— Марти, что ты думаешь делать? — приступила к допросу Мэри, которая потребовала, чтобы вдовствующая герцогиня составила ей компанию во время прогулки. Доктора говорили, что свежий воздух полезен будущему ребенку, потому леди Кентервиль каждый день по несколько часов проводила на улице, если позволяла погода. День выдался прохладный, но безветренный, на небе не было ни облачка, потому прогулка обещала быть долгой.
— Прогуляюсь с тобой, потом приведу в порядок учетные книги, отдам некоторые распоряжения управляющему и, скорей всего, на сегодня с меня будет достаточно, — ответила ей Мартиника с улыбкой.
— Не увиливай от ответа! — пригрозила ей пальчиком Мэри, — ты прекрасно знаешь, о чем я!
Мартиника вздохнула, подняла мечтательно глаза к небу, выдержав минутную паузу и продолжила:
— Мэри, вот скажи мне правду, ты считаешь, что можно влюбиться меньше чем за три месяца?
— Когда-то тебе хватило одного взгляда.
— Я была молода и наивна, это в прошлом.
— Да, сейчас ты стара и цинична, и это твое будущее, — перекривила ее тон Мэри, — я с тобой серьезно разговариваю. Ты не можешь проигнорировать завещание, отец не оставил тебе выбора. Ты любишь Шератон, у тебя получается вести его дела, ты не можешь отказаться от всего этого, только из-за чувства противоречия!
— Я это прекрасно понимаю! — воскликнула Мартиника, — ты считаешь, я не забочусь о вопросе выполнения завещания? Просто мне претит сама мысль, что я обязана это сделать и выбор, предложенный мне, ограничивается тройкой джентльменов, один из которых слабоумный, второй предатель, а третий приходится братом особе, общество которой я с трудом терплю! Да, еще есть таинственный мистер Уорнер, но он единственный из гостей, который приехал в Шератон с другой целью.
— Почему ты так думаешь?
— Он единственный не ходит за мной по пятам и не попадается на глаза при первой возможности. Кроме того, он признался, что ему уже тридцать шесть лет.
— Забудем про Уорнера. Лучше расскажи мне, почему ты не хочешь простить Эдуарда? Ведь я же вижу, что ты его не забыла.
— Почему я не хочу простить Ландмана? — при этом вдовствующая герцогиня презрительно хмыкнула, — Ты забыла, что именно сделал виконт? Он забыл сообщить мне, что бросает меня! Я купила подвенечное платье, спланировала нашу свадьбу, пока ждала его возвращения. А он даже не потрудился сообщить, что отказывается от своих слов! Ты считаешь, такое можно простить?
— Эдуард говорил мне, что не собирался поступать подобным образом, это тетушка подала объявление в светскую хронику, он хотел вначале уладить вопрос с тобой.
— Теперь виконт может говорить, что угодно. Его трусливый поступок от этого не станет менее отвратительным.
— Но он так же был молод и подвержен влиянию! Виконт раскаялся, чего стоит только тот факт, что он до сих пор не женился?
— У Ландмана было время, чтобы приползти обратно и умолять о прощении, но почему то виконт этого не сделал. Вместо этого он дождался, пока я выйду замуж за твоего отца.
— Эдуард хотел, чтобы страсти в твоей голове улеглись, и ты была бы способна услышать его, — продолжала защищать деверя леди Кентервиль.
— Мэри, моя дорогая, ты самая добрая и бескорыстная душа на этом свете, которую я знаю! Только ты способна возвести труса и предателя в ранг пострадавшего! Но я не виню тебя, милая подруга.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива! И мне так хотелось бы, чтоб вы с Эдуардом дали друг другу второй шанс… Хотя, может, ты и права — все дело в ограниченности выбора: не могу себе представить в роли твоего мужа ни лорда Лесли, ни тем более брата Клотильды — от его одного вида у меня по коже мурашки пробегают! Но выбрать тебе все равно кого-нибудь придется… Может поедем в Лондон?
— О, нет! От этого будет только хуже: представь, сколько охотников за приданым будут штурмовать двери моего дома. Лучше уж я подумаю в тиши Шератона, может, найду выход из этой тупиковой ситуации.
— Марти! Не вздумай отказываться от своего наследства! — предупреждающе взглянула на нее Мэри, — Лучше уж выходи за Эдуарда, из всех зол — выбирают меньшее.
Леди Кентервиль поежилась от подувшего вдруг холодного ветра, и они развернулись по направлению к дому.
Уединившись в кабинете, Мартиника предприняла еще одну безрезультатную попытку привести в порядок учетные книги — с дня похорон ей постоянно что-либо мешало довести задуманное до конца. К сожалению, на этот раз состояние ее души было далеким от однообразной математики. Потому, оставив бухгалтерию в покое, она воспользовалась одиночеством кабинета, чтобы предаться размышлениям.
«Что ж, в одном Мэри права, выбирать все равно придется. Может, стоит таки поехать в Лондон? Но что я там буду делать? Напрашиваться в гости повсюду, куда возможно? Подам объявление в светскую хронику: вдовствующая герцогиня, приятной наружности, ищет достойного мужа для сохранения своего состояния! В столице скорей всего по всем кулуарам гуляют сплетни, относительно завещания, и как всегда, одна будет отвратительнее другой. Стоит мне только появиться там, как толпа жаждущих денег поклонников станет осаждать двери моего дома. Я за этот месяц так устала от внимания всего лишь троих мужчин, что же со мной будет, если их станет в десять раз больше? Нет, Лондон не выход… При всем богатстве выбора, другой альтернативы нет — придется довольствоваться тем, что имеем здесь.
Может воспользоваться деньгами миссис Фаррел и покинуть своих дражайших родственников? Пусть Шератон продают с торгов…»
При этой мысли сердце вдовствующей герцогини тоскливо сжалось, она столько сил вложила в процветание этого поместья, что данный поступок будет предательством самой себя…
«Господи! Спаси и сохрани, наставь меня на путь истинный…»- начала бормотать себе под нос молитву Мартиника. Голова девушки болела от количества тех мыслей, которые день изо дня не давали ей покоя.