Джонатан задумчиво стоял около окна квартиры Акеми. Двадцатью этажами ниже мелькали, словно жучки, крохотные автомобили и сновали похожие на муравьев люди, сталкиваясь и расходясь в разные стороны. При этом они ничуть не становились друг другу ближе, а продолжали вести жизнь, исполненную одиночества и отстраненности, точно такую же, как и у него. Стены зданий сверкали россыпью переливавшихся огней, придавая видимость праздничности чернильной холодной ноябрьской ночи.
— Тебе и выпить не хочется, дорогой? — спросила Акеми. — Вино помогло бы тебе расслабиться. — На ней было то же самое, отороченное золотой каймой платье, которое она надела для вечера в галерее «Интрепид».
— Нет, я и так выпил куда больше, чем следовало. — Стаффорд смотрел вниз, переживая заново события этого вечера. Погруженный в свои мысли, он отошел от окна, устало опустился на диван и вытянул перед собой ноги.
— Она очень хорошенькая.
— Кто? — на всякий случай спросил Стаффорд, хотя отлично знал, о ком речь.
Акеми улыбнулась.
— Девон Джеймс. Она писательница, да?
Джонатан кивнул:
— Да. И весьма известная.
Женщина встала у него за спиной и принялась массировать ему плечи.
— Она тебя привлекает. — Расстегнув пуговицы у него на рубашке, Акеми положила руку на обнаженную грудь. Она потянулась к нему, и ее черные, как ночь, волосы коснулись его щеки. — Почему бы тебе не закрыть глаза и не представить, что я — это она?
— Что такое? — воскликнул Джонатан, едва не вскочив с дивана.
— А что? Это чрезвычайно волнующая процедура. — Акеми пожала плечами, продолжая гладить его обнаженную, покрытую колечками тонких черных волос грудь. — Только представь себе, какая она высокая, светловолосая и влекущая. У нее мягкие, чуточку припухшие губы. И это она касается твоего тела, а не я. — Другая рука Акеми скользнула по его телу вниз к молнии брюк. — Думаю, тебе не составит большого труда это представить, — я видела, как ты на нее смотрел.
Джонатан остановил ее руку.
— Не надо, Акеми.
Маленькая японка выпрямилась и посмотрела на него с подозрением.
— Что случилось?
Стаффорд молча поднялся с дивана.
— Джонатан? — Озабоченность, слышавшаяся в ее негромком голосе, заставила его помедлить, но лишь на мгновение. Он подошел к стулу, на котором висел его темно-синий двубортный пиджак, и протянул руку, собираясь его надеть.
— Но это же только игра. — Акеми поднялась с дивана и следовала за ним, словно тень. — В такие игры мы играли с тобой и раньше.
— Знаю. — Чего только они не делали. Акеми владела десятками способов, позволявших продлить удовольствие. — Это не твоя вина. Это… — Он сунул руку в рукав пиджака и натянул его на свои необъятные плечи.
— Надеюсь, ты не собираешься меня покинуть? На улице премерзкая погода, и вообще уже очень поздно.
Он и в самом деле не собирался от нее уезжать. Просто ощутил какое-то странное беспокойство, которое с каждой минутой возрастало.
— Мне предстоит дурная ночь. — Джонатан и Акеми всегда были честны друг с другом, и он не видел причины для того, чтобы нарушать это правило сейчас. Но в чем заключалась истина? Неужели в том, что встреча с Девон пробудила в нем чувства, которым он не отваживался дать пока, названия? Не было сомнения в том, что при виде этой женщины кровь быстрее струилась в его венах и жаркой волной касалась сердца. И это необычайно тревожило его. — Мысли мои за тысячу миль отсюда — вот в чем суть. Я устал, мне надо поспать.
Акеми молча следила за ним темными миндалевидными глазами. В ее взгляде притаилась боль.
— Я позвоню и вызову тебе такси.
Джонатан кивнул в знак согласия. Он повязал галстук, который некоторое время назад отбросил, как ненужную тряпку, принял из рук японки кашемировое пальто и направился к двери.
— Доброй ночи, — произнес он отрывисто и не слишком любезно, хотя вовсе не намеревался ее обижать, после чего отступил в коридор и плотно прикрыл за собой дверь.
