Много шума из-за невесты

Глава 33

Лакеи видели, как они приближаются, но Лусиусу на сей раз было абсолютно безразлично, что они подумают о том, чем он занимается с молодой женой в экипаже, тем более что лошади были распряжены и поставлены в конюшню на целый день. Одним кивком головы он отправил слуг в разных направлениях, приказав не возвращаться по крайней мере в течение часа. Он сам открыл дверцу и опустил откидную лесенку.

На верхней ступеньке Тесс повернулась и улыбнулась ему через плечо.

— Ты идешь со мной, не так ли? — спросила она с гортанной хрипотцой, так что он чуть было не подхватил ее под безупречные округлости изящного зада и не впихнул в экипаж, чтобы поскорее захлопнуть за ними дверцу.

— Я следую за тобой, — сказал Лусиус.

И только тогда, когда она лежала на сиденье, запрокинув голову и обняв его одной рукой за шею, Лусиус Фелтон кое-что понял.

Понял кое-что важное.

Правда, пока он не мог облечь это в словесную форму. А мог лишь нетерпеливо вторгнуться в выгнувшееся ему навстречу тело своей жены, абсолютно забыв о том, что джентльмену следует держать под контролем собственные эмоции.

Он понял, что когда он с Тесс, контролировать себя ему не удастся. И, приподняв повыше ее бедра, он дал волю своим инстинктам. Еще. Еще. И еще. Волосы Тесс выбились из прически и ниспадали с сиденья, губы стали рубиново-красными от поцелуев.

— Что было бы, если бы ты не приехала в дом Рейфа? — сказал вдруг Лусиус. — Что было бы, если бы ты не приехала?

— М-м-м… — отозвалась Тесс. Потом она вдруг села. — Имоджин! — сказала она. — Имоджин сразу же поймет, чем мы занимались, — повторила его жена, лихорадочно пытаясь скрутить жгутом волосы, наверное, для того, чтобы нахлобучить на них шляпку.

Лусиус усмехнулся:

— Твоя сестра и ее муж пылали друг к другу такой страстью, что решились на побег. Не сомневаюсь, что они не раз занимались тем же.

Вдали послышался смутный шум и топот коней, огибающих угол. Тесс бросила попытку уложить волосы и снова прижалась к груди Лусиуса. Ей не хотелось никуда уходить. Так бы и сидела здесь с Лусиусом в этом маленьком, обитом бархатом помещении, и, положив голову ему на грудь, прислушивалась бы к биению его сердца. Сердце уже билось ровно, а не галопировало с бешеной скоростью.

— Мне кажется, они редко разговаривают, — сказала она.

— Кто? — переспросил он сонным голосом.

— Имоджин и ее муж.

— Ну, он-то говорит без умолку. — Лусиус перестал дремать. — Сегодня он битый час толковал мне о статях какого-то проклятого животного, которое он намерен выпустить на скачках на Кубок. Когда мы пришли посмотреть на него, этот зверюга отгрыз кусок стенки стойла и выплевывал щепки во всех направлениях. Он терроризирует всех конюхов.

— Имоджин отчаянно надеется, что он победит, — сказала Тесс, прижимаясь к Лусиусу еще крепче и вдыхая свежий запах мыла от его кожи. — Насколько я поняла, Мейтленд проиграл на прошлой неделе двадцать тысяч фунтов.

— Вот болван! — с досадой сказал Лусиус. — Когда мы были там, жокей пытался отказаться от участия в скачках, заявив, что опасается, как бы эта лошадь не вырвала ему руки из плечевых суставов. Мейтленд пригрозил сам, сесть на лошадь, сказав, что он обязан победить.

— Он не должен этого делать, — встревожилась Тесс. — Судя по всему, это бешеная лошадь.

Лусиус надел сорочку, но не заправил ее в брюки и сел рядом с ней, так что Тесс немедленно запустила руки под сорочку и пальцы ее принялись медленно прогуливаться по выпуклым грудным мышцам.

— Как мне повезло, — шепнула она, уткнувшись в полотно сорочки.

Но он услышал ее слова и радостно улыбнулся.

Тесс сидела рядом с Имоджин, зная, что лицо у нее раскраснелось, а волосы в беспорядке.

Имоджин бросила на нее завистливый взгляд, без слов говоривший: «Целовалась за конюшнями, не так ли?»

Дрейвен вскочил на ноги, как только они открыли дверь.

