Мой нежный граф

Глава шестнадцатая

Гости начинали съезжаться. В гостиной был накрыт стол с хересом и закусками, и гости угощались в ожидании ужина. Кроме четырех обитателей Мирамонта, должны были присутствовать еще десять человек: отец Кэролайн, ее сестры Джейн и Шарлотта с мужьями, Стефани и две подруги Шарлотты Беккер, с которыми та не виделась много лет, в сопровождении мужей. Мэри-Энн не могла приехать, ибо только что родила, и за это Кэролайн была почти благодарна. Четырнадцать человек и без того были внушительной компанией.

У Кэролайн дрожали руки, когда она надела вечернее платье и повернулась, чтобы Гвендолин застегнула пуговицы на спине. Она позаимствовала его у Шарлотты и велела перешить на свою фигуру за три недели, что готовилась к приему. В ее гардеробе не было роскошных нарядов, а это платье было великолепно.

— Боже правый, вы чудесно выглядите! — воскликнула Гвендолин.

Кэролайн подошла к большому зеркалу и вгляделась в свое отражение. Увиденное поразило ее, ибо она выглядела совершенно другой женщиной.

Платье было насыщенного винного цвета и элегантного покроя с глубоким декольте и завышенной талией. Лиф был прямым и простым, юбки ниспадали к лодыжкам гладким каскадом темного шелка, а короткие рукава были высоко и пышно подбиты. Левую руку, сразу над локтем, Кэролайн обвила ниткой бриллиантов, составляющих комплект с двумя камнями в мочках ушей, а в качестве последнего штриха затянула руки в длинные, шелковые перчатки цвета вина. Девушка не помнила, когда в последний раз так торжественно одевалась. Никогда в жизни она еще не выглядела так привлекательно.

А все потому, что всего три часа назад разрешила Шарлотте себя подстричь.

Кэролайн не знала, что на нее нашло и как она могла такое допустить, ибо никогда раньше не задумывалась над своими прическами. Однако невестка не унималась: она хотела подрезать ей волосы впереди так, чтобы прикрыть, как она выразилась, «довольно широкий, громоздкий лоб». Итак, с опаской, без охоты Кэролайн подчинилась настойчивости Шарлотты и позволила срезать достаточно волос, чтобы полностью закрыть лоб. Проделав это, миссис Беккер завила остальные локоны на горячее железо, собрала их на затылке и свободно подколола, отчего Кэролайн не только стала казаться выше ростом, но и была окружена флером изысканности и грации.

Разглядывая себя в зеркале, Кэролайн ощутила прилив радости от сознания, что никогда в жизни не выглядела так прелестно. Понадобилось двадцать шесть лет и невестка, обретенная ею всего три недели назад, чтобы увидеть, какой миловидной, почти красивой может сделать ее прическа, если всего-навсего прикрыть волосами лоб. Собственное отражение ошеломило ее.

— Пожелай мне удачи, Гвендолин, — взволнованно проговорила Кэролайн, поворачиваясь к двери.

— Она вам не понадобится, леди Кэролайн. Веселого вам вечера!

Кэролайн глубоко вздохнула, улыбнулась камеристке и вышла в коридор.

Она редко видела Брента в течение тех трех недель, что его сестра гостила в Мирамонте. Он рано вставал, завтракал на кухне и, как правило, уходил из дому еще до того, как она успевала встать и одеться. Но, увы, даже согласившись присутствовать на вечеринке, граф не пожелал участвовать в приготовлениях к ней, а тем более иметь дело с Шарлоттой и Карлом. Насколько было известно Кэролайн, он лишь изредка бросал на них мимолетный взгляд и коротко кивал в знак приветствия, ни слова не говоря. Она знала, что Шарлотту больно ранило такое отношение, а вот Карл сердился и, в свою очередь, отказывался признавать Брента.

На сегодняшнем званом ужине им впервые придется долго находиться в одном обществе. Кэролайн надеялась, что обстановка вечера будет достаточно теплой и растопит ледяную стену между братом и сестрой. Если это не сработает, Беккеры наверняка не замедлят покинуть Мирамонт.