Оказавшись на улице, он почувствовал себя лучше. Хотя ему не хотелось в этом признаваться даже себе, Стаффорд знал, что случилось.
Взяв трубку, Девон услышала знакомый глубокий голос.
— Помнится, я приглашал вас на обед, — пророкотал Стаффорд. — А что, если вместо этого мы проведем вечер в театре? Мой приятель позвонил мне и предложил два места в третьем ряду на «Отверженных» в среду вечером. У него что-то случилось, и он не может пойти. Спектакль не новый, но мне так и не удалось его посмотреть. Я тоже его не видела.
— После театра мы могли бы поужинать, а заодно и поговорить.
Что-то новое проскользнуло в его голосе. Это уже не был тон делового человека — в нем слышалось нечто похожее на ожидание, на предвкушение встречи.
— Вы уверены, что так будет лучше всего?
— При сложившихся обстоятельствах? — спросил он, повторяя слово в слово то, что она сказала в галерее.
— Да.
— Но согласитесь, любопытно иногда разнообразить деловые встречи маленькими удовольствиями. Сразу скажу, мне такая возможность выпадает не часто.
Девон заколебалась, но ее сомнения быстро улетучились.
— Так вы говорите — в среду? — Встреча с Задаром намечалась только на следующей неделе, а до тех пор время у нее было свободно. — Я согласна.
— Будем считать, что мы договорились.
— В котором часу мне вас ждать?
— Пожалуй, заеду за вами в шесть.
— Насколько я понимаю, адрес вам сообщать не нужно. — Временами ей казалось, что он знает о ней очень многое, если не все.
— Да, я знаю, где вы живете, негромко сказал Джонатан после короткой паузы.
— В таком случае — до среды.
Стаффорд явился минута в минуту. Он выглядел чрезвычайно элегантно в черном костюме итальянского покроя. Пригласив его войти, Девон принялась надевать пальто.
— У вас очень мило. — Он внимательно оглядел квартиру, не забыв почтить особым вниманием коллекцию картин и скульптур представлявшую собой смесь античности и современности. — Элегантно и вполне пригодно для жизни.
Примерно теми же словами она могла описать и его апартаменты. Спасибо. Большую часть дизайнерской работы я взяла на себя.
Стаффорд улыбнулся.
— В таком случае мне жаль, что у нас мало времени. Говорят, суть человека проявляется в том, как он обустраивает свое жилье. Подумать только, Девон Джеймс, что бы я мог о вас узнать. — Серо-голубые глаза Джонатана впились сначала в ее лицо, а затем в ее грудь, и Девон показалось, что он к ней прикоснулся — такова была сила его взгляда.
Неловко улыбнувшись, Девон взяла Стаффорда под руку и повлекла к двери.
— У нас слишком мало времени, а я опаздывать не хочу.
По пути вниз Джонатан одобрительно отозвался о ее костюме. Однако, оказавшись в машине, они говорили мало — поддерживая лишь ни к чему не обязывающую беседу о погоде и о событиях минувшего дня. Если бы не широкое плечо Стаффорда, которого она временами касалась, можно было бы решить, что это вполне будничный вечер. Но от этого человека определенно исходила подлинная сила настоящего мужчины. Ее волновала сексуальность Джонатана, ощущавшаяся в каждом его движении. От этого у Девон пересыхало во рту, а под ложечкой становилось горячо. Она подмечала взгляды, которые он временами бросал в ее сторону, и думала, что ее спутник, возможно, чувствует то же самое.
Потом Девон вдруг решила, что все это лишь тщательно продуманная попытка увлечь ее и тем самым удержать от задуманного, а их совместное посещение театра — часть его хитрого плана.
Просто скажи ему «нет», — подумала она и улыбнулась, „подметив, что эта часть ее внутреннего монолога почти дословно воспроизвела, лозунг борцов с наркотиками. Тем не менее не считаться с Джонатаном было нельзя — хотя бы потому, что его обаяние ставило ее в положение обороняющейся стороны. Девон не могла себе позволить, чтобы чувства к этому человеку сказались на ее работе. Ей следовало держать порох сухим и постоянно быть начеку.
