Мрачный шепот (ЛП)

Глава 11

Сабин понимал, что напоминает чудовище. Кровь покрывала кожу, в глазах сияла дикость, жестокость, — так было всегда, когда случалось нечто наподобие того, что недавно произошло в темнице, — ко всему прочему от него жутко вонял. Он собирался принять душ прежде, чем показываться на глаза Гвен, не желая напугать ее еще больше. Хотя сперва, он направился проведать Амана. Бедолага уже перестал мучительно корчиться, но продолжал стонать, не вставая с постели и держась за голову. Он, должно быть, украл больше секретов, чем обычно. Темных секретов. Иначе к этому времени он бы уже пришел в себя.

Сабин испытывал чувство вины за то, что попросил друга умножить царящий в его голове хаос на парочку новых голосов. Успокаивало лишь то, что Аман прекрасно сознавал, что делал и хотел разгромить Ловцов так же, как и Сабин.

Выйдя из комнаты Амана, он решил взглянуть на Гвен и узнать, чем она занята. Накормила ли ее Анья?

Напугала ли?

Узнала ли что-то большее о Гвен?

Эти вопросы кружились в его разуме и отказывались уйти, каким-то образом оттесняя желание выжать больше информации из заключенных на задний план.

Вот только в его комнате Гвен не оказалось.

Придя в ярость, он начал охоту. Вообразив, что Парис, ушедший из темницы вскоре после его прихода, воспользовался его отсутствием и соблазнил ее, Сабин направился в спальню воина, кипя от бешенства. Сабин заявил права на Гвен. Она была его. Никто не должен был к ней прикасаться. Не потому, что он ревновал и испытывал ярость собственника. Разумеется, нет, а потому, как он уже неоднократно убеждал себя, что планировал использовать ее в качестве оружия. И это не сработает, если один из воинов выведет ее из себя. Да, именно потому перед глазами стояла красная пелена, а руки сжались в кулаки, ногти превратились в когти, а всё тело предвкушало драку.

Однако ее не было в постели с Парисом, что спасло шкуру последнего. Парис напивался до беспамятства в одиночестве, практически вводя в себя амброзию, — наркотик богов.

Сабин всё еще пребывал в шоке от увиденного. Парис всегда был радостным и заботливым оптимистом. Что, черт возьми, с ним произошло?

Но разборки по поводу злоупотребления божественного напитка придется отложить, хотя провести их надо всенепременно, ведь воин под кайфом — воин потерявший бдительность. И Сабин собирался вбить немного здравого смысла в Париса, а потом поговорить с Люциеном об этом. И тут он услышал женский смех и последовал на звук, не в состоянии думать ни о чем другом. Его снедало любопытство. Да, любопытство, — а не отчаянное желание, наконец, увидеть на лице Гвен веселье, а не мрачные страхи и трепет.

И вот он стоял на пороге комнаты развлечений, переводя взгляд с нее на Уильяма, кипя от ярости, слыша крики демона у себя в голове. Демон сомнений жаждал уничтожить Гвен, но хотел сделать это единолично. Хотел быть единственным мужчиной рядом с ней. И любой другой представлял собой просто помеху и заслуживал наказания.

«Пусти меня к этому воину,» — ревел демон. — «Он пожалеет о своих действиях. Он будет молить о пощаде».

«Скоро».

Сабин только что жестоко убил человека, и по идее должен был испытать отвращение к еще одному убийству, ведь список убиенных им постоянно пополнялся. К тому же Гвен не готова к такому жестокому зрелищу.

Веселье исчезло с ее лица, — что же заставило ее рассмеяться? — и на его месте снова появилась отвратительная тревога. Из-за Сабина? Или Уильяма, который хотел втихомолку заключить сделку и забрать то, что принадлежит Сабину? И подумать только: ему уже начинал нравиться этот распутный ублюдок, он даже восхищался его наглым остроумием. Восторги угасли мгновенно.