Впрочем, прятки, в которые надумал играть Брент, пришлись Кэролайн как нельзя кстати. Поскольку граф каждый день где-то пропадал, иногда часами, у нее появилась возможность работать в теплице. В первый день пришлось потратить два часа, чтобы сорвать замок, но, когда дверь наконец открылась и Кэролайн переступила порог, ее сердце затрепетало от радости: внутренняя часть была выше всяких похвал. Хотя живых растений не осталось, а почва пересохла, теплицу явно вымыли и вычистили, прежде чем запирать. Кэролайн только так могла объяснить то, что ей осталось убрать всего пару букашек и еще меньше пауков. Внутри теплицы оставили лишь чистые, голые стены и запечатали ее, как будто никогда больше не собирались использовать.

Кэролайн ожидала, что внешняя заброшенность строения отражает и его внутреннее состояние, но, поскольку правда оказалась прямо противоположной, потребовалась всего неделя, чтобы подготовиться к посадке растений. Два полных дня ушло у нее только на то, чтобы прорвать вокруг теплицы подлесок и позволить будущим питомцам ежедневно получать несколько часов солнечного света. Затем она сосредоточила усилия на внутренней части, наполняя поддоны плодородной почвой. Петли, на которых двигалась крыша, проржавели, но Кэролайн снова и снова капала в них масло, пока они наконец не поддались, позволив свежему воздуху и солнечным лучам проникнуть внутрь сквозь открытые стеклянные окна. Теперь в ее распоряжении оказалась полноценная оранжерея, и за все время пребывания в Мирамонте ее мало что так воодушевляло.

Кэролайн видела мужа только поздно вечером, когда приходила к нему в комнату в халате и ночной сорочке, чтобы посидеть с ним на канапе и выпить бренди. Поначалу она нервничала, но после трех-четырех вечеров стала с нетерпением ждать этого приятного завершения дня. Однако с ее дня рождения Брент больше не просил ее остаться, и глубоко в душе она знала, как ему больно, что она не приходит к нему по своей воле. Кэролайн видела тоску и смятение, невольно проступавшие в его взгляде каждый вечер, когда она оставляла его спать одного.

Но ведь она уплывает всего через шестнадцать дней. Все приготовления были окончены. Однако вместо радости Кэролайн мучила тоска, ибо она знала, что уехать — значит сделать окончательный и бесповоротный выбор между двумя страстями — наукой и мужем. Где-то глубоко в душе ей хотелось остаться; хотелось любить Брента, не таясь и не оглядываясь назад. Но она с прежней ясностью осознавала, что никогда не будет счастлива в роли жены и матери, если позволит ботанике, важнейшей части ее личности, измельчать до простого хобби. Если она останется в Мирамонте, то будет всегда терзаться сожалением.

А теперь, доводя ее до самой настоящей паники, появилась проблема рассказать Бренту о своих планах. Безусловно, нельзя было так затягивать с откровенным разговором, но она просто-напросто не знала, как затронуть эту тему. А время поджимало. Граф тепло относился к ней, где-то даже зависел от нее в том, что касалось Розалин, а ее научные интересы были ему совершенно чужды. Объясниться с ним будет трудно, если не невозможно. Кроме того, Кэролайн не сомневалась, что Брент не станет сидеть сложа руки и не позволит по первому требованию аннулировать брак. Ее ждет тяжелый, бескомпромиссный спор.

Никогда в жизни Кэролайн еще не чувствовала себя такой расстроенной, эмоционально разбитой и неуверенной в своих будущих действиях. Но через шестнадцать дней придется принять окончательное решение, и все прояснится. Нужно было в это верить.

Отмахнувшись от тягостных мыслей и переживаний, Кэролайн вошла в гостиную. Все были в сборе и один за другим замолкали на полуслове, останавливая на ней взгляд. Все, кроме ее мужа. Тот в одиночестве стоял у закрытых стеклянных дверей и, глядя в сад, потягивал виски. Разумеется, он выглядел безукоризненно в темно-серых брюках и сюртуке, светло-сером жилете и галстуке, в белой, идеально скроенной рубашке. Он зачесал волосы к затылку, что подчеркнуло правильность черт его лица и выразительные глаза. Надо было признать, что, несмотря на неловкость, которую, как прекрасно знала Кэролайн, испытывал сейчас ее муж, ему чудесным образом удавалось сохранять невозмутимый вид.

