На краешке любви

В октябре Галя поскользнулась в душе и вывихнула руку. Она должна была ехать на соревнования по стрельбе. Вместо нее велели ехать Жене – другой замены найти не смогли.

Радоваться беде подруги, конечно, плохо, но Женя ничего не могла с собой поделать – ей было приятно ехать на соревнования. До этого девушка была вечным резервом. Ее хоть и хвалили, но как-то неискренне, все считали ее «подругой чемпионки Гали». А теперь Женька была полноправной участницей событий! Разумеется, она понимала, что, если не покажет на соревнованиях более-менее удовлетворительный результат, в следующий раз замену будут искать уже среди других претендентов, и решила бороться за победу изо всех сил, как минимум без бронзы с соревнований не возвращаться.

Спортивная команда ехала на соревнования в огромном комфортабельном автобусе с высокими сиденьями, обтянутыми бархатными чехлами. Там был кондиционер, телевизор и даже туалет.

Женька вошла в автобус последней и села на ближайшее свободное место – рядом с Матвеем.

– Садись у окна, – милостиво уступил Грушевский.

Они поменялись местами, и Женя исподтишка стала наблюдать за своим соседом. «Ничего, симпатичный парень: русые волосы, голубые глаза, курносый нос – типичный образчик того, что называют простым русским лицом. Но имечко! У Димки фамилия, у Матвея – имя. Женя невольно вздохнула. – Интересно, есть на свете парни, у которых все в порядке с паспортными данными?»

Ехать было часа полтора, и, естественно, ребята разговорились.

– Ты первый раз едешь на соревнования? – спросил Матвей.

– Да, и совершенно случайно, – кивнула Женя. – Подруга вывихнула руку, я вместо нее.

– Галя?

Женя кивнула.

– Да-а, – протянул Матвей, – Галя стреляет очень метко. Месит яблочко без всякой жалости.

– Да, жалко, что она не поехала. А я стрелок так себе, средненький.

– Знаю! – Парень улыбнулся. – Слышал, как Володька ворчал на тебя, мол, руки у тебя дрожат, как у пьянчуги...

Женя с упреком посмотрела на Матвея, но его лицо излучало такое добродушие, что девушке ничего не оставалось, как тоже улыбнуться.

– Ну и как, волнуешься? – спросил парень.

– Волнуюсь, – честно призналась Женька. – А ты?

– Да не особо, – пожал плечами Матвей. – На такие соревнования раза три уже ездил. Стрелять еще в школе научился, да и в армии не последним был.

– Ты в общежитии живешь?

– Не-а, местный я. С матерью живу.

– Ты с третьего курса?

– Ага, экономический.

– А я на втором, биологический.

– Да я знаю... – Матвей снова улыбнулся, посмотрев на девушку.

Женя и правда отстрелялась на бронзу, чем страшно поразила тренера. Владимир кружился вокруг нее, не давая спокойно переодеться, охал, ахал и восхищался. Девушка с гордостью заметила, что, если захочет, сможет и первое место взять. Тренер тогда совсем разволновался, хотел даже подхватить девушку на руки, но она вежливо попросила его выйти из женской раздевалки.

Честно говоря, Женя и сама удивилась, когда выбила пятьсот пятьдесят пять очков из шестисот возможных. Оказывается, в ней таились скрытые возможности, которых девушка сама не осознавала. Если было нужно, она могла стать спокойной, как само спокойствие; ее мышцы безоговорочно слушались хозяйку, глаз делался зорким, как у сокола, а дыхание замирало на целую минуту. На тренировках ничего подобного с Женькой не происходило. Там до нее никому не было дела, все вертелись вокруг Галки, подсчитывали ее очки и восторженно пищали, когда она методично, как робот, превращала в фарш центр мишени.

На обратном пути Матвей уже сам занял для Женьки место в автобусе.

– Выходит, наврала, что плохо стреляешь? – с ехидной усмешкой бросил он.

– Я сама себе наврала, – ответила Женя. – Сама удивилась не меньше остальных.

– Ну, теперь Володька от тебя не отстанет, – недовольно проговорил Матвей. – Будешь все свободное время проводить в тире.

Девушке показалось, что парень говорит об этом с сожалением.

– А тебе-то какое дело? – настороженно спросила она.

– Так просто, – пожал плечами Матвей.

В университете Женя не стремилась к тесному знакомству с мальчиками, да их и было-то совсем мало на ее факультете. А Матвей ей понравился. После дня соревнований между ними завязались дружеские отношения, Матвей не проявлял к Жене интереса как к женщине – уж это бы она мгновенно почувствовала.

Так получилось, что поездка на соревнования стала началом их дружбы.