— Сабин, мужик, — сказал сей ублюдок, поднимаясь и насмешливо улыбаясь. — Мы только что говорили о тебе. Не могу сказать, что счастлив видеть тебя.

— А очень скоро ты вообще ничего сказать не сможешь. Гвен, возвращайся в мою комнату.

Анья встала перед Уильямом, закрывая его, словно щитом.

— Ладно, Сабин. Он не собирался делать ничего плохого. Он просто ужасно глуп. Ты же знаешь.

Вместо того, что закрыть собой женщину, как поступил бы честный воин, Уильям нахально поманил к себе Сабина, прячась за богиней.

— Я вообще, собирался кое-что устроить. Она красива, и я уже давненько этим не занимался. Несколько часов.

— Гвен, уходи. Сейчас же, — прищурившись, он не сводил глаз с Уильяма, вынул из ножен за спиной кинжал и вытер кровь с лезвия о штаны.

— Мне всё равно, за кем ты прячешься. Ты долго не проживешь.

Гвен вздохнула, очнувшись из того, похожего на транс, состояния, в которое ее увлекла очная ставка. Когда Сабин пошел вперед, она даже подняла руку, чтобы его остановить. Он почувствовал прикосновение ее руки к своему животу. По какой-то непонятной причин это прикосновение оказалось более возбуждающим, в сравнении с рукой другой женщины, ласкающей его член.

— Прошу, — шептала она. — Не надо.

Возникло минутное замешательство.

Гвен не собиралась уходить. От нее исходило слишком много решительности. Какой же силой должна обладать столь робкая малышка, чтобы так отстаивать своё мнение? Но неужели, она надеялась защитить Уильяма? Желание Сабина наказать воина возросло неимоверно.

— Если подумать, — весело сказал Уильям, положив руки на плечи Аньи, словно дразня его, — я ничего плохого не сделал. Она не принадлежит тебе. На самом деле.

Сабин раздул ноздри, напрягаясь всем телом, намереваясь яростно атаковать. Каким-то чудом он сумел застыть на месте. Вероятно потому, что почувствовал дрожь Гвен рядом с собой, прикосновение ее теплых пальцев к его груди.

— И почему ты так считаешь? — требовательно спросил он.

— Я частенько общался с женщинами, чтобы знать, когда какая-то из них принадлежит другому мужчине. Хотя это никогда меня не останавливало. Но Гвен свободна, мужик. Для меня, для любого мужчины.

Гвен замахала руками.

— Ничего не случилось, — умоляюще сообщила она Сабину. — Я не знаю, почему ты так расстроен. Ты и я даже… мы не…

— Ты — моя, — сказал он, не сводя глаз с Уильяма. — Я тебя защищаю, — он решил, что отметит ее, поставит на ней клеймо, что Уильям и остальные поняли и не сомневались в том, что теперь она навсегда под запретом. — Моя по праву.

Это не будет значить ничего. Он не позволит этому случиться. Но это нужно сделать.

— Идем, — он взял ее за руку и повернулся, увлекая ее за собой.

Уильям рассмеялся. Слава богу, Гвен не протестовала. Если бы она хотя бы попыталась, он бы взвалил ее на плечо и вынес ее на манер пожарного, — после того, как вернулся бы к Уильяму и выбил бы тому несколько зубов.

— Идиот, — послышался голос Аньи.

Потом раздался звук, как будто она отвесила Уильяму подзатыльник.

— Ты хочешь, чтобы тебя отсюда выперли? И на чью сторону, как ты думаешь, встанет Люциен, когда придется выбирать между тобой и Сабином?

— Он на твоей стороне, — ответил воин. — А ты — на моей.

— Ладно, неподходящий пример. Не забудь, что у меня твоя драгоценная книга. Каждый раз, как ты поведешь себя так, я буду вырывать по странице!

Раздался глухой рык:

— Однажды, я…

Их голоса затихли, теперь слышно было лишь дыхание Гвен и тяжелые шаги.

