На краешке любви

Когда из трубки зазвучал бабушкин голос, Дима удивился:

– Ба? Что-то случилось?

Клавдия Ивановна никогда не звонила – не делала этого из принципа. Даже телефон не ставила, считая, что, если завести в квартире этого монстра, внуки совсем перестанут ее навещать.

– Это ты, Дима? Здравствуй, внучек. – Голос бабушки свистел, потому что она подносила трубку близко к губам. – Ты приехал на каникулы?

– Да. Слушай, ба...

– А мать на работе? – перебила его бабушка.

– На работе. Ба, я недавно приехал, поэтому...

– Она придет на обед? – вновь перебил его голос в трубке.

Димка немного растерялся. Ему не нравился тон бабушки. Внук провел в чужом городе почти полгода, приехал на каникулы, а она и не рада этому!

– Когда у нее обед? Как обычно?

– Да, – ответил Дмитрий.

– Значит, скоро будет дома. – На том конце провода наступила тишина.

Димка наморщил лоб, пытаясь понять, что же все-таки произошло.

– Я еще позвоню минут через двадцать, – проговорила Клавдия Ивановна. – Семен в больнице с инфарктом.

– Твой старший брат? А что с ним?

– Я же сказала – инфаркт. Сердце, значит. Ты скажи матери, но не резко, а то и ее удар хватит. Я звонила ей утром, но секретарша сказала, что она уехала по делам и вернется только после обеда.

Перед глазами Димки возникли оттопыренные, усыпанные веснушками уши Семена Ивановича. Уши чуть-чуть шевелятся, потому что дед ест борщ, склонившись над тарелкой. Дед кряхтит и чавкает. Покончив с борщом, смотрит в Димкину тарелку:

– Молодец, мало съел, будет чем собаку покормить.

Дед жил всего в десяти километрах от города, но Дима редко у него бывал. Маленьким он ездил с бабушкой к Семену Ивановичу в гости. Тот целыми днями читал газеты, сидя на завалинке, с внуком почти не разговаривал, только изредка подзывал к себе и просил сбегать узнать, не готов ли ужин. Инга Константиновна тоже не испытывала особой любви к родному дяде, ее прямо передергивало, когда тот называл ее «Голиафом».

Дима не представлял, как у такого спокойного, беззаботного человека, которого никто и ничто, кроме любимого пса Джульбарса, не волновало, могло заболеть сердце.

Он посмотрел на часы. Мать если и появится, то не раньше чем через пятнадцать минут. За это время можно успеть чего-нибудь перекусить. Ему очень не хотелось обедать вместе с матерью.

Димка успел дожевать бутерброд и вымыть чашку из-под кофе, когда услышал скрежет ключа в замке.

– Мам, это ты? – позвал он.

– Да, – отозвалась Инга Константиновна.

– Звонила бабушка: Семен Иванович лежит в больнице с инфарктом.

– Что? Какой Семен Иванович? – Мать зашла на кухню.

– Брат бабушки.

– Семен Иванович? А в какую больницу его положили?

Дима пересказал все, что услышал.

– Хорошо, я позвоню, попрошу, чтобы за ним был должный уход. – Инга Константиновна открыла холодильник и достала кастрюльку с гречневым супом. – Тебе греть?

– Спасибо, мам, я пока не голоден. Я пойду к ребятам.

Инга кивнула:

– Только до ночи не гуляй. Я же тебя совсем не вижу.

– Хорошо, – чуть заметно усмехнулся Дима.

Он до вечера не вспоминал о Семене Ивановиче, а когда наконец заявился около полуночи домой, то нашел родителей на кухне. Они о чем-то тихо разговаривали.

«Сегодня странный какой-то день. Все выбилось из установленного порядка», – пришла Димке в голову нелепая мысль.

– Семен Иванович умер, – не своим голосом сказала мать. И всхлипнула. А отец произнес:

– Хоронить его нам придется. У него более близкой родни нет.

Дима пожал плечами. К известию о смерти он отнесся так, словно умер чужой человек: жаль, конечно, но он ведь уже старый был, шестьдесят восемь лет. И еще подумал, что несколько дней каникул пойдут коту под хвост.

Так оно и получилось. Два дня он был «на подхвате» у бабушки, ходил с ней везде. И в церковь тоже. Попозже подошли Инга с мужем.

На похороны пришли все деревенские пенсионеры. Они долго толпились у гроба, но никто не плакал и не причитал. Потом гроб вынесли на улицу, и люди стояли там. Ждали транспорт.

Инга задержалась в хате, искала валерьянку. Она нервничала, страшно нервничала, но сил нарушить традицию и не проводить родственника в последний путь у нее не хватило. Выходя из хаты, она отогнула от зеркала край черного сукна и ужаснулась – на нее смотрело бледное морщинистое лицо семидесятилетней старухи.

В суете про нее чуть не забыли, автобус уже тронулся, когда она вышла на улицу. Автобус проехал немного и затормозил, передняя дверь открылась. Инга двинулась к нему и вдруг застыла на месте. В окнах – одни черные платки...

Иван Алексеевич сделал вид, что не замечает плохого самочувствия жены: похороны ведь, так и должно быть. Да и просто боялся напороться на обычное Ингино: «С чего ты взял, что я болею?!»

Когда автобус поехал, у Инги закружилась голова, она даже вцепилась в кресло, чтобы не свалиться, но до самого кладбища держала себя в руках.

Вид кладбища произвел на нее такое же впечатление, как крест на черта. Она стояла над могилой и думала о том, что ей уже за сорок. И о том, что правы были язычники, когда сжигали трупы. «Ну кому это надо – класть мертвеца в гроб, чтобы его там ели черви. Такие маленькие беленькие червячки, которые заползают через мелкие щели в этот деревянный домик и начинают ползать по телу. А потом они потихоньку начинают грызть мясо, грызут, грызут, пока не останутся лишь белые кости, такие же белые, как и сами червячки. Червячки уползают к следующему трупу, а белые кости, рассадники инфекции, остаются... Сибирская язва, бубонная чума, сифилис... Вся кладбищенская земля пропитана этой дрянью... Зачем сюда приходят? Нельзя, нельзя...»

Когда гроб опускали в могилу, где-то на дереве каркнул ворон, и Инга почти почувствовала, как покойник положил руку ей на плечо. Женщина застонала и пошатнулась. Иван Алексеевич, который стоял рядом, поддержал ее.

– Может, пойдем в автобус? – шепнул он.

Инга покачала головой. Ей не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, иначе все эти старушки, которые помнят ее еще девчонкой, начнут суетиться и похороны с поминками растянутся до бесконечности. А она не любила бесконечность: от одного этого слова веяло холодом.

Первые комья сухой земли ударили по крышке гроба, и Инга почувствовала, что ее словно сжали в холодных тисках. Она вновь покачнулась, но Иван Алексеевич приобнял жену и не отпускал, пока не сели в автобус. Инга была бледная и за все время, пока хоронили, не проронила ни слова.

В автобусе услышала, как судачили про нее старухи:

– Ишь, как переживает-то за Семена. А когда жив был, так и не помнил его никто.

– Может, нездешняя?

– Та не, это Клавкина дочь.

Поминки были очень скромными и недолгими, в небольшом кафе на окраине города. После поминок, уже дома, Инга вновь почувствовала себя плохо. Переступив порог квартиры, женщина хотела пройти на кухню попить воды, но голова у нее закружилась, и она упала в обморок. На этот раз Иван Алексеевич не успел подхватить жену. Вдвоем с сыном они перенесли Ингу Константиновну на диван. Они хотели вызвать «скорую», но Инга очнулась и сказала, что обойдется без врачей. Остаток дня ее сильно знобило, а голова прямо раскалывалась.

Всю ночь Ингу мучили кошмары. Проснувшись, она долго не могла поверить, что просто лежит в постели в своем доме. Но успокоиться так и не смогла. На душе было тяжело, в висках стучало. Она попыталась встать – в глазах потемнело, и она рухнула обратно на кровать. На работу в таком состоянии нельзя было идти, и Инга, дотянувшись до телефона, вызвала врача.

Доктор появился ближе к обеду. Измерив Инге давление, он предложил ей лечь в больницу. Она отказалась.

– Инга Константиновна, у вас гипотония, прескверная штука. Хотя, в принципе, можно и дома полежать. К вам медсестра походит, уколы поделает. А дней через десять – ко мне на прием. И не раньше. Никаких «через три дня на работу». Договорились? Я вам раньше все равно больничный не закрою. Да и в санаторий вам не мешало бы съездить. Подлечитесь, продышитесь. Там такой замечательный воздух. Полюбуетесь закатами, успокоитесь.

Инга, которая больничный последний раз брала, когда рожала Людмилу, не стала спорить.

Но спокойного отдыха не получалось. Все время женщину одолевали мысли о старости и смерти. И аппетит пропал.

– Мам, ты что, серьезно заболела? – спросил сын. – Не ешь ничего... А мне вот голодно что-то.

Дима не помнил, когда мать болела в последний раз. Наверное, это было до его рождения.

– Давление у меня низкое, – сухо отозвалась мать. – Сам приготовь себе что-нибудь. Глазунью пожарь.

– Мам, а мы с Женей хотели... – начал Димка.

– Дмитрий, у меня раскалывается голова, и я не хочу ничего слушать... – простонала Инга. – Потом...

Инга прикрыла глаза. В голове словно стучали молоточки, приговаривая: «болезнь – старость, болезнь – старость». Инга подумала, а не сходит ли она с ума.