После Матвей и Женька частенько вместе обедали в буфете или в пирожковой неподалеку от института, где можно было взять бутылочку пива. Бывало, их видели сокурсницы, но Женю это ничуть не волновало. Кончилось тем, что девчонки заочно поженили ее с Матвеем и на этом успокоились. Только Галя ничего не понимала. Она уверяла Женю, что все это плохо кончится, что подруга разлюбила Диму, и все такое. Но у Жени на душе было так легко, что она только смеялась в ответ.

– Галочка, – говорила Женя каждый раз, – неужели ты думаешь, что я способна на такое?

– В том-то и дело, что не способна, поэтому меня и удивляет твое поведение, – отвечала Галя. – Если девушка гуляет с парнем, это всегда не просто так.

– Галк, я же с ним не встречаюсь, – объясняла Женька. – Мы видимся на стрельбе, едим вместе, болтаем... Я с тобой точно так же «гуляю», что же, нам теперь пожениться? А у Маринки я, бывает, вообще живу – что, мне и на ней жениться? Бывает же просто дружба, безо всякой романтики.

– Возможно, – кивала Галя. – Но это бывает очень редко и не с нами. А от нас мальчикам надо только одно. И тебе же будет хуже, когда Матвей однажды станет к тебе приставать.

Несмотря на подобные разговоры, девушки никогда не ссорились, за что Женя и ценила свою подругу.

Вопреки всем кривотолкам, дружба Женьки и Матвея крепла с каждым днем. Жене нравилась его рассудительность, преданность, умение находить выход из любой тупиковой ситуации. Матвей не обращал внимания на студенческие сплетни и дружил с девушкой по-настоящему. Бывало, они даже спали пьяные в обнимку после очередного праздника у кого-нибудь на квартире. Матюша знал, что у Жени есть Дима, девушка не скрывала этого, потому что у нее никогда и в мыслях не было, что ее друг когда-нибудь захочет переспать с ней. Матвей говорил, что выше всего на свете ценит истинную дружбу – высочайшую степень отношений гуманоидов.

Матвей был старостой в своей группе и вообще активистом. Жене это поначалу не нравилось, но потом она поняла, что ее друг рожден быть активным, проявлять во всем инициативу, быть впереди, и стала смотреть на это спокойней. Учась на третьем курсе, молодой человек уже имел партбилет объединения «Яблоко» и участвовал в партийных сборищах яблочников. Матвей в шутку говорил, что когда-нибудь сменит господина Явлинского на его посту. Но только одна Женя знала, насколько серьезны были его слова.

Когда Матвей предложил Жене записаться в его отряд ДНД, она согласилась. В Краснодаре возрождали добровольные народные дружины, и в их ряды действительно принимали только добровольцев. Как рассказывал Матвей, опыт казачьих дружин показал, что уровень преступности в городе снизился, и теперь Матвей Грушевский хотел доказать, что и студенческие дружины кое-что значат. Он взялся за это дело со всем рвением своей горячей натуры и вскоре добился должности внештатного сотрудника милиции, Женя даже видела его удостоверение.

– Только учти, – предупредил Матвей, – работа эта нелегкая, а порой и опасная.

– Наша служба и опасна и трудна!.. – насмешливо пропела Женя.

– Не смейся, – осадил девушку парень. – Смеяться потом будешь, когда на тебя бандит с ножом пойдет.

Жене не хотелось ехать домой. Первый раз в жизни ее не радовали ни каникулы, ни встреча с родителями, и даже о Димке она думала без волнения. В поезде девушка всю дорогу мучилась головной болью. На вокзале, увидев дочь, Надежда Петровна всплеснула руками:

– Женечка, ты как мел белая! Ты не заболела? Переволновалась на экзаменах?

Еще в Краснодаре Женя с Димой договорились, что он не станет встречать ее на вокзале, – девушка должна была позвонить, как только приедет. Когда мама предложила отключить телефон на ночь, чтобы Женя после напряженной сессии хорошо выспалась, та отказалась. И совсем не пожалела об этом, когда аппарат заверещал в полвосьмого утра. Женя подскочила и схватила трубку раньше мамы, которая одевалась в прихожей.

– Ева! Отец в больницу попал, его машина сбила. Он в реанимации, я еду в больницу.

Женя мгновенно проснулась.

– Я тоже еду! – крикнула она в трубку. – В какую больницу?

– Во вторую.

Девушка выбежала в прихожую и испугалась, увидев, какое бледное лицо у ее матери. Надежда Петровна все слышала.

– Женечка?.. – трясущимися губами проговорила она.

– Диминого папу сбила машина, – объяснила дочь.

– Господи, я подумала, с Колей что... – с облегчением вздохнула Надежда Петровна. – Как он?

– В реанимации.

– Господи, беда-то какая!

– Ма, ты иди на работу. Не волнуйся. Я поеду в больницу, а потом все тебе расскажу.

Надежда Петровна прижала дочь к себе.

