Мой темный принц

96

Оливер

День испытаний двадцать девятый

Я проснулся с решимостью добраться до Западного побережья до того, как моя девушка завтра вернется из командировки. Самолет ждал меня на асфальте, заправленный и готовый к полету.

И тут все пошло наперекосяк.

Едва я вышел из дверей, намереваясь сесть в самолет и отправиться в погоню за любовью всей моей жизни, как сзади меня схватили чьи-то руки. Они дернули меня назад, выбив телефон из рук. Он покатился по автодрому.

Прежде чем я успел среагировать, над моей головой пронесся черный капюшон.

Я споткнулся, когда зрение потемнело.

— Что за черт? — Моя сумка с глухим стуком упала на землю, когда я боролся с захватом. — Ромео? Зак? Это воняет от вас, говнюков.

Я уже давно отключил свой телефон, благодаря их постоянным домогательствам. В последний месяц они стали звонить мне, как пара телемаркетологов, которые не могут уловить намек, оставляя сообщения о радостях брака, моей яхте и прочей ерунде.

Еще одна пара рук обхватила мои запястья и связала их между собой тем, что могло быть только молнией.

Я позволил друзьям отнести меня в фургон с запахом чито, решив, что если не буду сопротивляться, то сгорю меньше времени.

— Серьезно, ребята?

Они закинули меня в кузов, как мешок с картошкой, проигнорировав мои слова.

— Король тигров обеспечен. — Зак - а я знал, что это был он, потому что этот ублюдок умел говорить только одним и тем же монотонным гулом - закинул мою сумку с ночевкой в нутро и захлопнул за собой дверь.

Я попытался найти удобное положение в багажнике, но в итоге налетел лицом на случайные острые предметы.

— Это что, шутка? — Если да, то это отстой, и мне нужны были новые друзья с лучшим чувством юмора.

— Только если ты думаешь, что твоя разваливающаяся жизнь - это смешно. — Это сказал Ромео, когда двигатель взревел. — Оставайся на месте, иначе я не могу гарантировать, что твое лицо останется целым.

Фургон с визгом остановился, вероятно, на светофоре. Кто-то дважды посигналил. Сквозь грубую ткань, накинутую на голову, я смог различить слабые очертания. Ромео сидел за рулем, а Зак расположился на пассажирском сиденье, прокручивая телефон.

Мы с визгом остановились на светофоре.

Я перекатился с одной стороны салона на другую, застонав от удара.

— Где, черт возьми, вы, ребята, взяли этот фургон?

Он был древним. Он скрипел каждый раз, когда кто-то из нас сдвигался хоть на сантиметр, и пах так, будто пережил две мировые войны, Вудсток и одиннадцать сезонов «Ходячих мертвецов».

— Купил у водителя Убера. — Зак зевнул, бросая что-то на заднее сиденье. Может, лыжную маску? — Не забудь поставить пять звезд.

— Я думал, у тебя аллергия на ручной труд.

— Я делаю исключения для похищений.

Фургон резко остановился. Для человека с огромным опытом вождения танков Ромео управлял машинами, как кошка, гоняющаяся за лазерной указкой.

— Ради всего святого! — Я ударился головой обо что-то твердое. — Это действительно необходимо?

— Если учесть, что ты в двух выстрелах от публичного срыва, то да. — Ромео фыркнул, включив сигнал поворота. — Признай это. Мы тебе нужны.

— Говори за себя. Ты буквально продержался три дня, прежде чем сбежал в Джорджию на поиски жены, зажав хвост между ног.

— Правда. — Зак кивнул, как будто то, что он сделал с этим бедным манго во время разлуки с Фэрроу, никогда не просочилось к нам. — Это было, пожалуй, более жалко, чем Оливер»

Фургон наехал на кочку, и меня снова толкнуло на заднее сиденье.

Я сжал кулаки и развел их в стороны, пытаясь и не пытаясь освободиться от застежек-молний.

— Если это твое представление о вмешательстве, то оно отстойное.

Третье вмешательство за пять дней было в моем списке дел выше, чем поедание суши на заправке, и ниже, чем удаление корневого канала. В этот момент мне нужно было стереть с лица земли все и начать жизнь заново с новыми людьми.

— Не вмешательство, как таковое. — Ромео переключил полосу движения достаточно резко, чтобы перевернуть меня через фургон. — Скорее, тактическая корректировка. Сомневаюсь, что Брайар будет в восторге от перспективы встречаться с ходячей пивоварней.

— Я сейчас трезв, — заметил я. — И я не слушаю советов двух идиотов, которые считают, что набросить мне на голову черный мешок - это сеанс терапии.

— Мы немного переборщили с черным капюшоном.

— Пусть будет занесено в протокол, что я предложил что-то более мягкое. — Зак распахнул свою дверь, когда фургон остановился. — Наволочка бы сгодилась. Разве Даллас не купила такую с лицом Ника Кейджа?

Я снова заерзал, мое разочарование росло.

— Это похищение.

— Технически это не похищение. — Зак открыл багажник, заливая меня солнечным светом. — Мы твои лучшие друзья. Ты согласился на близость.

— Так не бывает, придурок.

— Так бывает, когда ты тонешь.

С этими словами они с Ромео подняли меня на тележку и начали куда-то везти, черная ткань все еще была туго натянута на голову.

Борьба вытекла из меня. Я облокотился на холодный металл.

— Я не тону.

— Потому что ты уже на дне. — Зак приоткрыл дверь, чтобы Ромео протиснулся в нее. — К несчастью для меня, как твоего лучшего друга, я обязан вытащить твою задницу обратно.

— Это просто месть за то, что я запер тебя в криокамере. — Я вслепую отмахнулся от него, не встретив ничего, кроме воздуха. — Ты не спасешь меня, похитив.

Если уж на то пошло, то это только отсрочит единственное, что могло бы вскружить мне голову - большая доза Брайар.

— Тебе уже не спастись, любовничек, — раздался справа от меня голос Ромео, подозрительно веселый для того, кого я когда-то считал социопатом. — Считай, что это миссия по спасению.

В ноздри ударил маслянистый запах попкорна. Куда бы они меня ни привезли, там пахло как в кондитерском киоске. Никто не стал расспрашивать незнакомца с завязанными глазами, когда меня вкатили в комнату, температура в которой была как в морозилке.

Без предупреждения Ромео и Зак схватили меня с двух сторон и бросили на мягкое кожаное кресло. Они сорвали с моей головы капюшон и отстегнули крепления ровно настолько, чтобы Ромео поставил мне на колени огромную упаковку попкорна, а Зак пристегнул мое левое запястье к подлокотнику.

Я понял, куда они меня привезли. Наши старые места. Кинотеатр, который мы терроризировали в детстве, прогуливая уроки и укладываясь спать на последнем ряду в зале № 8.

Мы втроем смотрели друг на друга. Я - с места в первом ряду, которое они мне навязали. Они - с перил, к которым они прислонились.

— Серьезно? Вы арендовали целый театр только для того, чтобы поджарить меня. Я тронут. — Я позволил своей фальшивой улыбке превратиться в хмурый взгляд. — Вы, ребята, идиоты, и это бессмысленно. Папа и Себастьян уже добрались до меня. Я направлялся в Лос-Анджелес, чтобы сказать Брайар, что переезжаю к ней, пока вы, ублюдки, не сорвали мне поездку.

Ромео взял в руки небольшой пакет с попкорном и сделал паузу.

— Подожди. Ты переезжаешь в Лос-Анджелес?

— Да. — Я застонал от досады. — И я как раз собирался сказать Брайар об этом лично. Так что, поздравляю, засранцы. Вы успешно похитили меня без всякой причины.

Ромео и Зак обменялись взглядами. Ни один из них не выглядел особенно извиняющимся.

— В таком случае, мы удваиваем свои усилия. — Зак выпрямился и пересел на сиденье рядом со мной. — Без обид, но у Себастьяна буквально случился срыв, который отправил его на тот свет, а Феликс не видел солнца с тех пор, как флип-фоны стали передовой технологией.

Я вздохнул и прислонился головой к спинке кресла, смирившись со своей ужасной судьбой.

— Это бессмысленно.

— Мы подумали, что тебе понравится ролевая игра. — Ромео занял место слева от меня.

— К тому же у нас не было возможности извиниться.

— За что?

— Тогда мы знали, что с тобой что-то случилось, когда ты вернулся с летних каникул с нелепым оправданием лоботомии. Мы просто ничего не сказали, потому что у нас обоих было свое дерьмо, и ты явно хотел, чтобы мы не вмешивались.

— И правда... — Зак взял попкорн из нетронутого ведерка на моих коленях. — Ты всегда был тем клеем, который держал нас вместе. Мы оба знали, что если ты развалишься, то ничего не останется. Я буду целыми днями хандрить в своем доме, а Ромео, скорее всего, окажется в тюрьме за убийство отца.

Ромео не стал опровергать это утверждение. Я потрясенно уставился на пустой экран. Вот черт. Я всегда думал, что они оба видят во мне третье колесо, а не недостающую часть.

Ром отщипнул бутончик попкорна и бросил зернышко в подстаканник через три ряда, как мы делали в детстве.

— Мы были ужасными друзьями.

Я покачал головой.

— Не были.

Зак кивнул.

— Были.

Я прочистил горло, не зная, что сказать на этой неизведанной территории.

— Вы двое... унижаетесь? — Мои яйца грозили сжаться и умереть ужасной смертью.

Зак опустился на свое место, словно мог раствориться в нем.

— Бывало и хуже.

— Даллас сделала PowerPoint. — Ромео взял в руки телефон, набирая сообщение. — И ты сидишь над каждым слайдом, потому что у нее ушли часы. — Он отправил сообщение, и через несколько секунд экран ожил.

— Часами? Где была эта энергия, когда она вылетела из колледжа? — Я устроился на потертой коже, принимая свои новые планы на вторую половину дня. — Ей нужно хобби.

— Вмешиваться в нашу жизнь - вот ее хобби.

— Лучше бы там были фотографии. Я визуал.

Зак открыл на своем телефоне приложение, связанное с проекционной системой кинотеатра.

— Мы можем пропустить раздел «Ты - самовлюбленный идиот» и перейти к слайду «Сердце обязательств».

Свободной рукой я ущипнул себя за переносицу.

— Там есть слайд с сердцем?

— Не притворяйся, что ты не прикован. Оно увеличивает изображение и все такое. — Ромео выстрелил три зернышка подряд. — Кроме того, ты хоть представляешь, сколько времени ушло у Даллас на анимацию сердцебиения?

— Да ради бога! — Я запихнул в рот горсть попкорна, чтобы не сказать чего-нибудь похуже. — Ладно. Покажи мне эту мастерскую презентацию.

