Монетка на счастье

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Клиона проснулась с тяжелым сердцем, что-то случилось неладное, но она поначалу не могла вспомнить во сне или наяву. Потом события прошедшего вечера нахлынули на нее — она заснула в слезах, и теперь, поутру, ее охватила гнетущая тоска.

Что подумал лорд Рейвен, когда она убежала от него, обливаясь слезами? Разве можно было вести себя так глупо? Почему она не дала ему должную отповедь? Он полагает, наверное, что своим поведением наказал ее за обман, за намерение притвориться, будто она Берил. Неосознанно она закрыла лицо руками — наказание слишком сурово для ее проступка.

Она почувствовала, что краснеет, вспоминая его бесконечно долгий поцелуй, свою беспомощность в могучих объятиях. Ее охватило смятение при мысли о том, как она встретится с ним снова. Как она посмотрит в эти темные проницательные глаза, как сможет вынести его насмешливую, полную сарказма улыбку, ни на миг при этом не забывая, что ее, не знавшую объятий мужчины, он обнимал, тесно прижав к себе?

Он поцеловал ее во второй раз. Но как этот поцелуй отличался от первого!

Звук открывающейся двери заставил ее вздрогнуть, и она обернулась — в лучах солнца она казалась испуганной нимфой. Однако вошла всего лишь Берил, темные волосы ниспадали ей на плечи, муслиновый пеньюар скорее подчеркивал, чем скрывал формы юного тела.

— Я подумала, что ты уже проснулась, моя дорогая, — сказала она, — а я умираю от желания рассказать тебе о вчерашнем.

Клиона стиснула руки.

— Сможешь ли ты когда-нибудь меня простить? — взмолилась она. — Прошу тебя, поверь, это не моя вина. Он очень сердился?

— Кто? Сильвестр? — спросила Берил. — Прочел мне нотацию, конечно. Ах, мне все равно! По правде говоря, я отчасти была рада, что ты не дождалась меня. Ведь, представь себе, я возвратилась в пятом часу утра!

— Что же ты там делала? — изумилась Клиона.

— Вот об этом я и хочу тебе рассказать, — ответила Берил. — Ах, дорогая, было невероятно весело. Я никогда в жизни не получала такого удовольствия. Оно стоило Сильвестрова нравоучения, можешь мне поверить.

— Его светлость, наверно, был в ярости, — предположила Клиона.

— Метал громы и молнии, — засмеялась Берил. — Но это не имеет значения. Я ему сказала, он сам во всем виноват, хотел лишить меня возможности повеселиться, когда я так об этом мечтала.

— И что он сказал в ответ? — спросила Клиона.

— Я не вслушивалась в его скучные нотации, — беззаботно ответила Берил.

У Клионы создалось впечатление, что подруга старается представить как пустячное недоразумение весьма неприятный инцидент, и, решив не вмешиваться в дела Берил и человека, за которого та собирается замуж, тактично изменила тему.

— Расскажи о своих приключениях.

Вне всякого сомнения, Берил только и ждала этой просьбы, чтобы поведать о событиях прошлой ночи.

— Было так весело! — воскликнула она. — Я не могу себе представить ничего подобного в скучном старом Лондоне. Улицы полны музыкантов, и весь народ в карнавальных костюмах. Бесчисленные клоуны, цыгане, многие люди на ходулях, у некоторых огромные головы из папье-маше! Разбойники, пираты, всевозможные кавалеры, они словно сорвались со страниц романа. Женщины восхитительны! Все в масках и прелестных нарядах.

— Ты очень выделялась из всех?

— Нисколько. Мы были не так глупы, чтобы смешаться с толпой, оставаясь в своей обычной одежде. Граф привез мне синее домино, расшитое звездами, маленькую треуголку и кружевную маску — я выглядела как венецианка. Он был одет тореадором — и был очень хорош, уверяю тебя.

— И куда вы пошли? — спросила Клиона.

— Мы бродили по улицам, заходили в таверны и рестораны. Повсюду танцы и пение… Незнакомцы предлагали нам выпить с ними вина, и я танцевала с одним человеком — готова поклясться, это был герцог де Феррара — и еще с одним, тот был, как я узнала, помощник пекаря, и, кстати, танцором он оказался гораздо лучшим, чем мой другой партнер.