Димка не стал приставать к матери с сообщением, что он хочет расписаться с Женей в ближайшее время. И по непонятной для него причине вспомнил, как прошлым летом заикнулся матери о том, что хотел бы жениться, а Инга Константиновна, к его глубокому удивлению, не ругалась, а лишь сказала, что он должен хорошенько подумать. Ведь девушка собирается поступать в институт, и у замужней студентки могут возникнуть проблемы с общежитием. Димка о такой стороне жизни даже не задумывался, а когда задумался, понял, что мать абсолютно права. Вот поступит его Ева в вуз, получит комнату, а потом можно и о свадьбе поговорить. Да и сейчас, если бы не ее глупые «девичьи мечты» о белом платье, фате и обручальных кольцах, они могли бы спокойно пойти в загс и расписаться. А так – придется ждать, пока мать оклемается. Не изверг же он – донимать больную мать своими проблемами.

Инга провалялась на диване столько, сколько велел доктор. И с каждым днем мысль отправиться в санаторий одной, без мужа и детей, нравилась ей все больше и больше.

Дима долго думал, как рассказать Женьке о том, что он не смог поговорить с матерью о будущей свадьбе. Он не хотел огорчать свою девушку, но и мать находилась в таком странном состоянии, что Димка просто не отважился начать серьезный разговор о своих матримониальных планах.

А когда Димка услышал фразу матери о санатории, то понял: он предложит Женьке поехать на недельку отдохнуть в горы. Тогда и сообщение об откладывающейся свадьбе будет воспринято совсем по-другому.

Возле Женькиного подъезда он столкнулся с Джеммой, которая, как обычно, таскала с собой крысу.

– Как дела? Как самочувствие Крыси?

– Крыся умерла. Это – Пуся.

Дмитрий удивлялся странному поведению девушки, которая почему-то всегда выходила во двор с крысой и упорно пыталась засунуть мерзкое животное ему в руки. При этом она часто бормотала что-то неразборчивое. Но в данный момент ему было абсолютно все равно, Крыся это или Пуся. Поэтому он просто сказал «а-а-а...» и не стал задерживаться возле девушки, боясь услыхать историю смерти горячо любимой Крыси в подробностях.

– Ева, у меня есть обалденное предложение: поехали на неделю вдвоем в горы, – сказал он Женьке после поцелуя.

Женькины глаза засияли:

– Ты и я? И никого больше?

И тут же потухли:

– Это у нас будет такое запоздалое празднование новогоднее... Если бы мы встретили этот год вместе, то все было бы по-другому...

– Евочка, солнышко, ну я же тебе сто раз говорил – начальнику училища попала вожжа под хвост... – заныл Димка. – Кто ж знал, что в конце декабря наших пацанов угораздит залететь в милицию за драку. Если бы они хоть в форме были! Может, их бы и не загребли. А так... Ты же понимаешь, я никак не мог вырваться...

– А деньги? – забеспокоилась Женька. – Мне мама точно не даст ни рубля. У отца сколько-то можно выпросить, но вряд ли он даст много – только из своих карманных.

– Я уже все продумал, – улыбнулся Димка. – Ты попросишь у своей бабушки, а я – у своей.

– А сколько надо?

– Я думаю, тысячи четыре всяко надо. А лучше пять. На каждого! Гулять так гулять.

– Ого, – протянула Женька. – Пять тысяч у моей бабушки, конечно, найдется. Она травами хорошо зарабатывает. Вот только даст ли столько?

– Ну, родной-то внучке...

– О, у меня идея... Поехали вдвоем к бабуле. Она на тебя посмотрит, ты ей понравишься, и тогда она точно даст.

– А если не понравлюсь?

– Да ну, с чего это ты должен ей не понравиться?

– Тогда и ты к моей пойдешь, договорились?

– Ага.

После недолгих препирательств решено было сначала все же отправиться к Димкиной бабушке: она жила ближе. И если у нее все пройдет нормально, тогда на следующий день можно смело ехать и к Женькиной.

Женька вместо легкого сарафана надела кофточку с рукавами и длинную юбку, подумав, что на бабушку это должно произвести благоприятное впечатление.

И они отправились добывать деньги.

Когда они подходили к подъезду, Дмитрий увидел догоняющую их Катерину.

«Черт, мне сегодня явно не везет на встречи». Димка испугался, что женщина может сказать что-нибудь неподходящее. Или вдруг ей вздумается позвать его к себе? Впрочем, уже прошло столько времени, и больше ни разу она не пустила его в квартиру, хоть Димка и пытался напроситься в гости. А главное, никуда ведь не денешься, Катерина подошла уже слишком близко. Димка опустил глаза и внутренне сжался.

– Добрый день, бабушку идешь навестить? – доброжелательно спросила женщина.

– Ага, – кивнул Димка, внутренне сжавшись.

– Правильно, а то она после похорон грустит очень. – И женщина, обогнав пару, зашла в подъезд.

– Дим, а кто это? – поинтересовалась Женька.

– Бабушкина соседка.

– А откуда ты ее знаешь?

– Да она заходила пару раз, когда я у бабушки бывал.

– А ты и не говорил, что твоей бабушке после похорон плохо.

– Ева, можешь ругаться, но я и сам не знал. Я у нее с тех пор не был.

– Димка, как ты мог? – охнула Женька.

– А вот так. Мать болела, когда мне было к бабке идти? – раздраженно буркнул Димка.

– Но мы вместе могли бы сходить. Проведать, вместо того чтобы в кино сидеть и целоваться.

– Это ты сейчас так говоришь, – насупился Дмитрий.

– Ладно, Дим, не будем ссориться. Пойдем, раз уж собрались. Только ты хоть поизвиняйся.

Димкина бабушка почувствовала то же самое, что могли почувствовать и другие тысячи бабушек на ее месте: радость. Мало того что внук пришел, так еще с девушкой.

Правда, Клавдия Ивановна не стала суетиться, охать, ахать, а предложила гостье посмотреть фотографии из семейного альбома, пока заваривается чай.

– А вот это моя мама. – Димка протянул Жене старую фотографию.

Женька не поверила своим глазам. На фотографии была изображена красивая девочка лет шестнадцати, улыбающаяся, с сияющими глазами. Она была похожа на Ингу Константиновну, но улыбка ее была словно от другого человека. Гораздо душевнее и добрее.

– А это дедушка, – показал Дима на соседнее фото.

– Ой, а ты на него похож, – улыбнулась Женька.

Клавдия Ивановна занесла в комнату поднос с чайными принадлежностями.

– Прошу, гости дорогие. Сиди, сиди, Женечка, я сама. – Бабушка поставила на стол поднос. – Ты какой чай любишь, с сахаром или без?

– Не знаю. – Женька с сомнением глянула на светлую жидкость.

– Ты не пьешь зеленый чай? А я, глупая, забыла спросить,– забормотала Клавдия Ивановна.

– Нет, нет, я всякий пью, – соврала Женя. – У вас такие чашки красивые. Старинные?

– Сервиз мне подарили, когда я на пенсию уходила. Женечка, советую сахар не класть. Без него зеленый чай вкуснее.

Женя сделала глоток.

– Вкусно. Я слышала, зеленый чай полезнее черного. Только тот, который я пробовала, был похож... – Женя запнулась, но закончила фразу: – Похож на компот из школьной столовой.

– Ба, а мы к тебе по делу, – попытался поговорить о цели визита внук.

– А когда ты просто так приходил? – сказала бабушка.

– Клавдия Ивановна, не ругайте его, – попросила Женя. – Это он из-за меня к вам так редко ходит.

Клавдия Ивановна улыбнулась:

– Да вся молодежь одинакова, – и добавила: – И Инга моя такая же была. Как школу закончила, так я ее почти и не видела дома.

Женя ткнула пальцем в фотографию шестнадцатилетней Инги:

– Димина мама тут такая веселая.

– Да это она паспорт получила. Сосед у нас был, фотограф, запечатлел на память.

Клавдии Ивановне девочка понравилась с первого взгляда: симпатичная, одета скромно – в светлую кофточку и длинную серую юбку. Старушка вспомнила, как Инга однажды обмолвилась, мол, Дмитрий встречается с какой-то шалавой. Но, на взгляд Клавдии Ивановны, Женя была вполне приличной девочкой – смущается, не знает куда руки деть и за Димку заступилась, а уж как она на него смотрит... Клавдия Ивановна достаточно пожила на свете и понимала, что так смотрят только по-настоящему влюбленные девушки.

Женька с неподдельным интересом продолжала рассматривать семейный альбом. А бабушка увлеклась. Историю о том, как ее отец был ранен на границе в двадцать девятом году, потом лежал в госпитале, где и познакомился с матерью, она рассказывала со всеми подробностями, так, словно присутствовала при этом, а не появилась на свет божий спустя семь лет.

История Женьку поразила: оказывается, Димкина прабабушка влюбилась в своего будущего мужа, когда тот лежал на больничной койке с тяжелым ранением глаз. И каждый день, хоть в те годы религиозность не поощрялась, бегала в церковь молиться, чтобы парень выздоровел. Неизвестно, то ли молитва помогла, то ли доктора, но мама маленькой Клавочки до самой смерти верила, что выпросила у Господа назад глаза для мужа. Она рассказала об этом двенадцатилетней дочери перед смертью. Отец Клавдии Ивановны больше не женился. Женька слушала, открыв рот, и только охала.

