Нармин сидела в своей комнате на кровати, обхватив колени руками. Неужели несколько дней назад ее приводили в восторг и сама комната, и вид за окном, и все, что ее окружало и происходило с ней? Теперь от детского восторга не осталось и следа. Весну в душе сменила осень, по крайней мере, юной жрице так казалось. Все случилось слишком быстро. За несколько недель пережить возвышение, увидеть столицу, почувствовать вкус придворной жизни, осознать свою красоту и власть, которую она дает… Но все это ничто в сравнении с первой любовью! Любовью, о которой Нармин и думать не могла, которой не ждала и не хотела.
Полюбить короля — это безумие! Именно безумие, иначе назвать бурный поток захлестнувших ее противоречивых чувств Нармин бы не смогла. Бессонной ночью после королевского приема, мечась в постели, девушка захлебывалась от счастья и чувства вины, попеременно моля свою богиню то о прощении, то о том, чтобы та даровала несчастной заблудшей слуге любовь прекраснейшего из мужчин.
Жрицы Маритэ не давали обетов целомудрия, однако на деле тем, кто хотел чего-то добиться на поприще религиозного служения, приходилось его соблюдать, по крайней мере, внешне. Сама идея семьи, которой обычная женщина должна была полностью себя посвящать, для служительниц богини была неприемлема, потому как все их силы и время — достояние Маритэ. Жрица — это не работа, это призвание и дело всей жизни. Дело, которому честолюбивые и упорные отдавали себя добровольно и без остатка, а ленивые и равнодушные — по меньшей мере соблюдая необходимые обряды и создавая видимость добросовестного служения. Впрочем, любая жрица в любой момент могла отказаться от избранной стези. Только вот у большинства женщин, попадавших в храм, как правило, в юном возрасте, не было иных путей и места в мире, которое они могли бы занять. Хотя бывали случаи, что служительницы богини все-таки оставляли обитель и выходили замуж. Такое случалось довольно редко хотя бы потому, что мужчины — потенциальные мужья — нечасто посещали Храм, а жрицы выбирались за его пределы и того реже.
Конечно, любая жрица, от последней послушницы до владычицы, теоретически могла завести себе любовника. Но при этом, опять же, вставал вопрос отсутствия мужского контингента в Храме, где представители сильного пола исполняли лишь служебные роли либо изредка появлялись в качестве визитеров, чаще всего — отцов или братьев будущих воспитанниц. Кроме того, статус любовницы, пятнающий репутацию любой женщины, на жрицу богини ложился еще более тяжким пятном позора, ибо служащие Маритэ должны подражать ее чистоте и святости!
Таким образом, жрица, не соблюдающая целомудрия — по крайней мере, не умеющая должным образом скрывать этого — либо переставала быть жрицей, либо лишалась надежды серьезно продвинуться в храмовой иерархии.
Совсем недавно голову Нармин кружили честолюбивые планы. Девушке, ставшей за столь короткий срок сначала старшей жрицей, а затем представительницей Храма при особе нового короля в Вельтане, сложно было не представлять себя в мечтах преемницей владычицы Лавинтии. Но стоило ей увидеть короля, как все изменилось. Власть, не выдержав соперничества с любовью, стала казаться далекой, бесполезной и ненужной. В то же время страстное желание быть с любимым заполонило все сознание девушки. Быть рядом в каком угодно качестве! Любовницей — так любовницей! Пусть она провалит миссию, лишится сана старшей жрицы, а то и вовсе будет изгнана из рядов служительниц Маритэ. Пусть! Она согласна на это за один долгий взгляд зеленых глаз, за одну ласковую улыбку.
Да и зачем ей быть жрицей? Она недостойна, слабое девичье сердце доказало это. Нармин не гордилась своей слабостью и предательством по отношению к богине, но она осознавала, что, совершив их, не может и не должна дальше обманывать владычицу, богиню и, главное, себя.