— Я уже тысячу лет не был на Бродвее, — произнес вдруг Джонатан, прервав ее размышления. — Так уж получается, что я постоянно занят.
— Мне начинает казаться, что вы, Джонатан Стаффорд, слишком много времени уделяете работе.
Он вздохнул, и в его вздохе Девон послышалось согласие.
— Я этого и не скрываю. Знаете, я даже пытался с этим бороться. Хотел найти надежного человека, который бы взгромоздил часть ответственности на свои плечи. Уверен, как только я его встречу, то сразу же узнаю. Так по крайней мере я рассуждаю — но пока такого человека все нет и нет.
— Возможно, вы предъявляете к нему слишком высокие требования.
Джонатан ухмыльнулся.
— Очень высокие. — Он посмотрел на Девон, и она в очередной раз замерла — так он был хорош собой. Общаясь со Стаффордом, она краснела чуть ли не каждые пять минут — можно было подумать, что ей не тридцать лет, а только пятнадцать. С помощью своей ослепительной улыбки и хорошо отработанных приемов обольщения Джонатан воздействовал на нее, словно и фал на хорошо настроенном инструменте.
Девон давно поняла, к чему шло дело, но ничего не могла противопоставить его колдовскому обаянию. И только спектакль отчасти помог ей отразить эту атаку Стаффорда, проведенную в полном соответствии с законами стратегии и тактики. Представление увлекло ее с первого момента и держало в напряжении до тех пор, пока занавес не пополз вниз. Великолепные костюмы, музыка и, конечно, сама постановка, в которой отчетливо ощущалась рука мастера, произвели на Девон сильнейшее впечатление. Она даже решила, что «Отверженные» — едва ли не лучший спектакль на бродвейской сцене.
Джонатан, казалось, восхищался спектаклем ничуть не меньше.
— Я уже, признаться, позабыл, какое удивительное воздействие на зрителя могут оказывать бродвейские постановки. Надо было прихватить с собой Алекса. Этот спектакль обязательно бы ему понравился.
— Разве ваш сын ни разу не был на бродвейской постановке?
— Нет, он же… — Сообразив, что сказал лишнее, Джонатан замолчал, а потом еще раз повторил короткое: — Нет.
— Нью-Йоркский балет дает «Щелкунчика» в Линкольновском центре в следующем месяце. Почему бы вам не купить билеты на этот спектакль? Любой малыш будет от этого балета просто в восторге…
— Я так и сделаю, — коротко согласился Стаффорд и, помедлив, добавил: — Отличная идея.
Дальнейшее их общение явно не складывалось. Обед у «Сарди» должен был служить завершением импровизированного «праздника жизни». Они ели довольно быстро, почти все время в молчании, после чего Джонатан предложил сходить в какое-нибудь тихое заведение, где можно было поговорить без помех. И тогда Девон решилась:
— А почему бы нам не вернуться ко мне домой? У меня есть бутылка отличного коньяка — едва початая, кажется.
Стаффорд сразу же согласился, но от этого его напряжение ничуть не ослабло. Когда они вошли в квартиру Девон, Джонатан помог ей снять пальто и повесил его во встроенный шкаф вместе со своим. Пока Девон колдовала у буфета, служившего ей баром, ее гость тихо ходил по гостиной, рассматривая живописные полотна и негромко восхищаясь маленькими бронзовыми скульптурами и расписанной от руки керамикой. Затем он подошел к ее антикварному письменному столу и замер.
Девон, с бокалом коньяка в руке, тоже замерла. Копия завещания Флориана Стаффорда лежала на столе на самом видном месте вместе с выписками из писем членов знаменитого семейства, сделанными ею в библиотеке.
Когда Джонатан повернулся, его лицо пылало гневом.
— Вижу, вы основательно преуспели в ваших поисках. Целую минуту Девон не могла вымолвить ни слова. Просто стояла и смотрела в его холодные, злые глаза.
— Я знаю, вам не по вкусу то, чем я занимаюсь, — наконец тихо произнесла она, — но вы пообещали выслушать меня без всякой предвзятости. Полагаю, вы сдержите свое слово. — Поскольку Джонатан продолжал хранить молчание, Девон пересекла комнату и вручила ему бокал. — Прошу вас, позвольте мне рассказать хотя бы то немногое, что я узнала.
