Меган не очень хорошо знала сельские районы Англии и потому не поняла, что где-то на полпути карета сменила направление и теперь ехала в другую сторону. Меган полагала, что ее везут домой, в Саттон-Мэнор, потому что ландшафт показался очень знакомым, но ей и в голову не приходило, что она видела эту местность не на прошлой неделе, а много лет назад. Однако вскоре Меган с удивлением обнаружила, что они подъезжают к Черринг-Кросс — на горизонте вырисовывались очертания великолепного дворца Ротстонов.
Девочкой Меган была околдована зрелищем этого величественного владения. Дворец и сейчас поразил ее: это было огромное, непревзойденной красоты сооружение, достойное королевской семьи. Но к чувству восхищения примешивалась горечь от сознания того, что все это принадлежит ее мужу, а она не хочет и не должна быть его женой.
Сидя напротив Меган, Девлин дремал, а может быть, только притворялся. Последнее время он частенько прибегал к подобным уловкам, по-видимому, для того, чтобы не видеть ее угрюмых взглядов, считала Меган. Девлин уже объяснил ей, почему стал конюхом поневоле. Однако имена Фредди и Сабрины ей ничего не говорили, поэтому девушка не поверила в значительность причины, по которой он должен был скрываться. Но определенные выводы сделала.
— Ты сказал моему отцу о том, что в действительности ты герцог Ротстон, не правда ли? Именно поэтому он был так рад, что я выхожу за тебя замуж. Я права? — спросила она Девлина.
— Я сказал ему об этом, чтобы упростить дело.
— А мне ты не мог этого сказать?
— Но ты так упивалась своим чувством негодования из-за предстоящего брака с простым конюхом, что я решил не портить тебе настроение, — не открывая глаз, проворчал Девлин.
Нет, с этим человеком просто невозможно разговаривать серьезно. Но Меган не привыкла молча переживать свои горести. Она должна выяснить все до конца, чтобы не оставалось никаких сомнений, которые ее уже измучили. Меган наклонилась, чтобы растормошить Девлина.
— Не делай этого! У тебя сейчас совсем не то настроение. Неужели ты собираешься затеять с ним ссору? Ведь через несколько минут вас встретят его слуги. Не думаю, что твое поведение произведет на них хорошее впечатление.
— Согласна.
— Еще бы! Чего стоит одно то, что ты жалеешь его! «Ах, зачем он на мне женился!» Скажите, пожалуйста! Да пусть хоть его слуги порадуются за хозяина, пока не узнают тебя как следует.
— Ну знаешь! С тобой сегодня невозможно разговаривать! Между прочим, его действительно можно только пожалеть — ведь я сломала ему жизнь.
— А твоя собственная жизнь? Она ведь тоже сломана.
— Но по моей вине!
— Ага! Давно пора об этом вспомнить!
— А я и не забывала. Но раньше я думала, что испортила жизнь Девлину, а она у него и без того уже была испорченной. И у меня были все основания полагать, что брак со мной положительно скажется на его судьбе, хотя сам он думал как раз обратное. Теперь же оказалось, что я сломала жизнь не конюху Девлину, а герцогу Ротстону. А это в корне меняет дело. И нет ничего удивительного, что он меня так ненавидит.
— Вместо того чтобы сыпать соль на свои раны, тебе следовало бы поискать во всем этом и хорошие стороны.
— Да что тут может быть хорошего?!
— Как насчет того, что в конце концов ты добилась своего — стала герцогиней?
— Да. Но непременным пунктом моего первоначального плана была его любовь ко мне. А он меня ненавидит.
— Хорошо, оставим это. Тогда как насчет того, что теперь ты будешь жить в Черринг-Кросс?
— Меня это больше не волнует.
— Лгунья, ведь ты влюблена в этот дом.
— Влюблена? Тиффани абсолютно права — он чертовски смахивает на мавзолей.
— Но это куда лучше, чем конюшня. — Что верно, то верно.
— Что-то ты притихла, — раздался мягкий голос Девлина. — Нервничаешь?
Меган мельком взглянула на него и снова уставилась в окно.
— Как точно ты рассчитал время: проснулся как раз перед нашим прибытием, — буркнула она.
— Так уж я устроен — у меня внутри словно находится будильник.
Меган фыркнула.
— Кстати, я нисколько не нервничаю. И не притихла. Ты просто забыл: ведь я часто разговариваю сама с собой.
— Ты права, я действительно про это забыл. А те люди, которые разговаривают сами с собой, не нуждаются в собеседниках, да? Как-нибудь позволь мне хоть краем уха послушать такой разговор. Должно быть, это очень интересно.
Меган оценила его шутку, подумав, что это гораздо лучше, нежели раздражение, которое Девлин выказал при первом ее упоминании о своей странной привычке.
— Думаю, тебе мои разговоры и правда покажутся интересными, поскольку обычно в них идет речь о тебе. Но боюсь, что ты вряд ли сможешь их услышать. Эти разговоры — сугубо личные и абсолютно молчаливые.
— Ты хочешь сказать, что вслух сама с собой не говоришь?
— Разумеется, не говорю! Девлин нахмурился.
