Мрачный шепот (ЛП)

Глава 21

В Чикаго было прохладно и немного ветрено. Тем не менее, солнце, подобно слепящему глазу, отслеживало каждое движение Гидеона. Впрочем, ему нравились небоскребы и близость Мичигана, создававшие иллюзию его пребывания, как в большом городе, так и на берегу прекрасного озера. Лучшее из двух миров.

Повелители находились здесь уже несколько дней, но только сейчас обнаружили здание, являющееся целью их прибытия в Чикаго. Они проходили мимо него бессчетное количество раз. Возможно из-за ошибки в нумерации или потому, что здание было точной копией приблизительно двадцати домов из красного кирпича, расположенных вокруг — узких, но высоких четырнадцатиэтажных строений с двумя квадратными окнами на каждом этаже.

Несмотря на то, что здание было хорошо замаскировано, они не должны были раз за разом слепо проходить мимо него. Их тщетные блуждания вынудили его задаться вопросом: а что, если за происходящим стояло нечто большее, чем очевидные «возможности». Нечто магическое.

Возможно, заклинание защиты? За свою долгую жизнь Гидеон сталкивался с парочкой ведьм и потому хорошо осознавал могущество их расы. Хотя причины, заставившие одну из них связаться с Ловцами, были выше его понимания.

В конце концов, Повелители придумали великолепный план. Было решено оставить здесь Люциена, который, будучи невидимым, постарается вычислить Ловца. Но это произошло не так быстро, как они рассчитывали — их враги отлично умели сливаться с толпой, неброско одеваясь и тщательно пряча оружие, поэтому Люциену пришлось повисеть на хвосте у множества смертных. Его усилия, в конечном счете, принесли плоды, и он обнаружил подходящего парня, вошедшего внутрь здания, которое никто из них не заметил, а если и заметил, то успешно об этом забыл. Люциен отметил строение небольшим мазком собственной крови, который Анья могла найти с закрытыми глазами.

Теперь воины обосновались через улицу от здания, спрятавшись на стройплощадке и наблюдая за домом сквозь толстые деревянные балки, в то время как рабочие суетились позади них. Несколько человек осмелились попросить их уйти. Розо-ароматное, разноцветно-глазо-вращательное гипновнушение от Люциена — и недовольные тут же забыли о «нарушителях», находящихся у них под боком. Гидеон мог даже кричать, но строители и глазом бы не повели.

Гидеон жаждал подобного могущества. Или, возможно, необузданной ярости Мэддокса, способного порвать мир в клочья лишь только потому, что он был зол. Ему хотелось читать людские умы, как Аман. Наслаждаться каждым полученным переломом, порезом, ударом, как Рейес. Или даже трахаться, как кролик, подобно Парису. Летать, как Аэрон, или постоянно выигрывать, как Страйдер. Или… он мог бы назвать, в чем он завидовал почти каждому Повелителю Преисподней. Даже Камео — самому воплощению Несчастья. Люди покидали комнату, едва услышав ее голос, она с легкостью могла заставить рыдать взрослых мужчин, могла поставить их на колени.

А что мог Гидеон? Лгать, только и всего. Просто заноза в заднице. (И это не ложь.) Он мог назвать красавицей только по-настоящему уродливую женщину. Он не мог признаться своим друзьям, что любит их. Он должен был сказать, что испытывает к ним ненависть. Он не мог бросить в лицо Ловцам, что они говнюки. Он вынужден был говорить им, что они милашки. Не иметь возможности выразить словами то, что ты на самом деле думаешь, было сродни кошмару, который, разумеется, ему придется назвать сказкой.

И все же, несмотря на все это, Гидеон не сожалел о том, что стал вместилищем демона. Он гордился своей одержимостью. Воину нравилось притворяться, будто проклятие вызывало у него отвращение — ведь это сближало его с остальными, то есть со всеми кроме Сабина и Страйдера, но себе он не лгал никогда.

Временами Гидеону казалось, что он единственный Повелитель, приветствовавший свое проклятие. Он не видел ничего страшного в том, что внутри него находится демон. Воин наслаждался и радовался этому симбиозу, хотя демон Лжи никогда не разговаривал с ним наподобие того, как другие демоны беседовали с его друзьями. Он просто присутствовал… В глубинах его души. Ничего дурного не было и в том, чтобы чувствовать себя счастливым оттого, что ты могущественнее многих на земле. Но, черт возьми, почему боги не связали его проклятием с Яростью или Кошмаром? Да, стать сейчас хранителем Кошмара было бы чертовски здорово. Что может быть лучше возможности превращать ночные страхи Ловцов в реальность?