Когда с появлением Кэролайн в комнате постепенно затихли разговоры, Брент медленно повернулся в ее сторону, и, хотя он как раз собирался сделать глоток из бокала, его рука замерла на полпути ко рту, когда его взгляд упал на жену.

Кэролайн густо покраснела, когда граф откровенно уставился на нее, пробегая взглядом вверх и вниз по ее телу с совершенно непроницаемым выражением лица. Потом он одним залпом осушил свой бокал и поставил его на столик.

Быстро, пока вернувшаяся нервозность окончательно не вытеснила уверенность в себе, Кэролайн двинулась вперед, чтобы, повинуясь неумолимому этикету, представить гостей друг другу. Несколько минут она болтала с родственниками и друзьями, пока не остановилась поговорить с Джейн и ее мужем, Робертом Уэкстоном. Внезапно Брент оказался рядом с ней и взял ее под локоть.

— Мне нужно кое-что обсудить с тобой, Кэролайн, — проговорил он низким, мягким голосом.

Кэролайн подняла на него взгляд, удивленная и раздосадованная, что он так недопустимо ведет себя на людях, но не успела она найтись с ответом, как он коротко извинился и буквально вытащил ее из гостиной, миновал с ней фойе и втолкнул к себе в кабинет.

Оказавшись внутри, он тихо закрыл за собой дверь и повернулся к жене.

У Кэролайн колотилось сердце, но она не опускала глаз под напором его пристального взгляда. Нескольких секунд молчания оказалось достаточно, чтобы ее нетерпение переросло в непримиримость.

— Это было невежливо и бестактно даже для тебя, — бросилась в наступление Кэролайн, надеясь, что в ее голосе больше отваги, чем было на самом деле.

Брент ухмыльнулся, привалился спиной к двери и скрестил руки на груди.

— Что ты сделала с волосами?

Кэролайн нервно потерла затянутые в перчатки руки.

— Твоя сестра заставила меня их подстричь.

Он цинично поднял бровь.

— Неужели? Она держала у твоего виска пистолет, чтобы принудить тебя сделать это, Кэролайн, или села на тебя верхом и отрезала их сама?

Тут она вскипела.

— Мне тоже не особенно нравится эта прическа, но славной, наивной Шарлотте показалось, что с ней я буду выглядеть капельку симпатичнее. Очевидно, она ошиблась…

Граф схватил ее за руки и рывком притянул к себе, заключив в сильные, по-хозяйски властные объятия.

— Знаешь, что я подумал, когда увидел тебя сегодня вечером, малышка?

Она смерила его ядовитым взглядом.

— Не представляю, чтобы у человека, мозг которого не больше, чем у червяка, вообще появлялись какие-нибудь мысли.

Он нахально оскалился, сузил глаза до темно-зеленых щелей и так прижал ее к себе, что ее грудь вжалась в его жилет.

Не успела Кэролайн задуматься о намерениях графа, как его губы завладели ее губами опять-таки властно и жадно. Брент обжигал ее горячими, как огонь, объятиями и ненасытно целовал. Кэролайн, как всегда, отвечала ему, позволяя его языку вторгаться в теплые глубины своего рта, обвивала руками его шею, запускала пальцы в его волосы и как можно ближе притягивала к себе его голову. Одной рукой Брент водил по ее спине, а другую положил на ягодицы, нежно и неторопливо массируя их круговыми движениями, пока кровь не вскипела в ее жилах, а дыхание не стало хриплым и прерывистым.

Через несколько секунд он мягко отпустил ее, медленно поднял голову и заглянул ей в глаза.

— Пожалуй, ты права, Кэролайн, — сказал он осипшим голосом. — Наверное, у меня не больше мозгов, чем у червяка, если я уже почти четыре месяца женат на тебе и только теперь, когда ты вошла в гостиную, понял, что моя жена роскошная, восхитительная красавица.