Димка нервничал и думал только о том, как начать разговор о деньгах. Он уже сто раз слышал именно это семейное предание и еле дождался окончания истории. Пока бабушка пребывала мыслями в прошлом, не давая ей опомниться, он попросил:

– Ба, ты не могла бы дать мне четыре тысячи? Или пять.

– Пять тысяч? – охнула бабушка, спускаясь с небес на землю. – Это большие деньги. А зачем?

– Мы с Женей хотим поехать отдохнуть на недельку в горы.

– А мать что говорит?

– Я у нее не просил.

– Понятно. И откуда у нищей старушки такие деньги? – усмехнулась Клавдия Ивановна. – Ладно, дам. Семен большую усадьбу мне оставил, должно же и внуку что-то перепасть. При жизни-то он тебя не шибко баловал.

– Не баловал, – кивнул Дмитрий.

– Тебе когда надо деньги-то?

– Чем быстрее, тем лучше.

– Тогда завтра. Я с книжки сниму.

– Спасибо, ба. Это меня устроит.

– А что в горы собрались? Съездили бы к морю, позагорали.

Дима посмотрел на Женю.

– Не-а, только не на пляж, – сказал он, усмехнувшись. – Там народу полно. И жарко. А в горах хорошо, свежий воздух, запах листьев...

Клавдия Ивановна сменила тему:

– Ну, Женя, посмотрела фотографии? Димкиного деда видела карточку?

– Красивый, – кивнула девушка.

– Только оболтус он большой был. И внук весь в дедушку, царство ему небесное, Константину моему.

Димка эту фразу слышал уже тысячу раз и даже не обратил на нее внимания. А Женьке показалось, что бабушка шутит. Клавдия Ивановна совсем не шутила. Димкиного деда она в молодости любила, но, как оказалось, жить с ним было невозможно: он всегда был большой бабник, а уж когда ему вдруг на целину захотелось, она не выдержала и сказала, что никуда он не поедет. Так муж и сгинул где-то в казахских степях. Ничего этого, правда, бабушка внуку никогда не рассказывала.

Почаевничав недолго, молодые люди попрощались с Клавдией Ивановной.

– Замечательно, – сказал Дима по дороге на их остров. – Полдела сделано. Завтра едем к твоей бабушке.

– Ох, боюсь я, что у нее все так гладко не пройдет, – вздохнула Женя. – Ты мою бабушку не знаешь.

– Да ты мне все уши прожужжала своей бабкой, какая она у тебя нестандартная.

– Конечно, нестандартная. Знаешь, я у нее однажды спросила – почему дед умер молодым? Неужели она не могла вылечить?

– Ну и? – Димку всегда пугало то, как Женька говорит о своей бабке. Где это видано – рассказывать, что бабка ведьма, да еще и с гордостью.

– А бабушка сказала, что он не хотел жить... Дим, разве можно не хотеть жить?

– Глупости все это, – пробормотал Дима.

Он был уверен, что у Женькиной бабушки деньги выпросить будет проще, чем у его, потому что Клавдия Ивановна принципиально не брала от дочери никаких денег, кроме ежемесячного продуктового пайка. А Женькина бабка, судя по словам внучки, не гнушалась брать подношения за свою не зарегистрированную ни в каких налоговых инстанциях деятельность. Ольга Никифоровна занималась травничеством. Хотя установленной твердой таксы на услуги у нее не было, плату брала она по принципу: кто чего и сколько даст, за то и спасибо. Женя иногда говорила, что бабка у нее – родимая ведьма. Димка усмехался. Ему казалось, что она просто хочет запугать его своей бабкой.

Женька хотела как следует подготовиться к разговору со второй бабушкой, Димка же настоял на том, что надо провернуть дело побыстрее. Тем более если бабка ведьма, то к разговору с ней подготовиться невозможно, потому что обмануть она себя не позволит, да они врать и не собираются.

На следующий день в автобусе Женька все время молчала и сосредоточенно смотрела на дорогу. Она боялась, что бабушка денег не даст.

По дороге автобус забуксовал, попав в большую лужу. Пассажирам пришлось выйти, и несколько мужчин толкали автобус. Для Женьки это было неудивительно, такая ситуация возникала почти всякий раз, если накануне шел дождь. Бывало и хуже. Один раз пассажиры брели до деревни оставшиеся шесть километров пешком – автобус из лужи так и не смог выбраться.

Но в этот раз все обошлось, если не считать того, что Женька с Димкой, который был до колен вымазан краснодарским черноземом, заявились к бабушке в весьма непрезентабельном для первого знакомства виде.

Бабушка, глянув на Димку, охнула:

– На кого ты похож! Опять застряли?

Женька сразу поняла, что Дима ей не понравился: с незнакомыми или чем-то неприятными ей людьми бабушка разговаривала на чистом русском. У нее были какие-то свои критерии порядочности.

Девушка кивнула и попросила:

– Бабуль, у тебя есть какие-нибудь брюки?

Ольга Никифоровна окинула Дмитрия оценивающим взглядом, от которого парню стало немного не по себе:

– Колькины старые, пожалуй, коротковаты будут, да ничего, потерпишь. Подождите тут, не идите в хату в таком виде.

Женька вздохнула. Судя по довольно холодному началу, разговор предстоял не из легких.

– Димусь, бабушка денег может и не дать, – предупредила она.

Димка вспомнил взгляд Ольги Никифоровны и мысленно согласился.

Через несколько минут бабушка вышла из хаты, держа в руках старые, потрепанные внизу брюки, чистое полотенце и мыло.

– Женя, покажи ему, где летний душ.

Внучка проводила гостя к душевой, а сама вернулась к бабушке, решив попытать счастья. Ей подумалось, что в отсутствие Димки баба Оля может оказаться более уступчивой. Разговор Женя начала издалека.

– Бабулечка, а у тебя лишние деньги есть?

Ольга Никифоровна усмехнулась:

– Деньги никогда не бывают лишними, – и добавила: – А тебе зачем?

– В горы хочу поехать. Отдохнуть.

– С этим парнем, которого ты наконец-то соизволила мне показать? – В старушкином голосе чувствовалось недовольство.

– Ба, не сердись. Ну нету же ничего страшного в том, что мы поедем вдвоем.

– Девка, ты иногда хотя бы думаешь о том, что делаешь?

Женька опустила глаза. Обманывать бабушку – самое бесполезное дело на свете. Девушка вспомнила, как в то лето, когда они с Димкой стали по-настоящему близки, бабушка спросила: «Ты с кем спишь?»

Женька тогда попыталась отговориться, мол, ни с кем она не спит, и прочая... Ольга Никифоровна сказала только: «Вот погоди, прибежишь еще ко мне...» Женя подумала, что бабушка говорит о незапланированной беременности.

И вот теперь, вспомнив бабушкино предупреждение, девушка догадалась сказать:

– Ба, но мы ведь собираемся пожениться.

– И заявление у вас уже лежит в загсе? – саркастически поинтересовалась Ольга Никифоровна.

– Нет. Мы думали. Но у Димки умер двоюродный дедушка, а потом мать заболела. Может, специально, чтобы Димка не вздумал жениться. Ведь он не хочет без согласия матери. Вернее, не то чтобы без согласия. Просто, прежде чем идти в загс, он хочет поговорить с мамой. А то она такая, от нее всего можно ожидать, любой подлянки. – Женька вспомнила про Ингу Константиновну, и настроение у нее окончательно испортилось. – Ба, я же тебе говорила, он зимой еще обещал, что летом поженимся, но видишь, так складывается, что никак не получается. Он же не виноват, что у него дед умер. Хоть и неродной.

– Вот идет твой миленький. А ты-то будешь мыться?

Женька отрицательно мотнула головой:

– Не, мы потом на речку сбегаем.

Бабушка подождала, пока Димка подойдет ближе, и громко сказала:

– Теперь можно и в дом. Я как раз сегодня борщ сварила.

Димка ел с удовольствием. Он любил борщ, а то, что в училище иногда давали под видом борща, есть можно было только с голодухи. А Инга Константиновна никогда с борщом не возилась. Иногда по выходным его готовил отец – большую кастрюлю, чтобы хватило на три дня. Борщ Ольги Никифоровны не был похож на тот, отцовский, но тоже был очень вкусным.

Бабушка, глядя на то, с каким удовольствием ест гость, немножко подобрела:

– Ну, гости дорогие, зачем приехали? Не борща же моего откушать?

Димка совершенно искренне возразил:

– Если бы я пробовал ваш борщ раньше, то сейчас бы приехал только ради него.

Ольга Никифоровна улыбнулась:

– Спасибо за похвалу. Так, значит, за чем вы приехали, если не за борщом?

Дима думал, что Женька сама скажет о цели их визита, он не подозревал о начавшемся между бабушкой и внучкой разговоре. Но Женька молчала и только пихнула его под столом ногой. И Дима без обиняков начал:

– Мы хотим съездить отдохнуть с Ев... – он запнулся, – с Евгенией на недельку в горы. Только у нас денег не хватает. Моя бабушка даст нам пять тысяч. Вот если бы и вы добавили столько же...

Ольга Никифоровна уже не улыбалась. Неодобрительно, как показалось Диме, она сказала:

– Так, так... Бабушки более добросердечны, у них легче выманить кровную копейку.

Димка вспыхнул:

– Почему выманить? Мы пришли...

Женька не дала ему договорить, дернув за штанину:

– Дима, а бабушки и правда более добросердечны. Не спорь. Ба, так ты поможешь любимой внучке?