– Хоть стакан молока выпей. Кусочек курицы заверни. Неизвестно, сколько проторчишь там. И денег возьми. В кафе хоть покушаешь.

– Ладно, мама. Ты иди.

Как только мать ушла, Женя прижалась спиной к двери и медленно сползла на пол. Какой-то рок ходил вокруг них с Димой... Было ясно, что свадьба вновь откладывается на неопределенный срок. Все из-за этой фамилии! Женя почему-то была уверена, что во всем виновата фамилия Димы. Будь он Соколовым или Суворовым, все было бы намного проще.

Иван Алексеевич всегда был симпатичен Жене. Почему-то машина сбила его, а не Ингу... Господи! Девушка содрогнулась от этой мысли. Нехорошо желать другому человеку несчастья, даже если этот человек – ее будущая свекровь.

Быстро одевшись, Женька побежала ловить такси.

Январь выдался холодным и снежным. Снег лежал серым утоптанным слоем, его было мало, но под домами кое-где были видны значительные белые сугробины. Изо рта шел пар. За все посленовогодние дни температура воздуха ни разу не поднялась выше нуля.

Димку Женя увидела еще издали. Он сворачивал за угол здания поликлиники.

– Дима!

Парень оглянулся. Девушка ускорила шаг, расставив руки, чтобы не поскользнуться.

– Димочка, почему ты на улице? Где Иван Алексеевич? Что с ним? Только не молчи, пожалуйста.

Дима пожал плечами:

– Ему делают операцию, у него открытая черепно-мозговая травма и... – парень сглотнул и помотал головой, – перелом плечевой кости. Мать там сидит, под дверью, а я не могу. Когда ходишь, время как-то быстрее идет.

– Доктора что говорят?

– Надеются на успешный исход.

– Дима, я с тобой. Ты не думай о плохом, верь – Иван Алексеевич поправится. Все будет хорошо. Когда его выпишут из больницы, мы его покажем бабушке. – Женя прижала ладонь к губам парня, хотя тот и не пытался возражать. – Дим, ты не веришь в народную медицину, но я-то хорошо знаю свою бабушку. Она только мертвому не поможет. А твоему отцу поможет – вот увидишь.

– Сейчас ему может помочь только хирург, – скривился Дима.

Женя посчитала правильным ничего больше не говорить. Просто взяла Диму под руку. Они ходили вокруг больничного корпуса очень долго, часа три, круг за кругом, пока их не остановила Инга Константиновна. Она вышла из дверей больницы в чем была – в легкой кофточке под расстегнутым халатом.

– Как папа? – бросился к ней Дима.

Женя заметила в руках Инги измятую незажженную сигарету.

– Операция прошла нормально, – сказала она слабым, но уверенным голосом. – Ваня пока не пришел в сознание, но врачи говорят, что опасность миновала. Они даже улыбались, были очень довольны успешной операцией. Хорошие, профессиональные врачи.

Димино лицо сразу прояснилось, а Женька заплакала от счастья. Она прижалась к Диме, совершенно успокоенная. Даже Инга Константиновна представлялась ей сейчас близким человеком. Мокрая челка на лбу говорила о том, что она переживала за мужа. А ведь это хорошо.

Инга Константиновна решила остаться в больнице на ночь, поэтому отправила сына домой за халатом, зубной щеткой и прочими нужными мелочами. А Женя поехала к себе. Они договорились, что Дима позвонит ей на следующий день.

Женя не знала, что лучше: быть все время рядом с Димкой или поехать к бабушке? Но утром нашла решение: поедет к бабушке самым последним автобусом и останется у нее на ночь. Надо только попытаться уговорить Димочку, чтобы они с Ингой разрешили бабушке прийти к Ивану Алексеевичу в больницу. А потом Женя сама будет готовить отвары, только бы разрешила Инга Константиновна. Женя ведь видела, как она волновалась за мужа, значит, не должна быть против. Димке, правда, решила загодя ничего не говорить, прежде всего необходимо увидеть бабушку.

Женя ожидала, что бабушка начнет охать-ахать, а она молча покопалась в своих мешочках с травами и сказала, что никуда не поедет. Она написала на листочке, как готовить отвар, как его принимать, и протянула бумажку внучке:

– Вот, возьми. Я все подробно расписала.

– Ба, а если Димка не захочет носить отцу эти настои?

– Уговори, – строго сказала бабушка. – Пригрози, что от лекарств у вашего Ивана Алексеевича могут сесть почки и печень.

Женя кивнула и неожиданно для себя самой попросила:

– Погадай, бабулечка. Мы ведь договаривались на этой неделе отнести заявление в загс. И вот как все обернулось...