— Тебе не было страшно?

— Чего? Что на один вечер я свободна от всяких условностей?

— Не совсем, я имела в виду другое. Ведь ты разговаривала с незнакомцами, и они могли подумать, ты разрешишь им всякие вольности.

— Ты забываешь, со мною был граф, — улыбнулась Берил. — Он ни на минуту не оставлял меня без внимания и без проявлений ревности.

— Он влюблен в тебя?

— Он от меня без ума, — сказала Берил и вдруг вскинула вверх руки в особой манере чувственной женщины, которая сознает свою привлекательность и упивается ею. — Есть ли в жизни что-нибудь более волнующее, чем любовь и пылкие ухаживания мужчины, который сходит с ума от страстного желания?..

— Лорд Рейвен вернулся рано, — перебила Клиона. — Он говорил тебе?

— Я поняла, что случилось, — ответила Берил. — Но, по правде говоря, я чувствовала заранее — произойдет какая-то катастрофа, уж слишком поздно я возвращалась. Прости, дорогая, я вовлекла тебя в эту историю, но мне было очень весело на карнавале, я просто была не в силах покинуть такой праздник и решила — семь бед, один ответ.

Берил весело смеялась, рассказывая о своих похождениях, и Клиона чувствовала: бранить подругу или негодовать из-за ее проказ попросту невозможно.

Все в Берил дышало радостью, Клиона отвлеклась от мрачных дум, слушая про забавные приключения подруги, и тоску ее как рукой сняло.

— Ах, было так весело, весело, весело! — рассказывала Берил. — И, вернувшись, я дала себе клятву — никогда больше не позволю запугивать себя, ограничивать свою свободу скучными правилами хорошего тона, навязывать мне то, что старые люди — и его светлость — считают приличным поведением.

— Если ты будешь слишком часто позволять себе подобные эскапады, пострадает твоя репутация, и высшее общество отвернется от тебя.

— Шиш высшему обществу! — заявила Берил. — Почему все развлечения в жизни достаются мужчинам? Они могут идти куда угодно, говорить с кем заблагорассудится, а мы, бедные женщины, должны сидеть взаперти, в тюрьме, что у них зовется домом, дожидаясь их возвращения.

Она снова потянулась и бросилась на постель, взбив поудобнее подушки.

— Я разрешила графу поцеловать меня на прощание, — мечтательно проговорила она.

— Берил, как могла ты позволить такое! — ужаснулась Клиона.

— Позволила. Он опытный любовник. По правде говоря, он завладел моим сердцем.

— Но… но… ты часто позволяешь мужчинам… целовать себя? — тихо спросила Клиона.

Берил взглянула на нее и засмеялась.

— Если они привлекательны! Ты шокирована? Как ты наивна и неопытна, Клиона. В один прекрасный день тебе откроется, каков мир на самом деле.

— Тебе и вправду приятны… поцелуи поклонников? — пролепетала Клиона.

— Да, представь себе, — был насмешливый ответ. — Почему ты не разрешишь принцу поцеловать тебя? Ты поймешь, приятно это или нет.

Клиона содрогнулась. Сама подобная мысль отчего-то была ей отвратительна. Она не думала об этом прежде, но сейчас ясно вспомнила, как чувственный рот прильнул к ее руке.

— Я не позволю его высочеству и прикоснуться ко мне, — сказала она строго.

— Погоди, пока выйдешь замуж, — предупредила Берил.

Клиона собралась сказать, что не намерена выходить замуж за принца, но открылась дверь, и появилась Голубка с утренним шоколадом на подносе.

— Я догадалась, где вас искать, миледи, — доложила она Берил. — И что вы натворили с новым платьем? Весь подол на ладонь в пыли и грязи, и юбка разорвана, дыра огромная.

Берил рассмеялась.

— Видишь, — обратилась она к Клионе, — невозможно скрыть следы преступления.

— Где же это вас угораздило? — поинтересовалась Голубка.

— Ни звука никому в доме, — предупредила Берил. — Я была на карнавале.