Неожиданно прилив страстного желания захлестнул Гидеона, и он удивленно моргнул. Желание? Чего? Способностей? Или самого демона?

Гидеон отмахнулся от этого странного ощущения. Он ведь даже не знал, был ли Кошмар вообще заключен внутри ларца. И тут же, как будто в ответ на его мысли, — еще одна волна неконтролируемых эмоций накрыла Гидеона.

— Мы наблюдаем за домом больше часа, наш парень уже отбыл восвояси с пустыми руками, и больше никакого движения. По-моему, там никого нет, — голос Аньи звучал немного растерянно. — Но я ощущаю хаос. Много долбанного хаоса.

Хаос был самым мощным источником ее силы, поэтому кто, как не эта прекрасная богиня, мог почувствовать его присутствие.

— Ведьмы с их заклинаниями никак не могли тут отметиться, — задумчиво произнес Гидеон.

Анья ахнула.

— Ведьмы. Ну, конечно. Как же я сразу не поняла? Только они могли пудрить нам мозги, отводя внимание от здания. У меня была стычка, ладно, две тысячи стычек с ними за все эти годы. Достали своими нотациями о недопустимости злоупотребления божественной силой, — проворчала она. — Интересно как они отреагируют, если я «злоупотреблю» всеми своими талантами и украшу их черными сердцами наш стол в гостиной?

— Может, мне переместиться туда? — предложил Люциен.

Будучи невидимым для окружающих, он сможет незаметно обследовать здание.

— Нет. Мы уже говорили об этом, — мотнув головой, отрезала Анья. Гидеон, стоявший справа от богини, ощутил касание шелка ее волос. — С этим зданием что-то не так, поэтому даже духа твоего в нем не будет. Тем более теперь, когда мы подозреваем ведьм в причастности… черта с два.

Гидеон обожал женщин, и в ответ на легкое прикосновение волос Аньи его кожа потеплела. В последний раз у него был секс практически сразу после их возвращения из Египта. Женщины Буды интуитивно догадывались, что он и другие Повелители были «иными». Они считали их «ангелами». В словах не было нужды — Гидеон поманил одну из них пальцем, и женщина тут же подошла к нему. Но она не смогла полностью утолить его голод. Они никогда не дарили ему полного удовлетворения.

— Что ж, постоим еще, ничего не делая, — буркнул он.

Что означало — давайте предпримем вооруженную атаку на здание — и его друзья знали, что он хотел сказать. Они хорошо понимали язык Гидеона. У них просто не было выбора.

Даже если он пытался сказать правду, хоть самую малость правды, острая боль начинала пожирать его изнутри. Боль, гораздо худшая той, которую кому-либо доводилось испытывать. Как будто ножи, обмакнутые в кислоту, покрытые солью и в довершение смазанные ядом, взрезали его нутро и пропахивали все тело от головы до ног и обратно.

— Мы не смогли пережить взрыв бомбы когда-то, — добавил он, поскольку, разумеется, они преодолели это.

С тех пор прошло несколько месяцев, но Гидеон все еще не забыл пережитые им шок и боль. Однако с готовностью перенес бы их еще раз. Слишком много времени прошло с того момента, как его клинок или пуля вонзались в тело врага, а длительное воздержание всегда делало его раздражительным.

— Стало быть, мы чертовски уверены, что не сможем уцелеть, вне зависимости от того, что Ловцы нам приготовили на этот раз. Хотя бы и заклинания.

Гидеон был доказательством того, что Повелители могут не только выжить, попав в дерьмовую ситуацию, но еще и ухмыляться после этого. Однажды Ловцам удалось захватить его в плен. Следующие три месяца его жизни были пыткой. В прямом смысле этого слова. Он предпочел бы жариться в аду, нежели терпеть прижигания, ножевые и пулевые ранения, тестирование на нем различных ядов и побои, приводящие его в состояние, граничащее со смертью. Тогда воин получал временную передышку, но сразу после восстановления Ловцы снова брали его в оборот.

Сабин нашел его и спас, фактически вынес на себе, поскольку Гидеон не мог ходить. Незадолго до этого Ловцы отрезали ему стопы, чтобы понаблюдать за их регенерацией. Может быть, именно поэтому Гидеон так сильно любил этого воина. Сделать бы что-нибудь для него.