Ольга Никифоровна не стала отнекиваться, как обычно, а взяла с верхней полки шкатулку, из нее извлекла обернутую в полиэтилен колоду дореволюционных карт, села за стол и, плюнув на пальцы, принялась раскладывать «людей» и их «вещи». Женя с интересом рассматривала сильно потертые, но художественно выполненные портреты хмурых королей, строгих, но очень красивых дам и валетов с лихо закрученными усами. Бабушка так редко доставала эту гадальную колоду!

– Между тобой и твоим парнем возникнет препятствие, – забормотала наконец бабушка. – Девятка пик острием вверх говорит о ссоре и слезах.

Жене стало душно. «Так и есть! Нам не суждено сыграть свадьбу!»

– Скорее всего, ты выйдешь замуж за другого. Вот, бубновый король. Ты его хорошо знаешь, вы дружите.

– Я выйду за другого? – насторожилась Женя.

– Да. Только с ним что-то не так: слева от него десятка пик – черная вещь. А справа – туз пик. Кажется, он чем-то болен. Чем-то болен... – Бабушка задумчиво уставилась на бубнового короля.

Женя совсем расстроилась: «За какого хворого я выйду замуж? Все знакомые здоровы...»

– Чем же он болен? – тихо спросила Женя.

– Да не могу понять, вроде и болен, а вроде и нет. Под тузом пик – шестерка бубен.

– А это что значит?

– Это счастливая карта. Она говорит, что болезнь ничуть не заботит короля.

– Как же так?

– А вот так. Карты не врут, но и толком сказать не могут, поэтому понимай как хочешь. Но одно точно: любви тебе в ближайшее время не видать как своих ушей: червей – ни одной карты, вот только валет, да только он связан с восьмеркой треф – будет неприятный pазговоp.

– С кем неприятный pазговоp, с бубновым королем?

– С кем же еще! И туз пик острием вниз лег – что-то серьезное неприятно поразит или оскорбит тебя.

И вдруг что-то будто стукнуло Женю по темени: «Матвей».

Кто не видел ночного Краснодара в конце зимы, тот не поймет, какие чувства овладевали дружинниками, когда они, шагая по Кубанской набережной, любовались отраженными в черной реке огнями города, принюхивались к прохладному ветерку и прислушивались к плеску воды под бетонным парапетом.

– Окунь ходит, – поведал Матвей. Такой он был человек – никогда не знаешь, когда говорит правду, а когда насмехается над невежеством собеседника. – Сейчас в рыбном царстве легкий моцион перед сном. Все нормальные рыбы подплывают к поверхности и глотают воздух.

– А ненормальные? – спросил Загубный.

– А ненормальные сейчас положили голову на подушку и дрыхнут, – усмехнулся Матвей.

В это дежурство Махмуд Загубный навязался к Жене и Матвею третьим. Обычно он ходил в паре с Гришей Неумко, но Гриша почему-то не явился, и Грушевский разрешил Махмуду патрулировать с ними. Женя догадывалась, почему Махмуд присоединился к ним: он хотел отбить ее у Матвея. Она давно заметила, что нравится парню. Вообще-то его настоящее имя было Сигизмунд. Он коллекционировал зажигалки и любил эффектно давать прикурить, вот студенты и прозвали его так – по фильму «Белое солнце пустыни», где звучит знаменитая фраза «Махмуд, поджигай!».

– Значит, мы нормальные рыбы, – сказал Махмуд, он попытался ухватить Женю под локоть, но девушка снова ловко увернулась.

– Нет, мы – самые ненормальные из всех, – ответил Матвей, и Женя мысленно улыбнулась, потому что знала наперед, что он скажет дальше. – У тебя деньги есть?

Махмуд высокомерно улыбнулся:

– У меня всегда есть деньги. А в чем дело?

– В том, – продолжал Матвей, не моргнув и глазом, – что мы с Женькой познакомились с одним типом... чистокровным иностранцем... В прошлое дежурство он к нам подошел и спросил, как пройти на улицу Рэд. И угостил Женьку жвачкой...

– Рэд? Что за улица такая? – недоверчиво спросил Махмуд.

– Улица Красная, дубина, – усмехнулся Грушевский. – Иностранец же! По-нашему ни бе ни ме.

– А-а-а... Ну и дальше что?

Матвей хитро покосился на напарницу:

– А потом этот тип предложил Женьке поехать с ним в этот... в этот... Да как его? Женюра, куда звал тебя этот черномазый?

Женя вздохнула, не зная, то ли начать подыгрывать Матвею, то ли прервать этот бесцельный треп.

– В Нигерию, – бросила она. – Только я с ним не поеду.

Махмуд посмотрел на них недоуменным взглядом и спросил:

– А деньги тут при чем?

– При том, что мы сейчас купим по бутылке пива в честь несостоявшегося Женькиного отъезда, – улыбнулся Матвей. – Давай выворачивай карманы, не скупись.