— Удивляюсь я вам, миледи! — проговорила Голубка без особой уверенности.

— Держу пари, и вы побывали там, — сказала Берил обвиняющим тоном.

— Всего-то и вышла на минутку, — отвечала Голубка. — Лакей его светлости позвал. Да и не одни мы из всего дома-то ходили.

— И славно позабавились? — спросила Берил.

— Ну, вот нисколечко, миледи, — возразила Голубка, прибирая в комнате. — Больно много себе все позволяют и валяют дурака. Иностранцы эти до того распущенные — так негоже себя вести порядочным людям.

Голубка презрительно фыркнула и удалилась, а Берил и Клиона расхохотались от души.

— Мнение англичанки! — воскликнула Берил, придя в себя от смеха. — Голубка непримирима к подобному, но, клянусь тебе, при случае она не прочь пофлиртовать, кокетка невероятная.

— Не может быть! — поразилась Клиона.

— Ходят такие слухи, — ответила Берил. — Но все женщины в душе кокетки, сама в этом со временем убедишься, Клиона.

— Надеюсь, нет, — сказала Клиона.

— Почему ты так говоришь? — задала вопрос Берил.

— Тебе покажется, я глупа и, быть может, несколько претенциозна, — отвечала Клиона, — но кокетство не по мне. Я хочу полюбить одного-единственного, и чтобы он меня любил. Я хочу выйти замуж, жить в деревне и иметь детей. У меня нет желания вести образ жизни модной женщины.

— Какая ты странная! — заметила Берил. — А ведь так хороша собой, могла бы покорить весь Сент-Джемс.

— Это было бы ужасно, — улыбнулась Клиона.

— Когда я выйду замуж за Сильвестра, ты обязательно приедешь и поживешь у меня в Лондоне, — заявила Берил. — Будет презабавно наблюдать твой оглушительный успех, а ты будешь им пользоваться, хочешь ты этого или нет. Тщеславные красавицы бомонда не идут с тобой в сравнение, а мне ты не соперница, мы принадлежим к разному типу. Мужчины, которые предпочитают брюнеток, не станут волочиться за тобой.

— Да, конечно, — согласилась Клиона, хотя наблюдение подруги почему-то весьма ее огорчило.

— А теперь я должна идти к себе, — сказала Берил. — Через несколько минут явится массажистка. Ты не забыла? Сегодня бал.

— Бал? — переспросила Клиона.

— Ну да. Это часть карнавала, только на нашем балу не будет такой свободы и веселья, как вчера. Явятся самые известные и важные. Ах, душа моя, мне будет так не хватать помощника пекаря! Он куда лучший танцор, чем светские денди.

С этой заключительной ремаркой Берил вышла, оставив Клиону у окна. Сколько она так простояла, она сама не могла сказать, но вдруг отворилась дверь, и вошла Эллен с серебряным подносом.

— Его светлость просил передать это вам, мисс, когда проснетесь, — сказала она.

Клиона удивленно взглянула на поднос. Там был запечатанный облаткой конверт, рядом лежала белая роза. Не экзотический цветок, а обычная роза, какие можно встретить в любом английском саду. Мгновение Клиона смотрела на розу, потом взяла ее и поднесла к лицу. Нежный, знакомый аромат. Клионе показалось, будто она дома, идет по запущенному газону или прогуливается у ручья, где розовые кусты, одичав, превратились в шиповник и бурно разрослись вокруг склонившихся над водою деревьев жимолости.

Эллен ждала, и Клиона поспешно взяла с подноса записку.

— Спасибо, Эллен.

Горничная вышла, и Клиона сломала облатку. На листе бумаги была лишь одна фраза: «Надеюсь, вы простите меня. Р.»

Она читала и перечитывала эти слова, и ей стало ясно их значение. Она снова поднесла розу к лицу и поняла, что больше не боится встречи с ним. Он раскаивается — он просит прощения за свой жестокий поступок, за то, что намеренно ее обидел. Он дружески протягивает ей руку и, быть может, выражает так сочувствие к слезам, которые она пролила помимо воли.