Когда загорелся первый слайд, дополненный липкими сердечками, Зак бросил мой телефон на колени. Он зажужжал от сообщения Себастьяна.

Я нашел его.

97

Брайар

Тридцатый день испытаний

Мысль о том, чтобы провести еще одну секунду без Оливера, приводила меня в ужас.

Но как только мы приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса, производственная группа объявила о встрече в штаб-квартире в Бербанке завтра утром, что фактически сводило на нет любую возможность провести выходные в Потомаке.

Я решила сама дотащить свой чемодан до отеля Grand Regent Beverly Hills и вошла в вестибюль. Автоматические двери с шепотом захлопнулись. Трейс, швейцар, поприветствовал меня кивком.

Аромат цитрусовых и кожи приветствовал меня дома, хотя я вряд ли назвала бы его знакомым. Я провела здесь всего четырнадцать часов тридцать дней назад и едва успела распаковать некоторые вещи, прежде чем отправилась на Карибы для съемок.

Изнеможение цеплялось за мои не выспавшиеся конечности. Я как раз собиралась поставить свой чемодан на свежеотполированный мрамор, когда что-то маленькое и твердое столкнулось с моими ногами, обхватив их с яростной решимостью.

Маленькая девочка ухмылялась, все еще сжимая мои ноги, как будто я могла уплыть, если она отпустит их.

— Привет. — Она была миниатюрной, с кудрявыми волосами цвета белого песка, в горячих розовых дорожных свитерах и кроссовках со светящимися лампочками.

Я наклонилась, чтобы разжать ее кулаки, а затем положил ладонь ей на плечо.

— Ты заблудилась? Ты ищешь свою сестру?

— Ты моя сестра, глупышка. Моя старшая сестра.

Я моргнула, немного ошеломленная.

— Прости?

Она провела глазами вверх и вниз по моей длине.

— Ладно. Все в порядке.

— Что в порядке? — Я огляделась в поисках помощи, но в маленьком лифтовом алькове никого, кроме нас, не было.

— Твое лицо.

— М-м-м... А?

— Мама говорит, что люди становятся похожими на своих родных, когда вырастают. Она погладила меня по щеке своей крошечной рукой. — Я хочу твое лицо.

— Так не бывает, глупышка. — Это сказал мальчик ее возраста, огибая угол в закутке. — У нас разные мамы. Ты такая глупая, Роуз. Не могу поверить, что мы близнецы.

Роуз скрестила руки, наконец-то отступив от меня, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Это ты тупой, Брайан. У нас тот же отец, что и у Брайар. Дурак.

Она знала мое имя.

Она. Знала. Мое. Имя.

В голове мелькнула дикая мысль. Она не имела смысла, но все же имела. Брайан и Роуз. Брайар Роуз. Святое дерьмо.

Брайан встал в один ряд с Роуз, почти идентичный ей, если не считать стрижки и нахмуренных бровей.

— Но он не сделал ее одной.

— Неважно. — Роуз откинула кудри на плечо. — Ты думаешь, что знаешь все только потому, что ты больше нравишься учителям. Ты нравишься им только потому, что целуешь их задницы.

Я выпрямилась и уткнулась в стену, не обращая внимания на писк лифта.

— Вас зовут Брайан и Роуз?

— Ага. — Роуз засияла. — Папа сказал, что назвал меня в честь тебя.

— Он назвал нас в честь нее, — поправил Брайан, надутый больше, чем звезда реалити-шоу, изголодавшаяся по экранному времени. — Каждый день все время Роза, Роза, Роза. Мне это чертовски надоело.

— О-о-о-о. Я скажу маме, что ты сказал плохое слово.

— Брайан. Роуз. — Запыхавшаяся рыжеволосая девушка вошла в альков и положила руку на закрытую дверь лифта, чтобы перевести дыхание. — Вы двое не можете так убегать. Это опасно. — Когда она увидела меня, ее глаза загорелись. — О, Брайар, милая. Вот ты где. Ты выглядишь так же прекрасно, как на фотографиях. Кэм у стойки регистрации, пытается найти тебя.

Кэм. В смысле... Кэмерон Купер? Мой отец.

— Мама. — Роуз топнула ногой, запустив розовые и фиолетовые огоньки на кроссовке. — Брайан сказал плохое слово.

— О, милая. Ты, должно быть, так потрясена. — Женщина проигнорировала Роуз, взяв мои дрожащие руки в свои. — Почему бы нам не отправиться в библиотеку? Мистер фон Бисмарк зарезервировал ее для нас на весь день. Я отправлю Кэмерону сообщение, чтобы он встретил нас там.

Ты очень похожа на своего отца.

Слова Филомены пронеслись у меня в голове. Я запомнила их, ясно как день, так же как и каждое слово, сказанное ею в кафе. Самое главное - Кэмерон мертв.

Однако он подмигивал мне с дивана напротив, сдвинув на острый нос стильные очки по рецепту. И нет, он совсем не был похож на меня. Ни своими большими зелеными глазами, ни ровными каштановыми волосами, ни сильно веснушчатыми щеками.

Все эти годы он всегда был плодом моего воображения. Как огромное облако, не способное сформировать четкие очертания. Я так и не определилась ни с ростом, ни с размером, ни с цветом волос. Только представление о нем. О том, кто будет любить меня беззаветно, независимо от того, что подкинет ему жизнь.

У меня свело живот, когда я уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Он смотрел на меня ровно и непоколебимо, позволяя мне впитывать его, как губка.

Наконец мне удалось нарушить молчание.

— Ты жив.

На его щеках появилась ухмылка.

— К счастью.

— Филомена сказала мне, что ты умер. Что ты покончил с собой.

— Ей бы этого хотелось. — Он откинулся на гладкий кожаный диван, положив руку на спинку, и на удивление расслабился. — У Фил всегда была злая жилка. Вижу, она еще жива.

Мы сидели одни в огромной библиотеке. Пока мы разговаривали, жена Купера, Мелинда, отвела детей - моих братьев и сестер? - к аквариуму, пока мы разговаривали. По большей части я провела последние полчаса, просто глядя на него, запечатлевая в памяти каждый дюйм своего отца на случай, если я больше никогда его не увижу.

Татуировка, проглядывающая сквозь его темно-синий хенли. Морщинки от смеха на его щеках. Воздух спокойной силы, который накатывал на него тяжелыми волнами. Если бы я не посчитала заранее, то не поверила бы, что ему может быть 52 или 53 года.

Я потянулась к бабл-ти, помешивая его соломинкой.

— Думаю, она сказала это, чтобы растревожить меня. В отместку за то, что я не поддалась на ее уловки. Теперь, когда я думаю об этом, я сглупила, поверив ей на слово.

— Ты не была глупой, Брайар. Она твоя мать, и ты ей поверила.

Когда он сказал это так уверенно и серьезно, я почти согласилась.

— Ну, мне не следовало. — Я перешла к выпечке, заняв руки печеньем , которое крошилось от прикосновения. — Как ты меня нашел?

— Вчера вечером со мной связался частный детектив. — Купер отмахнулся от официантов, когда они подошли с меню. — Он сказал, что его клиент послал его на поиски меня, и мы сели на ближайший рейс, когда он упомянул твое имя.

— Его клиент?

— Оливер фон Бисмарк. — Его глаза снова заблестели, и я удивилась, как он может быть таким спокойным в этой ситуации. — Я погуглил о нем, когда летел сюда.

Я поморщилась, потирая затылок.

— Статьи в основном лживые.

Очевидно, что мне не нужно было одобрение Купера, чтобы встречаться с Оливером, но я хотела этого. Что-то в том, как он смотрел на меня - с настоящей, неподдельной привязанностью, - пробуждало эмоции, которые, как мне казалось, я похоронила.

И Оливер. Он так и не ответил на сообщение, которое я отправила, когда приземлилась в Лос-Анджелесе, но как только он это сделает, я планировала вознаградить его всем, что он пожелает. Он поступил хорошо. По-настоящему хорошо.

Купер отмахнулся от меня.

— Даже если это не так, я бывал и похуже.

Я улыбнулась.

— Например?

— Например, переспал с замужней женщиной. — Он почесал висок, подкрепляя свои слова пожатием плеч. — К тому времени Фил уже успела обойти всех жильцов дома, и, полагаю, единственным вариантом оставался я. Ничтожный швейцар.

Мои глаза расширились до блюдец.

— Ты был не единственным ее любовником?

При всей той шумихе, которую Филомена подняла вокруг постоянных интрижек Джейсона, она ни разу не упомянула о своих. Но в этом был смысл. В кафе все звучало так, будто моя мать призналась в том, что намеренно забеременела от любовника. Джейсон не мог иметь собственных детей, поэтому она искала их в другом месте. Возможно, чтобы заманить его в ловушку несчастливого брака.

Купер допил свой английский чай и поставил блюдце обратно на журнальный столик.

— Даже близко нет.

— Так вот почему... — Я запнулась, не зная, как задать вопрос.

Он весело усмехнулся.

— Почему мы не похожи друг на друга?

Я кивнула, но не задала вопрос, который хотела задать.

— Ты моя биологическая дочь, если тебе это интересно. — Глаза Купера смягчились, а голос стал мягче. — Даже если я тебя не воспитывал, даже если у нас разные фамилии, даже если ты решишь уйти и никогда не возвращаться, ты всегда будешь моей дочерью.

Его слова заполнили пустоту в моей душе, словно дождь, пропитавший пересохшую землю. Я и не подозревала, как сильно нуждалась в них. С годами я убедила себя в том, что перестала ждать, когда меня увидят, примут, полюбят. Тогда, в пустой, возвышающейся библиотеке, меня осенило: сердце ребенка настолько велико, насколько его наполняют любовью родители.

Я прочистила горло, сглотнув внезапно образовавшийся там комок.

— Почему ты уверен, что ты мой отец, если у нее были другие романы? Мы даже не похожи.

— Я знал, что Филомена спала с кем попало, но когда она сказала, что ты моя, я ей поверил. — Его взгляд задержался на мне, давая невысказанное обещание. — Я хотел тебя. С самого начала. Ни разу я не хотел быть твоим отцом. Понимаешь?

— Но...

— Мне нужно, чтобы ты сказала мне, что понимаешь, Брайар.

Я не могла понять, что совершенно незнакомый человек - ему тогда было всего девятнадцать лет - мог полюбить меня так сильно, что перевернул всю свою жизнь и погнался за мной через весь мир. За мной. Почему? Это было все равно, что пытаться убедить меня в том, что солнце любит тень.

И все же я дала ему нужные слова, даже если они показались мне слишком большими для моего рта.

— Я тебе верю.

Он явно не верил мне. Его взгляд обещал, что мы вернемся к этой теме позже, но он бросил мне спасательный круг и пошел дальше.

