Мой тихий ужас

2.4

Я всегда считал себя счастливым ребёнком, беззаботным и неприхотливым, но когда мне стукнуло пять, тот выдуманный очаровательный мир стал медленно разрушаться. Я всё чаще задавался вопросом – почему был тем «избранным» мальчишкой, что никогда не познает материнской любви? Каждый раз мне приходилось прятать слёзы, завидую ребятам, у которых та любовь была в переизбытке.

Тогда мой главный вопрос сменился другим – что не так с тем «избранным» мальчишкой, из-за которого разрушилась семья?

Отец старался изо всех сил, был чутким и внимательным, но между школьным утренником и работой он всегда выбирал второе. Его бизнес заметно рос, а вместе с тем росла моя злоба на мир. Примечательно, что этим миром был мой отец.

С годами мы всё больше отдалялись друг от друга: разговоры по душам преобразовались в ссоры, встречи свелись к минимуму. Любимый ребёнок вмиг стал проблемным. Я натворил немало дел, в попытке привлечь его внимание, тем самым исчерпав нашу связь до пустоты. Дом превратился в тюрьму, отец стал Елисеем.

Желая заполнить душевные дыры я обратился в книги, что вскоре переросло серьёзное увлечение. Елисей с радостью оплатил обучение в лучшем институте, в надежде на моё исправление. И это действительно помогло, но лишь отчасти. Обращая силу мыслей в текст, я не мог совладать с физической. Это злило меня ещё больше.

На бои я попал совершенно случайно, когда прогуливался по проспекту и наткнулся на блёклую афишу. Впервые оказавшись на ринге, «избранный» мальчишка честно оправдал своё звание. Будучи пропитанный яростью, он превратился в свирепого пса на птичьей ферме. Там же он обрёл лучшего друга.

Арсений Птицын был из тех бойцов, что лидируют с конца списка, но только за одно упрямство его следовало уважать. Психованный и сумасшедший, он наводил ужас на соперника ещё до выхода на арену, пусть сам не отличался явной силой. Мне нравилась его непримиримость, восторгала крепость духа.

Именно Арс объяснил мне, что наличие мамы в твоей жизни не всегда преследует счастье. Его родительница никогда не пылала любовью к мальцу, а после смерти отца вовсе позабыла о его существовании. Она ментально ударилась в то, что сложно связать с здравомыслием – умерла, но только в сердце.

Нас сблизила эта потеря. Аспидно-чёрная краска на теле нас породнила.

Я был верен ему до конца, считал за брата и был готов всегда прийти на помощь. Но время шло, и наш крепкий коктейль дружбы был разбавлен компонентом под названием «София». Сегодня я сжимаю кулаки не за него, а на него, ведь тот перешагнул на сторону, что так тесно граничит с предательством.

– Ну как ты? Остыл? – спрашивает Арс, пока я упираюсь лбом в холодный столб и пытаюсь отдышаться. – Сломай мне ноги, если хочешь. Всегда мечтал побывать на месте Софии. Такой мощный концентрат внимания на одну персону.

Его шутки больше не кажутся мне безобидными. Каждая мелкая искра рискует спровоцировать взрыв.

– Помолчи, Арс, – сквозь злость умоляю я. – Заткнись, и я тебя не трону.

– Ох, какой же ты заботливый друг. Я просто таю.

Мой кулак отскакивает от бетонной конструкции, я оборачиваюсь к другу и мысленно сохраняю тот поводок, что держит меня на привязи.

– Будешь и дальше строить из себя чистенького?!

– Не получится. Ты протёр мною дорогу, – напоминает он, утирая лицо грязным рукавом. – Флешку я вернул. Что ещё тебе нужно?

– Объяснений, твою мать!

Злостный крик разлетается по округе. Во окнах соседних домов загорается свет. Ещё немного, и наша беседа станет достоянием общественности.

– Что тут объяснять, Тихон? Спустя месяц после пропажи Сони я получил то письмо. Содержимое было паршивым, поэтому я не стал о нём трепаться. К тому же, ты не был готов к таким познаниям, как и сейчас, – Арс теряет уверенность и выдерживает паузу. – В письме она говорила об ошейнике, который в итоге оказался у тебя. И я забыл о странной просьбе, если бы не твой приход с массой таких же странных вопросов. Мне стало ясно одно: весточка настигла и тебя. И судя по тому, что ты всё-таки пришёл ко мне, прочитать её полностью ты не успел.

Мне требуется время, чтобы разобрать его речь. И мне потребуются годы, чтобы понять Софию.

– То есть, первым был ты? – в моём голосе помешана ревность с горечью. – Она поделилась всем этим с тобой? С чего вдруг?

– Чем именно? – негодует Арс. – София поиграла в сценариста и решила напомнить мне о последнем дне нашей встречи. Она описала его фантастически ярко. Так живо, что я подумал о исповеди. А ты получил что-то другое?

– Я начал с первого дня знакомства…

Арс довольно усмехается.

– Значит, тебе жутко не повезло.

– Почему ты не сказал мне раньше?! – взрываюсь я.

– Почему не сказал о том, что сломает тебя и лишит здравомыслия? – парирует он, нервно пожав плечами. – Даже не знаю.

Арсений был прав, ведь впутавшись в игру Софии я постепенно теряю грань с реальностью. Теряю веру в настоящее и во всё её содержимое.

– Расскажи мне, – требую я, выпрямившись. Просьба вылетает быстрее осмысления. На деле в голове полный бардак сомнений.

– Значит, ты мне тоже всё выложишь? Всё то, что успел прочесть? – отстреливается он. – Даже не проси, Тих. Ты сам до всего дойдёшь… Я хоть и Птицын, но всё это время поломанные крылышки лечили не мне.

Я впервые опускаю взгляд, не в силах противостоять другу.

– Ты верно заметил, что мы отдалились, Тихон. Так и есть. Ты возненавидишь меня, когда прочитаешь письмо до конца, – Арс хватается за шею, выкручивает расписную кожу. – Возненавидишь так же сильно, как и София… Если бы она узнала о главном виновнике той аварии.