— Куда мы идем? — нервно спросила она.

— В мою комнату. Где тебе следовало бы оставаться.

— Я не пленница, а гостья! — сказала она.

Он поднялся по лестнице, немного замедлив шаг, чтобы ей не пришлось бежать. По пути они встретились с Рейесом и Даникой, Мэддоксом и Эшлин, которые шли на кухню. Обе пары попытались остановиться и поговорить с ним, улыбающиеся женщины хотели познакомиться с Гвен, но он продолжал идти, не сказав ни слова.

— Почему ты так расстроен? — Гвен покрепче взяла его за руку. — Почему я не могла с ними поговорить? Я не понимаю, что происходит.

Он гордился ею. Она понимала опасность, которую он сейчас представлял, но не пыталась сбежать, совсем не опасаясь потерять контроль над своей Гарпией.

— Я не расстроен, — «Я в ярости!»

— Это у тебя просто такая привычка — грозить смертью людям, которые вовсе тебя не расстраивают?

Он не ответил ей, так как один навязчивый вопрос появился в голове и не желал уходить.

— Он прикасался к тебе? — Сабин говорил резко и беспощадно.

Он смог уйти из комнаты, не подравшись с Уильямом, только потому, что думал, что тот лишь словами пытался завоевать расположение Гвен.

Если было что-то большее, то он бы развернулся, как и желал раньше, и перемолол бы ублюдка на фарш и скормил был его диким животным на холмах.

— Нет. Он не прикасался ко мне. Ты делаешь мне больно своими ногтями.

Сабин сразу ослабил хватку, заставив длинные когти втянуться. Они завернули за угол и снова прибавили шаг. Он почувствовал сильную, настоятельную потребность, затопившую его, как разлившаяся река.

— Он тебя напугал?

На сей раз, лишь ворчание.

— И снова нет. И даже если бы и так, я… я могла бы справиться с ним.

Он чуть улыбнулся впервые за весь вечер. Если бы. Когда в ней присутствовала лишь Гвен, а Гарпия спала, то девушка была самым послушным созданием, какое он встречал. Иногда это было очень мило. Его жизнь состояла из смерти, бесчестности, жестокости, а она была искренней и хорошей.

— И что бы сделала? — он не собирался смеяться над ней, но хотел, чтобы она признала, что ей нужен защитник.

В его лице. Здесь, в этом доме, даже во внешнем мире, ей нужен был он. В тот день, когда она научится контролировать свою Гарпию, разумеется, всё переменится. И он был рад этому. Да, рад.

Она раздраженно фыркнула, когда попыталась освободить свою руку из его руки. Он крепко держал ее, не желая прерывать тактильный контакт.

— Я не такая уж неудачница, знаешь?

— Мне всё равно, даже если ты такая же сильная, какой некогда была Пандора. Ты желанна, а некоторые мужчины считают себя неотразимыми. Я не хочу, чтобы ты с ними виделась. Никогда.

— Ты считаешь меня… желанной?

Разве она не услышала его предупреждения? Держаться подальше от воинов?

— Ничего, — пробормотала она, испытывая смущение из-за его неуверенности.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, о твоем доме. Да. Идеально. Твой дом очень мил, — теперь она задыхалась, потому что после этой долгой прогулки чувствовала усталость, так как за год пленения отвыкла от физических нагрузок.

Он небрежно осмотрелся. Отполированный каменный пол с золотыми прожилками, — как ее глаза. Столы, сделанные из вишни, — такие же красные, как ее волосы. Гладкие, выстланные разноцветным мрамором стены, — совершенно идеальны, — как ее кожа. Хотя она и была грязной.

Когда он начал сравнивать всё с ней?

Оказавшись на втором лестничном пролете, он увидел дверь в свою спальню и вздохнул с облегчением. Почти пришли… Как она отреагирует на то, что он собирался сделать? Вырвется ли Гарпия на свободу?