— После судебного разбирательства я понял, что Фил навязалась мне только в качестве запасного плана на случай, если с Джейсоном не сложится.

— Она использовала тебя.

— Использовала. — Он кивнул со спокойным согласием. Ни капли обиды не омрачало его тепло. — Сначала как средство обеспечить ребенка для семейного образа Джейсона. Затем, как запасной план на случай, если его преступления настигнут их.

— Ты не злился?

— Поначалу да. Филомена - навязчивая лгунья. После нее мне потребовались годы, чтобы снова доверять людям. Но я всегда буду благодарен ей за ту единственную правду, которую она мне сказала.

— Какую?

— Что у меня есть дочь.

Я сглотнула, мое сердце словно застыло в горле.

— Расскажи мне об иске, пожалуйста.

— Это случилось после того, как я нашел Фил в восьмой раз. — Он сказал это непринужденно, как будто люди регулярно бросали свои жизни ради поисков давно потерянных дочерей. — Они с Джейсоном жили в квартире в Буэнос-Айресе. Я проверил квартиру и ждал, когда ты войдешь.

— Я была в школе-интернате.

— Это объясняет, почему ты так и не пришла. — Он усмехнулся, явно забавляясь собственной настойчивостью. — В конце концов, мне надоело ждать, и я подошел к ним.

— И что они тебе сказали?

— Что ты не хочешь меня видеть.

— Это ложь. — Вспышка белой ярости пронзила меня, словно газ в костер. — Они даже не сказали мне, что ты существуешь, пока я не спросила их об этом.

— Я знаю. Тогда я тоже об этом знал. Поэтому, когда они пригрозили вызвать полицию, я подал иск в Аргентину о полном опекунстве.

— Как же я об этом не знала?

— Ну, для начала, я проиграл. — Он почесал шею, морщась, как азартный игрок, проигравший последний доллар. — Мой адвокат неправильно оформил документы, и к тому времени, как суд сообщил нам об этом, тебе оставалось две недели до восемнадцатилетия. Судья посоветовал мне просто подождать до твоего дня рождения, поскольку еще одно судебное дело займет гораздо больше времени.

— Не могу поверить, что я так и не узнал.

— Из этого процесса вышло кое-что хорошее. — Купер сел прямее, снова оживая. — Фил заявила в суде, что ты не моя дочь, и я потребовал провести тест ДНК.

Мои брови сошлись. Я прищурилась, глядя на пространство рядом с ним, словно ответ мог витать в воздухе.

— Но я не помню, чтобы проходила тест ДНК.

— Это было за четыре месяца до того, как тебе исполнилось восемнадцать.

— Я не... О. — Я привалилась спиной к кожаному креслу, потрясенная смелостью своей матери. — Я сдала анализ крови. Филомена отправила меня в клинику, чтобы я сдала анализ крови. Она сказала, что это нужно для новой медицинской страховки. Должно быть, так и есть.

— Результат совпал на 99,99%.

— А запретительный судебный приказ? Филомена сказала, что у нее есть судебный приказ против тебя.

— Никакого запретительного приказа. — Он пожал плечами, принимая очередную ложь Филомены за чистую монету. — Я самостоятельно покинул Аргентину через несколько недель после окончания суда, и мой адвокат узнал твой адрес в Женеве. Когда я приехал туда, ты уже уехала.

— Я переехала в другой город, чтобы найти работу. Мне нужно было накопить денег на колледж.

— После этого у меня не было отправной точки, где тебя искать. Так что все вернулось на круги своя. — Он подмигнул мне. — С другой стороны, мне удалось назначить свидание с адвокатом, который защищал меня безвозмездно.

Я не могла не ухмыльнуться.

— Мелинда?

Я знала эту женщину - мою мачеху? - всего пять минут, а я уже обожала ее. Всю дорогу до библиотеки она отпускала шуточки, с практической легкостью отвечала на миллион любопытных вопросов близнецов и ни разу не вспотела. Эта женщина была профессиональным хаосистом в режиме мамы.

— Да. — Купер улыбнулся с явным восхищением. — В то время она только окончила университет и была готова заявить о себе. Но у нее не было никакого опыта. Даже в качестве клерка или помощника юриста. Но не расстраивайся. Теперь она акула.

Я не сомневалась в этом.

— Как давно вы женаты?

— Одиннадцать лет. Близнецам девять, и они абсолютные угрозы. — Всякий раз, когда он говорил о них, он сиял, словно ему лично вручили Нобелевскую премию. И я поняла, что эта энергия распространяется и на меня. — Мы переехали в Коннектикут вскоре после суда, но я продолжал искать тебя. Я летал в Токио, Париж, Монреаль, Цюрих, Эр-Рияд, Будапешт. Везде, где, как я знал, ты бывала. Я даже наткнулся на Сюрваль-Монтрё, но к тому времени ты уже закончила школу.

— И сменила имя, — добавила я, заполняя остальные недостающие фрагменты. — Теперь меня зовут Брайар, и в фильмографии на работе я указана просто как Брайар. Я отказываюсь ставить фамилию Джейсона на все, чем горжусь.

— И ты отключила свои социальные сети, сменили старые номера телефонов и адреса электронной почты.

— Я не хотела, чтобы родители связывались со мной. Они и не пытались.

— Каждые каникулы мы с Мелиндой берем детей на поиски их сестры. Им это нравится. — Он рассмеялся, его глаза были устремлены куда-то вдаль, в воспоминания, которые я не могла видеть. — Роуз ведет себя так, будто это поиски сокровищ. Брайан тоже так делал, но сейчас он на той стадии, когда просто существовать - это рутина.

Я присоединилась к его заразительному смеху, вспоминая кислую гримасу Брайана.

— Скорее, существование всех остальных - это рутина.

Меня осенило, что я нарвалась на внутреннюю шутку.

Я поняла, что именно так, должно быть, чувствует себя семья. Тайный язык, созданный из миллиона крошечных моментов, на котором говорим только мы.

И где-то по пути Оливер и Себастьян утратили свои знания, оставив их пылиться в самых темных уголках своих сердец. Я подумала, как сильно Олли этого не хватает. По тому, что его принимают как брата и сына. Всего один вкус, а я уже пристрастилась к тому, чтобы быть частью своей семьи.

Я потерла затылок, опустив взгляд на свои кроссовки.

— Почему ты продолжал искать меня даже после того, как узнал, что я не твоя дочь?

— Эти ублюдки.

Я подняла голову.

— Прости?

— Джейсон и Филомена. — Их имена слетели с его языка, как яд. Он крепче вцепился в край дивана. — Если бы эти двое хоть раз проявили к тебе хоть унцию любви, которую ты заслуживаешь, ты бы не задавала этот вопрос.

Я ерзала на подушке, разрываясь между желанием утешить его и инстинктом, требующим беречь свое сердце.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты поймешь, если решишь завести собственного ребенка. — Купер одарил меня грустной улыбкой человека, примирившегося со своими призраками. — В тот момент, когда ты стала моей дочерью, ты вписала себя в мою душу. Не на один день, не на один год и даже не на одно десятилетие. Навсегда. Вот что значит быть родителем. Обязательства на всю жизнь. Этот тест на отцовство? Это просто модная бумажка. Он не расскажет настоящей истории.

— И что же?

— Семья не имеет ничего общего с кровью. Речь идет о людях, которые входят в твою жизнь и заполняют пустые места, о существовании которых ты даже не подозревал, пока не сможешь представить себе жизнь без них.

Я подняла бровь, не в силах скрыть свое недоумение.

— Я сделала это для тебя?

Кроме скучных успехов в учебе, мои величайшие детские достижения включали в себя то, что я прожила три школьных года подряд, не съев ни одного овоща (просто благодаря невниманию родителей), прятала книги под подушкой, чтобы читать до полуночи (не то чтобы родители были настолько озабочены, чтобы остановить меня), и придумывала воображаемых друзей, чтобы составить мне компанию (Филомена положила этому конец после всех тех странных взглядов, которые я получала, разговаривая сама с собой).

— Безусловно. — Его лицо сотрясала сытая усмешка. — Каждый раз, когда я находил твои следы, это подстегивало меня. Я даже не мог расстроиться, когда разминулся с тобой на несколько недель, потому что ты всегда оставляла частичку себя, куда бы ни отправилась. Та библиотечная книга, которую ты оставила в Токио, с глупыми липкими записками внутри. Или неожиданный сон посреди представления «Щелкунчика» в третьем классе. Все пятнадцать тысяч просмотров на YouTube - это, наверное, я. Или фреска из роз, которую ты нарисовала перед отъездом из Будапешта. Я думал, не вырастешь ли ты художницей.

— Ты это видел?

— Видел. Она была моей заставкой в течение многих лет, пока Роуз не заменила ее на селфи с крупным планом внутренностей ее ноздрей. — Слабая улыбка заиграла на его губах. — Я видел все частички тебя, которые ты оставила после себя, и я любил каждую из них.

— И ты никогда не сдавался.

Я все еще не верила в это. После целой жизни, проведенной на втором плане, мне казалось, что я слышу о чьей-то чужой жизни, а не о своей собственной. Купер не мог быть более непохожим на Джейсона и Филомену. Эти двое сделали из родительского пренебрежения форму искусства.

Затем, с неистовой нежностью, которая закрепила меня, Купер выдержал мой взгляд, его голос был непоколебим.

— Я всегда буду искать тебя, Брайар. Даже если бы я никогда не нашел тебя, я бы продолжал обшаривать каждый уголок земли, но только ради малейшего шанса, что ты узнаешь и поймешь правду. Ты всегда была желанной. За всю твою жизнь не было ни одного момента, когда бы ты не была любима.

98

Брайар

Только не снова.

Я опустила чемодан на ковер с тихим стуком и вытерла свою карточку-ключ о край рубашки. Зевок прорвался через горло.

Мы с Купером обменивались историями до самого заката, остановившись только тогда, когда близнецы попросили ужин. Как бы мне ни хотелось присоединиться, я едва могла держать глаза открытыми. Марси, директор, убьет меня, если я опоздаю на утреннее собрание. Кроме того, моя семья все лето будет жить в номере The Grand Regent, как договорился Олли.

Я снова провела по карточке-ключу и дождалась зеленого сигнала. Ничего. Нахмурившись, я провела еще раз, на этот раз медленнее. Замок оставался красным. Тусклый сердитый сигнал подтвердил мои подозрения. Мое кровяное давление подскочило. Быстрый стук сердца отдавался в ушах.

— Нет, нет, нет. Только не это. — Я прижалась лбом к холодной двери. — Чертов Оливер.

Я убью его.

После того, как поблагодарю его.

Горничная вышла из комнаты в конце коридора, толкая тележку, заваленную полотенцами.