— Наконец-то! — сказал он. — Поскольку вы теперь здесь, я пойду еще разок проверю, как там Синий Питер. Хочу убедиться, что жокей понимает, насколько важен этот заезд. Я заметил, что он трусит.

— Годовалый жеребец и новый жокей — сложное сочетание, — заметил Лусиус. — Не лучше ли считать это пробным заездом?

Но Дрейвен покачал головой с типичным для него упрямством:

— Нет. Я уже решил, что выигрыш от участия в этих скачках пойдет на покупку той двухлетней кобылки, которую собирается продавать Фарли. Я должен приобрести ее. Она красавица, ширококостная, и я уверен, что она выиграет Ас-кот в этом году.

— Мне казалось, что выиграть Аскот должен был Синий Питер? — в недоумении спросила Тесс.

Дрейвен кивнул:

— Это тоже не исключено. Вполне возможно. Обе лошади великолепны. Но у двухлетки больше опыта, и мне кажется, что у нее подвздошная кость чуть повыше. Настоящая красавица. Имоджин со мной согласна. Мы ходили в конюшню, пока вы гуляли. Кстати, где вы были? — спросил он Лусиуса. — Я везде искал вас. Мне хотелось, чтобы вы тоже взглянули на это животное. Такая покупка была бы удачным вложением капитала. Но мы с Имоджин так и не смогли найти вас.

— Мы обошли всю территорию, — язвительно добавила Имоджин.

— Позвольте мне посмотреть, как проходят скачки, — сказал Лусиус таким тоном, который исключал дальнейшие расспросы. — А о двухлетке я обязательно подумаю, Мейтленд. Не пройтись ли нам до конюшен?

Внимание Дрейвена, словно у ребенка, которому вернули любимую игрушку, немедленно переключилось на важный разговор о лошадях.

— Правильно! Идемте немедленно! Как я уже говорил, я хочу взглянуть, как там этот жокей, и кое-что посоветовать ему. Откровенно говоря, я с радостью сам сел бы на Синего Питера.

— Ты обещал не делать этого, — напомнила Имоджин. Он рассеянно поморгал и взглянул на Имоджин так, как будто забыл о ее существовании.

— Верно, я обещал, — сказал он. — Я всего лишь хочу подбодрить Бантса. Он, кажется, немного трусит, но я скажу ему пару слов, и все будет в порядке. — Он направился к двери. Очевидно, ему не терпелось поскорее пристыдить трусливого Бантса.

Лусиус взглянул на Тесс. На его лице было привычное непроницаемое выражение, но она теперь знала, что за этим кроется. Правда, догадаться было совсем нетрудно. Когда его рука ласково прикоснулась к ее щеке и шее, она вспыхнула от этой ласки.

— Я скоро вернусь, — сказал он Тесс и поклонился Имоджин.

У Лусиуса великолепные манеры, подумала Тесс.

— Ты, кажется, не возражаешь против столь неприличного поведения твоего мужа, — презрительно сказала Имоджин.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожилась Тесс.

— Ну, он трогает тебя у всех на глазах, — надменно произнесла Имоджин. — Ласкает тебя. Мы, конечно, выросли без гувернантки, Тесс, но тебе придется подчинить свое поведение правилам, принятым в обществе, иначе никто не захочет знаться с тобой.

— Странно слышать подобные суждения от человека, которого мой муж спас от скандального замужества «с побегом», — резко ответила Тесс. — Ты наверняка не думала тогда ни о своем неприличном поведении, ни о последствиях, которые может иметь твой побег для будущих браков Аннабел и Джози!

— Поскольку мы с Дрейвеном поженились не в Шотландии, этот вопрос закрыт, — холодно промолвила Имоджин.

— Не вижу, что неприличного было в том, как попрощался Лусиус, — сказала Тесс, пытаясь держать себя в руках. Имоджин была несчастлива, Тесс пока еще не поняла, в чем дело, но видела, что это так.

— Если ты сама не сознаешь этого, то не мне тебя учить.

— Вот это верно.

Имоджин презрительно фыркнула. Высунувшись из окна, она сказала:

— Я почти уверена, что скачки на Кубок должны вот-вот начаться. В этой ложе, конечно, удобно сидеть, но отсюда совершенно не слышно объявлений.

Тесс с трудом подавила желание предложить сестре, чтобы она отправлялась на зрительскую трибуну или стояла у ограждения, если ей не нравится находиться в ложе.