«Я убью несколько Ловцов только для него».

Потому что Сабина здесь не было, несмотря на то, что командир жил ради подобного дерьма…

Он был уверен, что все дело в Гарпии. Никогда еще Сабин не зацикливался так на женщине, пренебрегая своими обязанностями. Гидеон был рад, что его друг нашел кого-то, но пока не разобрался, как это его увлечение повлияет на их войну.

— У меня идея, — объявил Страйдер.

У Страйдера всегда были идеи. Поскольку победа была необходима для поддержания его в добром здравии, он каждый раз строил планы и вырабатывал стратегию предстоящего сражения в течение многих часов, дней, недель.

— Эшлин находила бессмертных для Ловцов. Черт, скорей всего, она нашла для них и ведьм. Поэтому сейчас мы попросим ее найти одну для нас. Наша ведьма сможет распутать все заклинания, наложенные их ведьмой, если мы действительно имеем дело с заклинаниями, и оп-ля — мы победили.

— Сейчас у нас нет на это времени. Нам нужно побыстрее вырвать детей из рук наших врагов, чтобы мы могли вернуться к поиску ларца, — отрезал Люциен.

— Но, малыш… — попыталась возразить Анья с беспокойством в голосе.

— Со мною все будет в порядке, любимая. Раз я покорил твое сердце, значит, справлюсь с чем угодно.

Прежде чем исчезнуть, Люциен поцеловал ее и, невзирая на явное нетерпение, звучавшее в его голосе, поцелуй был неторопливым. Рабочие по-прежнему суетились вокруг них и все также не замечали чужаков. Если они и могли видеть или слышать воинов, то внешне этого никак не показывали.

Анья мечтательно вздохнула:

— Боги, этот мужчина меня заводит.

Рейес усмехнулся.

Страйдер закатил глаза.

Аман, как всегда, невозмутим.

Нет, он не был бесстрастным, осознал Гидеон, а скорее находился во власти полной безнадежности. Напряженные морщины разбегались от темных глаз и застывшего рта воина. Плечи Амана казались одеревеневшими, как будто его мышцы были завязаны в узлы. Должно быть, последнее путешествие в голову того Ловца в пирамиде действительно его доконало.

Если бы Гидеон мог хоть чем-то помочь другу, то обязательно сделал бы это. Он любил молчаливого великана. Хранитель Тайн был самым добрым и отзывчивым среди Повелителей. Когда Гидеон восстанавливался после ампутации стоп, именно Аман кормил его, перевязывал и даже выносил на руках из крепости глотнуть свежего воздуха.

Не зная, что предпринять, Гидеон поменялся местами со Страйдером, чтобы оказаться рядом с Аманом, и хлопнул парня по спине. Аман не взглянул на друга, но его губы дрогнули в легкой улыбке.

— А ну-ка, быстренько развлеките меня! — потребовала Анья. — Мне скучно.

Все дружно вздохнули. Скучающая Анья была чертовски назойливой. Но Гидеон знал истинную причину ее состояния, так как до сих пор слышал тревогу в голосе богини. Она не хотела отпускать Люциена.

— Мы, безусловно, не сможем развлечься игрой «Как я собираюсь мочить Ловцов», — предложил он.

— Я зарежу их, — мгновенно среагировал Рейес со свирепым блеском в темных глазах.

— А я подстрелю! — подхватил Страйдер. — В пах.

— А я схвачу их за горло, — продолжила Анья, потирая ладони, — и заставлю смотреть, как я выпускаю им кишки.

И она действительно это сделает. Всякий, кто представлял угрозу для Люциена, оказывался в ее пыточном списке, обязательном к исполнению.

— Нет нужды говорить, что ты их зацелуешь, Гидеон. Мы и так это знаем.

В ответ раздался нестройный хор смешков.

Его еще никто так не бесил, как Анья. Гидеон показал средний палец каждому из насмешников.

— Я знаю, чем мы можем заняться, — сказал Рейес.

Как правило, во время разговора он резал себя кинжалами, с которыми никогда не расставался. Но не сегодня. Не тогда, когда ему пришлось покинуть Данику. Расставание с ней само по себе причиняло ему сильную боль, пояснял он не раз.

— Давайте делать ставки на то, как пойдут дела у Сабина с Гарпией.

— Сабин — мужик отчаянный, это уж точно, — сказал Страйдер. — Гвен прелестна, однако каждый, кто может вырвать тебе глотку… — Он вздрогнул.