— Эй, там. — Я притормозила, стараясь сохранить ровный голос, несмотря на то что чувствовала себя так, будто только что наступила босой ногой на лего. — Извините, что спрашиваю, но не могли бы вы впустить меня в мою комнату? Кажется, моя карточка сломалась во время рабочей поездки.

— Я не имею права... — Горничная наклонила голову, но через мгновение ее глаза засияли. — О, конечно, госпожа фон Бисмарк. С возвращением.

Госпожа фон Бисмарк?

Мне захотелось застонать. Что Оливер сказал своим сотрудникам?

Пока я взвешивала все за и против того, чтобы задушить Оливера или зацеловать его до потери сознания, она пронесла свой мастер-ключ.

Расслабься, Брайар. Ты не знаешь, сделал ли он то, в чем ты его обвиняешь.

Кроме того, что он сделал. Горничная доказала это, как только распахнула мою дверь и показала пустой блок. У меня рот открылся. Все - и я имею в виду все - исчезло. Не только мои нераспакованные коробки, горы одежды и случайные безделушки, но и диван, кровать, телевизор и журнальный столик. Вещи, которые мне даже не принадлежали.

Исчезли даже мои свечи, наполовину сгоревшие на прилавке. Кто-то вычистил все следы моего четырнадцатичасового пребывания здесь, очистив полы от предметов и заменив стены свежим слоем краски, которая все еще воняла химикатами.

— Оливер, ты абсолютный безумец.

Я поборола желание швырнуть свою ключ-карту в дверь. Он снова это сделал. Это должен быть он. Только у него хватило бы наглости по своей прихоти отменить еще одну мою аренду.

Горничная похлопала меня по предплечью.

— Все в порядке, госпожа фон Бисмарк?

— Просто замечательно. — Я натянула самую спокойную улыбку, на которую была способна, и спрятала имя, с которым она ко мне обратилась, в огромную папку с экзистенциальными кризисами, в которой мне нужно было разобраться. — Спасибо.

Она попрощалась со мной с полупоклоном, оставив меня наедине с моей впечатляющей коллекцией пустого пространства. Вероятно, эта женщина решила, что я придерживаюсь авангардистского подхода к минимализму.

Что имел в виду Оливер? Конечно, он не ожидал, что я перееду обратно в Потомак только потому, что ему нравится играть в «Монополию» с моей арендой. Мы прожили всего тридцать дней в нашем междугороднем испытании, а он уже выкинул такой трюк.

Я зашвырнула чемодан в коридор, закрыла за собой дверь и взяла в руки телефон, чтобы позвонить самозваному арендодателю на тропе войны к лифтам.

Он ответил на первом же звонке, назойливо бодрый.

— Обнимашка. — Чем обязан такому удовольствию?

Три секунды. Я позволила себе ровно три секунды, чтобы закрыть глаза и насладиться звуком его голоса, обнимающего меня по другой линии.

Я скучаю по тебе. Спасибо, и спасибо, и спасибо. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за то, что ты воссоединил меня с моим отцом.

Затем я протрезвела, готовая разгребать эту кашу.

— Удовольствию? Попробуй кошмару. — Я старалась сохранить жесткий тон, хотя все, чего мне хотелось, - это броситься в его объятия (и, возможно, задушить его там). — Объяснись, Оливер.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Мое терпение лопнуло, как дешевый шнурок.

— Почему моя квартира выглядит как последствия ограбления?

— Тебе понравилось, что я сделал с декором? — Его довольная ухмылка практически вилась по телефону, как дым.

Лифт с грохотом открылся.

— Обожаю его. — Я запрыгнула внутрь и нажала кнопку «холл». — Я всегда мечтала жить в кладовке.

— Я знал, что ты оценишь открытую концепцию. — Он повысил голос, чтобы его было слышно над толпой вокруг, не обращая внимания на их громкость. — Все это дополнительное пространство для твоего темперамента. Считай, что это терапия без доплаты. Пожалуйста.

Двери лифта открылись. Я выскочила и направилась к ближайшему администратору. Мой кошелек заплакал бы от цены на самый дешевый номер в The Grand Regent, но я едва могла держать глаза открытыми.

С полудня на площадках отеля проходило одно мероприятие за другим. Я прошла мимо приветственной вечеринки для новых сотрудников, мимо шестнадцатилетия какого-то влиятельного человека, мимо свадебного приема, на который то и дело заглядывали доброжелатели, и мимо только что закончившейся юридической конференции.

Гости собирались небольшими группами в холле. Он гудел от классической музыки, общения и неловкого хихиканья людей, застрявших в аду светских бесед. Я едва заметила, что персонал заменил тюльпаны - нежно-розовые этим утром - на яркие розы цвета индиго.

— Единственный, кому здесь нужна терапия, - это ты. От твоей хронической зависимости от аренды. — Я пробралась сквозь толпу и встала в очередь за пожилой женщиной в скромном брючном костюме от Chanel. — Серьезно, Оливер, какого хрена?

Женщина вцепилась в свой жемчуг, явно оскандалившись моим цветистым языком.

— Ты поверишь мне, если я скажу, что у меня добрые намерения?

— О, безусловно. — Я подкралась к очереди, гадая, где он находится, когда на заднем плане стоит шум. — Настолько же, насколько я верю, что ты занялся вязанием и йогой.

— Вообще-то, я занялся вязанием. — Оливер не пропустил ни одного удара, оставаясь все таким же жизнерадостным. — А ты думала, что мой двойной член-XL сам себя согреет?

— Ты отвратителен, — сообщила я ему в тот самый момент, когда какая-то женщина пронзительно закричала в очереди.

Я нахмурилась, удивляясь, как это так громко прозвучало через динамик моего телефона. Возле входа женщина отпрыгнула назад, не успев увернуться от волны кофе, которая забрызгала ее.

Она смахнула как можно больше жидкости со своего вечернего платья, пока преступник вытирал пятно краем рукава.

Смертоносный каблук ее шпильки топтался по мрамору.

— Вы испортили мое платье.

Мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что я также слышала ее слова через линию. Когда я это поняла, то чуть не выронила телефон. Я вскинула голову. Я оглядела толпу в поисках источника моей головной боли.

И вот он.

Оливер фон Бисмарк - его взгляд был прикован к моему, а на губах застыла безумная фирменная ухмылка.

99

Оливер

Было вполне уместно, что я приземлился в Лос-Анджелесе с целой свитой.

Ромео, Зак, Даллас и Фэрроу приехали за мной без приглашения, чтобы посмотреть, как я ем огромный кусок скромного пирога. (Видимо, ничто так не скрепляет друзей, как паломничество через всю страну, чтобы увидеть, как я унижаюсь).

Они заняли места в первом ряду в зоне ожидания в холле, с настоящим попкорном в руках.

Тем временем я прислонился к колонне, ожидая, пока Брайар заметит меня. Вид ее - такой чертовски великолепной, что мне хотелось попробовать ее на вкус, - оправдывал пятичасовую поездку сюда. Я впитывал каждую деталь: небрежный пучок, облегающие штаны для йоги, разочарованный хмурый взгляд на ее пухлых губах.

Затем она вскинула голову, покрутила ею вправо-влево, а потом посмотрела на меня.

Наши глаза встретились.

На секунду я забыл все реплики, которые репетировал во время полета. Затем выражение ее лица из улыбчивого превратилось в хмурое. Я оттолкнулся от колонны и пересек вестибюль, встретив ее на полпути.

Я не пытался скрыть ухмылку.

— Я только что сделал твой день?

— Если ты здесь, чтобы проводить меня обратно в Потомак, то я не могу уйти. — Она пожевала нижнюю губу. — Мой отец здесь.

— Тайм-аут. — Я поднял руку, чтобы остановить ее. — Нам нужно передохнуть, прежде чем мы начнем ссориться. Я не видел тебя тридцать гребаных дней, и я в двух секундах от того, чтобы упасть на колени и умолять прикоснуться к тебе. Лично я готов, но я подумал, что ты не захочешь попасть в заголовки TMZ.

С этими словами я рванулся вперед, обхватил ее лицо своими огромными руками и прижался к ее губам. Ее нерешительность растаяла под моим прикосновением. Она обхватила меня за шею. Ее тоненькие вздохи вливались в мой рот, как нежная ласка. Я провел языком по ее губам.

Ногти Брайар нашли мои плечи и впились в них так глубоко, что оставили следы на несколько дней. Поцелуй вместил в себя все слова, которые я хотел сказать за последние тридцать дней.

Я люблю тебя, и я люблю тебя, и я люблю тебя.

Она вцепилась когтями в мою грудь, пытаясь притянуть меня ближе. Наши рты двигались синхронно, голодные, отчаянные и безудержные. Вокруг нас раздавались возгласы и крики. Я уже забыл, где мы находимся.

Мы неохотно отстранились друг от друга, тяжело дыша и все еще прижимаясь друг к другу. Мир отползал назад дюйм за дюймом. Мы привлекли внимание публики своим PDA (прим. публичный показ непристойности), но, по крайней мере, они были достаточно вежливы, чтобы обойти нас стороной.

Я прижался лбом к ее лбу, наслаждаясь близостью.

— Я скучал по тебе.

— Я думала о тебе каждую секунду на острове. — Брайар прочистила горло и попыталась разрядить обстановку. — Наверняка твоя правая рука устала после тридцатидневной тренировки.

Вот только это было не так. Каждый день я проводил в таком состоянии, что не мог ничего сделать, кроме как сучить и стонать по поводу отсутствия Брайар.

Я вытер слизистую с ее губ, раздвинув нижнюю настолько, что мой член запульсировал.

— Ты даже не представляешь, что ты со мной делаешь.

Кто-то присвистнул. Я был в двух секундах от того, чтобы подхватить ее на руки и дать толпе попробовать настоящий урок секса. Но, увы, моя репутация джентльмена уже висела на волоске.

— Вернемся к делу. — Брайар отошла, натягивая свитер. На ее щеках появился слабый розовый румянец, когда она пыталась взять себя в руки. — Где мои вещи, Оливер?

— В пентхаусе.

Она вскинула брови, как будто я набрал в бутылку воздуха и потребовал, чтобы она за него заплатила.

— Я не могу позволить себе снять пентхаус.

— Примерно так. Я не думаю, что эта затея с расстоянием сработает.

Она побледнела.

— Прости?

— Я не создан для этого. — Я пожал плечами. — После твоего отъезда все было... не очень хорошо.

— Он был просто катастрофой, — уточнила Даллас с дивана, закидывая в рот попкорн.

Брайар вздрогнула. Она не заметила, как наши друзья расположились в зале ожидания, передавая друг другу закуски, словно у них были VIP-билеты на кинопремьеру.

Фэрроу кивнула.

— Как будто смотришь реалити-шоу.

Зак засунул кулак в ее пакет с попкорном.