Лошади медленно шли к стартовой линии. Сидящие на мощных спинах лошадей жокеи всегда казались Тесс такими маленькими и хрупкими.

— Трудно сказать, — заметила Имоджин. — Возможно, это последний заезд перед Кубком. Я нигде не вижу цветов конюшни Дрейвена. Какие цвета у Фелтона?

— Не имею понятия, — сказала Тесс, только сейчас осознав, что навещала в конюшне Полночного Цветка, игнорируя остальных лошадей Лусиуса. — Правда, знаю, что в скачках участвует Распутница. Ты ее не видишь?

Они обе прищурились, глядя на стартовую линию, но она была почти не видна за поворотом. Королевская ложа была расположена таким образом, что из нее был отлично виден финиш, но не старт.

— Просто не верится, что ты даже не знаешь цвета конюшни своего мужа, — сказала Имоджин. Она чувствовала нарастающее раздражение. Несправедливо, что Тесс вышла замуж за человека, который так ее целует. На глазах у всех, не обращая внимания на то, что об этом могут подумать окружающие. К тому же он смотрел на нее, словно… словно… Она попыталась прогнать мысль об этом.

— Мы не обсуждали его лошадей, — сказала Тесс.

— Ну что ж, если тебя устраивает замужняя жизнь такого рода, — начала было Имоджин, но сестра прервала ее:

— О какого рода замужней жизни ты говоришь? Имоджин скривила губы.

— О такой, когда жена проводит целые дни в разговорах с экономкой, чем, судя по всему, занимаешься ты. Когда желания и надежды мужа не обсуждаются. И его настоящая жизнь протекает вне дома, вне семьи.

— Боже, как ты все драматизируешь! — сказала Тесс. Она произнесла это свысока, тоном старшей сестры, чем еще больше разозлила Имоджин.

— Я знаю все сокровенные мечты Дрейвена! — заявила Имоджин. Ей хотелось бы пожалеть Тесс, у которой такие поверхностные отношения с мужем, но как тут ее пожалеешь, если Лусиус Фелтон смотрит на свою жену таким взглядом. Это было несправедливо.

Вдали раздался пистолетный выстрел, и они обе взглянули на стартовую линию. Там, нервно пританцовывая и поднимаясь на дыбы, виднелась группа лошадей всех мастей и оттенков.

— Фальстарт, — прокомментировала Имоджин. — Дрейвен говорит, что половину стартов срывают умышленно, пытаясь измотать какую-нибудь лошадь, чтобы лишить ее возможности победить. Синего Питера такими дурацкими приемчиками не измотаешь.

— Думаю, что Распутницу тоже, — сказала Тесс.

— Тебе откуда знать? Ты ведь даже не потрудилась сказать мистеру Фелтону о том, что любит и не любит Распутница, чтобы у него был хоть какой-то шанс выиграть скачки, не так ли?

— Любит? Не любит? — воскликнула Тесс. — Разве в этом дело? Распутница никогда не выигрывала скачки для папы, хотя он был уверен, что она обожает яблочное пойло. Но ты права: я никогда не обсуждала эту тему со своим мужем.

— Я и забыла, — язвительно сказала Имоджин, — что у тебя есть более важные интересы: столовое и постельное белье да хозяйственные счета.

— Если бы я, как ты, жила вместе со свекровью, я бы, конечно, не беспокоилась о счетах, — огрызнулась Тесс, потеряв наконец терпение. — Что с тобой происходит, Имоджин?

— Абсолютно ничего, — поджав губы, промолвила Имоджин, делая вид, что с большим интересом следит за группой лошадей, появившейся из-за поворота.

Тесс стиснула зубы.

— Ты не раз говорила нам, что умрешь, если не сможешь выйти замуж за Мейтленда. И ты сделала это. Если с тех пор ты пересмотрела свою позицию, то зачем грубить мне?

Имоджин ощетинилась, словно кошка, которую загнал в угол терьер.

— Ничего я не пересмотрела! Я обожаю Дрейвена. Он необходим мне как воздух!

Тесс внимательно посмотрела на нее.

— Я верю тебе. Просто мне начинает казаться, что этот воздух отравляет твой характер.

— Ты нарочно говоришь неприятные вещи, — произнесла Имоджин так медленно, что Тесс успела почувствовать себя виноватой.