Ольга Никифоровна пристально посмотрела на Диму, так пристально, что ему стало не по себе.

Односельчане иногда со смешанным чувством иронии и страха поговаривали, что у них в станице есть свой пан Пацюк, только в женском обличье. И кивали при этом на дом Ольги Никифоровны.

Бабушка молча рассматривала гостя, словно впервые увидела его минуту назад, и под этим взглядом парню становилось все неуютнее и неуютнее.

Женька испугалась, она подумала, что бабушка даст им от ворот поворот, не угостив даже компотом. Ольга Никифоровна тяжело вздохнула. Она верила в то, что браки не всегда заключаются на небесах, не говоря уже о добрачных связях. Ее внучка и этот парень – не пара, ей это было хорошо видно. Но вмешиваться в чужие судьбы не всегда безопасно, можно и навредить. Если бы дело было только в деньгах, Ольга Никифоровна отправила бы нежданных гостей с пустыми руками. Но дело ведь было не в этом, а в том, что она не знает, как помочь внучке, как уберечь ее от лишних страданий...

Ольга Никифоровна вспомнила, как в январе к ней приехала испуганная деточка, ее Женечка. Опять внучке начали сниться кошмары... Хотя ведь, по правде, эти сны с красным страшилищем – не столько кошмары, сколько предупреждение о предстоящих неприятностях, о больших изменениях в жизни. Если бы только Женька научилась разбираться, что именно означают ее сны. Но внучка не умеет, и научить ее Ольге Никифоровне не дано.

Бабушка, как могла, зимой успокоила внучку, но помочь не сумела. Только травок дала с собой – попить для успокоения нервов. И помолилась, чтобы внучке пореже снились кошмары.

– Ну вот что, прополите мне помидорную грядку и можете считать, что деньги – это плата за работу, – сказала Ольга Никифоровна совсем невесело.

Женьке даже пошутить не захотелось над словами бабушки. «Димка ведь сугубо городской человек, он помидоры только в магазине и на рынке видел. Интересно, сколько кустов он срубит и сильно ли будет ругаться бабушка?» – только и подумала девушка.

После безуспешного похода по кассам железнодорожного вокзала Димка понял, что без помощи матери поездка в горы может не состояться. Ему очень не хотелось просить и унижаться, но в разгар лета билеты достать не так-то просто.

Вечером за ужином, когда все уже пили чай, Дима сказал:

– Мам, мне надо два билета до Минеральных Вод. Чем быстрее, тем лучше.

Инга не стала спрашивать, для кого второй билет. И так понятно: для мерзавки, которая спит с ее сыном. Но, поскольку они до сих пор не расписаны, уж лучше отправить их отдыхать, чем пытаться увернуться от разговоров о свадьбе.

– Быстрее – это сегодня вечером? – поинтересовалась она язвительно.

– Можно и завтра, – пожал плечами Димка.

– Хорошо, я сделаю. А деньги где ты взял для веселого времяпрепровождения? – Инга разговаривала со своими домашними так же, как и на работе с подчиненными.

– У бабушки.

– Понятно. И сколько же ты у нее выпросил?

– Пять тысяч.

– Но учти, на эти деньги сильно не покутишь.

Димка дипломатично промолчал, что они с Женькой будут жить не на пять, а на десять тысяч рублей.

– И не забудь, когда пойдешь за билетами, взять с собой коробку конфет. Там у нас в буфете есть неплохие, вчера принесла. Пора тебе учиться нормально общаться с людьми, дорогой мой.

Через два дня Димка с Женей были на турбазе. Правда, в пансионате, где они планировали остановиться, сказали, что мест нет, их бронируют минимум за месяц. А рядом, на турбазе, свободные места нашлись. Правда, комнаты в корпусах были с такой прекрасной слышимостью, что Женька там чихать боялась, не то что заниматься с Димой любовью. В общежитии и то проще было – музычку погромче включил, и никаких проблем.

И еда была отвратительной, наверное, специально для того, чтобы туристы побольше покупали молока и брынзы у местных же работников. Выручало то, что каждый день на турбазе организовывались мини-походы по окружающим горам и ущельям с раннего утра и до полудня. Туристам выдавали сухой паек в виде консервов, поэтому особо никто не роптал.

На пятый день «культурного отдыха» Женька заявила, что ей надоело ходить группой, что они почти не бывают наедине, и предложила:

– Давай сами пойдем в лес, найдем там поляну и позагораем, а?

– А возле домика нельзя загорать?

– Дим, я хочу, чтобы у меня попка была такого же цвета, как и спина.

– Но кое-что у тебя все равно не загорит, – подмигнул парень.

– У тебя тоже, – расхохоталась Женя, – разве что обгорит и придет в совершенно нерабочее состояние.

– Вот я тебе покажу на полянке, что у меня работает, а что нет. – Димка ущипнул девушку за то место, которое она собиралась подставлять лучам солнца. – Я тебе морзянку продемонстрирую.

– Дим, купим брынзы, возьмем побольше хлеба и до самого обеда сюда не вернемся. А может, и дольше, хорошо? Жаль, Эльки с Максимом нет. Вчетвером бы веселее было. Я ее почти и не видела. Она денежки поехала зарабатывать в лагерь. Вожатой. Кажется, у них будет ребенок. Только я не уверена, что правильно поняла Элькин намек. Хотя, с другой стороны, мы в лесу вдвоем тоже не соскучимся. Правда? – Женя скромно опустила глаза, чтобы не выглядеть совсем бесстыжей.

После недолгих сборов влюбленные отправились в лес. На поиски подходящей поляны ушел почти час, после чего Дима и Женя радовались тому, что никто не мешает им заниматься самым сладким делом в жизни.

Было тепло, они лежали совершенно голые на простыне посреди тихой поляны и слушали пение птиц. Наконец в животе у Димы заурчало.

– Все, пора к жилью выбираться, – сказал курсант и стал одеваться.

После часа усердной ходьбы по лесу Димка начал подозревать, что они заблудились. По его расчетам, они минут десять как должны были выйти на тропинку, которая ведет к турбазе. Он незаметно попытался повернуть в другую сторону, так, чтобы Женька не задавала никаких вопросов. Но девушка совсем не обращала внимания на то, куда они идут, она полностью полагалась на Диму. Еще минут через сорок он понял, что найти дорогу в ближайшее время вряд ли удастся. И сообщил об этом любимой.

– Дим, а может, тогда лучше сесть на одном месте и ждать, пока нас найдут?

– Глупости. Кто нас искать станет и главное – когда? Через день? Или через два?

Женька устала, желание посидеть на травке заглушало голос здравого смысла, но она понимала, что Дима прав, сегодня их никто не хватится, поэтому им самим надо искать дорогу к базе.

Часа через два Женька жалобно застонала:

– Я кушать хочу. У нас ничего не осталось?

– Так ты же и съела последний кусочек брынзы, – буркнул Димка, у которого в животе уже давно звучали военные марши.

Женька почувствовала себя неловко, она действительно все доела, хотя Димка предлагал оставить кусочек на обратную дорогу. Голодным бродить по лесу невесело. Девушка скисла и через каждые пять минут говорила, что хочет полежать и отдохнуть.

– Но мы должны найти тропинку до темноты, – упорствовал Дмитрий.

– Ну, пожалуйста, ну чуть-чуть посидим.

– Некогда нам рассиживаться, – стоял на своем Димка. За два года армейской жизни он привык к физическим нагрузкам и твердо усвоил, что в подобных ситуациях после кратковременного отдыха очень тяжело заставить себя подняться. – Мы же медленно идем, а не бежим. Не ной.

– А я не ною, – ныла Женька. – Я устала.

– Я тоже. Но терплю. И ты потерпишь.

– Надо было лучше смотреть, когда мы сюда шли.

– Вот и смотрела бы, – огрызнулся Дмитрий.

Женька надулась и замолчала.

Дмитрий подумал, что иногда Евин авантюризм ставит их в идиотское положение. Она никогда не задумывается всерьез о последствиях того, что делает. И чертовски легко идет на поводу у всех. У Галки, которая затянула ее в тир, у Марины, которая без утренних ста граммов не обходится, у собственной бабки, которая все время смотрела на Димку так, словно он преступник... Единственный, кого она никогда не слушает, это он, Димка. И вечно втягивает его в неприятности. Вот к этому у нее прирожденная склонность, а не к стрельбе или к этим ее тычинкам с пестиками.

Дмитрий в очередной раз посмотрел на часы. Совсем скоро стемнеет. Если в течение часа они не найдут дорогу, то вынуждены будут спать голодные на голой земле.

– Это твоя затея – зайти в лес поглубже, чтобы никто нас не увидел, – напомнил Димка своей возлюбленной.

– Но ты же не возражал. – Женька устала и ругаться ей не хотелось.

– Тебе что возражай, что нет, результат один и тот же. Ты умеешь добиваться того, чего тебе хочется.

– Нет, не всегда, – задумчиво сказала девушка. – Вот, например, фамилия... Ты такой упертый...

– Кто? Я? – окончательно разозлился Димка. – Это не я, это ты упертая, как ослица.

– Что? Кто ослица? – Женькин тон из усталого стал грозным.

Но огонек ссоры погас, не успев разгореться.

– Смотри! Смотри! Вон домик какой-то! – закричал Димка, увидев черепичную крышу. – Кажется, это наша база.