Кэролайн недоуменно смотрела на него.

— И если тебе вдруг интересно, милая, — добавил он, закладывая пальцы в лиф ее платья и принимаясь водить костяшками взад-вперед, — я думаю, что в этом цвете ты выглядишь ошеломляюще.

— Это платье Шарлотты, — пролепетала Кэролайн, понимая, что говорит чушь.

Улыбка графа стала шире.

— Будучи блондинкой, она наверняка выглядела в бордовом бледной и нездоровой. — Он опустил взгляд на грудь жены. — И уверен, что лиф никогда не сидел на ней так прелестно.

Это заставило Кэролайн покраснеть.

— Как неприлично говорить такое о сестре.

Брент лукаво ухмыльнулся и натянул платье как можно выше, чтобы прикрыть груди Кэролайн.

— А вырез слишком глубокий.

Кэролайн храбро, с вызовом посмотрела ему в глаза.

— Что ж, платье надето, и я отказываюсь его менять.

— Только смотри не выпади из него, Кэролайн.

Она на мгновение встретилась с ним взглядом, а потом дрожащим голосом сказала:

— Думаю, нам пора возвращаться к гостям.

Брент глубоко вздохнул и, посерьезнев, обхватил ладонями ее горячие, розовые щеки. Тихим голосом он произнес:

— Я всего лишь хотел прояснить, кому именно ты принадлежишь, Кэролайн, чтобы сегодня вечером не было никаких недоразумений. Не каждый мужчина понимает супружеские клятвы так буквально, как я. И, поскольку сегодня некоторые из них будут пожирать тебя глазами, мне захотелось улучить минутку и напомнить тебе, что ты моя. Вот и все.

Брент опустил руки, взял Кэролайн под локоть и открыл дверь.

— А теперь, когда я подрумянил тебе щечки, моя прелестная жена, — любезно добавил он, — пойдем есть. Я умираю с голоду.

Почти два часа они ели блюдо за блюдом. Брент сидел в противоположном конце стола, что, конечно, держало его на расстоянии, зато открывало отличный вид и возможность глазеть на нее в продолжение всего ужина. Кэролайн по большей части разговаривала со Стефани, сидевшей рядом, обсуждая такие банальные вопросы, как ее предстоящее венчание с виконтом Джеймсоном. Потом ее отец прочистил горло и во внезапно наступившей тишине обратился к графу.

— Вы отлично поработали над поместьем, Уэймерт, — любезно похвалил он.

Брент посмотрел прямо на старика.

— Благодаря вашей дочери.

— Да, чудесно ты обставила дом, Кэролайн, — подхватила Джейн, намазывая маслом очередной бутерброд. — В Мирамонте так красиво, в какую комнату ни зайди.

— Обставить дом может каждый, — небрежно продолжал Брент, откидываясь на спинку стула и принимаясь рассматривать вино в своем бокале. Потом он вновь бросил взгляд на жену, повертел ножку фужера в пальцах и уже мягче добавил: — Я говорю о финансах.

Тут все разом прекратили есть, повернули головы и воззрились на графа. Кэролайн, в горле у которой застрял и начисто перекрыл дыхание кусок сливовой начинки, не составила исключения.

В комнате воцарилась гробовая тишина, пока Гэвин, муж сестры Кэролайн Шарлотты, не покачал головой и прежде остальных не обрел дар речи.

— Что может женщина знать о финансах, Уэймерт?

Брент улыбнулся.

— О других женщинах ничего сказать не могу. Однако я знаю, что моя жена прекрасно ладит с цифрами, и, поскольку она лучше ведет счета, я попросил ее заняться этим. До сих пор она отлично справлялась и даже отыскала несколько тысяч фунтов, которые я умудрился потерять на бумаге просто потому, что владею математикой не в пример хуже, чем она. То, на что я трачу часы, она делает за считанные минуты.

Граф отпил вина, смакуя напиток и давая возможность аудитории переварить его слова.