— Это меняет мое представление о тебе, Меган. Меган пожала плечами; она вспомнила, что сама дала ему повод считать ее немного придурковатой, рассказав о беседах со своим внутренним голосом. Надеялась, что подсказывает ему выход из создавшегося положения: дескать, он имеет полное право отказаться от брака с особой, у которой голова не совсем в порядке. Девлин тогда просто взбесился…
— Я не виновата, что ты неверно истолковал мои слова.
— Не виновата?
Карета остановилась, и Меган не пришлось отвечать на провокационный вопрос. Обычно Девлин сам открывал дверцу, но на сей раз он оказался не таким проворным, и его опередили выбежавшие навстречу лакеи. Как только выяснилось, что прибыл не какой-то гость, а сам герцог, из дома высыпали остальные слуги. По дороге от экипажа до дома Меган услышала столько обращений «ваша светлость», что надеялась не услышать их больше никогда в жизни. Но это оказалось пустяком по сравнению с той суматохой, которая поднялась, когда они вошли в холл гигантских размеров: казалось, каждый из слуг жаждал поприветствовать хозяина, и поднялся невыносимый гвалт. Чудом выбрав момент, Девлин представил свою супругу, после чего со всех сторон снова понеслось:
"Ваша светлость», «Ваша светлость»…
Меган сама не знала, как ей удалось все это выдержать: дворецкий Джон и экономка миссис Бриттен наперебой представляли ей домашнюю прислугу, преисполненные решимости назвать по имени и упомянуть должность каждого из присутствующих. Все были очень доброжелательны, приветствовали ее сердечно и с искренней радостью, и постепенно у Меган спало нервное напряжение (а она сильно нервничала, хоть и не призналась в том Девлину), и девушка почувствовала себя почти как дома.
Девлин улучил минуту, чтобы понаблюдать со стороны за ее поведением, и был поражен тем, что увидел совсем иную Меган, которую он раньше не знал. Он, герцог, совершил немыслимое: привел в дом жену, заранее не предупредив домашних и тем самым не дав им возможности все подготовить для достойного ее приема. А между тем Меган умело, тактично и естественно охлаждая пыл наиболее ретивых, заверяла их, что сначала хотела бы осмотреть сад, а затем сам дом. Она знала, что делает, — ведь конюшни располагались в саду! Кроме того, слугам предоставлялось время, необходимое для подготовки предназначенных для нее апартаментов.
Девлин слишком волновался при встрече Меган с Маргарет Макгрегор и не обратил особого внимания на поведение жены и даже на то, что она говорила его тете. Но на этот раз он прислушивался к каждому ее слову и следил за каждым ее жестом, с удивлением и удовольствием наблюдая, с какой грацией и достоинством истинной леди держится Меган. Постепенно удивление Девлина перешло в восхищение, и сами собой у него вырвались слова:
— Боже мой, глазам своим не верю! Куда девалась моя прежняя деточка?
В ту же секунду Девлин понял, что допустил ошибку. Он увидел, как напряглась и застыла у Меган спина, как девушка обернулась… и вздрогнул от неожиданности, внезапно почувствовав острую боль в голени. Он заметил, как испуганно расширились глаза Меган, когда до ее сознания дошло, что муж спровоцировал ее на такой грубый и недостойный поступок на глазах у всех домашних. Поэтому Девлин нисколько не удивился, когда девушка, разрыдавшись, выбежала из холла.
Герцог, как и всякий другой, хорошо знал, что первые впечатления — самые стойкие. Он сам своими необдуманными словами все испортил: знакомство Меган с его слугами оказалось скомканным, легкость и естественность сменились ощущением неловкости… Нет никакого оправдания подобной оплошности, разве что то напряжение, в котором он пребывал последнюю неделю. Впрочем, в таком состоянии он находился все время с тех пор, как впервые увидел Меган…
Не в силах что-либо изменить, Девлин попытался хоть как-то объяснить слугам суть происшедшего.
— Мы долго путешествовали, целых две недели. Естественно, моя жена очень утомилась и поэтому… сама не своя.
— Должно быть, вы тоже утомлены до предела, — произнес стоящий рядом с ним Джон. Дворецкий служил Ротстонам тридцать с лишним лет, и это позволило ему смело добавить:
— Я просто не помню, чтобы вы когда-нибудь прежде совершали подобную глупость, ваша светлость.
Раздалось несколько возгласов одобрения, тихих, но вполне выразительных. Девлин понял, что вина за случившееся возлагается на истинно виноватого, и от облегчения чуть не рассмеялся, но вместо этого вполне серьезно изрек:
— Ты прав, Джон. Честно говоря, с той самой минуты, как герцог Ротстон повстречал эту юную леди, он совсем перестал походить на себя самого.
— Осмелюсь предположить, сэр, что это любовь, — осторожно заметила миссис Бриттен.
— В самом деле? Тогда стоит к этому привыкнуть, верно?
Слуги снова заулыбались, что было весьма кстати: теперь Девлин мог спокойно удалиться, чтобы заняться поисками разъяренной супруги. На сей раз он должен искренне и серьезно извиниться перед ней, если, конечно, ему удастся сделать это до того, как она в очередной раз ударит ногой по его многострадальной голени. Нет, он решительно отказывается снова терпеть эту адскую боль: надо будет непременно купить взбалмошной и упрямой жене мягкие туфельки. Самые мягкие, какие только найдутся!