Ее место рядом с ее королем! Неважно, что он никогда не сможет жениться на девушке из обнищавшего дворянского рода, чьи титульные грамоты были утеряны несколько поколений назад, если вообще когда-нибудь существовали. Нармин осознавала, какая пропасть лежит между ней и Валтором Дайрийским. И неважно, что несколько дней назад она мнила себя ужасно важной персоной. Теперь это просто смешно! Кто такая старшая жрица всеми позабытой богини, даже посланная в столицу на коронацию в качестве полномочной представительницы Храма? Кто она в сравнении с блистательным монархом, под властью которого теперь находятся целых два государства?!
Единственное, на что смела надеяться девушка — любовь короля. Слово «любовница» ей претило, поэтому она мысленно называла себя «возлюбленной» Валтора, отдавая себе, впрочем, отчет в том, что более благопристойное название не меняет сути вещей. Итак, она бы пошла и на разрыв с Храмом, и на унизительное положение пассии монарха, если бы не два препятствия, постоянные размышления о которых мучили Нармин тоскливой безнадежностью.
Первая трудность заключалась в том, что Валтор ее не любил, то есть не просто не любил, что было неудивительно, ибо они виделись всего один раз, но и не проявлял к ней ни малейшего интереса. Но это было как раз поправимо. Стоило бы королю почаще с ней видеться и получше узнать, и тогда… В крайнем случае, Нармин пошла бы на то, чтобы рассказать Валтору о своих чувствах. После этого, по мнению юной жрицы, любой мужчина стал бы ее мужчиной, будь его сердце свободно. Но в этом-то и крылась вторая сложность, куда более роковая и непреодолимая. Сердце короля было занято! Занято этой надменной статуей в черном!
Нармин довольно быстро узнала, что бледная темноволосая красавица, которой Валтор уделил столько внимания во время приема, не кто иная, как Лотэсса Линсар — самая знатная девушка королевства. И, помимо этого, она невеста короля! То есть, конечно, вслух об этом пока не говорят, но, кажется, сия новость известна не только узкому кругу особо приближенных придворных, но и последней судомойке во дворце!
Будь Лотэсса только красивой или только знатной, еще была бы надежда. Безродную красавицу Валтор мог бы сделать любовницей (по отношению к сопернице это слово вполне допустимо), а потом, наскучив ею, бросить. Аристократическое же происхождение без красоты позволило бы ненавистной Линсарше стать королевой и матерью наследников, зато лишило бы шанса на любовь мужа, которому пришлось бы искать развлечения и утешения в объятиях других женщин. Но нет же! Лотэсса Линсар была не только первой аристократкой Элара, но и непозволительно и безнадежно прекрасной, что повергало Нармин в отчаяние.
За этими грустными размышлениями и застал девушку визит одного из придворных, конкретной должности которого Нармин не помнила. Стук в дверь и церемонные раскланивания вызывали безумное раздражение. Неужели она не имеет права побыть одна в своих собственных апартаментах?! Как же сложно быть вежливой и выдавливать из себя улыбки, когда хочется умереть.
Нармин не слушала, что говорит пришедший, хоть и понимала, что ее уединение могли нарушить, лишь имея на то довольно серьезную причину. Но она просто не могла сосредоточиться на словах, которые скользили мимо сознания, словно вода, стекающая по стеклянной поверхности. Нармин при всем желании не могла заставить себя заострить внимание на теме разговора. Однако два слова мгновенно вывели ее из оцепенения. Среди потока гладкой придворной речи жрица уловила «его величество» и после этого обратилась во внимание.
— Так чего его величество желает от меня? — эти слова вызвали на лице придворного легкое удивление, очевидно, потому, что он уже подробно изложил суть дела и был уверен, что Нармин все поняла. Однако профессиональная выучка взяла верх над всеми остальными эмоциями, и посланец короля вновь повторил для девушки то, что сказал ранее.