— За вычетом рекламных пауз.

— Никогда не пойму, чем это так привлекательно. — Ромео скрестил ноги на кофейном столике, подбрасывая вверх-вниз шарик от стресса. — Слишком много драмы. Недостаточно сюжета.

К слову о незваных гостях, толпа так и не рассеялась. Более того, после поцелуя она стала еще больше. За последние десять минут сюда перекочевала вечеринка в честь «Сладких 16». Армия тинейджеров держала в руках смартфоны, словно поймала Кардашьян на улице.

— Как я уже говорил, пока меня так грубо не прервали... — Я проигнорировал наш неофициальный фан-клуб, не желая разрывать зрительный контакт с Брайар. — Мне надоело прощаться с тобой и притворяться, что это не делает меня несчастным. Все эти отношения на расстоянии - полная чушь.

— И что теперь? — Она уперла кулаки в бока, явно готовая выбросить меня из ближайшего окна, но мелкая дрожь в подбородке выдавала ее панику. — Ты бросаешь меня?

— Нет, черт возьми. Я переезжаю к тебе, милая.

— Но... — Она перевела взгляд на наших друзей. — У тебя есть обязанности.

Она имела в виду Себа, конечно же. Мне нравилось, как естественно она его защищала. Она была бы лучшей матерью. Надеюсь, для пятерых детей, которые все выглядят точно так же, как она. И, возможно, с моим умением превращать все в катастрофу. Просто чтобы мы были скромнее.

— Да. — Я опустил взгляд, пытаясь превратить хаос в голове в нечто осмысленное. — Но я ничего не могу поделать. Ты снова ворвалась в мою жизнь, как лавина, неудержимая и всепоглощающая. Последние пятнадцать лет я провел в страданиях, но ты вытащила меня из темноты и показала, как снова жить.

По ее телу пробежала дрожь.

— Оливер...

— Подожди. — Я поднял руку. — Мне нужно это рассказать.

— Или он снова забудет, — прошептала Даллас, подталкивая Фэрроу, как будто в этом не было смысла репетиции в самолете.

Я проигнорировал ореховую галерею, слишком решительно настроенный на то, чтобы зарегистрировать кого-нибудь, кроме Брайар. — Последние пятнадцать лет я не представлял, как выглядит счастье. Я никогда не осмеливался. Но как только ты появилась, я не мог не думать об этом. А потом я обнаружил, что хочу его. Жажду его. Ты заставляешь меня быть счастливым, Брайар. Ты заставляешь меня чувствовать, что... что, возможно, это нормально, если я счастлив.

Слова застревали у меня в горле, как заржавевшие шестеренки, заставляя себя провернуться после долгих лет пренебрежения. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к такому образу мыслей, но чувство оставалось. Я могу снова быть счастливым, и солнце по-прежнему будет всходить, и небо не будет падать, и Себастьян будет продолжать говорить со мной, и мир не перестанет существовать.

— Так и есть. Ты заслуживаешь счастья, Оливер. — Брайар выдержала мой взгляд, не отрываясь. — Иногда быть эгоистом - это нормально. Нельзя все время отдавать, отдавать и отдавать. Это неустойчиво. Иногда нужно быть достаточно эгоистичным, чтобы оставить часть себя, чтобы было что отдавать.

— Я начинаю это понимать. — Я потер затылок, чувствуя, как потеплели мои щеки. — Мы все знаем, что я колоссальный урод, но...

Она нахмурилась, ее голос был мягким, но настойчивым.

— Ты не такой.

Мне нравилось, когда она стояла на своем. Мне хотелось заткнуться, встретить ее губы и доказать, что она права. Но об этом позже. Мне еще предстояло преодолеть гору унижений, прежде чем я смогу воспользоваться этим поцелуем.

— Такой, — настаивал я, решительно настроенный на честность. — Но я начинаю понимать, что это нормально. Всякое случается. Это нормально - совершать ошибки, и я не должен ненавидеть себя за них. Я облажался раньше, и я облажаюсь снова. Но если я и сделал что-то хорошее в этом мире, так это полюбил тебя.

Один из подростков застонал.

— Чувак, просто поцелуй ее уже.

— Терпение, парень. — Я окинул его взглядом, немного смягчившись, потому что наши цели совпадали. — Я пытаюсь заслужить его здесь.

Он не отступил.

— Я мог бы уже просмотреть все «Внешние отмели».

Брайар сморщила нос.

— Близость к подросткам - непревзойденное средство контроля рождаемости.

Это вызвало враждебную толпу.

— Заканчивай, чувак. Тебе платят за слово?

— Кто-нибудь, позвоните в «Холлмарк». Эти мудаки украли их сценарий.

— Йоу, говори громче. У меня нет субтитров.

Я согласился - не потому, что там бутлег Зака Эфрона, а потому, что хотел, чтобы мои слова впитались в кожу Брайар.

— Я говорил себе, что должен жертвовать ради семьи любой ценой, но забыл об одном важном факте. Самый важный факт.

Она затаила дыхание.

— И какой же?

— Ты тоже моя семья. И всегда была ею. — Я придвинулся ближе, уже на расстоянии вдоха. — Это я обещаю тебе, что я на 100% согласен. Никаких отговорок. Даже если это означает переезд в город, где соковые чистки считаются планом питания.

Брайар откинула голову назад, издав горловой смех, который устремился прямо к моему запущенному члену. Гладкий столбик ее шеи так и звал мои губы. Мне хотелось оттащить ее в ближайшую комнату и напомнить, почему она умоляла каждый раз, когда я входил в нее.

Но нет, мне нужно было обнажить перед ней свою душу здесь. На людях. Слишком долго я втягивал ее во множество секретов. Она заслуживала лучшего, чем быть одной из них.

Брайар слегка ошарашено покачивалась на пятках.

— Ты действительно переезжаешь сюда.

— Да.

— А как же... — пролепетала она, изогнув бровь.

— Он знает. Он не против. Как ты думаешь, кто взломал судебные записи Филомены, чтобы найти контактную информацию Купера?

Ее губы разошлись.

— Ты попросил его сделать это?

— Как будто я доверяю этому жулику рассказать тебе правду о твоем отце.

Ее улыбка померкла. Она закусила нижнюю губу и постучала пальцами по бедру.

— Тебе еще нужно управлять The Grand Regent.

— Я буду летать туда и обратно. — Я поднял руку, останавливая ее. — Я знаю, знаю. Бензин. Я куплю несколько кредитов CO2, чтобы компенсировать это, и пожертвую на спасение нескольких китов.

Она закатила глаза, но не смогла сдержать ухмылку, которая снова поползла по ее щекам.

— Ты действительно не нужен им там каждый день?

— Папа вышел из своей пещеры.

Ее глаза расширились, как будто я объявил о чистке.

— Серьезно?

— Серьезно. Вчера вечером мы все уладили. Есть детали, которые нужно отгладить, но в основном я буду летать в Потомак на два дня в неделю, чтобы проверять свой дом и посещать пятничные заседания совета директоров. Ты можешь присоединиться ко мне, когда захочешь, но если не захочешь, я вернусь сюда как можно скорее.

Она не могла стереть улыбку со своего лица.

— Ты переезжаешь ко мне.

— Да.

— Это сработает, — пообещала она.

— Да, — подтвердил я.

Ее маленькие ручки обхватили лацканы моего пиджака, притягивая меня ближе к своим губам. Я затаил дыхание, чувствуя себя снова подростком, собирающимся впервые поцеловать горячую соседку. И тут свет выключился.

О, черт.

Вздох Брайар прикоснулся к моим губам.

— Что происходит?

— Даллас убедила меня сделать презентацию в самолете, — простонал я.

Над нами вспыхнул прожектор, отбрасывая яркий свет полукругом на мрамор. В обычные часы он проецировал фирменный герб отеля на гладкий пол. Сейчас же он освещал десятки фотографий, каждая из которых свидетельствовала о моих сомнительных навыках фотошопа.

Я и Брайар, наблюдающие за облаками на Эйфелевой башне. Кружимся под цветущей сакурой в Японии. В одинаковых парках под северным сиянием. Марракеш, Ха-Лонг-Бей, Патагония. Места, которые мы когда-то обещали посетить. Места, куда я не мог дождаться, чтобы взять ее с собой.

— Это... Comic Sans? — Брайар прикусила губу, подавляя хихиканье. — Это должно быть незаконно.

— Я не хотел перегружать тебя Гельветикой.

— Ты перегрузил меня... — Она прищурилась на очень реалистичное изображение, где она загорает на замерзшем Байкале. — ... моими тремя головами?

— Что я могу сказать? Одной головы не хватило, чтобы передать твое великолепие.

— К такому жуткому уровню преданности я не была готова. — Она покрутилась, не торопясь изучать каждую фотографию. — Что это?

— Это все воспоминания, которые мы должны были сделать, и все воспоминания, которые мы сделаем. — Я дал сигнал Даллас сменить слайды, на которых мелькали отредактированные фотографии ее с друзьями. — Рождество, весенние каникулы, детские праздники. — Я указал на одну из фотографий, где мы едим индейку у моих родителей, а затем снова у Ромео. — В тот год мы ссорились из-за того, где поесть в День благодарения. Не волнуйся. Я загладил свою вину, накормив тебя самой горячей начинкой в твоей жизни.

Она покраснела, подыгрывая ему.

— Так вот почему они называют это праздником.

— Это стало ежегодной традицией. — Я сделал паузу, давая ей впитать в себя уродливые рождественские свитера, несносные елочные украшения и собак в глупых шапках лепреконов. — И мы создадим еще больше праздничных традиций вместе. Ты никогда не будешь одна ни на одном из них. Ты - часть этой семьи, Брайар. Мы тебя не отпустим.

Даллас кивнула, сложив обе руки в виде сердца.

— Мы любим тебя.

Ромео удалось не скривиться.

— Если мне приходится терпеть печально известные новогодние блинчики Даллас, значит, и ты любишь.

— У нас есть традиции на все праздники, которые только можно себе представить. — Зак вздрогнул. — Ты выдохнешься к июлю.

Фэрроу поморщилась.

— Мы празднуем и дни полурождения. Считай, что ты предупреждена.

Я изучал Брайар, наслаждаясь тем, как ее глаза впиваются в каждое из их лиц. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, ее грудь сотрясалась от смеха, который грозил разорвать ее на части. На ее лице мелькал калейдоскоп эмоций - благодарность, удивление, недоверие.

Ее взгляд смягчился тем редким, незаметным способом, которым она смотрела на меня в детстве. Как будто она отдала нам свое сердце и верила, что мы не разобьем его.

— Спасибо. Кажется, я потеряла дар речи. — Голос Брайар дрогнул, и я понял, в какой момент она потеряла способность сохранять самообладание. — Ребята, вы действительно хотите, чтобы я была здесь?