— Эй! — Анья сердито посмотрела на них. — В этом нет вины Гвен. Не то чтобы я считала, что в выгрызании Ловцу горла есть что-то дурное. Однако, судя по тому, что мне известно, девочка была в ужасе. Не пугайте Гарпию и будете жить долго и счастливо. Это одно из тех правил, которые в вас вдалбливают в школе богов в первую очередь. Все представители этого племени свирепы по своей природе. Вы ведь уже успели познакомиться с сестричками Гвен?

На этот раз вздрогнули все.

— Сабин — счастливый ублюдок, — ухмыльнулся Гидеон.

Анья впилась в него пристальным взглядом, но через мгновение она расслабилась, выражение лица богини стало отрешенным, дыхание поверхностным, а глаза пустыми и немигающими, как если бы она смотрела сквозь Гидеона. Волны силы, исходящие от богини, плотно обволакивали его. Когда Анья вышла из транса, на ее лице расцвела улыбка.

— Лучше попридержи свой язык, — сказала она. — В противном случае тебе предопределено полюбить женщину, похлеще Гарпии. Богам на смех.

Кровь отлила от щек Гидеона, и он, стиснув кулаки, спросил:

— Тебе что-то известно?

Она была богиней и, вероятно, была посвящена в знания, доступа к которым они не имели.

— Возможно, — ответила она, изящно пожимая плечами.

— Не смей говорить мне!

Гидеон любил женщин, действительно любил. Но быть постоянно связанным с одной, кх, возлюбленной, в то время, как ни одна из них никогда не удовлетворяла его полностью? Черт, нет. Гидеон был так же жесток, как и жизнь, которую он вел, поэтому требовалось что-то поистине чрезвычайное, чтобы толкнуть его в эту пропасть. Когда его партнерши спрашивали, каким образом они могут доставить ему удовольствие, Гидеону приходилось просить их о том, что на самом деле его совсем не заводило. Насколько же дерьмовой будет его интимная жизнь, если он будет связан с одной-единственной женщиной? Тогда у Гидеона не останется даже надежды случайно наткнуться на партнершу, которая подарит ему наслаждение, которого он страстно желал.

— Я бы, безусловно, сказала тебе, если бы знала.

Она лгала. Гидеон знал, что она из себя представляла. Ложь была ее второй натурой. И как только Люциен терпел ее?

«Эй, минуточку», — подумал он, закипая от возмущения.

Внезапно возле них материализовался Люциен, все тут же столпились вокруг него, глядя на воина, чье обезображенное лицо сейчас выражало крайнее недоумение.

— В здании никого нет, но покинули его совсем недавно, возможно сразу после нашего прибытия. Я не нашел там никакой документации, но повсюду валяется одежда. Причем исключительно детская. Должно быть, уходили в спешке.

Нахмурившись, Страйдер потер виски.

— Стало быть, мы прибыли слишком поздно, и наша операция сорвалась.

— Там на одной из стен начертаны непонятные письмена, — добавил воин со шрамами. — Я не смог их расшифровать, поэтому хочу переместить туда всех вас по одному, не привлекая лишнего внимания — на тот случай, если наружное наблюдение со здания еще не снято. Наверняка кто-нибудь из нас знаком с языком, на котором написано послание, и сумеет его истолковать.

Это не заняло много времени. Через пять минут они уже были внутри здания. Гидеона шатало от головокружения — сказывались отвратительные последствия мгновенных перемещений, Страйдер смеялся, Рейес был бледен и держался за живот, Анья пританцовывала по пустой комнате, а Аман таращился куда-то вдаль.

— Сюда, — сказал Люциен.

Они двинулись за ним по узким коридорам вглубь здания, сопровождаемые лишь эхом своих шагов. Гидеон провел пальцем по стене, она была окрашена в тошнотворно серый цвет. Это был цвет его тюремной камеры во время пребывания в плену. Единственной мебелью в ней была его кровать с ремнями для запястий и лодыжек.

Плохие воспоминания. Ему не хотелось бередить память об этом до тех пор, пока не начнется бой. Это служило дополнительным источником его ярости. По дороге он оглядывался по сторонам и видел множество спален, весьма похожих на казармы, с пятнадцатью кроватями в каждой комнате и помещения, которые, по-видимому, служили комнатами для занятий.

