Танцевать я не особо любила. Эти шаги, повороты, ритмичность, осанка. Все это казалось мне скучным и ужасно неинтересным. Но мама и тетя так сильно желали научить меня, что я старалась. Прикладывала все усилия, чтобы порадовать их.
Учитель по танцам ненавидел меня за неуклюжесть и слабость. Мое хрупкое здоровье не позволяло мне заниматься в полной мере. Уроки часто отменялись из-за болезни. А ноги вечно путались. Надо вправо, я иду влево, кручусь не туда.
Два года жутких мучений довели моего учителя до нервного срыва. Какого было мне даже вспоминать не хочу.
В итоге, мама сдалась. Тетя критиковала или подшучивала. И только папа с бабушкой любили меня такой, какая есть.
— Ерунда, Олли, в жизни полно других развлечений.
Зато мне нравились бабушкины дикие пляски у костра. Надевая разноцветную хламиду из кусков ткани, мы часами топтались у огня в лесу летним вечером. Бабушка Линда что-то напевала, я прыгала, хлопала в ладоши и скакала, как хотела.
Мама таких вечеринок не одобряла. И, естественно, никогда эти пляски не называла танцами.
Но в баре, конечно же, никто не вальсировал. На танцполе творилось не меньшее безумие, чем у нас с бабушкой.
— Ви? Идем танцевать? — повторил вопрос Нэйт.
Он уже поднялся и протянул мне ладонь.
— Идем.
И как отказаться? Никак.
Держась за руки, мы ворвались в толпу гуляк. Нэйт закружил меня, а потом притянул к себе. Его ладонь легла намного ниже, чем полагалось. Я смущенно улыбнулась в ответ.
— Я давно не танцевал, — поделился он.
— Я тоже. Я редко это делаю.
— М-м-м. Наверно, поводов нет?
— Да.
Не рассказывать же ему мои мучения с танцами.
Мелодия резко сменилась на более заводную. Мы оторвались друг от друга и стали выплясывать кто во что горазд. Никакой скованности или смущения. Я чувствовала себя в своей тарелке рядом со всеми этими людьми, танцующими невпопад. Рядом с Нэйтом.
Уоррена, кажется, вообще не заботило, что о нем подумают другие или насколько грациозны его движения. Он просто веселился. Один раз даже поскользнулся, начал падать, но поймал равновесие в последний момент. Вместо того, чтобы замяться или проявить осторожность, только рассмеялся во весь голос.
Через какое-то время мелодия сменилась. Заиграла чувственная музыка, приглашая парней и девушек на медленный танец.
Нэйт обнял меня и притянул. Он не спрашивал хочу ли я. Он знал ответ. Хочу.
Я обняла его за шею, позволяя рукам свободно касаться моего тела. Ладони скользили вдоль спины все ниже и ниже. Пальцы ласкали сквозь ткань блузы. От чувственных прикосновений под кожей разгоралось пламя. Мне было невыносимо жарко и тесно в одежде.
Наши бедра соприкасались при каждом шаге. Неприлично так жаться друг к другу. Но кто бы нас остановил? А сами мы оказались безвольными марионетками перед силой наших чувств.
— Ви.
— Да?
Молчание. Оно показалось мне невыносимо долгим. Я чувствовала, что Нэйт хотел что-то сказать, но почему-то не делал этого. Не решался? Не находилось нужных слов?
— Как твой проект? Ну, с этим… русым.
— О, совсем забыла тебе рассказать, я отказалась работать с Леоном. Сделаю артефакт сама.
Вздоха облегчения я не слышала, но чувствовала, как глубоко дышал Нэйт.
— Помощь нужна?
Я замялась.
— Не знаю. Ты что-нибудь понимаешь в артефакторике.
— Немного. Но я могу делать то, что можно сделать руками. Вырезать. выпилить или что вы там делаете.
Смешок сорвался с моих губ. Он так забавно об этом говорил.
— Не смейся.
— Я не смеюсь, — внезапный прилив нежности заставил меня поцеловать его в щеку. — Спасибо, я напишу, если мне понадобиться твоя помощь.
— Хорошо.
Снова молчание. Тягучее и мучительное. Что-то не так. Я ощущала, что Нэйт не договорил, и интуиция не обманула.
— Ви, я…
— Да?
— Ви, я должен тебе кое-что сказать. Наша договоренность о фиктивности… Я больше не могу ее соблюдать. Не хочу.
Лицо бросило в жар от его слов.
— Ты имеешь в виду, что… — у меня перехватило дыхание.
— Да, Ви, я совру, если скажу, что ты мне не нравишься. И я не представляю, как расстанусь с тобой в конце учебного года. Я не хочу этого.