Он сидел на больничной койке, а я держал зеркало и смотрел, как он распутывает бинты на лице. Как только он увидел себя, его вырвало. На зеркало. На мою руку. На простыни. На кафель в палате.
Затем он повернулся ко мне, абсолютно серьезный, и спросил:
— Ты хочешь загладить свою вину?
Я кивнул, сердце заколотилось в горле.
— Я дам тебе все, что ты захочешь.
— Что угодно?
— Все, что угодно, — пообещал я.
— Я хочу твоего счастья.
Я покраснел, испугавшись того, как он это воспримет.
— Себ...
— Уходи от Брайар Роуз.
Мне показалось, что он ударил меня.
— Что, прости?
— Ты отнял у меня все шансы на счастье. Я лишаю тебя. Оставь Брайар Роуз, живи своей жалкой жизнью без нее и помни, каково это, когда у тебя отнимают то, что тебе дороже всего.
Я мог бы сказать «нет». Сказать ему, что он сказал это только от злости, страха и разочарования, что потерял все. Что, возможно, через месяц, или год, или даже пять он пожалеет о том, что попросил меня отказаться от нее.
Но он не пожалел.
Вместо этого я согласился.
— Потому что ты меня попросил, — тихо сказал я, хотя сама себе не верил.
— Это полная чушь, и ты это знаешь. — Себастьян отступил назад, покачал головой и выключил кран. — Но ладно. Я обещаю не разрывать ее на части, если она найдет сюда дорогу.
— Спасибо.
— Но я не могу обещать, что не буду говорить о тебе гадости.
Он уже стягивал с себя шорты - мой сигнал уходить.
— Все в порядке. — Я махнул рукой за спину. — Вступай в клуб.
— Я председатель. — Я захлопнул дверь перед его носом, покачав головой, но не раньше, чем он успел крикнуть: — Не волнуйся, Олли. Если тебе от этого станет легче, я уверен, что она ненавидит тебя меньше, чем я.