Ему нужно быть осторожным. И в то же время, он не может, — не станет отступать.

«Что если он навредит тебе?» — шептал демон в ее разуме. — «Что если он…»

Черт, да заткнись ты! — рявкнул он, и демон рассмеялся, радуясь тому ущербу, который успел причинить.

Гвен напряглась:

— Ты обязательно должен так выражаться?

— Да, — он потянул за собой сопротивляющуюся теперь девушку в комнату. — К тому же, я обращался не к тебе.

— Знаю. Мы об этом уже говорили. Ты обращался к своему демону. Демону Сомнений.

Она не спрашивала, а просто констатировала факт. Он помассировал шею, желая вместо этого придушить богиню Анархии.

— Анья тебе рассказала, — ему не нравилось, что Гвен узнала. Он хотел, чтобы прежде девушка привыкла к нему.

Она покачала своей красивой головой.

— Уильям рассказал. Так демон хочет, чтобы я… сомневалась в тебе? — она накрутила на палец прядь волос.

Еще один признак нервозности?

— Он хочет, чтобы ты сомневалась во всем. В каждом принятом решении, в каждом глотке воздуха. Во всех вокруг тебя. Он не может ничего с собой поделать. Нерешительность и озадаченность других питает его. Минуту назад ты слышала, как он пытался отравить твой разум, заставив поверить, что я причиню тебе боль. Вот почему мне пришлось выругаться.

Ее глаза расширились, серебро оттенило янтарь.

— Значит, вот, что я слышала. Я гадала, откуда исходят эти мысли?

Он нахмурился, задумавшись над ее словами:

— Ты в состоянии различить свой голос и голос демона?

— Да.

Его знакомые узнавали демона лишь по выражениям. Но для незнакомого человека было невозможно отличить демона… Как же ей удалось?

— Немногие способны на это, — сказал он.

Она изумленно посмотрела на него.

— Ух ты. У меня всё-таки есть способность, которой обладают немногие. И к тому же впечатляющая способность. Твой демон коварный.

— Хитрый, — согласился он, изумленный тем, что она не упала в обморок, не закричала и не потребовала его освободить ее из демонической презренной хватки. Она даже, казалось, гордилась собой.

— Он чует слабость и намертво впивается когтями.

В ее лице отразилась задумчивость. Потом грусть. Затем гнев. Она подумала о скрытом значении его слов: она была слабой, и демон чувствовал это. Он предпочел бы, чтобы она испытывала гордость.

Он мельком взглянул на поднос на комоде. Пустой поднос. Он едва не улыбнулся. Анье удалось ее накормить, слава богам. Неудивительно, что на лице ее появился румянец, а щечки выглядели полнее.

«А что еще в ней изменилось?» — задумался он, изучая ее.

На талии появились выпуклости, — и он был руку дать готов на отсечение, что не от еды.

Бегло осмотрев комнату, заметил, что сундук с оружием передвинут на три дюйма от его обычного места. Она, должно быть, взломала замок и украла кое-что.

«Маленькая воровка», — ухмыльнулся он, снова рассматривая ее.

Она поежилась под его взглядом, щеки покраснели.

— Что?

— Просто размышлял, — пусть у нее будет оружие, решил он.

Возможно, она почувствует себя в безопасности. И чем сильнее это чувство, тем менее вероятно его противостояние с Гарпией.

— Ты нервируешь меня, — признала она, упирая руки в бока.

— Значит, давай поспешим и успокоим твои страхи.

Боги, она была очень милой.

— Сними одежду.

Она открыла рот и едва сумела выговорить:

— Прости?

— Ты слышала. Раздевайся.

Один шаг, два, она отступила его, выставив руки вперед.

— Нет, черт, нет, ни в коем случае.

Она наткнулась на кровать и упала на нее, в ужасе глядя на него.

— Я упала! Это было ненамеренно, я вовсе не приглашаю тебя, — выпалила она, вскакивая.