После этих слов Девон напряжение, установившееся в комнате, несколько ослабло.
— Я сказал вам, что хочу знать правду, но… — Стаффорд провел рукой по иссиня-черным волосам, отбросив их со лба, — все это для меня нелегко, Девон. Я — существо скрытное и с самого начала был не в восторге от того, что вам пришло в голову заняться делами давно минувших дней, имеющими отношение к моей семье.
— Как и я не в восторге от ваших попыток углубиться в мои личные дела, хотя льщу себя надеждой, что понимай, зачем вам это нужно, и стараюсь по мере возможности сохранять объективность.
Джонатан присел на софу и, по обыкновению, вытянул вперед ноги.
— Хорошо расскажите мне все, что знаете.
Присев рядом, Девон попыталась сосредоточиться, чтобы найти нужные слова, после чего коротко рассказала о событиях, которые привели ее в гостиницу в Стаффорде, и о последующих приключениях под кровом этого не слишком гостеприимного дома.
— Бог мой, призраки! — Джонатан не скрывал насмешки.
— Боюсь, ваша реакция связана с тем, что я не смогла найти нужных слов, чтобы понятно описать ситуацию, но ничего другого, мне не оставалось.
— Извините, Девон, но мне трудно поверить, что…
— Ясное дело. Я и сама вначале не хотела в это верить. — Девон явно была в некотором смущении и довольно сжато завершила свое повествование. Это было легко — все детали происшедшего запечатлелись в ее мозгу на веки вечные.
Тем временем Джонатан продолжал недоверчиво покачивать головой.
— Человеческое воображение иногда способно изобретать удивительные вещи.
— Да не в воображении тут дело, как вы не понимаете?! Такого испуга, как тогда, я в жизни не испытывала…
Я бывал в. этом доме, Девон, причем не один раз. И ничего особенно пугающего не заметил.
— Не знаю, отчего это случилось со мной, но я постараюсь это выяснить.
— А как насчет Галвестона? Он что — тоже во все это верит?
— Даже если бы Майкл испытал нечто подобное, он бы в этом никогда не признался. Он испугался бы, что это повредит его карьере.
— Но он тоже ощущал чье-то присутствие?
Девон вздохнула.
— Не могу ничего утверждать. Но вел он себя довольно необычно… вся ночь вообще была странная. — Она посмотрела на Джонатана. — Все, что я помню, хуже любого кошмара, но, поверьте, это был не сон.
— Однако этому может быть и другое, вполне логичное объяснение. Надеюсь, вы понимаете?
Девон поднялась на ноги.
— Я знала, что вы мне не поверите; не понимаю, зачем я все это вам рассказала.
— Но ведь ваша история и в самом деле может показаться неправдоподобной кому угодно. Привидений, как ни крути, не существует.
— В таком случае просмотрите мои записи. — Девон достала свой заветный блокнот и протянула ему. — Я сделала их еще до беседы с миссис Микс.
Джонатан принялся изучать нацарапанные рукой Девон иероглифы.
— Как по-вашему, что все это может означать?
Девон остановилась перед ним и слегка расставила ноги, словно готовый к схватке борец.
— Это может означать только одно: мне каким-то образом удалось почувствовать, что сын Флориана умер насильственной смертью — он ведь и в самом деле умер, не так ли? Причем при весьма загадочных обстоятельствах.
— Все, что случилось много лет назад, окутано флером загадочности. Регулярных записей тогда никто не вел, а большая часть архивов погибла или пропала.
Я обратила внимание на то, что многие постояльцы гостиницы пережили то же самое, что и я. Один из них видел призрак старой женщины, другой почувствовал, что в шкафу находится некий старинный сундук и в нем кто-то или что-то заперто. То же говорила и миссис Микс.
— У миссис Микс склонность все драматизировать. Кроме того, не исключено, что она считает, будто байки о привидениях могут привлечь в гостиницу дополнительных посетителей.
— Не верю. Миссис Микс отнеслась к этому весьма серьезно.
— Тогда поверьте мне. Вся эта история навеяна известными обстоятельствами. Умер ребенок — и вы…
— А вы знаете, что дом на Черч-стрит построен прямо на кладбище, то есть на костях?