Но это оказалась не турбаза, а одинокий дом с пристройкой-сараем. Возле сарая молодая женщина доила козу. Ребята подошли ближе, и Женя поинтересовалась, далеко ли до турбазы.

– Четыре километра, – сказала женщина и улыбнулась незваным гостям. – Вы заблудились?

Дима и Женя кивнули. Они были очень рады увидеть в лесу живого человека.

– Погодите, я вас сейчас молоком угощу. Молоко хорошее, полезное. От нашей козочки.

Втроем они прошли на веранду, хозяйка отрезала им по большому ломтю черного хлеба и налила два полных стакана молока. За день Димка и Женька так проголодались, что выпили молоко, не обращая внимания ни на своеобразный запах, ни на непривычный вкус.

– Не подскажете, как выйти к турбазе? – спросил Дмитрий.

– Подскажу, конечно, но уже поздно, вы снова собьетесь с пути. Оставайтесь, переночуете. И мне веселее будет, – улыбнулась хозяйка. – Меня зовут Анна. А вас?

– Женя и Дима. Ну, раз уж вы приглашаете, то мы останемся. – Женька посмотрела на Диму. – У меня, если честно, ноги гудят, находилась сегодня.

– Вот и хорошо, – обрадовалась Анна, – сейчас и поужинаем. Яичницу будете?

– Да мы сейчас что угодно проглотим! – ответил Дима.

Гости сели за стол, а радушная хозяйка поставила перед ними огурцы, помидоры, брынзу.

– Муж уехал в город, – будто оправдываясь, заговорила Анна. – Дом покупать там будем. У нас двое близняшек. Не хочется уезжать, мне здесь нравится, и до работы недалеко. Я на турбазе работала дежурной, неделю назад уволилась. Мальчикам в этом году в школу, каждый день их возить в город – как? Сорок километров, а машины у нас нету. Да и дороги тут никакой нету, вы же видели... В интернат сдавать разве ж можно при живых-то родителях? Вот и приходится переезжать. У мужа в городе брат с сестрой, они и дом помогли найти подходящий, там, конечно, ремонтировать и ремонтировать, зато недорого. Муж поехал документы оформлять, а мальчишки за ним увязались. Ничего страшного, они ему мешать не будут, они у Седы поживут, у сестры...

Анна не сразу обратила внимание, что девушка сидит за столом с закрытыми глазами.

– Ой, совсем я вас заболтала. Сейчас я вам постелю, ляжете. Вы где хотите спать, в доме или на сеновале? Вы женаты?

– Недавно, – соврал Димка.

Женщина заметила, что у гостей нет обручальных колец, но тактично промолчала. «Хоть не с чужими женами-мужьями приехали, и то уже хорошо», – сказала она себе.

– Ой, Аня, спасибо вам большое, так неудобно получилось, свалились вам на голову, – пробормотала Женька, разлепив ресницы.

– Ничего, ничего, и мне веселее. Пожалуй, я вам на сеновале постелю.

– Ага, там лучше, – приободрилась Женька от мысли, что скоро сможет упасть в гору сена и наконец-то вытянуть усталые ноги.

Гости разделись, упали на сооруженную Анной постель и сразу же уснули.

После обеда Инга Константиновна решила съездить на рынок, посмотреть – давно не бывала, тем более позавчера жалоба пришла на неудовлетворительный вывоз мусора, надо посмотреть, а заодно купить вишен, которых ей захотелось внезапно и очень сильно.

Меньше всего на рынке заместитель мэра ожидала встретить эту пигалицу, которая цепляется за ее сына. Мерзавка шла, видно о чем-то глубоко задумавшись, потому что даже не поздоровалась.

Женька действительно не обращала внимания на окружающих. Она размышляла о том, что сегодня свидание с Димкой отменяется – она должна отвезти бабушке два килограмма плодов гранатового дерева для какой-то настойки. Женька никогда не пыталась вникнуть в то, как и когда бабушка собирает травы, не интересовалась составами приготовленных ею жидкостей. А бабушка не настаивала.

Она шла по ряду с зеленью, потихоньку приближаясь к Инге Константиновне.

Инга решила не упускать возможности поговорить с этой девицей с глазу на глаз и высказать ей все, что считала нужным.

– Женя, – окликнула Инга Константиновна девушку.

Та закрутила головой и, когда увидела Димкину мать, остановилась, глядя испуганно.

– Женя, я давно хотела с тобой поговорить, – тихо сказала Инга. – Отойдем в сторонку. Не будем мешать людям спокойно покупать петрушку и кинзу.

Евгения пошла за Ингой Константиновной с большой неохотой. Но отказываться от разговора она и не думала, не желая показывать свой страх.

– Как съездили, хорошо отдохнули? – Инга даже не пыталась придать голосу радушие.

– Хорошо. – Женька не понимала, о чем с ней собирается разговаривать Димкина мать.

– Надеюсь, это было в первый и последний раз. Наша семья не намерена тратить на тебя деньги.

– А вы и не тратили. Мне бабушка дала, – возразила Женя.

Инга Константиновна не отреагировала на реплику девушки и продолжила:

– Послушай, ты хотя бы раз задумалась о своем поведении? О том, что существуют правила приличия? Или о том, что есть такое понятие, как девичья гордость? Хотя куда тебе... Ты небось и слова-то такого не слыхала. Я тебе настоятельно советую оставить моего сына в покое. Я не позволю испортить парню жизнь.

Женька вдохнула в грудь побольше воздуха и выдала:

– Я ему ничего не порчу. Это вы сами... – Добавить «все портите» Женька не решилась.

Инга Константиновна начинала потихоньку приходить в состояние раздражения. Обычно это у нее не занимало много времени.

– Тебя, кажется, зовут Евгения. Так вот, Евгения, тебе же будет лучше, если ты наконец-то поймешь, что не пара моему сыну. Не знаю, сколько ты уже успела сделать абортов и от кого за этот год, пока училась в институте, но думаю – не один.

Женька покраснела, посмотрела Инге прямо в глаза и раздельно, почти по слогам произнесла:

– Это вы по себе судите? По своему поведению в молодости?

Женька вспомнила улыбающуюся молодую Ингу на фотографии и подумала о том, что она совсем не похожа на Клавдию Ивановну. Интересно, почему у нормальных женщин бывают ненормальные дети?

Инга имела перед девушкой одно большое преимущество: ей приходилось ругаться, оскорблять и выслушивать оскорбления довольно часто. А практика в таких случаях значит очень многое. Поэтому она в свою очередь постаралась нанести ответный удар:

– О-о-о, да у тебя голосок прорезался. Ты меня пытаешься обидеть? Меня, женщину, которую ты бы хотела иметь свекровью!

Женька же совершенно рефлекторно выдала:

– Боже избавь от такой свекрови.

Инга расхохоталась:

– Вот мы и пришли к общему знаменателю. Если тебе не нужна свекровь, значит, тебе не нужен и муж. Поэтому оставь Дмитрия в покое и не морочь ему голову.

– Да что я вам плохого сделала? – Женьку давно мучил этот вопрос.

– Ты? – переспросила Инга Константиновна. – Ничего особенного. Я же тебе говорю – просто ты не пара моему сыну. Ему не нужна жена с повадками шлюхи и никчемной внешностью. Ты, когда на себя в зеркало смотришь, что видишь? Коротышку, у которой ни кожи, ни рожи? И которая даже нормально ребенка выносить не сможет?

Этого упрека Женька не выдержала. Слезы брызнули из ее глаз, и она бегом побежала от Инги, наталкиваясь на людей. Потом резко остановилась и побежала в другую сторону, туда, где продают гранаты. Ей повезло – крайним в ряду стоял тип, который продавал плоды с розовыми зернышками, именно такими, какие были необходимы. Она заплатила, не торгуясь, и побежала на автостанцию, несмотря на то что до отхода автобуса оставалось еще много времени.

По дороге Женька не успокоилась, а только окончательно себя накрутила. И когда она переступила порог бабушкиного дома, Ольга Никифоровна вместо «добрый день» сказала:

– Сидай, попый чайку, заспокоишся.

Женьку это не удивило. Она привыкла к тому, что бабушка угадывает ее настроение с полувзгляда.

– Ну, рассказуй, що у тебе приключилось. Знову зи своим Димой поругалися?

– Нет, – всхлипнула Женька, – с его мамой.

Она, запинаясь, попыталась пересказать разговор, но быстро умолкла. Ей было неловко повторять те гадости, которые они с Ингой Константиновной наговорили друг другу.

Ольга Никифоровна внимательно посмотрела на внучку, покачала головой и ничего не сказала. Она не любила использовать свои способности, так сказать, «в личных целях», но в этот раз решила все же разложить карты, чтобы понять, чем можно помочь внучке.

Больше всего на свете Ольга Никифоровна жалела о том, что Женьке нельзя передать свое умение, а без этого она не могла спокойно умереть. Та не сумеет им правильно распорядиться. К тому же внучка и так будет иметь проблемы в жизни, а уж если научится гадать, то это повлияет на ее судьбу. К сожалению, не в лучшую сторону.

Отправив внучку поплескаться в реке, Ольга Никифоровна достала карты. Гадала она нечасто, тем более для себя. Но, не зная, как поступить, чтобы не навредить девочке, все же решилась попросить совета у колоды. Разложив карты, она задумчиво уставилась на валетов и дам, выпавших подряд, – все они были черной масти. Как ни крути, карты ничего приятного не сулили – это опытная гадальщица поняла сразу. Она поспешно смешала карты.