— Знаю. Черт, да ты уже ясно дала мне понять своим «нет». Но это не имеет значения. Мы примем душ, — ей нужно было помыться, а ему — поставить на ней клеймо. Можно убить одним выстрелом двух зайцев.

— Пожалуйста, но только по отдельности, — сказала она дрожащим голосом.

— Вместе с тобой. И это не приглашение. Это просто констатация факта, — он стянул рубашку через голову.

Его любимая цепочка, подарок Бадена, подпрыгнуло на его груди, когда рубашка оказалась у ног.

— Надень ее! — сказала она, не сводя глаз с его татуировки в виде бабочки. — Я не желаю тебя видеть, — зрачки девушки расширились, опровергая ее слова.

Хорошо. Несмотря на панику, она всё же была заинтригована. Он снял один ботинок, потом второй. Обувь упала на пол с громким звуком. Расстегнул штаны и стянул их до лодыжек.

— Это произойдет с твоего согласия или нет, Гвендолин.

Она резко покачала головой, ее кудри цвета клубники развевались вокруг ее лица. И всё же глаз она с него не сводила глаз. Теперь смотрела ему прямо между ног. Ее дыхание зачастило, стало резким.

— Ты сказал, что не причинишь мне вреда.

— И не причиню. В душе нет ничего угрожающего. Это… просто очищение.

— Ха!

Обнажившись, он отступил от одежды. И да, у него была эрекция. Он не хотел этого, стремился расслабиться, но эта часть тела не собиралась ему подчиняться, оставаясь длинной, твердой и толстой.

Она облизнула губы, очень выразительная реакция, как неоновая вывеска, на которой написано «Хочу Немного Этого». Чужая футболка мешковато висела на ней, но он заметил, что соски затвердели. Еще один признак.

После того, как она целовала его в самолете, он подозревал, что она его хочет. Теперь, он это знал наверняка. Она его хочет. И он чувствовал радость. Это было глупо, неправильно, и могло причинить им обоим боль, но он не мог заставить себя переживать об этом сейчас.

— Я не собираюсь трахать тебя, — сказал он намеренно грубо.

Только бы она перестала пялиться на Саби-младшего.

Это сработало. Янтарные глаза встретились с карими в жарком столкновении.

— П-почему не секс? И что ты со мной собираешься сделать?

Целовать тебя. Прикасаться к тебе. Показать тебе одну штуку, — и подарить оргазм, который заставит тебя закричать, что есть мочи. И после этого Уильям не сможет отрицать, что он завладел девчонкой. А что касается отказа от секса… Сабин потеряет контроль и его демон вырвется на свободу, если он позволит себе испытать слишком сильное наслаждение. Так что он сделает всё, что может: немного ласк для него, много ласк для нее.

«Думаешь, ты сможешь удовлетворить такую девушку? Она такая красивая, что, вероятно, имела множество мужчин. Они, скорее всего, занимались таким, о чем ты и мечтать не сможешь».

Он напрягся. Несмотря на свой почтенный возраст, опыт отношений с женщинами у него был невелик. Сначала, на небесах, он был слишком занят защитой богов, чтобы получать собственное удовольствие. Впервые оказавшись на земле, он слишком злился, слишком обезумел, чтобы желать чего-то помимо уничтожения. И как только он сумел контролировать зло внутри себя, то быстро понял, как плохо влияет на противоположный пол.

Хотя, несколько раз, он полагал, что влюбился, и бесстыдно преследовал женщин. Свободных, замужних, он не придавал этому значения. Он полагал, что вот тут у него и Уильяма было нечто общее. Если он желал их, он отправлялся за ними, потому что редко чего-то желал.