— Если бы не Кэролайн, — не спеша откровенно закончил он, — мы бы ели ужин на полу деревянными ложками.

Все в изумлении уставились на графа. На долю секунды тишина стала абсолютной, но потом Шарлотта Беккер нарушила ее, прыснув со смеху.

— Браво, Брент, — вырвалось у нее. Женщина быстро прикрыла ладонью смеющийся рот и посмотрела на брата искрящимися, полными восхищения глазами.

Кэролайн медленно опустила ресницы. Ее лицо горело от смущения, ум негодовал на мужа за дерзость, а сердце переполняла такая радость, что она едва сдерживалась. Дрожащей рукой она потянулась за бокалом вина и сделала три больших глотка.

Тут вмешался ее отец.

— Вот и славно, мой мальчик, — проронил он, возвращаясь к еде. — Вот и славно.

Взгляд Кэролайн метнулся к нему.

Роберт крякнул.

— Это какой-то фарс, Уэймерт. Вы ведь не думаете, что мы поверим, будто ваши счета ведет жена?

Джейн бросила на мужа суровый взгляд.

— Я который год толкую тебе о способностях Кэролайн, Роберт. Почему ты так упорствуешь в своем неверии?

Роберт посмотрел на жену, как на безумную.

— Потому что, дорогая, женщины никогда не разбирались в таких вещах. Довольно с вас поэзии, детей и благотворительности. — Он погладил ее по руке. — Ты не хуже других знаешь, что благородной леди не пристало изучать математику. Заниматься этим ненормально и непристойно.

Это заявление так разозлило Кэролайн, что она чуть не запустила в зятя тарелкой.

— Не могу сказать, что вполне разделяю ваше убеждение, Уэкстон, — протянул Карл, вступая в разговор и в глубокой задумчивости разглядывая свой бокал вина. — Если бы моя жена Шарлотта имела склонность к какой-нибудь научной отрасли, отданной на откуп мужчинам исключительно в силу условностей, думаю, я бы поощрял ее применять свои познания где только возможно. — Он поднял голову и пожал плечами. — Какой от этого вред?

У Роберта побагровело лицо, Гэвин онемел и открыл рот. Брент бросил взгляд на отца Кэролайн, но тот лишь с остервенением поглощал еду. Шарлотта Беккер лучезарно улыбнулась и посмотрела на мужа с бесконечным обожанием. У остальных леди и их мужей делался все более смущенный вид, а сестры Кэролайн, благослови их Господь! просто сидели, откинувшись на спинки стульев, как будто вовсе не замечали происходящего.

Кэролайн хотелось смеяться от нелепости происходящего.

— Какой от этого вред? — взревел Гэвин, хлопнув ладонью по столу для пущей важности. — Я могу потерять все до копейки, если позволю женщине вести мои счета! — Он немного снизил тон. — Без обид, Уэймерт, но я просто-напросто не верю, что Кэролайн разбирается в цифрах не хуже мужчины. Это не тот случай, когда поле деятельности отдано на откуп мужчинам в силу условности. Математика чужда женщинам по самой их природе.

Брент сощурился.

— Неужели? — Он подался вперед. — Вы сумеете умножить триста двенадцать, скажем… на девяносто семь, Гэвин?

На секунду-другую у зятя Кэролайн сделался ошарашенный вид, потом он быстро взял себя в руки и выпрямился на стуле.

— Разумеется. Дайте мне перо…

— Я имел в виду другое. — Граф повернул голову и с улыбкой посмотрел в конец стола. — Кэролайн?

Она с силой глотнула, пытаясь протолкнуть докучливый кусок начинки.

— Прошу прощения?

Все посмотрели на нее, кроме отца, который не поднимал глаз от тарелки.

— Ты сумеешь умножить триста двенадцать на девяносто семь?

— Конечно, сумеет, — ответила за нее Стефани. — Скажи им, Кэролайн.

Та вся сжалась, нервно поглядывая на мужа.

— Я не думаю, что…

— Кэролайн… — оборвал Брент, подзадоривая жену, — ты сумеешь умножить триста двенадцать на девяносто семь?