— Ты права, извини меня, — торопливо сказала она.' Имоджин, ухватившись за подоконник, рассеянно смотрела на лошадей, во второй раз огибавших поворот.

— Я веду себя как скотина, Тесс, — сказала она. — Но это не потому, что я сожалею о браке с Дрейвеном. Дрейвена я люблю. — Она взглянула на Тесс, и Тесс прочла в ее глазах правду. — Я обожаю его. Я… ну, про меня ты все знаешь. Я боготворю землю, по которой он ходит. Но он… не испытывает таких же чувств ко мне.

— Силы небесные! — прошептала Тесс.

— Он любит меня, — продолжала Имоджин. — Но своих лошадей он любит больше. — Она сказала это с раздражением, и на ее глазах блеснули слезы. — Он даже во сне о них говорит. Он говорит о них все время. По-другому он не может.

— Понимаю, — покачала головой Тесс. — Таким же был папа.

— Я думала об этом, — прошептала Имоджин. Начал накрапывать дождь, прибивший на скаковом круге пыль, облачка которой тянуло в их направлении. — Но я не думаю, что мама чувствовала себя несчастной, а?

— Нет, — сказала Тесс. — Она не была несчастной. Я хорошо ее помню. Она любила нас и любила папу. И мне кажется, что она ни на миг не пожалела о том, от чего ей пришлось отказаться, выйдя за него замуж; я имею в виду возможность выйти замуж в Англии, увеселения светского сезона и все эти модные платья.

— Я тоже не жалею, — сказала Имоджин. — Не жалею!

— Конечно, не жалеешь, — начала было Тесс, но тут взревела толпа. Рев походил скорее на стон и заставил их обеих резко повернуть головы к скаковой дорожке.

— Лошадь упала! — охнула Имоджин, прикрывая рот рукой, затянутой в перчатку.

— О Боже! — простонала Тесс. — Ненавижу эти скачки, просто ненавижу. Всякий раз, когда падает лошадь, я вспоминаю обо всех горячо любимых папой лошадях, которых он потерял, и о мучениях, которые испытывал, когда и пристреливали…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала Имоджин и взяла сестру за руку. — Помнишь, как он плакал, когда пришлось пристрелить Высокомерного?

Тесс кивнула.

— После этого он так до конца и не оправился.

По скаковому кругу бежали люди. Уводили лошадей. Несчастный случай был явно серьезным. Тесс ужасно захотелось поскорее сесть в экипаж Лусиуса и вернуться домой. Вернуться и заняться проверкой белья, забыв о скаковом мире с его взлетами к вершинам славы и трагическими падениями.

— Ты права, — сказала Имоджин. — Папа так и не оправился после трагического случая с Высокомерным. К тому же он тогда потерял все деньги. — Она, очевидно, неожиданно что-то вспомнила и взглянула на Тесс. — Никто тебя не винит, Тесс. Ему самому не следовало слушать тебя. Ты была тогда всего лишь девочкой.

— Ну что ж, с тех пор он меня больше никогда и не слушал, — согласилась Тесс.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Лусиус. Тесс взглянула на него с радостью, которой не могла скрыть, но он смотрел на ее сестру.

— Имоджин, — сказал он, впервые назвав ее по имени. Имоджин поднялась на ноги. Она побледнела, как полотно, но голос у нее не дрожал.

— Дрейвен? Лусиус кивнул.

— Он сам сел на лошадь? Он сел на Синего Питера? Лусиус взял ее за предплечье.

— Мы должны сейчас же пойти к нему. — Он взглянул на Тесс, и она, взяв накидку Имоджин, набросила ее на плечи сестры и дрожащими руками застегнула спереди пуговицы.

— Он сел на Синего Питера, — повторила Имоджин побелевшими губами. — Но ведь он жив? Он жив? — спросила она, схватив Лусиуса за руку, когда он открывал дверь.

— Он жив, — сказал Лусиус. — Он хочет вас видеть.

Но Тесс заметила в его темных глазах то, чего не заметила Имоджин, и у нее упало сердце.

Дождь прекратился, в воздухе пахло свежестью. Толпа быстро редела. Люди садились в экипажи или двуколки и разъезжались во всех направлениях, спеша в теплые дома, душные пивные, уютные деревеньки, расположенные неподалеку.

Они почти бежали, прокладывая путь сквозь толпу людей, расходившихся после скачек и обсуждавших несчастный случай.

— Он рухнул, как бревно во время пожара, — сказал кто-то.