Ольга Никифоровна тяжело вздохнула. Вот так, бабкины способности рикошетом ударили по любимой внучке, и теперь уже поздно что-либо исправлять. Старая женщина закрыла глаза и попыталась понять, что же ей следует делать. Решения она всегда принимала быстро, поэтому, когда Евгения, потряхивая мокрой головой, вернулась в дом, бабушка сказала:

– Я побалакаю з этою... с Диминою матирью...

– Когда? – охнула Женька. – Завтра?

– Не, надо пидготовиться. Розмова предстоить серьезна. Дня через три-четыре. Ты ночувати останешься?

– Да. Я маму предупредила на всякий случай.

– Вот и хорошо. Крыжовник соберешь.

– Не хочу, ба, он колется, – закапризничала девушка.

– А изумруднэ варення з чаем хто любэ? Ото ж! А тепер – банку в рукы и впэрэд, в кущи.

Крыжовник Женька собирать не любила, а ночевать у бабушки ей нравилось, поэтому ей пришлось заняться ягодами. Бабушка в этом отношении была беспощадной. Однажды, лет десять назад, когда Женька уперлась и не стала помогать полоть огурцы, Ольга Никифоровна собрала ее вещи, взяла внучку и отвезла домой к маме. После того случая Женька всегда безропотно помогала ей.

Она только начала собирать крыжовник, когда к Ольге Никифоровне забежали в гости Федя и Галя, которые с нескрываемым удовольствием начали «помогать» собирать янтарные шарики, в основном в собственные рты.

Когда помощники принесли двухлитровую банку ягод, Ольга Никифоровна только головой покачала:

– Так, слидуючою зимою, мабуть, вси остануться без варення.

Ольга Никифоровна не любила без особой нужды вмешиваться в людские дела. Но ради спокойствия любимой внучки она на многое могла пойти. В город Ольга Никифоровна выбиралась редко – особой нужды в этом не было.

Она понимала, что на прием к заместителю главы администрации города по социальным вопросам так просто не попасть, только в приемный день. Поэтому решила – два дня хватит. Утречком поедет и запишется на следующий день на прием. И ночевать останется у сына.

Записаться на прием, как и предполагала Ольга Никифоровна, оказалось очень нелегко. Пожилая женщина-секретарь удивленно посмотрела на старушку и сообщила, что те, кто завтра будут разговаривать с Ингой Константиновной, записывались две недели назад. Но после короткого разговора о том, как быстро и навсегда избавиться от фибромиомы, секретарша предложила посетительнице прийти ближе к концу рабочего дня, чтобы меньше ждать в очереди.

Когда Ольга Никифоровна вернулась в квартиру сына, то первым делом разобрала все то, что привезла на гостинец. А потом – положила в подушки трав разных, чтобы семейству спалось слаще.

Вечером, когда сын с невесткой пришли с работы, а внучка продолжала где-то пропадать со своим ненаглядным, Ольга Никифоровна поинтересовалась, когда семья Березуцких соизволит обзавестись новым телевизором.

– Мама, а деньги откуда? Все такое дорогое...

Ольга Никифоровна рассмеялась:

– Сколько я тебя помню, Надежда, ты всегда была скопидомкой. А ведь деньги на том свете никому не нужны.

– Мама, – замялся Николай Васильевич, – ты могла бы и поменьше вмешиваться...

– Да я в вашу жизнь совсем не вмешиваюсь, между прочим. Только разве вас жизнь ничему не научила? На книжке деньги пропали? Пропали! В девяносто восьмом пропали? Пропали! А вам все мало. Очередного кризиса ждете, да? Удивляюсь еще, что хоть Женьке денег даете, чтобы девочка училась.

– Мама, ну что вы всегда одно и то же, – раздраженно произнесла Надежда Петровна. – Да и какая вам разница, какой у нас телевизор?

– С одной стороны – никакой. Я же его не смотрю. Но с другой... срам! Двое взрослых, неплохо зарабатывающих людей, а живете, словно в эпоху военного коммунизма. Тьфу на вас! Я спать пойду! Матрац лишний у вас есть? Или хоть что-нибудь, чтобы мягче было, чем голый пол.

– Коля, достань своей маме матрац из кладовки, – нарочито спокойным голосом попросила Надежда Петровна, – простыню я сейчас найду. И все ляжем спать пораньше, у Жени свои ключи есть.

Утром Ольга Никифоровна по сельской привычке проснулась рано, но не вставала до тех пор, пока не услыхала, как хлопнула входная дверь, а значит, сын и невестка ушли на работу.

Но ссора ссорой, а кухня – это святое. Ольга Никифоровна с утра принялась варить борщ, а еще она собиралась натушить картошки с гусятиной, которую привезла вчера. Пока бабушка хозяйничала на кухне, внучка успела проснуться.

– Ба, ты из-за меня приехала, да? – обнимая бабушку за плечи, спросила Женька.

– Не тилькы. Давно я у вас в гостях не була, ось и приихала подивитися, що у вас нового.

Женька вздохнула:

– Коврик перед входной дверью и выбивалка новые. И все. Ба, ты не рассердишься, если я уйду ненадолго?

– Може, и надовго, – кивнула бабушка. – Од тебе помочи все ривно ниякой. А мени подумать нада, як з твоей Ингой говорыты.

Войдя в кабинет, Ольга Никифоровна сразу представилась:

– Добрый день, я бабушка Жени.

Инга Константиновна внимательно посмотрела на старушку.

– Прием по личным делам не означает, что ко мне могут приходить ее родственники с не имеющими важности вопросами.

– Послушайте, я вам настоятельно рекомендую оставить девочку в покое и не донимать ее упреками.

– Да кто вы такая, чтобы...

– Я ведь вам представилась – бабушка, а зовут меня Ольга Никифоровна.

– Выйдите из кабинета, – твердо произнесла Инга.

– Послушай, я два раза не предупреждаю, – перешла на «ты» старая женщина, – говорю тебе – не вмешивайся. Судьба сама рассудит, кто и с кем останется.

– Вы мне не указывайте, что делать! – вспылила Инга Константиновна. – Я лучше знаю, кто нужен моему мальчику. И вообще, если вы не покинете мой кабинет добровольно, мне придется вызвать охрану.

Ольга Никифоровна посмотрела на Ингу Константиновну и опустилась на стул.

– Я что, неясно выразилась? Сейчас же освободите кабинет! – Инга выговаривала стандартные фразы, но они у нее получались слишком неубедительными. Что-то мешало ей как следует прикрикнуть на старушку, будто внутренний голос нашептывал женщине: «Придержи язык».

Ольга Никифоровна продолжала сидеть, но больше ничего не говорила. Она молчала. Но Инга чувствовала, что эта нежеланная визитерша молчит не от испуга.

Инга сняла телефонную трубку и поинтересовалась у секретаря, много ли еще посетителей. После чего, не глядя на старушку, произнесла:

– Долго вы еще сидеть собираетесь? У меня три человека еще записаны на прием, а до конца рабочего дня осталось полчаса.

Ольга Никифоровна посмотрела на Ингу Константиновну долгим, внимательным взглядом и мягким голосом, совсем не соответствующим смыслу фразы, повторила:

– Не вмешивайся. А то, если не угомонишься, до конца жизни будешь чувствовать себя так, как после смерти недавно преставившегося родственника. Тебе ведь, кажется, очень плохо было? И в обморок ты упала после похорон?

После этого она поднялась со стула, подошла вплотную к Инге Константиновне и сказала совсем мягко:

– Я надеюсь, мне больше не придется тебя беспокоить.

Инга Константиновна всегда считала себя атеисткой. И религиозная мода, которая появилась несколько лет назад, никак не повлияла на ее мировоззрение. Но сейчас в душе ее встрепенулись все суеверия, в которые верили ее предки. Она вспомнила, как упала в обморок на похоронах, и испугалась. Испугалась этой с виду заурядной сельской старухи в темном платье, туфлях из сельпо и пестрой косынке на голове, старухи, в карие глаза которой она пыталась смотреть и не могла.

Через десять минут после ухода Ольги Никифоровны в кабинет заглянула секретарша, хотела спросить, запускать ли следующего посетителя. Но вместо этого испуганно охнула:

– Инга Константиновна, что с вами? Вам плохо? Врача?

– Не надо. – Инга старалась унять боль в висках и подавить странное чувство, появившееся, когда за старухой закрылась дверь. Больше всего это было похоже на тот животный ужас, который охватил ее на кладбище во время похорон Семена Ивановича. И в голове билась неведомо откуда взявшаяся мысль: «Мертвые души смерти не боятся».

Секретарша суетилась вокруг бледной начальницы, потом сказала, что, раз Инга Константиновна не хочет вызвать врача, то хотя бы кофе надо выпить. И шоколадку съесть. Это от низкого давления хорошо помогает.

Вскоре секретарша вновь появилась в кабинете, неся на подносе чашку крепкого кофе и вазочку со сладостями.

– Не беспокойтесь, я посетителям сказала, что их примут в другой день. А вы кофе попейте, пока горячий.

– Татьяна Александровна, составьте мне компанию, – неожиданно попросила Инга.

«Да, сегодня явно день неожиданностей», – подумала секретарша, которая давно уяснила, что ее начальница никогда не разговаривает с подчиненными «по душам».

– Татьяна Александровна, ваши дети вам всегда подчиняются?

– Да какое там, – вздохнула собеседница. – Они и маленькими всегда пытались все делать по-своему, а уж теперь и подавно. Заявили, что хотят в архитектурный идти. Оба.