— Его величество назначил вам аудиенцию, дабы обсудить дальнейшие взаимоотношение со служительницами культа Маритэ, — «культ Маритэ» придворный произнес подчеркнуто почтительным тоном, в котором между тем явственно сквозил снисходительный сарказм. Тон его и выражение лица означали примерно следующее: «При всем уважении лично к вам я не понимаю, как можно всерьез верить в каких-то старых богов… Конечно, каждый сходит с ума на свой манер, но уж я-то достаточно просвещен, чтобы не относиться серьезно к подобным глупостям».
Впрочем, отношение внезапного посетителя к Маритэ волновало сейчас Нармин в последнюю очередь. Ее и сама-то Маритэ мало занимала в данный момент. Король хочет видеть ее! Девушка готова была расцеловать чопорного придворного за нежданные добрые вести. За несколько мгновений она словно воскресла — глаза засияли, щеки покрыл лихорадочный румянец, оттеняющий бледность, которая сменила в последние дни прежде здоровый и приятный цвет лица юной жрицы.
Как только за посетителем захлопнулась дверь, Нармин немедленно бросилась к зеркалу, которое упорно игнорировала последнее время. Да, зря она себя так запустила! Бледная, как смерть, волосы в беспорядке и кажутся тусклыми, платье мятое. Девушка принялась в срочном порядке устранять недостатки своего внешнего вида, насколько это было возможно за такой короткий срок. Где-то через три четверти часа, вновь обратившись к зеркалу, Нармин осталась более-менее удовлетворена результатом. С цветом лица, правда, справиться не удалось, но на его фоне глаза сверкали ярче, а румянец на скулах был подобен лепесткам пиона. Бледная и слегка осунувшаяся жрица казалась старше и загадочнее.
Спустя еще четверть часа вернулся давешний придворный, дабы сопроводить ее к королю. Сердце билось как бешеное, и огромных усилий стоило девушке сохранять ровное дыхание и спокойный вид, когда все внутри трепетало от предчувствия встречи, которая, как что-то подсказывало Нармин, должна решить ее судьбу.
Коридоры сменялись залами, залы — галереями. Путь, отделявший ее апартаменты от приемной короля, невозможно было запомнить даже приблизительно. Но вот наконец заветная дверь, которую услужливо распахнул перед Нармин ее сопровождающий.
Король стоял у стола, за его спиной было распахнуто окно, и легкий ветерок играл прядями темных волос. Голова была чуть откинута назад, на губах застыла насмешливая полуулыбка, словно его величество вел сам с собой мысленный диалог и находил это очень забавным. Войдя в комнату, Нармин на мгновение застыла, от волнения не находя в себе сил пошевелиться, а затем предприняла неловкую попытку присесть в реверансе. Вышло совершенно ужасно, но король улыбнулся так ободряюще, что девушка едва сдержала желание тут же броситься к ногам своего нового божества и признаться ему в своих чувствах.
— Дэнья Нармин, — бархатистый голос звучал чарующе. — Могу я вас так называть? Или мне надлежит величать вас жрицей… или как там правильно в соответствии с храмовой иерархией?
Услышать свое имя из уст короля было для Нармин величайшим блаженством. Она была готова слушать это вечно! Неужели еще недавно ей хотелось, чтобы к ней обращались исключительно «старшая жрица», а обращение по имени чуть ли не обижало?! Конечно же, разница между произнесением твоего имени пожилыми наставницами или владычицей и любимым мужчиной неизмерима!
— Зовите меня Нармин, ваше величество! — торопливо ответила девушка, в голосе ее слышалась чуть ли не просьба.