— Пожалуйста. — Фэрроу махнула рукой. — Даллас уже спланировала наши костюмы на Хэллоуин.

Даллас жестом указала на шестерых из нас.

— Мы идем как Мстители. Очевидно, тебе придется принять участие в команде и стать Черной вдовой. Моя послеродовая задница не прикоснется к латексу еще как минимум год.

Ромео пожал плечами.

— Как только ты войдешь в групповой чат, ты уже не сможешь сбежать.

Зак вздохнул.

— Мы пытались.

Брайар опустилась на колени, ее пальцы слегка дрожали, когда она касалась фотографии, где мы нарезаем торт.

— У меня никогда такого не было. — Ее глаза поднялись к моим. — Я загадала это в ту ночь на балу в замке. Счастья. Свободы. Друзей, настолько близких, что они стали семьей. Наконец-то у меня это есть.

— Привыкай к этому. — Я помог ей подняться и поцеловал в лоб. — Мы упрямые, и мы никуда не уйдем.

Из толпы раздались чьи-то всхлипывания.

— У кого-нибудь есть салфетки?

Брайар рассмеялась сквозь непролитые слезы, сияя так, как я никогда раньше не видел.

Ну и хрен с ним.

Набравшись смелости, я отошел от сценария и достал обручальное кольцо, которое она мне подарила. То самое, которое я с тех пор хранил в кармане.

— Я носил его с собой с тех пор, как ты ушла, надеясь, что ты позволишь мне вернуть его на место. — Я опустился на одно колено. — Когда мы расстались детьми, я пытался убедить себя, что выживу. Я лгал себе. Черт, да вся моя жизнь - это одна большая ложь. Ну, с меня хватит. Хватит притворяться, что я могу жить без тебя. Ты не глава в моей жизни. Ты - вся эта чертова история.

Толпа зашумела, энергия в фойе изменилась. Одна женщина вздохнула и вцепилась в руку своего мужа. Пожилая пара показала мне два больших пальца вверх, а мужчина рядом с ними вытирал слезы с глаз своей жены большими пальцами.

— В последнее время я понял, что я жадный ублюдок, и я смирился с этим. — Ободрение толпы воодушевило меня. — Я хочу засыпать рядом с тобой и просыпаться от твоих поцелуев. Я хочу смотреть, как ты ешь вегетарианские бургеры, устраиваешь вечеринки в бассейне, которые я провалю, терпишь неудачу в езде на Эль Капони и даже делаешь свою жестокую рутину голой йоги. Особенно твоя голая йога.

Сердцебиение доносилось до моих ушей, заглушая шум толпы. Теперь здесь были только мы. Я и девушка, из-за которой все остальные мечты казались маленькими. Она была началом, серединой и концом.

— Я хочу спасать тюленей, усыновлять исчезающих морских черепах от твоего имени и устраивать марши в столице, когда какой-нибудь нефтяник делает что-то, что выводит тебя из себя. Я бы приковал себя цепями к гребаному красному дереву, если бы это означало оставаться рядом с тобой. Я безнадежно одержим тобой, Брайар. Я не влюблялся в тебя. Я приземлился без парашюта.

Она выдохнула мое имя, и ничто другое не могло приблизиться к этому.

— Я тоже тебя люблю.

— И я так горжусь тем, каким человеком ты стала. Я всегда знал, что ты можешь быть такой крутой засранкой но когда я вижу это на деле, у меня перехватывает дыхание. Ты была права, когда сказала, что шипы должны быть на розе. Ты - живое доказательство. Мне нравится, что ты достаточно сильна, чтобы бороться за себя. Я ненавижу то, что тебе приходится это делать. Если ты дашь мне шанс, я стану твоим безопасным местом.

— Ты уже им стал, Оливер. — И потому что она была милой, любящей Брайар, она опустилась на колени рядом со мной, прижавшись к моим плечам. — Ты был моим безопасным пространством с того самого дня, как мы встретились.

— А ты - моим. — Я прижался поцелуем к ее лбу, нарушив на мгновение правила, не в силах сдержаться. Либо это, либо сгореть. — Если последние тридцать дней что-то и сказали мне, так это то, что я не хочу больше ни дня проводить в разлуке. Брайар Аврора Ауэр, ты выйдешь за меня замуж?

— Да. — Она протянула ко мне руку, наблюдая, как я надеваю кольцо на палец. —Да, да, да. Миллион раз да.

Толпа вокруг нас разразилась радостными криками. Лепестки голубых роз сыпались как конфетти: гости вырывали их из ваз и бросали нам. Мы одновременно потянулись друг к другу и рухнули на мрамор в куче нетерпеливых конечностей.

— Вы тепер популярны, — сообщила нам именинница, нацелив телефон на кольцо Брайар. — Передавайте привет на прямой трансляции.

Это будет карма, которая даст о себе знать. Я издевался над Заком из-за его неловкого публичного унижения, а он оказался на высоте.

Я застонал, прижавшись лбом к лбу Брайар.

— Думаю, мы все-таки попадем в рубрику TMZ.

Даллас хлопала с дивана, прыгая вверх-вниз.

— Поцелуй ее, поцелуй ее, поцелуй ее.

Наконец-то хоть кто-то соображает.

Пианист начал играть песню. Нашу песню. Я смахнул лепесток розы с ресниц Брайар, а затем поцеловал ее так, как она и должна была быть поцелована - страстно, бесконечно и с полным благоговением.

Мир вокруг нас расплылся и растворился в небытии. Брайар запустила пальцы в мои волосы, притягивая меня ближе. На вкус она была как роза, солнечный свет и моя.

На этот раз я принял правильное решение.

Я выбрал ее, а не весь мир.

Эпилог

Брайар

Три месяца спустя

Даллас Коста: Итак, Брайар действительно придет на ужин в День благодарения, или я снова «приберегу для нее тарелку» в морозилке?

Даллас Коста: И под этим я подразумеваю МОЮ морозилку.

Фрэнки Таунсенд: ты просто злишься, потому что Ромео не позволил тебе защищать тыквенный пирог ценой своей жизни.

Даллас Коста: Он привез его из Эмпориума! Клянусь, за каждую минуту ее опоздания я откушу от ее кусочка в качестве компенсации.

Брайар Купер: Прости, прости. Только что приземлилась. Рейс задержали дважды.

Фэрроу Баллантайн-Сан: Ты все еще настроена на рекламу?

Брайар Купер: Я колеблюсь... Напомните мне еще раз, почему планета важна.

Даллас Коста: Где еще я буду выращивать тыквы для тыквенного пирога?

Фэрроу Баллантайн-Сан: Фермер в чате с нами? Я точно знаю, что это не ты, ботанический мясник из Потомака.

Даллас Коста: Кто-то должен быть дегустатором. Это называется делегировать полномочия.

Брайар Купер: Меня забрал водитель Олли. Я уже в пути.

Даллас Коста: Убедись, что ты здесь, пока собаки не съели всю еду. Они положили глаз на индейку.

Брайар Купер: Я вегетарианка...

Даллас Коста: Прекрати напоминать мне об этом. Моя душа буквально плачет каждый раз, когда ты это делаешь.

Брайар Купер: Я буду там через двадцять минут. Если я приду к пустому столу, я подам на тебя в суд за эмоциональное расстройство.

Я превращаюсь в свою мать.

Не в том смысле, что я в тюрьме и слишком разорена, чтобы внести залог. (Судья установил сумму в 2 миллиона долларов, учитывая, что они с Джейсоном часто путешествуют по разным странам. С теми уликами, которые собрали Себ и Олли, единственным солнечным светом, который они увидят через десятки лет, будет тюремный двор).

Однако в последние несколько месяцев я заметила склонность Филомены к опозданиям: она таскается из Лос-Анджелеса в Даллес, как одинокий шарик для пивного тенниса в переполненном братстве.

Машина даже не успевает остановиться, как я распахиваю дверь. Я выхожу из Bentley, опираясь только на одну пятку, и машу водителю на прощание. Аромат корицы и начинки обволакивает меня, словно теплые объятия.

Искрящийся смех Даллас танцует в фойе. У меня возникает искушение заглянуть в столовую и украдкой посмотреть на него. Но вместо этого я мчусь вверх по лестнице, зная, что Оливер ждет меня в крыле своего брата.

Как только я переступаю порог, рука обхватывает меня за шею и прижимает к груди.

— Скучал по тебе. — Олли со стоном утыкается носом в мою шею. — Ты должна была позволить мне забрать тебя.

Я снова склоняю голову к его плечу.

— Это твой первый раз, когда ты устраиваешь ужин на День благодарения. Ты не можешь исчезнуть. Кто-то должен уберечь пирог от Даллас.

— Я не встану между этой женщиной и ее тыквенным пирогом со специями, если у меня есть бронежилет, аптечка и новая пара кроссовок.

— Ты преувеличиваешь.

— Я бы хотел. — Он приподнимает мои волосы, проводя губами по затылку. — Она целый час разглагольствовала о пряничной корочке. Я был в нескольких секундах от того, чтобы устроить национальную чрезвычайную ситуацию, просто чтобы прервать трансляцию.

Я выпячиваю нижнюю губу.

— Бедный малыш.

— Тебе стоит поцеловать его получше.

Без предупреждения он поворачивает меня лицом к себе и впивается в мои губы своими, пропуская пальцы сквозь мои спутанные волосы. Его язык вырывается наружу, побуждая меня открыть рот и прижаться к нему. Дрожь пробегает по позвоночнику.

Поцелуй мягкий, а его щетина жесткая, и я не хочу ничего, кроме как раствориться в нем. У него вкус ванили, коричневого сахара и мой. Ощущение его присутствия на мне проникает глубоко в мои кости. Это как первый глоток горячего шоколада в снежную ночь.

Я не могу не думать, что именно здесь мое место.

— Если вы двое собираетесь трахаться на моей территории, то хотя бы расстелите одеяло, чтобы впитать жидкость. — Это говорит Себ, спрятавшийся в одной из своих многочисленных комнат. — Здесь нет уборщицы.

Олли отступает на достаточное расстояние, чтобы крикнуть:

— Разберись со своим хозяином. О, подожди. Это я. Просьба отклонена.

Я стараюсь не хихикать, чувствуя, как пылают мои щеки.

— И тебе привет, Себ.

— Привет, БР. — Себ высовывает голову и приветствует меня. — Я бы сказал, что скучал по тебе, но мои предложения Netflix наконец-то пришли в норму.

Моя челюсть падает.

— Это мой аккаунт.

Он пожимает плечами и, не говоря больше ни слова, ныряет обратно в свою комнату. О Себе до сих пор никто не знает. На самом деле, он согласился устроить здесь ужин только при условии, что мы компенсируем ему остатки еды и гребной снаряд за 70 тысяч долларов.