— Да, — проронила она наконец.

— Это нелепо! — воскликнул Роберт, бросая салфетку на стол. — Если мне дадут время подумать, я найду ответ в уме. — Затем он повернулся к хозяйке дома и самодовольно улыбнулся ей. «Улыбка безмозглого человека», — подумала Кэролайн. — Кэролайн, дорогая, сумеете ли вы умножить четыреста семьдесят шесть на сто тридцать два?

В груди у нее клокотала ярость. Она презирала мужчин, которые так вели себя с женщинами, прилюдно унижая их. В любое другое время Кэролайн постаралась бы преуменьшить свои способности, но теперь ей хотелось кричать о своем таланте всему миру, хотелось показать этому напыщенному шуту, как он глуп.

Она расплылась в ослепительной улыбке и любезно ответила:

— Шестьдесят две тысячи восемьсот тридцать два, дорогой Роберт, — после чего отправила в рот очередную порцию сливовой начинки.

— Она ответила наугад, — заявил Гэвин, возвращаясь к еде и принимаясь кромсать утку, будто дубленую кожу.

Карл медленно поднялся.

— Давайте проверим.

— Перо найдется у меня в кабинете, — непринужденно бросил граф, и это были первые слова, которые он сказал зятю. Впрочем, Бренту удалось не встретиться с ним взглядом, потянувшись за вином.

Десять минут, которых Карла не было в комнате, показались Кэролайн самыми долгими в жизни. В оглушительной тишине все делали вид, что заняты едой. Когда он наконец вернулся, напряжение так уплотнилось, что, будь у Кэролайн меч, она бы все равно не сумела его прорезать.

Она взглянула в лицо Карлу. Тот улыбнулся ей и, подмигнув, положил на стол листок бумаги.

— Мне потребовалось чуть больше времени, чтобы умножить четыреста семьдесят шесть на сто тридцать два, но, по-моему, она права, джентльмены. — Карл опять взглянул на нее. — Какое число у вас получилось, Кэролайн?

Она прокашлялась.

— Шестьдесят две тысячи восемьсот тридцать два.

— Что ж, — решительно проговорил он, усаживаясь обратно на стул, — я доверил бы ей свои счета.

Кэролайн радостно улыбнулась ему, а потом набралась смелости еще раз посмотреть на мужа. Нежный взгляд, который она встретила, переполняли восхищение и гордость. В эту минуту ей захотелось встать, подойти к Бренту, обхватить ладонями его лицо и расцеловать его в губы со всей страстью, которую она питала к нему.

— Боже правый, неужели уже десять? — чересчур громко спросила Джейн. — Пожалуй, я готова к десерту.

Все разом заговорили.

Шарлотта знала, что нужно делать. Наблюдая, как брат смотрит на жену через весь стол, как его лицо выдает глубочайшие чувства к женщине, с которой он обвенчался, она наполнялась пониманием и сопереживанием.

Судя по всему, Брент и Кэролайн еще не познали близости друг с другом. Шарлотта почти не сомневалась, хотя ни с кем этого не обсуждала. Она читала это во взглядах, которые они с таким томлением украдкой бросали друг на друга за ужином, ощущала это в отстраненной, сухой манере, в которой Кэролайн говорила о Бренте. Что-то удерживало их от близости, и, будучи докучливой, любящей сестрой, Шарлотта почла своим долгом открыть им глаза на то, что они прятали за стеной непонятного упрямства.

Все разъехались или ушли спать, включая Карла, который с готовностью оставил ее, чтобы она могла поговорить с Брентом наедине. Шарлотта нашла брата за считанные минуты. Он стоял сразу за стеклянными дверьми и, положив руки на поручни лестницы, выходившей в сад, вдыхал холодный ноябрьский воздух и смотрел в чистое звездное небо.

Плотно закутав плечи шалью, Шарлотта вышла на террасу, тихо подошла к брату и остановилась. Осознав, кто рядом с ним, Брент медленно вздохнул, но ни жестом, ни словом не показал, что узнал сестру.

— Интересный был вечер, Брент.