— Итак, Нармин, — Валтор сцепил руки и вытянул их ладонями вперед. — Вас, должно быть, интересуют причины этой аудиенции. Я позвал вас для серьезного разговора, который рано или поздно должен был состояться между нами…
Вот оно! Сейчас он скажет, что неравнодушен к ней! Какой еще разговор может начинаться с подобного предисловия? Нармин оставила попытки унять бешено колотящееся сердце. Да и к чему? Пусть знает, что ей не все равно. Ведь сейчас она ответит своему королю, что любит его! И пусть ей никогда не быть его женой! Пусть заключает свой династически-политический брак. Главное, что у него хватило ума понять, что эта пусть и прекрасная, но холодная девица никогда не будет дорожить им так, как она — Нармин. Ее сердце — не кусок ледяного хрусталя, оно живое и горячее и сейчас готово вырваться из груди от счастья!
— Нармин, — он уже в третий раз повторил ее имя. — Чего вы хотите от меня? — видя, как изменилось выражение лица девушки, какое искренне непонимание отразилось на нем, король поспешил добавить. — Говоря «вы» я, конечно же, имею в виду вас как представительницу интересов служителей культа Маритэ. Не думайте, что я пребываю в счастливом заблуждении, полагая, что верховная жрица послала вас сюда исключительно из вежливости или, тем паче, потому, что искренне поддерживает мое воцарение в Эларе. Я не настолько наивен. За свою лояльность Храм Маритэ хочет что-то получить от нового короля, это очевидно и логично. Так чего же конкретно вы ждете в обмен на поддержку? Не обижайтесь за прямоту, Нармин. Мы могли бы долго подходить к этому вопросу окольными путями за светской беседой, я мог бы сформулировать его иначе, но предпочитаю спросить прямо.
Нармин растерялась. Какая же она дурочка! Да надо было сойти с ума, чтобы решить, что Валтор пригласил ее ради дел сердечных. Он король, а она — представительница Храма, напрочь забывшая, зачем пресветлая Лавинтия отправила ее в столицу. Это ужасно глупо, но ведь ее ни разу не посетила мысль об истинной цели визита к королю, мысль, которая должна была прийти первой. Положительно, эта влюбленность сделала ее безумной!
Девушка чувствовала себя так, словно ее посреди сладкого сна окатили ведром ледяной воды. Однако такое резкое пробуждение возымело действие. Усилием воли заставив глаза оставаться сухими (при этом пообещав себе, что наплачется вволю, как только останется наедине с собой), Нармин постаралась принять вид, исполненный значимости и достоинства, каковые подобают старшей жрице Храма Маритэ. Некоторых мыслительных усилий потребовали попытки вспомнить, что же именно поручила ей владычица и чего же, собственно, они на самом деле хотят от Валтора. Она-то сама хотела от него одного — любви, но совершенно очевидно, что Храму нужно было совсем не это. Наконец в хаотичном хороводе мыслей девушке удалось ухватить воспоминание о коронации и другие наставления верховной жрицы. Собравшись с духом, она начала.
— Пресветлая Лавинтия искренне рассчитывает на долгую дружбу с вашим величеством, которая, как она надеется, принесет добрые плоды обоим сторонам, — Нармин изо всех сил старалась скопировать пафосный стиль выражения мыслей, который был присущ верховной жрице и ее доверенным приближенным. — Как вашему величеству известно, согласно древним традициям, помазание нового короля на царство искони проводилось жрицами Маритэ. Увы, об этом давно позабыли, но, может, пришло время возродить былое величие…
Договорить он ей не дал. Легкая, но заметная усмешка коснулась совершенных губ Валтора Дайрийского.
— Возродить былое величие Храма Маритэ, а заодно и религии? Это вы имели в виду? Это вряд ли в моих силах, даже согласись я на коронацию по моде трехсотлетней давности. Впрочем, я обещаю подумать на эту тему. Присутствие красивой девушки в зеленом, возлагающей корону на мою голову, вряд ли сильно испортит церемонию. Но мне сложно представить, какие еще плоды нашей «дружбы» могли бы порадовать вашу владычицу, Нармин.
Когда он назвал ее красивой девушкой, а потом снова обратился по имени, сердце Нармин против воли забилось быстрее, а в мысли просочилась совершенно ненужная надежда. Меж тем, король продолжал.