Махмуд молча протянул Матвею десятирублевую купюру. Видно было, что он не понимает, пытаются ли его разыграть или говорят серьезно.

Дружинники без эксцессов прошли всю набережную, свернули на улицу Буденного, миновали университет физкультуры и спорта, и на улице Красной Женя обратила внимание на прошедшую мимо нервную женщину, толкавшую перед собой детскую коляску с разноцветными погремушками на резинке. Лицо у женщины было каким-то неприятным, угловатым, а на голове был грязный пуховый платок. Было что-то странное в том, как она везла коляску – будто управляла броневиком, готовая в любую минуту открыть огонь на поражение.

– Чокнутая, – сказал Матвей, оглянувшись.

Все трое проводили женщину подозрительным взглядом и пошли дальше.

У продуктового магазина ребята остановились.

– Ну вот, почти половину пути отшагали, теперь можно по бутылочке хряпнуть, – сказал Матвей. – Ждите меня здесь.

Он зашел в магазин, а Женя взяла Махмуда под руку и, как настоящая язва, подтянувшись на цыпочках, шепнула ему на ушко:

– А вот если бы ты замуж меня позвал...

Махмуд растерялся. Пока он стоял, недоуменно хлопая ресницами, Женя разглядывала Снегурочку на стекле магазина, которую почему-то до сих пор не смыли.

– Слушай, ты на самом деле кто? – спросил Махмуд.

– Я Женя, – ответила девушка. Ей было весело. В эту минуту она вдруг подумала о Диме. «Где он сейчас? Что делает? Вспоминает ли о своей Еве? Ну хоть иногда?»

Еще она представила, как вытянется лицо Махмуда, когда он узнает, что его деньги пошли не на пиво, а на банку пепси. Он и не в курсе, что для Матвея спиртное во время несения службы – табу. «Ну что ж, – усмехнулась Женя, – в следующий раз не будет охоты ходить вместе с нами!»

– А я думал, ты...

Махмуд не успел договорить. Девушка так и не узнала, что он о ней думает, потому что в следующий миг в дверях магазина громко запричитала женщина:

– Ребеночка увезли! Где мой ребеночек? Кто-нибудь видел коляску с ребеночком? Синяя коляска со слоном и с погремушками.

Женю как молнией ударило: у той коляски на боку был нарисован забавный слоненок...

Из дверей магазина выскочил Матвей. Он быстро подошел к женщине, поговорил с ней, и его глаза загорелись.

– Махмуд – к телефону! – приказал он. – Звони в милицию. Давай приметы той психички с коляской. А мы – за ней.

Он схватил Женю под локоть, и они рванули по улице в ту сторону, где видели женщину в пуховом платке. А растерянный Махмуд поплелся искать телефон.

– Куда она пошла? – спросил на бегу Матвей. – Ты не запомнила?

– Кажется, она свернула в проулок в сторону Красноармейской, – отозвалась Женька.

– Покажешь где.

Женя и сама толком не помнила. Кажется, там был киоск...

Они добежали до киоска, и девушка остановила Матвея:

– Надо у людей спросить. Точно не помню, но, кажется, где-то здесь.

На скамейке сидело несколько человек. Матвей, поправляя на ходу повязку, подошел к ним.

– Вы женщину не видели с коляской? Странная такая, в пуховом платке.

– Туда пошла, – махнул мужчина. – И правда странная. Озиралась вокруг, точно украла что-то. А что случилось?

– Вот ребеночка этого и украла. С коляской вместе.

Мужчина присвистнул, а женщина на другом конце скамейки ойкнула.

Дружинники бросились во дворы в указанную сторону.

– Подбери какую-нибудь палку, – посоветовал Матвей. – Эти шизофренички бывают очень сильными. Если что – лупи прямо по башке, не бойся. Потом скажем, что она нам хотела горло перегрызть. Самооборона!

Женя поискала на газоне, но ничего подходящего не попалось. На обочине подобрала увесистый обломок кирпича и побежала за Матвеем.

Здесь было темно, дворы освещались только окнами жилых домов. Кое-где в темноте вспыхивали огоньки сигарет. На скамейках у подъездов – неясные силуэты.

– Вы женщину не видели с коляской? – громко спросил Матвей.

– А ты кто такой? – отозвались из темноты.

– Из милиции! Она украла ребенка.

– Ни фига себе! – присвистнули невидимые голоса. – А не врешь? Туда она пошла – вон там... у трансформаторной будки, там и свернула. Дворами на Красноармейскую пошла. Там самый короткий путь.

– Спасибо!

Они понеслись дальше. За трансформаторной будкой Матвей налетел на что-то и выматерился. Женя в первый раз услышала от него такое.

– Вот она! – крикнул он.

– Где?

– Да коляска. Черт! Пустая. Забрала ребенка, а коляску бросила.