— Шансы проиграть были у него восемь к одному, — заявил другой. — Какого черта ему надо было рисковать башкой при таких шансах?

Имоджин, кажется, ничего не слышала.

— Где он? — спросила она странно спокойным голосом. — Куда его отнесли?

— Он в конюшне, — ответил Лусиус.

Отпустив руку Лусиуса и подхватив юбки, она побежала. Взглянув друг на друга, они бросились за ней. У Тесс слетела с головы шляпка. Единственное, что она запомнила и что вспоминала многие годы спустя — острое ощущение стыда, пока они бежали к конюшне, — из-за того, что без шляпки все увидят ее волосы! Пойдут… пойдут что?

Как только они вошли в конюшню, о потерянной шляпке она больше не вспоминала. Дрейвен лежал на раскладушке, явно служившей постелью для ночного сторожа.

Он взглянул на них с таким бодрым выражением на лице, что у Тесс отлегло от сердца, и она радостно взглянула на Лусиуса. Но когда она взяла его за руку, он смотрел на Имоджин с такой жалостью, что Тесс снова взглянула на раскладушку. Имоджин опустилась на пол рядом с мужем.

— Наверное, придется за мной немного поухаживать, — говорил Дрейвен весело, хотя и слабым голосом. — Я ведь знаю, что ты хочешь, чтобы я держался подальше от скаковой дорожки.

Имоджин прикоснулась к нему дрожащей рукой.

— Тебе больно? Кто-нибудь позвал доктора? Ты что-нибудь сломал, Дрейвен?

— Думаю, парочку ребер. Ребра я ломаю не в первый раз. И боль теперь, кажется, утихла. Я смогу ее вынести, Имми.

— Ты обещал не садиться на Синего Питера, — сказала Имоджин, крепко держа его за руку. — Ты ведь обещал, Дрейвен, обещал!

— Я ничего не мог поделать, — сказал он, отводя от нее взгляд. — Я был вынужден сам сесть на него, потому что Банте наотрез отказался.

Имоджин поняла, что плачет, потому что вдруг увидела лицо Дрейвена как в тумане. Ей показалось, что он побледнел еще больше.

— Где доктор? — крикнула она Лусиусу.

— Доктор осмотрел его сразу же после падения, — сказал он, наклонившись к ней.

То, что прочла она в его глазах, заставило ее замереть от ужаса.

— Со мной все будет в порядке, — сказал ей Дрейвен с привычной беспечностью. — Придется только немного подлечиться. Самое главное то, что с Синим Питером все в порядке. Обещаю своей маленькой женушке, что больше никогда не сяду на этого зверюгу, хорошо?

— И ни на какое другое опасное животное, — сказала Имоджин, пытаясь улыбнуться сквозь слезы.

— Я ведь не хотел ехать. Спроси Фелтона. Я уговаривал жокея сесть на него, но тот повел себя, как старая баба. Мне совсем было удалось уговорить его, но в последний момент он струсил. Этого я не смог вынести. Я хотел победить, Имоджин.

— Я это знаю, милый. — Она прижала его руку к своей щеке. — Я это знаю.

— И дело было не только в самой победе, — сказал он и словно бы попытался привстать, но остался лежать.

— Тебе больно? — прошептала она. Но он покачал головой:

— Нет. Поэтому я знаю, что все будет в порядке. Сначала я встревожился, потому что было очень больно, но потом боль прошла, и я понял, что выживу. В следующий раз я буду победителем, дорогая. Я выиграю Кубок, и у нас будет великолепный дом в Лондоне, не хуже, чем у твоей сестры. И королевская ложа тоже будет.

— Мне этого не нужно, — сказала Имоджин, целуя его руку. — Я мечтала лишь о том, чтобы выйти за тебя замуж, Дрейвен. Я всегда любила тебя, с того самого момента, как впервые увидела тебя.

— Глупышка, — еле слышно произнес он. Похоже, он уже не мог больше поднять голову.

Имоджин наклонилась к нему и прижалась лицом к его груди. Она слышала биение его сердца, но удары звучали глухо, как будто издалека.

— Я увидела тебя, когда ты пересекал двор перед папиной конюшней. Ты был так красив, так полон жизни… Твоя лошадь только что выиграла в Ардморе, помнишь?

