешь ты, — сказала она, старательно сохраняя непроницаемое выражение лица.
Лусиус осторожно спустил узкий бархатный лиф с грудей, миновал стройную талию, чуть задержавшись на бедpax. Наконец она подняла ногу, чтобы позволить ему снять платье окончательно.
— И корсет сними, — сказала Тесс, поворачиваясь к нему спиной. — Я должна искупаться.
Она почувствовала его пальцы на шнуровке корсета и закусила губу, чтобы не улыбнуться.
Хлоя что-то хрипло ворковала, очевидно, успокаивая сама себя. Тесс молча пообещала ей утром дополнительную порцию семечек.
Корсет был расшнурован. Тесс сняла его и стянула через голову сорочку, отбросив ее в сторону. На ней остались только изящные батистовые панталончики — последний крик моды, прямиком из Парижа, — чулки и туфли на высоком каблуке.
— Лусиус, — сказала она, оглядываясь через плечо, — боюсь, что я, к сожалению, опоздаю к ужину. Шеф-повар будет недоволен.
Тесс подошла к туалетному столику, поставила ногу на стул и принялась расстегивать пряжку на туфельке. Лусиус тотчас оказался за нее за спиной.
— Значит, по-твоему, мне следует быть более пылким, а? — сказал он, зарывшись лицом в ее волосы, и положил руку на ее ягодицы, другой рукой крепко прижав ее к себе. В его голосе чувствовались и едва сдерживаемый смех, и страстное желание.
— Да, — подтвердила она.
Больше Тесс ничего не говорила примерно в течение часа. Потом произнесла весьма нетвердым голосом:
— Еще? — И с нарастающим интересом добавила: — Снова так же?
Лусиус, должно быть, слишком устал, чтобы мчаться в Лондон, словно вор под покровом ночи. Проснувшись на рассвете, Тесс увидела большое мужское тело, распростертое на кровати рядом с ней.
Наклонившись к нему, она спросила:
— А как же Лондон?
— Не сегодня, — пробормотал он.
Тесс что-то шепнула ему на ухо.
— Еще? — переспросил он, явно очень довольный. — Снова так же, Тесс?
Потом, подумав, добавил:
— Силы небесные! Брак, оказывается, полон неожиданностей!