Дарла, самый недавний случай, — стала ужасным примером его тлетворного влияния. Она была замужем за Ловцом, правой рукой Галена. Она пришла к Сабину с информацией, сведениями о месте, где ее супруг и его люди хранили оружие, что они затевали. Она поняла, какими лицемерами на самом деле были Ловцы, говорила она, и желала окончания войны. Сначала, Сабин считал, что она — Наживка, призванная завлечь его и его собратьев в ловушку. Но это было не так. Ее информация подтвердилась.

И вскоре они стали любовниками. Он хотел, чтобы она ушла от мужа, но она отказалась, потому что тогда бы не смогла помогать Сабину. Не хотелось этого признавать, но часть его радовалась ее решению. Он не потерял своего крота. Но каждый раз, когда она приходила к нему, каждый раз, когда он находился с ней в одной постели, она становилась всё менее живой. И вскоре она стала приставучей, отчаянно нуждающейся в добром слове. Он пытался, боги, он, правда, пытался, вернуть ей ее уверенность, говоря, какая она красивая, храбрая и умная. Она, разумеется, сомневалась в его словах, так что, в конце концов, что бы он говорил, это уже не имело уже никакого значения.

Она позвонила ему после того, как перерезала себе вены на запястьях.

Он не успел к ней. Нет, Стефано приехал раньше, и не дал Сабину увидеться с ней в последний раз. Он не смог прийти на ее похороны, не желая, чтобы его заметили Ловцы.

С ее смерти прошло одиннадцать лет, но чувство вины было таким же болезненным и острым, словно это случилось вчера. Он должен был оставить ее. Если бы так, то Стефано устал бы от охоты, битв и бросил бы всё. Вместо этого, теперь подпитываемый местью и фанатизмом, Ловец решительно хотел победить Сабина.

С тех пор воин не был ни с кем, совершенно избегая женщин. До Гвен. Сможет ли она справиться с ним? Хотя бы немного?

— Т-так ч-что? — спросила она, запинаясь. — Что ты собираешься делать?

Он отбросил все беспокойства, навеянные демоном.

— Я собираюсь вымыть тебя.

И снова она покачала головой.

— Я не хочу мыться. Клянусь, не хочу.

— Мне наплевать, — ответил он и пошел к ней.

Задыхаясь, она снова упала на кровать и поползла назад, остановившись лишь, когда уперлась плечами в изголовье.

— Я не хочу этого делать, Сабин.

— Нет, хочешь. Ты просто боишься.

— Ты прав. Что, если я убью тебя?

— Я тысячи лет справлялся с Ловцами. Что сможет сделать одна Гарпия?

Бравада, но он не мог признать правду. А правда в том, что он не знал, что она сделает, как он отреагирует, и что произойдет, если им придется драться друг с другом. Но он не против был рискнуть и вызвать ее гнев, только бы сделать то, что наметил.

Ее глаза зажглись раскаленным добела желанием.

— Ты, правда, полагаешь, что сможешь отразить атаку Гарпии?

Он забрался на постель, подбираясь всё ближе и ближе к ней.

— Надеюсь, что до этого не дойдет. А если дойдет, то мы скоро узнаем.

— Нет! Я не считаю, что это хорошая идея, — она ударила ногой его в грудь, но вместо того, чтобы оттолкнуть его, это движение решило ее судьбу. Он схватил ее за лодыжку и притянул ближе к себе.

— Мы не узнаем, если не попробуем.

Потом, увидев, как слезинка потекла по ее щеке, он почувствовал стеснение в груди.

— Пожалуйста, — отрывисто прошептала она. — Я не смогу пережить, если я причиню тебе боль.

Не отступай.

— Как я уже сказал, это единственный способ доказать тебе, что я могу справиться со всем, что ты можешь устроить.

Он старался не обращать внимания на ее слезы; ему пришлось скрепя сердце, сделать это. Ради нее, ради себя, ради мира в этой крепости, это нужно было сделать. Ей нужно поставить клеймо. Она хотела кому-то принадлежать, хотя и не признавалась в этом. И он этим займется, так как он — воин. Несмотря ни на что.