— Нет, но…
— И еще одно: дом возведен над могилой маленького Бернарда.
— Вот этого я действительно не знал.
— Тогда ответьте: отчего этот совершенно нормальный — в нашем понимании — человек отважился на подобное безумное предприятие? — А откуда вы знаете, что Бернард похоронен под домом?
— Обнаружено его надгробие в подвале.
— Господи!
— Не спорю, все дело отдает сумасшедшим домом. Если бы со мной этого не случилось я бы тоже так считала. Мне стоило большого труда заставить себя вникнуть в подробности. Сказать по правде, все это меня до смерти пугает.
— А что же девушка? — спросил Джонатан. — У вас нет никаких доказательств, что с ней обошлись нечестно. Эта история выглядит еще более надуманной, чем все остальные.
— До сих пор я не нашла этому подтверждений — но ведь я только начала и надеюсь докопаться до правды. Мне бы, например, хотелось поговорить с вашей тетушкой Эстель…
— Нет! — Джонатан вскочил. — Я этого не потерплю. Заклинаю вас, Девон, прекратите!
— Как вы не можете понять, что я должна продолжить расследование? Ведь я не просто так получила свой писательский дар; Он накладывает и определенные обязательства, которые я не могу игнорировать.
— Кто накладывает? Какие обязательства? Вы что же, затеяли свой личный крестовый поход?
Девон отошла к окну и некоторое время вглядывалась в темноту, после чего снова вернулась к разговору.
— Есть вещь, о которой мне бы не хотелось говорить. Вы все равно не поверите, и это лишь усложнит мое положение.
— Напротив, вы должны рассказать мне все. Девон посмотрела на Стаффорда долгим взглядом.
— Отлично. Я верю в то, что души Бернарда и Энни Стаффорд заточены в этом доме. Они обратились ко мне за помощью, ибо считают, что я могу помочь им освободиться из плена.
Джонатан прошелся несколько раз по комнате.
— Вы отдаете себе отчет в том, насколько странно звучат ваши слова?
— Еще как отдаю! — Девон вдруг охрипла. Ей нравился Джонатан, и она не хотела, чтобы он смотрел на нее как на умалишенную.
— И вы действительно во все это верите?
— По правде говоря, я до сих пор еще ни в чем не уверена, кроме одного: так или иначе, мне надо узнать правду.
— Черт бы вас побрал, Девон! Из ее глаз заструились слезы.
— Как жаль, что я вообще оказалась в этой гостинице! Теперь уж ничего не поделаешь — обратного пути нет.
Увидев слезы и, по-видимому, поняв, в каком Состоянии она пребывает, Джонатан сменил гнев на милость.
— Я знаю, что мне необходимо остановить ваш безумный порыв и держаться при этом от вас подальше, но… когда я смотрю на вас, вижу вашу улыбку, ваши слезы, слышу ваш смех, я все время думаю: как это, должно быть, здорово — сжимать вас в объятиях и целовать. — Он коснулся ее волос и провел пальцем по ее нежной шее. Девон затрепетала. — Надеюсь, я смогу решить обе эти проблемы. — Он притянул ее к себе и коснулся ее губ своими губами. Девон вскрикнула и приникла к нему всем телом. Ее пальцы вцепились в рубашку у него на груди, а язык проник в его рот. Она ощутила его горячее дыхание. Блаженное тепло стало растекаться добираясь до кончиков пальцев.
Джонатан все не отрывался от ее губ, и Девон обвила руками его шею. Не делай этого! — предупреждало ее сознание. — Ты ведь знаешь, что он задумал! Но руки Джонатана гладили, ласкали, скользили по ее телу, касались груди, бедер. Сердце Девон колотилось, ноги слабели. Она ощутила, как к ее животу прижалось нечто твердое — соблазнительное и настойчивое. И все же последним усилием воли Девон сумела отстраниться.
Она еще продолжала дрожать, когда Джонатан, тяжело дыша, произнес: — Вы сожалеете? А вот я — нисколько.
— Не надо было нам этого делать. Вам… вам лучше уйти.