Она еще раз перечитала записку, сложила и спрятала на дно одного из ящиков туалетного стола. А розу осторожно положила на стол, собираясь приколоть к корсажу платья. Когда он увидит цветок, он поймет — Клиона оценила его жест и отвечает признательностью.

В первый раз она ощутила, что ее покинуло чувство ненависти к лорду Рейвену, которое все время жило в ее сердце, постоянно о себе напоминая. Она так долго, так сильно его ненавидела — ей было странно теперь: простой жест, записка и цветок смогли в одно мгновение совершенно изменить ее чувства.

И еще она спросила себя, не было ли так, что в последние дни гнев ее постепенно улетучивался. Она не забывала ни на миг, как он спас ее от бандитов. Ни того, как он ее выручил, когда хозяин ослика грозил побоями. Каждый раз лорд Рейвен избавлял ее от последствий, которые в ее представлении были еще страшнее, чем могли оказаться в действительности. Неудивительно, что ненависть ее поутихла. И все же, стоило Клионе вспомнить про поцелуй, как в ней опять вспыхивало возмущение.

Как он смел? Она снова задала себе тот же вопрос, но в глубине души знала — это лишь слабый отклик былых чувств, а не истинный порыв негодования.

Тем не менее одно дело — спокойно размышлять о лорде Рейвене за закрытыми дверями спальни и совсем другое — снова увидеть его лицом к лицу. Клиона в новом платье из белого батиста с синим шарфом и в соломенной шляпе, украшенной перьями того же цвета, спустилась в салон, рассчитывая найти там ожидающих ее леди Рейвен и Берил, но увидела лишь лорда Рейвена, в одиночестве сидевшего у раскрытого окна с газетой в руках.

Он встал при ее появлении, и у нее внезапно пропал дар речи и уверенность в себе. Она только увидела снова, какой он высокий, широкоплечий; фрак сине-стального цвета напоминал небо Англии, когда оно затянуто тучами, галстук был безукоризненно повязан, сапоги тонкой кожи сияли. (Как было известно Клионе — для блеска в сапожную мазь добавляли тщательно отмеренную дозу шампанского.)

— Разрешите пожелать вам доброго утра?

Голос у него был серьезный, но в глазах мелькнула улыбка. Она горько, как, наверное, никогда в жизни, пожалела, что приколола к корсажу его белую розу. Это выглядело словно обдуманное кокетство — жест, который он мог неверно понять.

— Доброе утро, милорд, — ответила она еле слышно.

Лорд Рейвен неторопливо сложил газету и подошел к ней.

— Вы чувствуете себя лучше? — спросил он.

— Да, и благодарю вас, милорд, вы… вы очень добры… беспокоясь о моем самочувствии.

— Меня мучила совесть вчера после вашего ухода. Я повторял себе, что поступил жестоко. Вы слишком юны для подобного.

— Чего именно? — спросила Клиона, у которой любопытство взяло верх над застенчивостью.

— Интриг, уловок, лжи, к которой прибегают и мужчины, и женщины, чтобы добиться своего.

Клиона вздохнула.

— Из ваших слов ясно, что и вы считаете меня чересчур неискушенной, — проговорила она. — Берил сказала то же самое.

— Что она сказала? — Вопрос прозвучал неожиданно резко.

— Что мне следует больше знать о жизни.

— О жизни?

Клиона развела руками.

— Я полагаю, Берил имеет в виду жизнь высшего света, — ответила она. — Я совсем несведуща в этом, как вашей светлости хорошо известно. Например, я не понимаю, к чему… к чему флиртовать.

— Вы всерьез вообразили, будто нуждаетесь в подобных уроках? — спросил лорд Рейвен.

К удивлению Клионы, голос его звучал недовольно.

— Наверное, мне никогда без этого не завоевать успеха, — улыбнулась Клиона.

К ее изумлению, он положил руки ей на плечи и повернул лицом к себе.

— Слушайте меня, — сказал он резко. — Не позволяйте, чтобы эти глупости вас испортили. Оставайтесь такой, какая вы есть.

Она была настолько поражена, что не могла ничего ответить, только молча смотрела на него. Неожиданно он отпустил ее, прошел через комнату и дернул за украшенную кисточкой сонетку, висевшую на стене.