Дружинники растерянно заозирались вокруг. И вдруг Женю прошиб холодный пот – в трех шагах от нее в кустах стояла фигура с белым свертком в руках... Женя дернула Матвея за рукав. Когда он повернулся, фигура уже исчезла.

– Женщина! – закричала Женя. – Остановитесь немедленно!

В кустах захрустели ветки. Матвей ринулся туда.

– Обходи слева! – крикнул он.

Женя обежала кусты с левой стороны и увидела ее. Женщина неслась в сторону подъезда, держа сверток на боку, словно это было полено. Вдруг воздух прорезал громкий плач грудного ребенка.

– Ах, мерзавка!

Женю обуяла дикая злость, и она, напрягая все силы, рванула вперед. Но тут из кустов выскочил Матвей, и они столкнулись.

– Куда ж ты! – простонал он, схватившись за лоб. – Аж искры из глаз посыпались!

– Потом дашь мне сдачи, – парировала Женя, подбирая выпавший из рук кирпич. – Она скрылась в том подъезде. Бежим!

Они влетели в подъезд пятиэтажного дома и замерли, прислушиваясь. Подъезд был освещен тусклыми лампочками, и здесь дружинники почувствовали себя намного уверенней. Минутная задержка у кустов дала воровке фору – звуки торопливых шагов доносились откуда-то с третьего этажа. Иногда эти звуки дополнялись тихим придушенным рыданием ребенка.

– Никуда не денется, – шепнул Матвей, с трудом переводя дыхание. – Пошли не спеша.

– Нет! – сказала Женя. – Она зажимает ребенку рот. Если мы не поспешим, он задохнется.

Они бросились вверх по лестнице.

«Вот это да! – промелькнуло у Женьки в голове. – Настоящая погоня!»

Потом она и не вспомнила, сильно ли колотилось у нее сердце. Наверное, все же сильно колотилось. Но больше всего в девушке колотилось желание скорее схватить мерзавку, вырвать из ее рук ребенка и посмотреть воровке в глаза: «Ведь ты же женщина! Что ж ты делаешь? Неужели нет у тебя никаких материнских чувств?!»

Внезапно лязгнул замок, и на площадку упала полоса яркого света. Дорогу участникам погони перекрыл громила лет тридцати с портсигаром в руках. Он поставил ногу на перила лестницы и с интересом посмотрел на кирпич у девушки в руках.

– Минутку! – сказал громила тоном человека, которому люди ниже ростом привыкли подчиняться. – Кто такие? Вы здесь не живете.

– Мы преследуем воровку, – ответил Матвей и, сбив ногу мужчины ударом своей ноги, показал громиле корочки.

Тому такое поведение незнакомца совершенно не понравилось. На удостоверение он даже не взглянул.

– Никакой воровки тут нет, – сказал он и толкнул Матвея своей широченной грудью. Матвей едва удержался, чтобы не скатиться вниз по ступенькам.

– Она пробежала наверх! – ответил он, скрипя зубами от злости.

Громила закинул в пасть сигарету, закурил и угрожающе процедил:

– Вали отседа, пока цел! И шалаву свою забери.

Зря он так сказал. Хоть положение Матвея и было невыгодным – стоял на две ступеньки ниже громилы, – но он с такой силой въехал верзиле головой в пах, что тот, сказав «и-ий-их!», переломился пополам.

– Бежим! – крикнул Матвей.

Они рванули дальше.

– Су-у-уки! – пропищали им вслед.

Дружинники добежали до площадки на пятом этаже и в недоумении посмотрели друг на друга. Либо воровка жила в этом доме и, воспользовавшись заминкой с громилой, неслышно скрылась в одной из квартир, либо...

– Чердак! – воскликнул Матвей. – Она там!

На чердачном люке не было замка. Матвей поднялся по железной лесенке и приподнял крышку люка. Потом он сделал знак, чтобы Женя не шевелилась, и прислушался.

– Здесь она!

Он с силой отбросил крышку и ступил на чердак. Девушка полезла следом.

На чердаке было совсем темно и пахло мышами. Женя нащупала Матвея и, дрожа всем телом, ухватилась за его одежду. Так, держась друг за друга и осторожно ступая по заваленному каким-то хламом полу, они двинулись в темноту. Тут Женя и сама услышала плач ребенка где-то впереди. «Молодец Матвей! Мы возьмем эту гадину!»

К ее лицу прилипла паутина, и Женя чуть не завизжала, представив, как паук с мохнатыми лапками забирается к ней в волосы. Содрав паутину, она еще крепче прижалась к Матвею.

– Тихо, – шепнул он. – Ей нас хорошо видно. Давай отойдем от люка подальше.

Они прошли еще немного, и вдруг впереди раздался железный скрежет, потом что-то загремело, и над головой забарабанили торопливые шаги.

– Стерва! – выругался Матвей. – На крышу выбралась!