— Да пожалуй, вы правы. Это самый простой выход из создавшегося положения. — Тем не менее Джонатан продолжал стоять, рассматривая ее своими удивительными серо-голубыми глазами. Казалось, в мыслях он все еще сжимал ее в объятиях. — Бог мой, как бы я хотел, чтобы у нас все сложилось по-иному, и мне не пришлось…
Не пришлось — что? Ей очень хотелось это выяснить, но Джонатан не стал продолжать. Повернувшись, он прошел к двери и распахнул ее.
— Благодарю за еще один приятный вечер, Девон.
— Доброй вам ночи, Джонатан.
Продолжая ощущать на губах вкус его поцелуя, Девон не опустилась, а скорее рухнула на диван. Никогда ей еще не приходилось испытывать такого сильного влечения к мужчине. И уж тем более к Майклу. Или к Полу. Даже к Полу.
Но почему из всех мужчин на земле ее тянуло именно к этому?
— Прикажете принести досье на «Уилмот лимитед»? — услышал Стаффорд голос своего секретаря Делии Уиллис. Он сидел за своим любимым тиковым столом и просматривал документацию по «Пасифик Америкэн» — одной из компаний, занятых в производстве небольших судов.
— Скажите, доставлены ли исправленные чертежи на семидесятипятифутовый тендер? — Он слышал, как Делия зашуршала бумагами.
— Разумеется.
— Принесите. Заодно прихватите прайс-лист на изделия фирмы «Бартлетт-фиберглас». По-моему, они неоправданно взвинчивают цены на свою продукцию.
Ни Джонатан, ни Делия и словом не обмолвились о том, что в штате компании «Стаффорд энтерпрайзес» имелись десятки сотрудников, в чьи обязанности входило решение подобных проблем. Джонатан считал, что контролировать исполнителей — его святой долг перед корпорацией.
Через несколько минут дверь распахнулась и Делия Уиллис, одетая в белоснежный костюм с золотыми пуговицами, предстала перед глазами босса.
Разложив бумаги на столе, она поинтересовалась:
— Вы нашли папку, которую принес Дерек Престон, когда вы находились на конференции по поводу «Пасифик Америкэн»?
— Увы, да. — Стаффорд снова посмотрел на папку. Она имела привычный табачный цвет, и слегка выцветшими чернилами на ней было написано: Девон Джеймс. Хотя ее оформление оставляло желать лучшего, во всем прочем она не отличалась от тысяч и тысяч подобных папок.
За исключением того, что она была украдена. Джонатан сделал несколько важных телефонных звонков, но стоило ему повесить трубку, как снова зажужжал зуммер интеркома.
— Мистер Стаффорд, вас спрашивает Майкл Галвестон, — сообщила ему Делия официальным тоном, как она делала всегда, когда их мог слышать кто-то еще. — Он утверждает, что вы чрезвычайно заинтересуетесь его сообщением.
Галвестон. Что ему надо?
— Впустите.
Когда Майкл вошел в кабинет, Джонатан поднялся. Майкл изо всех сил старался не ударить лицом в грязь; тем не менее Стаффорд заметил, что взгляд гостя зарыскал по комнате, оглядывая ее, словно стараясь запечатлеть предметы обстановки вплоть до мелочей.
Пожав гостю руку, Джонатан указал на обитый черной кожей стул, стоявший напротив стола.
— Чем обязан? — спросил он, усаживаясь и по привычке вытягивая ноги. В случае, если посетитель вызывал симпатию Джонатана, он предлагал ему занять место на диване, но на этот раз особого удовольствия от визита он не испытывал.
Майклу потребовалось время, чтобы сформулировать ответ:
— Дело в том, Стаффорд, что после нашего разговора вы будете обязаны мне, а не я — вам.
Джонатан удивленно приподнял брови.
— В самом деле? — Сцепив пальцы перед собой, он откинулся на спинку стула. — В таком случае извольте сообщить мне, чем именно я буду вам обязан?
— Поскольку вы и Девон, как оказалось, знаете друг друга довольно хорошо, я готов предположить, что вы наслышаны о произведении, над которым она сейчас работает.
Джонатан кивнул в знак того, что он имеет об этом некоторое представление.
— Не сомневаюсь, что вам меньше всего хотелось бы, чтобы Девон копалась в прошлом вашей семьи.