— Вы должны меня извинить, мне придется вас покинуть, мисс Уикем, — сказал он. — Я должен быть у кардинала герцога Йоркского, он ждет меня на бокал шерри.

Клиона хотела расспросить его о брате знаменитого Веселого Принца Чарли[22], но было видно, что лорд Рейвен не намерен более тратить время на разговоры. Пришедший на звонок слуга открыл ему дверь, он вежливо откланялся и вышел.

Клиона слышала, как он прошел к парадной двери, где, вероятно, ждала изящная двуколка. Она села в кресло, в котором минуту назад сидел он, и задумалась: что же он имел в виду, когда велел ей оставаться такой, как есть?

Она размышляла об этом весь день, и лишь к вечеру, когда она оделась для бала, ей пришло в голову единственное объяснение — милорд полагает, Берил нужна именно такая, тихая и неопытная компаньонка.

Если бы и я была искушенной и забавной, как Берил, у него было бы чересчур много хлопот с нами обеими, еще больше, чем сейчас, думала Клиона. Объяснение не казалось вполне убедительным, к тому же и весьма обидным, но в какой-то мере удовлетворяло.

«Он считает меня всего лишь дополнительной обязанностью, поскольку я нужна Берил, а сама по себе я ничего для него не значу», — сказала себе Клиона, и ее охватило безумное желание доказать ему, что она может быть совершенно иной.

Неужели ей так всегда и придется выступать перед ним в незначительной, а подчас и неблаговидной роли? — размышляла она. Сначала дояркой, после бедной компаньонкой за которую стыдно, потому что она одета как нищая, и он хотел даже помочь ей деньгами, и, наконец, вчера вечером ребенком, которого следует наказать за притворство, отплатив тем же.

— Почему он думает обо мне так? — спросила она у своего отражения в зеркале.

В эту минуту она решила, что сделает непоправимую глупость, если не выйдет замуж за принца Камилло. Ей нужно только подвести дело к объяснению, принять его предложение и одним лишь словом превратить себя в молодую даму, которой завидуют и возносят хвалу, как никакой другой во всем Риме.

«Я приму его предложение, — сказала себе Клиона, — и тогда все они узнают, что не такая уж я жалкая, как кажется».

Унылое настроение и застенчивая неловкость, томившие ее весь день, развеялись вмиг, жизнь забила в ней ключом, она высоко подняла голову, а глаза стали яркими и загорелись опасным огоньком.

В какой-то мере это объяснялось и предвкушением того, как она будет выглядеть в обновке. Портниха, приведенная Голубкой на виллу, шила накануне весь день и почти всю ночь, и теперь готовое платье висело в гардеробе, ожидая бала.

Когда парикмахер причесал Берил, он пришел в комнату Клионы. Осмотрев наряд, приготовленный к балу, он, подняв светлые волосы, сделал ей высокую прическу. С этой прической Клиона казалась выше ростом, но почему-то еще более юной и трогательной, чем когда волосы были убраны по-обычному.

Наконец все готово, оставалось лишь надеть новый наряд. Эллен принесла его — и вот платье надето. Наряд смелый, изящный и при этом удивительно подчеркивающий ее юность. Мягкая и тонкая, почти прозрачная ткань ниспадала от талии каскадом, будто струи фонтана. Серебряные ленты, завязанные у плеча, перекрещивались под высокой грудью и сзади спускались на пол легким маленьким шлейфом. Легкая белая шаль окутывала обнаженные руки, развеваясь с обеих сторон, словно паруса, которые несут красавицу по гладкой поверхности моря.

Клиона смотрела в зеркало, задавая себе извечный вопрос: «Неужели это я?» И ответ был один. Это была прекрасная женщина, какой она видела себя в мечтах. Бабочка высвободилась из куколки — и вот, наконец, можно забыть старое, штопанное и выцветшее ситцевое платье, в котором лорд Рейвен принял ее за доярку и попросил открыть ворота, чтобы проехать к дороге.

С несвойственным ей чутьем, подсказавшим, как уловить самый эффектный момент, она нарочно ждала, пока все соберутся к обеду, слушала, как подъезжали приглашенные, и перед ударом гонга, возвещающего начало трапезы, медленно прошла через холл к открытым дверям салона.