– А вы что? – охнула Инга.

– Да ничего, – пожала плечами секретарь. – Рисуют они хорошо, пусть идут. Только, по правде говоря, я думала, что они врачами станут.

Инга Константиновна посмотрела на Татьяну Александровну. С одной стороны, ей не хотелось выслушивать историю непоседливых близнецов, но и оставаться в одиночестве Инга не могла. Казалось, в пустом кабинете кто-то подходит и кладет холодную руку ей на плечо. А когда Татьяна говорила, то боль в висках утихала. И мысли постепенно начинали крутиться вокруг сына. Если бы он послушал мать в самом начале, то ничего бы не было. К ней на работу не врывалась бы наглая старушенция, пытающаяся запугать ответственного работника, обремененного заботами целого города. Но если он считает себя самым умным, то пусть... Пусть встречается со своей каракатицей... А когда будет поздно, когда она устроит ему сладкую супружескую жизнь, когда эта старушка начнет пугать и самого Димку, он прибежит к матери. Прибежит! Тогда и посмотрим, кто прав, кто виноват.

В этот раз их соседями по купе оказались не благообразные старушки, а молодая большегрудая девица лет двадцати пяти и мальчишка школьного возраста – не то ее брат, не то племянник. Когда начали раскладывать вещи, девушка нагибалась так, что из-под ее короткой юбки чуть ли не становились видны трусики, а из глубокого выреза – грудь.

Женька внутренне напряглась, но промолчала. А Димке вспомнилась Катерина. Иногда в училище она ему снилась, а однажды ему даже захотелось поехать к ней и выяснить – чем же именно он не угодил бабушкиной соседке.

Игорь еще на первом курсе продемонстрировал Димке, что девушки всегда обращают внимание на военных и грех не пользоваться этим. И Димка последовал совету Игоря. Несколько раз, еще учась на первом курсе, он водил девушек с дискотеки в одно укромное местечко, которым все пользовались, чтобы «справить половую нужду».

Потом, когда в Краснодар приехала Женя, он изменил ей всего один раз, да и то совершенно случайно. Но поскольку Женя ничего не узнала, то он особо и не переживал.

А сейчас Димке захотелось сорвать блузку с этой пышной груди, которая, казалось, жаждала мужских рук.

Женька сразу обратила внимание на взгляды, которые соседка бросала на Диму, и подумала, что их даже на пять минут опасно оставлять наедине. И когда девушка вышла из купе, Женька зашептала Димке в ухо:

– Ты что, на всех девушек так смотришь? Тебя и этому научили в училище?

Димка чмокнул Женю в щеку:

– Ревнивица ты моя, успокойся.

– Это не я начала, а ты... Ты пялился на эту девицу...

– Началось... – Димка вздохнул. – Мне что, с закрытыми глазами сидеть все время?

Девушка посмотрела на третьего обитателя купе, вздохнула и сердито забормотала о том, что она, Женька, не слепая и не глупая, и если он думает, что может на ее глазах заигрывать с какой-то шалавой, то он глубоко ошибается...

Через некоторое время соседка вернулась и сразу сделала замечание мальчишке, который, пока Димка и Женька сердито перешептывались, забрался на верхнюю полку и, свесив голову, глазел в окно:

– Веди себя прилично. А то я тебя знаю.

Она была явно навеселе. Женя почувствовала запах спиртного и презрительно сморщила носик. Но на нее соседка даже не глядела. Она обратилась к Диме:

– Вы не могли бы часок присмотреть за мальчиком?

– Без проблем, – согласился Дмитрий.

Соседка извинилась и потянулась через Диму к своей сумочке в углу нижней полки. Женька встрепенулась. Груди молодой женщины почти касались лица ее суженого.

– Позвольте... – сердито заговорила Женя, но в этот момент поезд дернулся, и соседка свалилась на Дмитрия.

Он вскинул руки, чтобы удержать ее, и нечаянно задрал ей юбку. Женя хорошо видела, как его рука с силой проехалась по розовым трусикам, чуть не разорвав нежную ткань.

– Ох, простите, ради бога! – елейным голосом сказала соседка, приводя себя в порядок.

– Да нет, ничего особенного... – промямлил в ответ Дмитрий.

Женя почувствовала, как щеки ее краснеют от праведного гнева. Дима кашлянул и посмотрел Женьке в глаза, словно ничего не случилось.

Как только женщина вышла, мальчик слез с верхней полки и сообщил:

– Меня зовут Коля. А моя тетя теперь не скоро появится. Она пить будет с какой-то знакомой тетенькой.

Дима обрадовался, что мальчик отвлечет Женьку от мрачных мыслей.

– И куда же вы едете? – сердито поинтересовалась Женя.

– Домой. Я на лето к бабушке ездил. А тетя Лариса сначала не хотела со мной ехать. Да я бы и один смог бы. Я уже не маленький.

– Ты любишь ездить в поезде? – Димка всегда легко находил общий язык не только со своей сестрой, но и с другими детьми.

– Не знаю, – пожал плечами ребенок. – Я всего второй раз еду. Только с тетей скучно. В прошлый раз с нами в купе тоже ехали дядя и тетя, так они втроем всю дорогу пили водку. И никто не захотел играть со мной в карты. – Мальчик насупился, вспоминая невеселую дорогу.

– А ты уже умеешь играть в карты? – притворно удивился Дима.

– Умею! Я уже большой. В третий класс перешел. У нас все мальчишки играют. А вы умеете?

– Конечно. Все взрослые умеют играть в карты.

– Сыграем? – Глаза у мальчика загорелись.

– С удовольствием. Ева, ты как?

– Играйте без меня, – буркнула Женька.

– Вдвоем тоже хорошо! – беззаботно сказал Коля.

– Как играть будем? – спросил Дима.

– В пьяницу! – радостно провозгласил мальчик.

– В пьяницу?

– Игра такая есть. Очень интересная. Карты раздаются поровну. А потом я беру верхнюю карту из своей половинки, кладу вот сюда, а рядышком ты кладешь свою. Чья карта главнее, тот и забирает себе обе карты. А у кого кончились все карты – тот проиграл.

– Ну что ж, давай сыграем, – улыбнулся Димка.

И двое мальчишек – один взрослый, а другой маленький – с увлечением принялись за незамысловатую карточную игру. Коля рассказывал о своих школьных проблемах, о том, что Маргарита Павловна у них сильно строгая и заставляет в столовую ходить строем. И стихи часто задает учить.

– Большие. Таких стихов в книжке нет, а она каждому дает на бумажке написанные и заставляет учить. Мне попал такой длинный про природу... – Коля наморщил лоб, вспоминая. – А, вот: «Короче становился день, лесов таинственная сень...» А дальше забыл. Это мы перед самыми каникулами учили.

А папа к ним приходит два раза в неделю и приносит вкусное мороженое с орешками. А еще он подрался с Ленькой, потому что тот дразнил Кольку лопоухим. А с дедушкой они два раза за лето ходили на рыбалку. Колька хотел бы почаще, только дедушка пил много, а бабушка внука с пьяным на речку не отпускала.

Часа через два в купе заглянула тетя Лариса. Она была уже совсем веселая и раскрасневшаяся от водки.

– Как Колька? Не надоел?

– Нет, он спокойный мальчик, – вежливо отозвался Дима.

– Кто? Колька спокойный? – расхохоталась Лариса. – Спокойный племянничек, ты голоден?

– Не знаю.

Лариса полезла в сумку и достала стандартный дорожный набор: курицу, огурцы, вареные яйца, несколько котлет и хлеб.

– Если он вам не мешает, то пусть сидит, я ненадолго еще отлучусь.

– Без проблем. Мы присмотрим за вашим племянником, – согласился Дмитрий. И, достав собственные съестные припасы, пригласил: – Давай, Николай, перекусим немного. Ева, слезай, кушать подано.

– Я не голодна, – пробормотала Женя.

Димка посмотрел на Колю:

– Ты согласен немного повременить с едой? В дурака умеешь играть?

– Ага, – обрадовался Коля.

Через час Димка снова предложил:

– Ева, спускайся, поедим.

– Я не голодна, – довольно сердито ответила девушка.

Дима подмигнул мальчику:

– Ох уж эти женщины. Ты что, заболела? Тогда мы вдвоем пообедаем. Согласен?

Ребята быстро управились с курицей и огурцами. Димка сходил за чаем, размешал и себе и Коле сахар, но мальчик неудачно взялся за подстаканник, и жидкость выплеснулась ему на ногу. Чай был не очень горячий, но брюки оказались мокрыми.

– Дима, пойдем со мной Ларису поищем. А то я боюсь между вагонами ходить, – доверительно шепнул Коля.

– Ева, я на минутку, Николаю надо помочь найти тетушку.

– Приятного вам динь-диня, – буркнула Женька, не поворачивая головы.

– Ева, милая, ну что с тобой? Пойдем все втроем, если хочешь.

– А вещи? – окрысилась Женька. – Хочешь, чтобы нас ограбили?

– Мы быстро, одна нога там, другая здесь. Правда, Николай?

– Ага.

– Надо говорить «так точно, товарищ командир».

– Так точно, товарищ командир! – крикнул мальчик.

Лариса в соседнем плацкартном вагоне нашлась быстро. В компании двух девушек и троих юношей она не быстро, но уверенно пила водку. Увидев племянника с соседом по купе, она обрадовалась:

– Присоединиться решили?