Женя похолодела:

– С ребенком?!

Вдруг сзади раздался рык:

– Эй вы, твари!

Девушка в страхе обернулась. В проеме люка торчала голова громилы. «Час от часу не легче! Еще этого придурка тут не хватало. Наверное, он пришел отомстить за свою поруганную честь...» – подумала Женька, но ее размышления прервал плач ребенка.

– Он здесь! – сказал Матвей.

Парень оторвался от девушки, и она почувствовала себя совсем неуютно: впереди чернела страшная темнота с пауками, а сзади из люка выползал громила – этот тупица мечтал задержать хулиганов, и вряд ли его что-то могло остановить...

Плач раздался ближе. Женькины глаза стали привыкать, и вот она увидела светлое пятно, которое приближалось к ней. Верзила сзади тоже приближался. Но Матвей оказался быстрее. В руках у него был плачущий сверток. Матвей обогнул девушку и подошел к громиле.

– Держите!

Верзила растерянно ухватил ребенка.

– С минуты на минуту здесь будет милиция. Ей и передадите, – спокойно сказал Матвей. – И скажете, что мы преследуем воровку на крыше. – Уже подойдя к Жене, он обернулся и добавил: – И простите за тот удар. Как видите, у меня не было выбора.

Здоровяк ничего не ответил – с ребенком на руках он был совершенно беспомощен.

– Бежим! – Матвей тронул напарницу за плечо. – Ты в детстве по крышам лазила?

– Приходилось, – соврала Женя.

Он взял ее за руку, и через минуту они очутились перед открытым чердачным окном. Матвей подтянулся и вылез на крышу, потом протянул руку и помог девушке. Женя дрожала, как в лихорадке, а ее лицо обдувал ветерок.

– Вниз не смотри, и тогда все будет хорошо, – посоветовал Матвей. – Стой тут, держись за раму. Если нужно будет, я тебя кликну. – Он посмотрел на нее и поспешно добавил: – Но, скорее всего, управлюсь без твоей помощи.

– М-матюша... – проговорила Женька, заикаясь от страха. – Не ходи. Ребенка м-мы спасли.

– Ну уж нет, – ответил парень. – Я эту стерву посажу в психушку!

Он ступил на ржавое железо, осторожно поднялся на самый верх крыши и, балансируя, побежал по коньку. Крыша была двускатной, хотя не очень крутой, но если Матвей поскользнется...

Женя отвернулась и прислонилась лбом к холодному стеклу. «Пятиэтажный дом! Ведь это такая высота! Зачем он побежал? Медаль хочет получить? А как же я?»

Девушка почувствовала внезапную слабость в руках. Нет, она не сможет простоять тут и двух минут, это выше ее сил! Женя решила вернуться на чердак, но, вспомнив громилу и особенно пауков, прикусила губу.

Стоять без дела и чего-то ждать было не в ее характере. Она посмотрела вниз и определила, что по периметру крыши шло невысокое ограждение из железных прутьев. Хоть какая-то страховка! И девушка решилась. Поставив ногу на железное покрытие, сделала один шаг – вроде идти можно. Главное не зевать. Железные листы в месте стыка имели довольно высокие бортики, за которые можно было запросто зацепиться. Кое-где железо вообще было вздуто пузырем, эти пузыри с леденящим душу грохотом прогибались под ногами, и тогда Жене казалось, что она сейчас провалится прямо на голову громиле.

Женя добралась до конька крыши, встала там и огляделась. Огни города притягивали – так и хотелось лететь им навстречу. Но что это она? Матвей же сказал – вниз не смотреть! Женя повернулась в ту сторону, куда он убежал, и потихоньку пошла. Здесь была вполне ровная, пригодная для ходьбы тропка, а с раскинутыми руками идти по ней было еще легче. Вскоре девушка заметила впереди две фигуры. Они были не на коньке, а на скате крыши. Одна фигура – в юбке – стояла, а другая сидела в трех шагах от первой. Жене показалось, что Матвей подманивал к себе женщину, как делают это с голодной собакой, протягивая ей кусок хлеба.

Грушевский увидел напарницу на коньке крыши и застыл. Он явно не ожидал подкрепления. «Так-то оно так, но главное не оказаться для него обузой» – вот о чем подумала Женька. А в следующий миг женщина на крыше резко вскинула ногу, будто хотела лягнуть Матвея в челюсть, но Грушевский увернулся от удара и ловко поймал ее за ногу. Женщина грохнулась на железо и вместе с Матвеем медленно заскользила к краю крыши.

– Жень-ка! – ударил в уши девушки отчаянный крик.