— Что ж, и это верно. — Тогда я готов указать вам способ, как ее остановить.
— Понятно… Вы, стало быть, знаете такой способ? Но зачем вам Это?
Галвестон постарался придать себе спокойный и уверенный вид, чему способствовали черный костюм-тройка без единой морщинки или складочки и такие же новые туфли. Определенно, он переоделся, перед тем как сюда прийти, решил Джонатан.
— Дело в том, что я хочу, чтобы она написала свою книгу, не более, чем вы. Человеку в моем положении необходимо думать о карьере. Как только мы с Девон поженимся, все, что она делает в этой жизни, так или иначе будет отражаться на мне. Если она завершит это сумасшедшее повествование о призраках, люди решат, что у нее не все в порядке с головой, а я не могу этого допустить. Я хочу, чтобы с ее проектом было покончено — и чем скорее, тем лучше.
— И вы знаете способ, как этого добиться? — спросил Джонатан, подумав о том, что этот человек неспроста не понравился ему с самого начала. Трудно было представить его рядом с Девон — они даже отдаленно не походили друг на друга. И потом, все эти рассуждения о женитьбе. Если Девон в самом деле помолвлена с Галвестоном, отчего она соглашается встречаться с ним, Джонатаном? Почему она его поцеловала — вернее, почему позволила себя целовать? Он покрутился на стуле, поскольку уже одно воспоминание о том поцелуе возбуждало его.
— Мне известна причина, по которой Девон все это затеяла, — произнес между тем Галвестон. — Но она ничего общего не имеет с призраками.
— Продолжайте.
— Вы, надеюсь, знаете, что она разведена?
— Да.
— Так вот. Через шесть месяцев после того, как Пол ее оставил, у Девон и в самом деле что-то случилось, с. головой. Поначалу она думала, что это просто недомогание — у нее появились головокружения, затрудненное дыхание, временами ее охватывал озноб и начинались приступы тахикардии. Когда же врачи пришли к выводу, что с телесным, так сказать, здоровьем у нее все в порядке, она испугалась.
Джонатан подумал об Алексе — о тех ужасных неделях после несчастного случая. Он тогда чуть с ума не сошел от печали и боли — не мог работать, не мог спать. Много раз он обвинял себя за то, что оставил сына под присмотром престарелой тетки и не уделял ему должного внимания. Так что Джонатан отлично представлял себе, что такое страх.
— Она нашла врача по имени Таунсенд; он психиатр, — продолжал Майкл. — Он уверил Девон, что у нее самая обычная депрессия, другими словами, стресс, который и является причиной всех ее страхов. Как-то Девон мне рассказала, что временами сознание как бы отделяется от ее тела. Сидя в комнате, она могла слышать разговоры окружающих и при этом ощущать, что парит у них над головами. Кроме того, у нее открылось так называемое «тоннельное видение», ну и тому подобные странности.
— Ясно, — произнес Джонатан, хотя особой необходимости выслушивать все это не видел. Досье, которое лежало перед ним на столе, было похищено из офиса доктора Таунсенда. Тот отказался посвятить Дерека Престона в тайны своей пациентки, мотивируя это врачебной этикой и интересами миссис Джеймс. Забравшись в его офис, Дерек обнаружил досье в шкафчике, где хранились старые истории болезней.
Джонатан не был к этому причастен. Он лишь попросил Дерека выяснить, от чего доктор лечил Девон, работа Престона заключалась в сборе всевозможной информации. Не в первый раз этот человек преступал закон, чтобы получить необходимые сведения, и Джонатан опасался, что не в последний. Тем не менее суждениям Дерека Джонатан доверял, а на методы его работы смотрел сквозь пальцы. Вот и в данном случае он не стал упрекать его за излишнее усердие.
— Теперь вы видите, — сказал Майкл, — что весь этот нынешний бред о привидениях — не более чем чушь. Просто возвращаются все старые страхи и волнения Девон. Вполне возможно, что она сейчас находится под воздействием стресса — правда, совсем иного рода. Причиной тому ее работа и наши матримониальные планы. Все эти фокусы-покусы в гостинице она просто-напросто себе напридумывала. Но сама Девон ничего не желает слышать о возвращении болезни.