– Нет, Николай штаны чаем облил. А где запасные, не знает.

– Без проблем, щас пойдем, найдем. Вот только выйду покурю, и пойдем. Составь мне компанию, – и Лариса посмотрела Димке в глаза. – А ты посиди тут, мы быстро.

Один из ребят пробормотал, что на троих тоже неплохо было бы сообразить, гости-то в купе едут... Но Лариса одернула говорившего:

– Я, к вашему сведению, с племянником еду. И в нашем купе еще и четвертый пассажир есть.

Парочка отправилась в тамбур, но возле туалета Лариса придержала Димку, шепнув ему: «Может, тут покурим? Тут никто не помешает». Дима кивнул. Они юркнули в туалет и заперли дверь.

Димке никогда в жизни не доводилось заниматься сексом в таких жутких антисанитарных условиях. Но в тот момент ему было все равно. Если Женька не понимает, что своей ревностью сама толкнула его в объятия пышногрудой Ларисы, то это ее проблемы. Димка прижал к себе женщину, потом отстранил и наклонился к ее груди.

– Черт, здесь даже развернуться негде, – засмеялась Лариса, и Димка вдохнул крепкий парок спиртного, долетевший от ее влажного рта.

Он расстегнул брюки и приказал:

– Давай тогда так... Поработай губами...

Димка подумал, что наконец-то в этом грязном, пропахшем мочой вагоне он получит то, чего ему хотелось. Он получит женщину, которой ничего от него, кроме секса, не надо. Уже само осознание этого доставляло ему наслаждение, которого он никогда не испытывал раньше.

Когда они вернулись к Ларисиным собутыльникам, девушка объяснила племяннику, в какой именно сумке лежат сменные брюки.

– Коля, ты тайны хранить умеешь? – спросил Дима по дороге в их купе.

– Так точно, – по-военному ответил мальчик.

– Тогда не говори тете Еве, что я ходил с твоей тетей курить, она и так себя плохо чувствует. А если узнает, еще сильнее расстроится. Договорились?

Мальчик кивнул.

Женя сидела за столиком, апатично жуя куриную ножку.

– Лезь теперь на полку, полежи спокойно, – приказал Дима мальчику.

Коля послушно полез на полку.

– Зачем ты согласился присматривать за мальчишкой? Я всегда подозревала, что тебе нравятся такие грудастые бесстыжие девицы. Особенно если их зовут Ларисами. Ну и как, отблагодарила она тебя? Заплатила няньке? – Женька все же стеснялась говорить громко и лишь злобно шептала, пока мальчишка наверху пыхтел, пытаясь переодеться так, чтобы Димкина девушка не видела.

– Ева, не говори глупостей.

– Ты всегда говоришь одно и то же. У меня глаза не на затылке. Я видела, как ты пялился на эту... У нее же на морде написано: «давалка».

– Ева, это ребенок, – раздельно проговорил Дима. – Он не виноват, что его тетя предпочитает выпивать в соседнем вагоне, а не присматривать за мальчиком. Разве ты не видишь, ему скучно. Он всего-навсего ре-бе-нок, – последнее слово он произнес по слогам.

– Ну и поцелуйся с ним, а меня оставь в покое. – Женька отвернулась к стенке.

Димка нахмурился. Он просто хотел помочь одинокому ребенку. И если бы Евгения не донимала его, то он вряд ли бы уединился с Ларисой в том жутком туалете. По крайней мере, теперь он не чувствует себя виноватым.

На вокзале мальчик с гордостью, пожав руку, попрощался с Дмитрием. Курсант проводил Ларису с племянником взглядом и, когда те растворились в толпе пассажиров, повернулся к Жене:

– Что на тебя нашло, Ева?

– Димочка, мне так хотелось побыть с тобой вдвоем, – всхлипнула Женька. – И если бы этот Коля пошел со своей распутной теткой, мы бы замечательно провели время.

– Но ты же видела – она сразу напилась. Разве можно посылать ребенка в пьяную компанию?

– Нельзя. Ты прав. Давай забудем все. Ты меня проводишь до общежития, правда? – Женя посмотрела на него.

– Конечно, – улыбнулся он и заметил саркастически: – Я же не могу позволить любимой девушке тащить тяжелые чемоданы.

Женька, словно подводя итог размолвке, сказала:

– Я иногда думаю: лучше бы ты был кривым и глухим, тогда бы на тебя никто не зарился.

– Ревнивица ты моя. – Димка прижал девушку к себе, и они слились в долгом поцелуе, пользуясь тем, что на перроне на целующихся никто не обращает внимания.

А в общежитии им не повезло. Вход преградила новая дежурная – бабища с пятном от ожога на пол-лица.

– Предъявите документы, – потребовала она грозно.

Женька протянула ей свой студенческий.

– Какая комната? – подняла бровь дежурная, изучая документ.

– Триста вторая.

– А молодой человек?

– Понимаете, у меня чемодан тяжелый, он только поможет его занести наверх.

– Не положено, – отрезала бабища.

– Ну, пожалуйста. Мы буквально на десять минут, и он сразу выйдет, – продолжала упрашивать Женька.

Но дежурная оказалась настоящим цербером, она даже встала между столом и стеной коридора, чтобы не пропустить врага внутрь охраняемого объекта. Женька чмокнула Димку в щеку и, смаргивая предательски наворачивающиеся на глазах слезы, поволокла свой чемодан к лестнице.

Кто-то тронул Диму за локоть.

– Паренек, позолоти ручку, не прогадаешь.

Он повернулся и болезненно поморщился: перед ним стояла старая цыганка. Она была страшна как смертный грех – черные впалые глаза, волосатая бородавка на носу и морщинистые щеки.

– Эй, ничего не говори, – вдруг сказала она, заглянув ему в глаза; ему стало не по себе от этого взгляда. – Денег не возьму. Все по глазам вижу – кого в жены возьмешь, сколько проживешь и отчего умрешь.

Димка шарахнулся от нее прямо на проезжую часть. Она – за ним. Все произошло в доли секунды. Из-за поворота вдруг выскочил зеленый «Москвич», правой фарой он метил прямо в цыганку. Димка крикнул «Берегись!» – и, схватив старуху за руку, с силой бросил ее на тротуар. Она упала, высоко задрав цветастые юбки. В группе людей у памятника заверещала какая-то женщина.

«Москвич» взвизгнул тормозами, из него выскочил водитель и с матюками набросился на Димку.

– Не ори, – спокойно сказал ему Дима. – Видишь, все обошлось, никто не пострадал.

Водитель умолк, будто силясь вникнуть в его слова, потом посмотрел на цыганку – та сидела на тротуаре, что-то бормоча и ощупывая плечо, – и, махнув рукой, уехал.

Димка со злостью посмотрел на старуху.

– Дай руку, паренек, – попросила она, – встать сама не могу.

Он подошел к ней, помог встать, и цыганка, едва поднявшись на ноги, закричала в сторону удаляющегося «Москвича»:

– А чтоб у тебя руки-ноги отсохли! Чтоб твоя колымага заржавела! Чтоб ты сдох от укуса бешеной собаки!

Цыганка ругалась хриплым голосом, подавшись вперед и тряся кулаком. Другой рукой она продолжала цепко держаться за Димку. Он пытался вырваться, но она не отпускала его.

Наконец она излила до конца все свои проклятия и повернулась к нему. От ее вида Димку вновь передернуло. Ему хотелось скорее оторваться от цыганки.

– Отпустите, мне нужно идти, – попробовал он сделать это словами.

– Не торопись, сынок. Ты спас меня, а цыгане добро помнят. Погадаю тебе, всю правду скажу и денег не возьму.

Она развернула его ладонь и коснулась ее шершавым пальцем.

– Семье твоей будут неприятности. Твои мать или отец будут при смерти. Кажется, все же отец. Постой, постой... Нет, ошибаюсь, не скоро, в будущем году... – прошептала цыганка.

Дмитрий хотел выдернуть руку, но старуха вцепилась в нее крепко. У старой кошелки еще были силы.

– Сынок, у тебя девушка есть. Покажи ее фотографию.

– Зачем? – Димка пожалел, что оказался перед проезжей частью рядом с этой старой каргой. Надо было перебежать дорогу на желтый свет, и никто не наехал бы на него.

– Сынок, я с тебя и денег не возьму, и всю правду скажу, врать не буду.

Парень тяжко вздохнул и, открыв чемодан, принялся искать фото, думая о том, что он заразился Женькиными суевериями.

Цыганка внимательно рассмотрела фотографию, повертела ее со всех сторон, даже подымила на карточку папиросой. И вынесла вердикт:

– Лучше будет, если ты на ней не женишься. Порченая твоя девушка. И первого мужа она похоронит вскоре после свадьбы.

Дима в изумлении уставился на старуху. Он ожидал услышать обычную цыганскую скороговорку про долгую и счастливую жизнь с требованием позолотить ручку, а после такого заявления он не мог не только слово сказать, но и подумать внятно. А старуха добавила:

– И чем раньше ты ее бросишь, тем лучше для тебя. А то не ровен час, и пожениться не успеете.

Старуха протянула ему фотографию, покачала головой, пробормотала что-то на своем языке и, слегка прихрамывая, пошла через дорогу. Дмитрий сел на чемодан и тупо смотрел ей вслед. «Чертова ведьма, откуда она взялась на мою голову... Глупости все это... Я не верю...» – думал Димка, но в его голове звучали слова старой карги, и он чувствовал, что никогда не сможет их забыть.