Олли целует кончик моего носа.

— Мы могли бы по-быстрому перепихнуться на парковке аэропорта, если бы ты позволила мне забрать тебя.

— Охрана аэропорта быстро превратила бы это в тюремную ролевую игру.

— Напомни мне еще раз, почему ты летаешь коммерческими рейсами? — Он прижимается лбом к моему. — Ах, да. Белые медведи.

Сейчас я делю свое время между Потомаком и Лос-Анджелесом почти 50/50, а Оливер ездит за мной туда-сюда почти каждую неделю. Однажды я даже уговорила его лететь коммерческим рейсом, который он описал как полное посягательство на его личное пространство и достоинство.

— Ах, да. — Олли достает из заднего кармана голубую розу, заправляет ее в волосы и подводит меня к стопке коробок. — Выбирай свой яд.

Оказывается, коробки, на которые я наткнулась в коридоре, ведущем в крыло Себастьяна, - это не проблема Оливера с накопительством. Все эти годы Олли не переставал выбирать для меня подарки, куда бы он ни отправлялся. Теперь он позволяет мне открывать новый каждый раз, когда я возвращаюсь домой.

— Хм... — Я постукиваю пальцем по нижней губе, притворяясь, что думаю. — Все?

Напряжение от утреннего чтения сценария тает. Если честно, я не могу не расстраиваться, когда «Переписывая нас» станет моим первым проектом под новым юридическим именем - Брайар Купер. Обычно на смену имени уходит до трех месяцев, но Оливер потянул за ниточки, чтобы ускорить оформление документов, так что я смогу насладиться несколькими месяцами в качестве Купер, прежде чем стану фон Бисмарк.

— Ничего не поделаешь, Обнимашка. — Он перебирает несколько коробок, складывая в боковую стопку те, которым он больше всего рад. — Как еще я могу гарантировать твое возвращение?

Я провожу пальцами по его позвоночнику.

— Я могу придумать и получше.

Его глаза переходят на мои. Когда он говорит, голос получается густым и хриплым.

— У тебя есть десять секунд, чтобы открыть подарок, иначе мы не успеем на ужин в День благодарения.

— Ладно, ладно. — Я хватаю ближайший и разрываю его, обнаруживая потрепанные страницы старинной книги. Женщина в белом. — Я подношу ее к носу и вдыхаю. — Мне нравится, Оливер. Спасибо.

— Это загадка, которую я купил в маленьком книжном магазине в Лондоне. — Он смотрит, как я провожу пальцем по золотому листу с названием. Его адамово яблоко подрагивает, и он почти случайно произносит: — И мне нравится читать эротику.

Я поднимаю бровь.

— Эм. Хорошо?

Это было неожиданно.

И тут я вспоминаю, что я сказала в тот раз, когда мы ужинали на улице. Невероятную ложь о том, что мой бывший был заядлым читателем эротики.

— О. Боже мой. — Я ничего не могу с собой поделать - самая широкая и довольная ухмылка скривила мои губы. — Оливер фон Бисмарк, ты ревнуешь?

Его уши становятся розовыми.

— Ревную? — Он быстро приходит в себя, выхватывает розу из моих волос за стебель и проводит лепестками между моих грудей. — Ни в коем случае. Просто напоминаю тебе о хаосе, который ты создаешь, когда оставляешь меня надолго.

Я упираюсь спиной в стену, наблюдая за тем, как клокочет его горло. Палец Олли зацепляет переднюю часть моей рубашки, прямо между декольте, и тянет вниз. Он целует меня в челюсть, в шею, в выпуклость груди. Его палец проводит по внутренней стороне моего бедра, проскальзывает под трусики и легко входит в меня.

Я опускаю его голову ниже и стону, когда он покусывает мой сосок через лифчик.

— Мы ужинаем.

Он бормочет проклятие, убирает пальцы и обхватывает их губами, не сводя глаз с меня, пока он пробует меня на вкус.

— Это и есть ужин.

— Одеяла, — напоминает Себ из своей комнаты, несомненно, подслушивая весь наш разговор.

Я игнорирую его.

— Оливер.

Олли выжидает, его глаза все еще темные от вожделения.

— Отлично.

Пока это снова не вышло из-под контроля, я тащу его в столовую.

— Чем ты занимался последние несколько дней?

Он поправляет свою эрекцию, пока мы спускаемся по лестнице.

— Объявил всему миру, что я новый генеральный директор Grand Regent, вызвал резкое падение акций как раз к праздникам и пожертвовал на спасение нескольких замаслившихся тюленей в Ньюпорт-Бич.

— Теперь, когда ты не попадаешь на первые полосы сплетен каждую неделю, твой имидж восстановится - а вместе с ним и акции. Подожди. Ты сказал «тюлени»? — Я собрала воедино все, что сказала на том ужине несколько месяцев назад, и у меня отвисла челюсть. — Оливер. Как давно ты зациклился на том, чтобы превзойти Гранта?

Он берет меня за руку на нижней ступеньке.

— Достаточно долго, чтобы отменить горнолыжные курорты в Палм-Спрингс и Дубае, познакомиться с местными экоактивистами и разработать экологичные меню обслуживания номеров для всех 6000 объектов Grand Regent.

— Грант Дуайер бросил колледж не для того, чтобы спасать планету Земля. Он даже не читал эротику. — Я изо всех сил стараюсь не хихикать, и мне это почти удается. Почти. — Я издевалась над тобой, Оливер.

— Что я могу сказать? Назад дороги нет. — Он подносит мое обручальное кольцо ко рту и целует костяшку, глядя мне прямо в глаза. — Я весь в работе, Брайар. Лос-Анджелес, наряды Барби, гребаный дуэт Frozen. Черт, мне все равно, если ты попросишь меня взобраться на Эверест и в одиночку спустить каждый кусочек замусоренного мусора - я сделаю это. Нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы заставить тебя улыбаться.

— У нас нет любимчиков. — Агнес хмурится на Оливера поверх своего бокала с вином.

Он макает индейку в соус.

— У вас точно есть любимчики.

Я опускаюсь в кресло, съедая две порции картофельного пюре, и начинаю свой первый большой праздник в новой семье. Вообще-то, это мой первый праздник с любой семьей. Очевидно, они включают в себя нездоровое количество спиртного и множество бессмысленных споров. Я и не подозревала, что «семейные узы» - это код для «кто громче всех крикнет».

Мама Зака только закончила читать ему и Фэрроу лекцию о своих внеклассных ожиданиях для внуков, которых нет, когда между Оливером и его мамой вспыхнула очередная потасовка.

Миссис фон Бисмарк вытирает уголки губ льняной салфеткой.

— Есть доказательства?

— Конечно. — Олли указывает морковкой, насаженной на конец вилки, на обоих родителей. — Вы назвали меня Оливером в честь Оливкового сада, а Себастьяном - в честь какой-то измельченной римской скульптуры.

— Это была флорентийская картина, а не скульптура, а «Оливковый сад» - это американская классика.

— А еще... — Феликс облизывает губы. — Мы назвали тебя Оливером в честь фрукта.

При его заявлении Агнес растворяется в приступе хихиканья.

— Фу. — Олли фальшиво харкает в свою тарелку. — Гадость.

Его мама взбалтывает вино в своем бокале.

— Ты даже не знаешь, почему я смеюсь.

— А я и не хочу знать. — Он запихивает в себя тарелку, его губы кривятся в усмешке. — Насколько я понимаю, я появился у вас в результате непорочного зачатия.

Их спор продолжается, пока я выкладываю на подогретую тарелку свои плотоядные подношения Себастьяну. Индейка по-каджунски, начинка из андуя, кукурузный хлеб и будин.

— Брайар. — Даллас наклоняется к Ромео и Фрэнки, чтобы подглядывать за мной. — Ты припрятываешь еду на потом?

— Может быть. — Я мысленно готовлю оправдания по поводу мяса на моей тарелке, но Даллас расплывается в улыбке.

Она обмахивается веером, оттягивая воротник платья от шеи.

— Ты меня еще никогда так не заводила.

К тому времени, когда я возвращаюсь, чтобы отнести еду Себу, персонал уже убирает основное блюдо. Остатки тыквенного пирога и лимонного печенья лежат брошенными на подносе для обслуживающего персонала. Оливер исчезает в кладовой, чтобы порыться в настольных играх, а Ромео возвращается с коробкой размером с футбольное поле.

Гигантский подарок с грохотом падает на красное дерево, занимая все свободное место на столе. А на столе много места. Это зрелище само по себе. Завернутый в глянцевую изумрудную бумагу, которая сверкает под теплым светом.

— Открывай. — Даллас взмахивает концом шелковистой золотой ленты, закручивающейся вокруг коробки в идеальные петли. — Это от Ромео. Я вручу тебе свой свадебный подарок в день свадьбы.

— Я не думал, что он пройдет таможню, — объясняет Ромео, который вообще ничего не объясняет.

— Примерно так. — В столовую входит Олли и бросает Фэрроу колоду карт. — Меняем место.

Фэрроу открывает пачку и начинает тасовать карты для игры в румми.

— Это больше не в Науру?

Я не могу не вспомнить свое желание девятнадцать лет назад. О жизни, которая тогда казалась мне невероятной. Яростно преданные друзья. Домашняя еда. Раунды ромми в ленивые праздничные вечера.

Она существует, она прекрасна, и она твоя. Навсегда.

Фрэнки хмурится.

— Но я купила самую милую тропическую одежду.

— А я купил самый милый тропический остров. — Олли занимает место рядом с моим, обхватывая меня за спину. — Он в Карибском море. Там есть хорошая взлетно-посадочная полоса, так что мы все сможем летать частным самолетом.

— Оу. — Даллас сжимает сердце, практически растворяясь в своем кресле. — Для свадебного подарка Брайар?

Вообще-то, для Себастьяна. Если мы хотим, чтобы он был на свадьбе, нам нужно пронести его на место, а если мы хотим пронести его, нам нужно избежать таможни. Единственный способ сделать это включает покупку за 45 миллионов долларов сразу за Виргинскими островами.

Прежде чем кто-то из них успевает задать еще несколько вопросов, я дотягиваюсь до золотого банта и дергаю его.

— Я все равно открою подарок раньше времени.

Как только лента распутывается, боковые стенки коробки падают на стол, открывая нечто гладкое и металлическое. Я понятия не имею, что это. Вероятно, какая-то техника. С длинным гибким шлангом, идущим от резервуара к соплу. Он блестит, как будто кто-то только что его отполировал.

— Это... — Я почесала висок. — О...

— Огнемет, — говорит Ромео, изогнув бровь. — Для твоих кустов. Помнишь?

— Точно. — Я смотрю на чудовищную штуку, убеждення, что заслуживаю визита ФБР и всех остальных агентств из трех букв. — Спасибо.