Еще не стемнело, но в роскошных хрустальных люстрах, свисающих с потолка, и в серебряных кинкетах, украшающих стены, были зажжены свечи. В их свете Клиона, словно Афродита, поднявшаяся из волн морских, вся в сверкающих брызгах соленой пены, прошла по натертому паркету к леди Рейвен, которая беседовала с гостями.

Первой ее увидела Берил, волнующе обольстительная в рубиново-алом платье, похожая, как она сама сказала, «на красную ведьму». Берил была чарующе неотразима, способна кому угодно вскружить голову. Но Клиона, вся в белом, была свежа, как цветок на апельсиновых деревьях в саду виллы, чиста и невинна, как жасмин вокруг террасы. Когда она появилась, наступила минутная тишина, и Берил воскликнула:

— Любовь моя, я тебя не узнаю!

Клиона услышала изумление в голосе подруги и различила восторг в глазах стоящих вокруг Берил мужчин. Но она искала среди собравшихся лишь одно лицо и знакомые темные глаза.

Она увидела лорда Рейвена на другом конце залитого светом салона, в его лице не было удивления или восторга. Он наблюдал за ней с непроницаемым безразличием, хотя циничная улыбка, несомненно, пряталась в углах его губ.

Разочарованная Клиона не произнесла ни слова, пока не уселись за стол. За обедом она вежливо отвечала на вопросы дипломата по одну сторону и выслушивала многоречивые комплименты вельможи — по другую. От него стало известно, однако, что бал имеет место быть в Палаццо герцога де Боссинья.

Клиона помимо своей воли упивалась комплиментами, ей было приятно и лестно. Но, приехав на бал, она убедилась: быть замеченной в таком собрании непросто. Драгоценности дам превосходили все, что она могла вообразить. На каждой гостье сияло настоящее созвездие, даже швы на платьях были украшены бриллиантами.

И господ трудно было затмить элегантностью. Блестящие цветные мундиры, ордена на фраках, усыпанные драгоценными камнями эфесы шпаг — это великолепие могло поспорить с туалетами дам. Взгляд Клионы отдыхал на изысканно простом, великолепно сшитом атласном фраке лорда Рейвена, которого она время от времени находила глазами.

Лорд Рейвен, по примеру франта Браммела, установившего эту моду, отказался от мишуры, украшений и ненужных побрякушек. Клионе подумалось, что мужчина менее видный стал бы совсем неприметным в столь строгом костюме, но его светлость благодаря высокому росту и могучему телосложению выделялся из всех.

Клиона протанцевала несколько ганцев с разными партнерами и после особенно бурного вальса присела отдохнуть. Рядом с нею тотчас же появился принц Камилло. Он поднес ее руку к губам.

— Я ищу вас весь вечер.

— Мы приехали лишь недавно, ваше высочество, — ответила Клиона.

— Вы позволите пригласить вас на этот ганец?

Прежде чем она успела ответить, подошел лорд Рейвен.

— Мисс Уикем уже обещала этот танец мне, сэр. — Клиона удивленно на него посмотрела.

Он ни разу еще к ней не приблизился и не просил оказать ему эту любезность, и внезапно она испытала досаду — почему он позволяет себе вмешиваться в ее разговор с принцем? Если он так поступает, чтобы заставить ее выполнить его пожелание и оставаться такой, как есть, значит, это просто ловушка, попытка лишить ее удовольствия от общества других мужчин. Вне всякого сомнения, он слишком много на себя берет, и она не станет с этим мириться. Она приняла несколько чопорный вид.

— Мне думается, вы ошиблись, ваша светлость, — сказала она. — Я не припоминаю, чтобы вы приглашали меня.

— В таком случае я приглашаю вас сейчас, — невозмутимо ответил он.

Клиона улыбнулась, как ей казалось, с достоинством опытной женщины.

— Очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, вы опоздали, ваша светлость. Его высочество уже почтил меня своим приглашением.

С этими словами она подала руку принцу, чьи глаза блеснули торжеством.

— В следующий раз повезет больше, Рейвен! — И он ловко повел свою даму между танцующими.