— Сударыня, — довольно сухо проронил он в ответ.

Шарлотта повернулась и увидела его напряженный профиль.

— Уверена, ты помнишь мое имя.

Он ничего не сказал, продолжая безучастно смотреть на звезды.

В конце концов у Шарлотты лопнуло терпение, и она пробормотала:

— Кэролайн чудесная женщина. Сегодня вечером ты сделал ей великолепный подарок.

Брент громко и медленно выдохнул, опуская взгляд на темный сад.

— Ее родственники должны понимать, что я женился на умной, изысканной леди, а не на серенькой старой деве, которая только и умеет, что сажать цветы.

Шарлотта тоже окинула взглядом сад.

— В этом она определенно добилась огромных успехов. Я никогда не видела наш сад таким красивым. — Потупив глаза, она добавила: — Думаю, она талантливее матери…

— Конечно, талантливее, — неожиданно резко, с отвращением перебил ее Брент. — Это ясно как день.

Шарлотта смерила брата оценивающим взглядом и смягчила тон.

— Она тебе очень дорога, верно?

Брент ничего не ответил, и Шарлотте потребовалась вся ее выдержка, чтобы не стукнуть его по голове за такое ослиное упрямство. Вероятно, он даже себе в этом не признавался. Сложив на груди руки, Шарлотта решила перейти к сути дела.

— Не знаешь, куда она ходит каждое утро?

Женщина чуть не улыбнулась, когда всего на долю секунды на лице брата отразилось замешательство и он повернул голову, впервые после ее приезда в Мирамонт посмотрев ей в глаза. Боясь разрушить момент, она просто наблюдала за ним в тусклом свете, пробивавшемся из столовой, неотрывно глядя ему в глаза и принуждая заговорить, прежде чем сама скажет хоть слово.

Граф подтянулся и выпрямился.

— Каждое утро Кэролайн занимается с Розалин и работает в саду.

— Что ж, — невозмутимо ответила Шарлотта, глядя на свои атласные туфельки, — возможно, так и было, пока не приехали мы с Карлом, но в последнее время она каждый день тайком уходит после завтрака. Она никому не говорит, куда направляется, и, как правило, в следующий раз я вижу ее только после обеда, даже ближе к вечеру.

Шарлотта осторожно бросила взгляд на брата и увидела, каким жестким стало его лицо в попытке замаскировать нахлынувшие чувства.

— На что ты намекаешь? — спросил он мрачным, угрожающим тоном.

Какими все-таки предсказуемыми бывают мужчины!

— Я ни на что не намекаю, Брент, честное слово. Не только я замечаю, что она уходит. Мне просто стало интересно, знаешь ли ты, где она изо дня в день проводит по шесть-семь часов в полном одиночестве.

Граф медленно отвернулся, схватился двумя руками за поручень и снова устремил взгляд в темноту.

— Если ты что-то знаешь, так и скажи, а не ходи вокруг да около.

Она непринужденно пожала плечами.

— Я ничего не знаю.

Это была ложь, ибо Шарлотта почти не сомневалась, что Кэролайн, будучи, по собственному заявлению, и это с гордостью признавали все обитатели Мирамонта, ботаником и знатоком цветов, обнаружила теплицу и по каким-то причинам ни единой душе не рассказала о своей находке.

Брент может узнать об этом позже, после того как обвинит жену в неверности, что, как надеялась Шарлотта, заставит их поговорить начистоту и выпустит на волю их страсть.

Она положила ему на плечо затянутую в перчатку руку. Он вздрогнул, но не отстранился. Шарлотту печалила их давняя и, с ее точки зрения, нелепая ссора, но она чувствовала, что примирение не за горами. Они разговаривали, она прикасалась к нему — это было началом.

— Уверена, она еще не спит, Брент. Просто спроси ее, куда она ходит каждый день. — Шарлотта убрала руку с его рукава и повернулась уходить. — Я не могу видеть, как ты мучаешься.

Она остановила взгляд на потемневшем лице брата, а когда поняла, что тот не намерен отвечать, приподняла юбки и вернулась в дом.