— Скачки на Кубок, — сказал он и поморгал глазами. — Я почему-то плохо вижу, Имоджин. — Она всхлипнула и не смогла ответить сразу. — Не может быть, чтобы я… Неужели?

Имоджин подняла голову и взяла в ладони лицо мужа.

— Я люблю тебя, Дрейвен Мейтленд. Я люблю тебя. Что-то в ее лице подсказало ему ответ на его вопрос. Но он, пристально глядя на нее, задал его еще раз:

— Имми, неужели я действительно должен умереть? Когда она не ответила и, наклонившись, поцеловала его в губы, он просто произнес:

— Моя Имми.

Дрейвен был беспечным мальчишкой, превратившимся в азартного игрока. Но, несмотря на беспечность, мужества ему было не занимать. Несмотря на необузданный характер, он всегда был настоящим мужчиной. Отец Имоджин так и называл его «необузданным». Но сейчас он, собрав явно последние силы, прикоснулся к ее руке и сказал:

— Я люблю тебя, Имми.

Имоджин не могла ответить, она зарыдала.

— Думаю, я женился на тебе по неправильным соображениям. Но я благодарю Господа за то, что сделал это, Имми. Это единственный хороший поступок, который я совершил в своей жизни. Я не мастер говорить такие слова. Но сейчас мне лучше сказать все. Я женился на тебе, сам не знаю зачем. Но уже к концу дня я понял, что это был лучший поступок в моей жизни. И все, что я делал потом, было только ради тебя, хотя я и не умею говорить об этом.

Имоджин наклонилась, чтобы поцеловать его, и заметила ярко-красное пятнышко в уголке его губ. Она промокнула его носовым платком и, к своему ужасу, поняла, что это кровь.

— Знай, что я люблю тебя, — прошептала она. — Кроме тебя, мне не было нужно ничего в жизни. Я хотела одного: быть замужем за тобой.

— Ты заслуживаешь лучшего, — выговорил он.

— Лучше нет никого на свете, — сказала она. — Никого!

— От моей Имми я иного и не ожидал, — попытался улыбнуться он. — Передай маме, что… — Он не договорил фразу.

— Что ты любишь ее, — сказала Имоджин. — Я передам ей, Дрейвен. Я скажу ей.

Его рука, лежавшая на ее плече, соскользнула на постель. За ее спиной послышалось шуршание одежды, но она даже не оглянулась, пока мужчина не наклонился к ней.

— Я священник Стрейтон. Меня прислал доктор, — сказал он, опускаясь на колени рядом с Имоджин. Положив руку на лоб Дрейвена, он произнес глубоким проникновенным голосом: — На тебя, Господи, уповаю…

Глаза Дрейвена были закрыты, он как будто заснул… Однако…

Тесс опустилась на колени рядом с Имоджин и обняла ее. Лусиус поднял их обеих на ноги. Но Имоджин вырвалась и снова упала на колени рядом с Дрейвеном.

— Этого не может быть! — крикнула она. Она вдруг услышала вокруг привычные звуки конюшни: лошадь ударила копытом о стенку стойла, кто-то прошел в дальнем конце коридора, звякнула сбруя. Трудно было поверить, что все это будет продолжаться без Дрейвена. — Нет! — крикнула она и схватилась за него руками. Но он не открыл глаза. — Дрейвен! — крикнула она. — Еще не время, Дрейвен! Не уходи, не оставляй меня! Не уходи!

Но он уже ушел. Это было понятно каждому. Ушел тот Дрейвен, которого она полюбила с первого взгляда, когда он пересекал двор и смеялся от счастья, потому что победил. Его больше не было. И лицо у него изменилось.

Тесс обняла сестру и прошептала:

— Теперь он с Богом, Имоджин. Там, где и наш папа.

К ним подошел священник и стал говорить Имоджин о Боге, о небесах, и Имоджин притихла, глядя на бледное лицо Дрейвена, лежащего на раскладушке.

— Мы должны отвезти Дрейвена домой, — сказала Тесс. Они не могли оставаться в конюшне, рядом с лошадьми.

Имоджин поняла это и позволила Тесс поднять себя на ноги. Его понесли прямо на раскладушке, и Имоджин пошла рядом, держа его за руку. Рука была безжизненная, и это было так не похоже на Дрейвена. Он ведь всегда был в движении, всегда что-то говорил… Поэтому она отпустила его руку.

Глаза он так и не открыл.

И они поехали домой.

Дрейвен тоже ехал с ними в своем экипаже.