Принц хорошо танцевал, и Клиона была в восторге, что свела счеты с лордом Рейвеном, отплатила ему в какой-то мере, — пусть не относится к ней, как к ребенку и жалкой особе, которой никто не придает значения. Она удивлялась теперь, порхая по бальному залу с такой легкостью, будто у нее крылышки на ногах, почему делала всякие глупости — плакала вчера у него на глазах, а сегодня утром пугалась встречи с ним. Быть может, это и есть флирт — настраивать мужчин друг против друга. Если так, значит, она флиртует и наслаждается этим первый раз в жизни.

— Вы удивительны, прелестны, я обожаю вас!

Слова принца доносились словно издалека. Ей трудно было слушать со вниманием — слишком многое отвлекало.

— Вы сегодня совсем другая — и еще красивее! Вы похожи на одну из статуй моей загородной виллы. Иногда и вы, как статуя, холодны и безразличны к тем, кто обожает вас, но сегодня, надеюсь, я верну вас к жизни.

Клиона подарила ему очаровательную улыбку.

— Ваше высочество говорит такие лестные слова, я словно играю роль в какой-то пьесе.

— Пьеса — это всегда притворство, — возразил принц. — Я говорю истинную правду. Я люблю вас.

Он произнес это чуть громче, в голосе его звучали страсть и волнение. Клиона тревожно оглянулась.

— Ш-ш-ш… ваше высочество, — пожурила она. — Вас могут услышать.

— Вы правы, — ответил он. — То, что я хочу сказать, следует сказать наедине.

— Я не это имела в виду, — возразила Клиона, но он уже вывел ее из круга танцующих и, не слушая протестов, повел дальше из бального зала через анфиладу полных народа гостиных к стеклянной двери в парк.

— Я не хочу покидать Палаццо, — поспешно сказала Клиона, но тут же умолкла — перед ней открылась волшебная картина, которую являл собой дивный, весь в огнях сад.

Она в жизни не видела подобного зрелища. Крошечные огоньки окаймляли дорожки и поблескивали в кустах. Китайские фонари свисали с ветвей деревьев. Многочисленные фонтаны были искусно подсвечены, и вода всех цветов радуги взлетала в небо и падала, переливаясь и искрясь, в сияющие бассейны.

Все было так прекрасно, что, казалось, звезды в небе и луна, всходившая над падубами, такое же творение искусства, как иллюминация в саду. Благоухали цветы, их аромат, густой и манящий, опьянял.

— Пойдемте, я хочу вам что-то показать, — позвал принц Камилло.

— Мы не должны отходить далеко от дома, — встревожилась Клиона.

— Вы боитесь меня или своего сторожевого пса милорда Рейвена? — спросил принц.

Ничто не могло бы так возмутить Клиону, как эти слова.

— Его светлость мне не указ, — проговорила она рассерженно.

— Тогда к чему беспокоиться об условностях? — спросил он. — Я позабочусь о вас. Пойдемте, я хочу, чтобы вы увидели Храм Любви.

Он указал ей на маленький греческий храм, тоже искусно освещенный, — беломраморные колонны сияли, будто драгоценность, на фоне темного неба.

— Как красиво! — вырвалось у Клионы.

— И вы дивно красивы, — прошептал принц.

Он потянул ее за руку вперед. Какое-то внутреннее чувство говорило ей: следует воспротивиться, но рассудок напомнил: воспротивиться — значит последовать совету лорда Рейвена.

— В Храме Любви, — говорил принц, — есть статуя, которая, как все считают, приносит счастье просящим у нее милости. Я хочу попросить о милости и у статуи, и у вас.

Клиона заколебалась, и принц, чувствуя ее нерешительность, обратился к ней с еще более пылкой мольбой.

— Прошу вас, не отказывайте мне, — умолял он. — Я прошу о немногом, и неразумно было бы отвратить свой взор от Храма Любви. Разве любовь не самая великая, самая могучая, самая непреоборимая сила во всей нашей жизни?

Принц был так хорош собой, так молод, говорил так искренне — отказать ему было бы жестоко. Клиона, не противясь более, последовала за ним туда, где светился под звездами девственно белый Храм.