Джонатан задумался. Душевная болезнь и недавние страхи могли быть явлениями совсем разного порядка. От стрессов страдают миллионы людей, но кто станет рассказывать о подобных проблемах первому встречному? И что, интересно знать, почувствовала бы Девон, узнав об откровениях Майкла?
— Скажите, как я, на ваш взгляд, могу использовать эту информацию?
— Очень просто. Дайте ей понять, что вы обо всем знаете. Девон очень стыдится своих страхов и даже больше того — она боится сойти с ума. Ее родители — и те не знают о болезни. Пригрозите, что, если Девон будет продолжать свою работу, вы обнародуете сведения о том, что она лечилась у психиатра.
Джонатан смерил гостя высокомерным взглядом. Этот парень ему определенно не нравился.
— А вам не кажется, что такого рода ультиматум может отразиться на здоровье Девон, дату если эта информация сделается общим достоянием, на ее карьере, коль скоро вы любите поминать это слово?
Эти слова Стаффорда весьма озадачили Майкла. До сих пор он не думал о практической стороне дела.
— Я больше никому об этом не рассказывал. Только вам — и все. Я полагал, что вы ее слегка припугнете, не более. Надеюсь, вы не воспользуетесь этой информацией, чтобы причинить ей реальный вред?
— А вам бы этого не хотелось, не так ли? Верить в привидения дурно. И вашей карьере, разумеется, был бы нанесен ущерб, если бы люди стали думать, что ваша жена — умалишенная.
Галвестон побледнел. До него, казалось, только сейчас стало доходить, какие последствия могла иметь задуманная им авантюра.
— Я сообщил об этом одному-единственному человеку — вам, — снова повторил он. — Надеюсь, вы понимаете, что этим я хотел помочь нам обоим?
— Я отлично все понимаю, Майкл. И вы можете быть уверены, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы похоронить этот проект. — Но так, чтобы при этом не похоронить и ее. Джонатан встал, давая Майклу понять, что аудиенция окончена.
— Значит, я могу на вас положиться?
— Да, если дело, обернется так, как нужно нам. Мы же с вами этого хотим, не так ли?
— Я вовсе не намерен причинять Девон боль.
Забеспокоился наконец, сукин сын!
— и я тоже. Но так или иначе кому-то пострадать придется, если и впредь все будет идти так, как сейчас.
— Надеюсь, вы не станете на нее слишком давить? Да и давить-то особенно не придется, когда она узнает, насколько хорошо вы обо всем осведомлены.
Я тоже надеюсь, подумал Стаффорд.
Как только Джонатан начал читать историю болезни Девону он сразу понял, что у него на руках козырная карта. Она в самом деле опасалась своих страхов и того, что они могут сделаться достоянием окружающих. Теперь, глядя на Галвестона, который собирался использовать эти сведения против Девон, Джонатан чувствовал себя не меньшим негодяем, чем ее жених.
Майкл давно ушел, а Джонатан все еще оставался за столом, размышляя о происшедшем. Он снова потянулся к недочитанному досье. Впрочем, ему и так многое было ясно. Будучи приемной дочерью, Девон всю жизнь чувствовала себя одинокой и нежеланной. Потом, когда ее бросил муж, это чувство еще больше укрепилось.
Джонатан захлопнул досье. Все, что ему удалось выяснить к этому моменту, ясно указывало, что видения Девон в гостинице были спровоцированы страхом и беспокойством. В сущности, у нее это было не первый раз, и все происшедшее в Стаффорде — следствие тех же самых проблем, что были у нее и раньше.
Потом его мысли вернулись к их, с Девон отношениям. Какая все-таки она тонкая, интеллигентная и бескомпромиссная женщина. И почему-то при личных встречах никаких следов стресса он в ней не замечал. Наоборот, она казалась ему гораздо более открытой, рационально мыслящей и практичной, нежели многие другие представительницы ее пола.
Теперь, когда у него в руках находилось досье Девон, которое со всей очевидностью обрисовало ему природу ее поступков, ничего не стоило дать рациональное объяснение той целеустремленности, с какой она отдавалась работе над проектом. Но Джонатану не хотелось верить в такого рода объяснения. Почему, он и сам не знал.