— Денег я Храму дать не могу, даже если бы и хотел. Вы, как и ваша владычица, понимаете, что все средства и доходы казны я буду тратить на восстановление ущерба, причиненного Элару моими же войсками. У меня теперь два государства вместо одного, точнее, мое государство стало в несколько раз больше. И вряд ли в ближайшие годы и даже десятилетия я смогу швыряться деньгами.
— Не скрою, деньги нужны Храму, — увидев, как король невольно поморщился при этих словах, Нармин поспешила закончить фразу. — Но для Маритэ сердца людские куда важнее денег, особенно сердца королей, чей образ мыслей и чья вера становятся примером для подданных.
В словах и тоне жрицы чувствовалось искреннее вдохновение, поскольку она внезапно поняла, что ей удалось найти тот самый, единственный путь, способный вывести из тупика, куда загнала их с Валтором судьба. Конечно же! Король должен обратиться! А кто будет учить его азам давно забытой веры, кроме как единственная на весь город служительница Маритэ? Тем самым она не предаст Храм, владычицу и свою богиню, а напротив, послужит им. И уж за такое великое деяние, как обращение нового владыки Элара, ей — Нармин — простят любовь к коронованному избраннику Маритэ и даже не слишком пристойное положение его любовницы. Хотя… кто знает? Возможно, приняв ее веру, Валтор изберет ту единственную, которая принесла ему свет истины, своей женой…
Однако король в свойственной ему манере, удивительным образом сочетающей вежливость с бесцеремонностью, прервал поток благочестивых разглагольствований своей собеседницы, вернув жрицу с заоблачных вершин девичьих грез в пропасть ужасной реальности.
— Прошу вас, не поймите меня неправильно… Я уважаю вашу веру и верность богине, которую все остальные забыли уже несколько сот лет назад. Я принял вас со всеми возможными почестями, которые способен король оказать жрице, учитывая нынешнее неспокойное положение вещей в стране. Принял… но я вас не звал. Не имея ничего против вашей Маритэ, я также не желаю иметь с ней ничего общего. Вы уж простите, Нармин, но я не верю ни в богинь, ни в Странников, ни в прочие древние божества Анборейи. Мне нет до них никакого дела. Зато земных дел у меня более чем достаточно. И я собираюсь заниматься ими, а не тратить свое время на тех, кто остался жить лишь в привычных выражениях, пришедших к нам из глубины веков. «Да помилуют нас светлые богини…», «забери тебя Изгой…» или «красив, как Странник». Это всего лишь слова, хоть они и невольная дань почтения тем, в кого когда-то верили. Поэтому оставьте мысли сделать из меня благочестивого последователя своей религии, лучше просите чего-нибудь реального. При этом, по возможности, недорогого и необременительного, дабы у меня не было причин и соблазна отказать вам, — Валтор небрежно облокотился о стол, машинально поглаживая длинными тонкими пальцами чернильницу — сову, восседающую на раскрытой книге, герб Малтэйров.
— Я… я не знаю, — Нармин совсем растерялась и прилагала титанические усилия, чтобы не разразиться слезами досады и отчаяния. — То есть я не могу сразу ответить вашему величеству. Я напишу владычице и буду ждать ее ответа. Будет ли мне позволено сообщить ей, что ваше величество согласились на коронацию по древним традициям?
— Я подумаю об этом, — пообещал король и поклонился жрице, давая понять, что аудиенция подошла к концу. — Всего хорошего, дэнья Нармин.
Как ни странно, девушку не слишком огорчил неопределенный ответ. И не только потому, что расстроить ее еще сильнее было практически невозможно. Чем дольше король будет думать, тем позже она отправит письмо Лавинтии. Чем позже будет отправлено письмо, тем позже придет ответ. А следовательно, у нее еще есть время на то, чтобы хотя бы просто быть рядом с тем, кому навеки отдано ее бедное сердце.