Налево, направо, направо, налево и воины настороженно вошли в спортивный зал. Одна стена была зеркальной с балетным станком перед ней. Для… занятий балетом? Это удивило Гидеона, но тут же пришло понимание — разумеется, гибкость могла сделать убийц более эффективными.

Еще две стены были серыми, как в коридоре, но четвертая пестрела множеством цветов. Гидеон не мог разобрать ни единого фрагмента изображения, лишь резкие, зазубренные линии, широкие дуги да непонятные символы. Полнейшая неразбериха.

— Это мило, — пробормотал он.

— А еще это — заклинание, как мы и предполагали, — ответила Анья.

Воины столпились у стены с зашифрованным посланием, касаясь пальцами начертанных символов и напряженно всматриваясь, пытаясь угадать код заклинания.

— Я видел их раньше, — сказал Рейес мрачно. — В книгах, которые я изучал, чтобы узнать побольше об Анье.

Когда Анья впервые появилась среди Повелителей, они заподозрили, что богиня готовит для них какую-то подлянку. И в этом не было их вины. Женщина славилась провоцированием беспорядков и насилия на протяжении многих веков.

— Ой, Болюнчик! Твой интерес по-прежнему льстит мне. Но, ей богу, пора закругляться с твоим безумным увлечением — несвободная я. А теперь о заклинании. Они определенно использовали древний язык, — сказала Анья. — Хотя они добавили свои собственные символы, и поэтому мне трудно разобрать некоторые слова. Вот это означает «тьма», это — «сила», а это… «беспомощный», я полагаю.

— Я не хочу сию же минуту убраться отсюда, — сказал Гидеон, внезапно почувствовав предупреждающее покалывание в позвоночнике. Опасность была рядом.

Рейес вздохнул:

— Ложь уже действует мне на нервы.

— Я очень переживаю по этому поводу, на самом деле, — сухо ответил Гидеон. — Даже мое сердце болит за тебя. Ты ведь знаешь, я могу обходиться без лжи так же, как ты можешь перестать резать себя.

Еще один вздох.

— Прости, — извинился Рейес. — Я не должен был срываться на тебя. Лги сколько душе угодно.

— Не буду.

Страйдер согнулся от смеха и похлопал его по плечу.

Гидеон понимал, что он всех раздражает. Прекрасно понимал. Но перестать лгать он не мог.

Неожиданно Анья, разбиравшая заклинание, шепотом проговаривая его себе под нос, ахнула:

— О, боги мои.

Она начала пятиться от стены — один шаг, потом второй — и при этом дрожала всем телом. За все то время, что Гидеон знал ее, они не раз сражались бок о бок, но он никогда не видел бесстрашную женщину дрожащей и испуганной.

— Перенеси нас, Люциен. Немедленно. Всех нас сразу, если это возможно.

Люциен не колебался ни секунды и не тратил время на расспросы. Он шагнул к ней и обнял, видимо, намереваясь переместить ее первой — возможно, она не знала об этом, но Люциен был в состоянии перенести лишь тех, кого он мог коснуться. Только было уже слишком поздно. Тяжелые металлические щиты упали на оба окна, погрузив помещение во тьму.

Было слышно, как такие же щиты опускались на все без исключения окна, расположенные дальше по коридору.

Гидеон закружился волчком, сжимая в руках кинжалы. Ему хотелось располосовать своего незримого врага, но вокруг было так темно, что он не видел даже собственную руку, поднесенную к лицу, не говоря о его друзьях, а резать своих не входило в намерения Гидеона.

— Люциен, — Анья заплакала.

— Я здесь, детка, но я не могу переместиться. Такое впечатление, что я больше не способен дематериализоваться. — Голос Люциена никогда не звучал так мрачно. — Кажется, что здесь существует какой-то магнитный экран, который не позволяет моему духу покинуть тело.

— Так оно и есть, — ответила Анья. — Это магия. И я активировала ее, когда прочитала заклинание вслух.

Повисла зловещая пауза, пока каждый переваривал услышанное. В горле у Гидеона заклокотало, когда он понял, что они все же угодили в хитроумную ведьмовскую ловушку, и он едва не задохнулся от досады.

— Ну и что за хрень нам предначертана? — спросил, наконец, Страйдер.

— Большая часть из написанного является заклинанием, направленным на то, чтобы запереть нас здесь в темноте, лишить демонических способностей и сделать бессильными. Однако, заключительная часть — это послание, адресованное именно вам. В нем говорится: «Добро пожаловать в ад, Повелители Преисподней. Вы будете здесь, пока не умрете».