Оливер наклоняется вперед, чтобы осмотреть его.

— Не это я имел в виду, когда говорил, что буду поддерживать твои увлечения.

— Хочешь демонстрацию? — Ромео добавляет круглый кубик льда в свой виски. — Мы можем сжечь весь утес дотла к закату.

К счастью, на кухню вальсирует Агнес, спасая утес. Она держит на ладони поднос, заваленный сладостями.

— Десерт, дорогая?

— Нет, спасибо. — Я помогаю ей поставить подносы на пол и останавливаюсь, когда она берет маленькую тарелку. — Не думаю, что смогу больше есть. Завтра мы с Оливером едем к Куперам на второй раунд Дня благодарения.

— О, Коннектикут прекрасен в это время года. — Агнес ставит тарелку, которую она зарезервировала, перед Оливером и сжимает его плечо. — Я приготовила это специально для тебя.

Затем она исчезает в тумане из переливающегося жемчуга и винтажного Jean Patou. Оливер молча смотрит на тарелку, пока Фэрроу раздает всем карты. Это сладкие картофельные кексы. Его любимые. О.

Я поворачиваюсь к нему, когда он бормочет что-то почти неразборчивое.

— Она не пекла мне мой любимый десерт уже пятнадцать лет.

Эти слова разбивают мне сердце, но кексы сшивают его обратно.

— Все меняется, Олли. Ты не один. На этот раз... — Я сжимаю его руку под столом, достаточно близко, чтобы слышали только мы. — Если небо упадет, я подниму его для тебя.

Оливер

Месяц спустя

Мой брат - ублюдок.

Садистский, беспринципный тролль во всех смыслах этого слова.

Винтажный бархатный костюм, который он мне купил, сидит на моей заднице, вытягивая пот из пор, о существовании которых я даже не подозревал. Себастьяну удалось убедить мою невесту последовать примеру с нарядами Барби, поэтому я испытываю дискомфорт. Несмотря на то, что на дворе декабрь, на частном острове сейчас тридцять два градуса и очень влажно.

Со своего места на песке я чувствую на себе пристальный взгляд Себа, который впитывает в себя романтику с соседнего маяка. Брайар предложила отложить медовый месяц. Вместо того чтобы мчаться в Сагреш-Пойнт, мы проведем здесь целую неделю, чтобы Себастьян мог насладиться островом ночью, пока все спят. Она всегда учитывает моего брата в наших планах - еще одна причина жениться на этой женщине как можно скорее.

Если не считать свадебной вечеринки, наш крошечный список гостей занимает четыре стула - мама, Мелинда, Констанс Сан и тетя Селеста. Оно и к лучшему, учитывая, насколько вирусным стало мое предложение. К тому же, по крайней мере, все, у кого есть интернет, знают, что Брайар похищена. Маленькие милости.

Скрипач начинает играть «Красавицу и чудовище», давая сигнал свадебной вечеринке маршировать. Фрэнки идет с Хейзел, останавливаясь у самых дальних ступеней алтаря со стороны невесты. Затем Ромео сопровождает Фэрроу, поскольку Брайар выбрала Даллас в качестве подружки невесты. Песня достигает крещендо, вызывая часть Зака и Даллас.

Они идут к алтарю и занимают ближайшие ко мне места в центре алтаря. Заку досталась честь быть моим шафером, но только для того, чтобы он не жаловался на то, что я чуть не убил его в криокамере. Это хорошее решение, так как его огромная голова закрывает мне вид на Брайар, спрятавшуюся за аркой из роз. Невозможно предугадать, что я сделаю, как только увижу ее.

Музыка затихает. Уже почти пришло время моей невесте идти к алтарю, а я так чертовски взвинчен, что могу упасть духом и довести себя до сердечного приступа. Это даже не войдет в десятку позорных поступков, которые я совершил на глазах у Брайар, но я уверен, что наша семья никогда не даст мне дослушать это до конца.

Зак подталкивает мой ботинок носком.

— Ты когда-нибудь давал имя этому острову?

Думаю, он пытается отвлечь меня. Не очень получается, но я все равно ему потакаю.

— Мы думаем, Науруа.

Ромео фыркает, поворачивая щеку, чтобы видеограф не заметил этого.

— Это должно быть нарушением авторских прав.

Я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть свою будущую жену.

— Я могу позволить себе судебный иск.

Зак сжимает брови, скрывая свое недоумение.

— Это тот же парень, который назвал брак сиквелом для получения денег?

Скрипачка заставляет нас замолчать, прижав подбородок к шее. Первые ноты песни Дермота Кеннеди «What Have I Done» разносятся над пляжем. Роуз несется к алтарю вместе с Гизером, бросая за спину охапки голубых роз. Они кувыркаются и кувыркаются на ветру, прежде чем приземлиться на белый песок. Когда она доходит до того места, где я стою в конце импровизированного прохода, она поворачивается и забирается на колени Мелинды.

Брайан идет по проходу следом, а Трио скачет рядом. У обоих одинаковые галстуки, аккуратные стрижки и уровень волнения, более подходящий для покерного матча с высокими ставками. Через тридцать секунд, когда до Брайан остается всего шесть шагов, Трио хватает коробочку с кольцом и бросается к нам, топая тремя лапами по песку.

Брайан бежит за щенком, уперев руки в маленькие кулачки.

— Эта собака одержима.

Сделав свое дело, он мчится прямо к маме, где, как я полагаю, будет дуться до конца вечера.

Песня замедляется, снова доходит до припева. Издалека Брайар входит в мое видение, и все перестает существовать. Волны больше не разбиваются, мои друзья перестают меня доставать по поводу того, как плохо я отношусь к этой девушке, а папа не дышит мне в рот в своем костюме официанта.

Купер протягивает руку Брайар, провожая ее к алтарю. В своем изысканном платье с плечами она просто чудо. Полный силуэт танцует с каждым ее шагом. Легкий ветерок доносит ее аромат к алтарю. Свежего льна, роз и сладких летних воспоминаний.

Винтажное розовое кружево и жемчуг ловят солнечный свет, когда она идет. За ней тянется шлейф, расшитый темно-розовыми розами, которые поднимаются до талии и обвивают лиф. Это платье прямо из сказки для девушки из мечты.

Наши глаза встречаются. Я могу упасть в обморок. На самом деле, я начинаю раскачиваться. Зак удерживает меня в вертикальном положении, ухватив за пиджак и пригрозив безжалостно отшлепать по заднице, если мои колени поддадутся. Я ничего не могу поделать. Я представлял себе, как женюсь на этой девушке, на протяжении двух гребаных десятилетий. Наконец-то это случилось.

— Прекрасна, — говорю я своей невесте, пока она скользит к алтарю.

Я самый счастливый ублюдок на планете.

Купер останавливается чуть поодаль от меня, пальцы Брайар все еще сцеплены в локтевом сгибе его руки.

— Я всю жизнь надеялся, что у моей дочери хватит сил подняться над трудностями, но теперь я доверяю тебе стать для нее мягким местом для падения.

Я сглатываю, дыхание словно дым в горле.

— Я буду.

— Папа. — Брайар впервые называет его так. Ее голос трещит. Она быстро моргает, борясь с эмоциями, которые, как я знаю, так и просятся наружу. — Спасибо, что искал меня.

Купер обхватывает ее руками и притягивает к себе.

— Ты стоишь каждой секунды. — Это и извинение, и клятва, и признание в любви. Он снова обращает внимание на меня, крепко сжимая мое плечо. — Пообещай мне, что когда ты возьмешь ее за руку, ты будешь держать ее нежно и навсегда.

Я закрываю глаза и киваю.

— Обещаю.

На мои слова он кладет ладонь Брайар в мою и сжимает наши соединенные руки. Затем он исчезает в стороне.

Язвительная ухмылка кривит ее губы.

— Еще не поздно бежать.

— Бежать? — Я изогнул одну бровь. — Детка, если я и побегу, то только чтобы догнать тебя. Ты застряла со мной.

Даллас сжимает кулак в кулак.

— Вы двое так плохо умеете говорить. Это больно.

Мы с невестой игнорируем ее. Ни один из нас не может оторвать взгляд друг от друга. Отец начинает церемонию, но я не обращаю на него внимания, пока не приходит время прошептать наши клятвы.

Мы с Брайар договорились не готовить их заранее. Каким-то образом я знал, что она скажет. Думаю, она тоже знала, что я скажу, потому что, когда я это делаю, она не выглядит удивленной. Она также не ждет, пока папа объявит нас мужем и женой.

Без дальнейших указаний она встает на цыпочки, обвивает пальцами мою шею и прижимает меня к себе, чтобы поцеловать. Наши губы сливаются воедино, и я не знаю, где начинаюсь я и заканчивается она. Вокруг нас ликует и кричит наша семья, осыпая алтарь лепестками роз.

Ночь расплывается в оцепенении. Мы исполняем дурацкий дуэт «Любовь - это открытая дверь» (я его исполняю), делаем одинаковые временные татуировки на лицах друг друга (Брайар чертовски нравится моя, и я могу ее оставить) и разрезаем наш пятиярусный торт с топпером «69» (мама попросила подсказать ей, как удалить его в фотошопе, а моя болтливая жена отговорила ее от меня).

В конце вечера мы подарили гостям акции Grand Regent, и я рад, что мы отказались от прогулки верхом к алтарю, потому что Брайар все еще плохо переносит лошадей, а мне она нужна в полном здравии для того, что я планирую с ней сделать, как только мы доберемся до комнаты невесты.

Пока наши гости продолжают веселиться в открытом шатре, я несу Брайар в нашу спальню и укладываю ее на кровать, где мы еще раз шепчем друг другу клятвы.

— Небо не падает, — обещает мне жена.

— Мы держимся вместе.

Благодарности

Обычно мы избегаем благодарностей в наших книгах, поскольку их и так достаточно сложно писать для наших сольных книг. Однако один из наших дорогих корректоров и самых больших болельщиц скончался, когда мы писали эту книгу. У нее не было возможности прочитать ее.

Это книга для Мишелл Каспер, которая вела самую храбрую борьбу с раком, которую когда-либо видел мир.

Мишелл не захотела устраивать мемориал или похоронную службу, поэтому мы празднуем ее жизнь в ее любимое время года - весной.

Весна - это напоминание о том, что, хотя самые суровые зимы могут лишить нас того, чем мы дорожим, некоторые вещи всегда находят способ вернуться к жизни.

Обнимите своих близких сегодня вечером, цените маленькие моменты и помните, что то, что мы храним в наших сердцах, никогда по-настоящему не теряется.

С большой любовью,

Паркер и Л. Дж. Шэн

Переведено каналом Книжный шкаф

https://t.me/lilybookcase