Женька прибавила скорости. Добежав до места схватки, она присела и, держась за оторванный край железного листа, вытянулась вниз всем телом и каким-то чудом успела ухватить Матвея за пальцы, которые жадно сжали ее руку. Потом совместными усилиями они подтащили воровку к коньку. Ее юбка задралась, выставив миру грубые панталоны, цвет которых в полумраке нельзя было определить. И тут Матвей проделал такое, отчего Женьку чуть не стошнило. Он взял и содрал с женщины эти трусы, а под трусами... под трусами оказалось совсем не то, что девушка ожидала увидеть.

– Это... мужик?! – выдохнула Женя.

Воровка (как выяснилось, вор) изогнулась всем телом и снова попыталась лягнуть Матвея, но тот пинком отбил ногу, а затем, подобравшись, со всего маха ударил подлеца в челюсть. Вор потерял сознание.

Пока он лежал без движения, Матвей снял свой ремень и стянул мужику руки за спиной, оставив длинный хвост, как поводок.

– Женька, ну ты даешь! – сказал он, справившись с этой работой. – Если бы не ты...

Мужик зашевелился, Матвей дернул за поводок и заставил его подняться.

– Давай двигай вперед, придурок!

Он подтянул психу трусы, чтобы тому удобней было идти, и все трое не спеша пошли. У Жени сильно дрожали коленки, но она нашла в себе силы пройти несколько десятков метров и не свалиться вниз.

К чердачному окну молодая дружинница подбиралась уже ползком на пятой точке. В окне их ждал милиционер, у него было четыре звездочки на погонах. «Капитан», – догадалась Женя. Когда передавали задержанного ему в руки, он покачал головой:

– Вы не в цирке работаете, ребята?

– Студенты мы, – ответил Матвей, – но не циркового училища. Я экономист, а она – биологиня.

Капитан присвистнул.

– Давайте к нам в милицию, а? – предложил он.

Матвей и Женя нервно рассмеялись.

В университете Грушевский и Березуцкая стали героями. И когда их вызвали в приемную к ректору, они даже не удивились.

В кабинете стояла молодая женщина года на три старше Жени, которую, как показалось девушке, она уже где-то видела. Женщина бросилась навстречу вошедшим, хлюпая носом, словно собиралась заплакать, пожала им руки и тихонько, с чувством сказала:

– Ребята, не знаю даже, как вас отблагодарить. Приходите, что ли, ко мне, на Суслика посмотрите. Вы же его и не увидели толком.

Женя и Матвей недоуменно переглянулись.

– Ой, простите, вы же не знаете меня, – спохватилась женщина. – Я Татьяна, мама Костика, ребенка, которого украл тот псих. Вы сможете прийти к нам сегодня?

Где-то Женя слышала фразу, что добрые дела никогда не остаются безнаказанными. Сегодня Димка обещал сбежать в самоволку. Пока Женя размышляла, как бы повежливее отказаться, Матвей успел ляпнуть, что они обязательно придут.

Они долго думали, что бы купить ребенку, и вдруг Женька выбрала плюшевого мишку. Он был ярко-розового цвета.

– Ну что ж, – решил Матвей, – пусть будет Костику игрушка на вырост.

Женя не могла припомнить случая, когда бы ее так принимали. На гостей смотрели как на богов, не знали, куда посадить и что предложить. На столе были бутерброды с красной икрой, коньяк, оливки, всевозможные салаты, осетрина, жаркое из курицы... Прямо свадебный стол!

Ребенок спал, гости на него только посмотрели, и их тут же пригласили отобедать.

Петренко – муж Татьяны – оказался очень немногословным, а сама женщина, наверное от волнения, все время обзывала Матвея Мишенькой. Женя и Матвей выслушали все семейные легенды и в конце вечера действительно почувствовали себя героями.

Вдруг Татьяна сказала:

– Ну, мы теперь вроде как родственники. Я надеюсь, вы на свадьбу нас пригласите?

Женя судорожно икнула, чуть не поперхнувшись кусочком мяса, а Матвей спокойно сказал:

– Не на одну, а на целых две: когда она замуж будет выходить и когда я женюсь.

Татьяна посмотрела на них с непониманием:

– Ой, простите, я почему-то подумала, что вы без пяти минут жених и невеста.

Матвей показал Жене язык:

– Тили-тили-тесто, жених и невеста.

Все улыбнулись и почувствовали себя свободнее. Татьяна начала рассказывать смешную историю о том, как познакомилась со своим на тот момент будущим мужем. Произошло это на черноморском пляже. Петренко был старше Татьяны; его друзья пророчили ему быть холостяком до самой гробовой доски. Как-то раз он с друзьями отдыхал на курорте, и после двух бутылок пива Петренко поспорил с ними, что прямо сейчас, не произнеся ни единого слова, «завербует» себе отличную невесту. Друзья посмеялись, а он пошел вдоль пляжа.

– Представляете, – сказала Татьяна с придыханием, – все так и произошло! Мы познакомились за одну секунду, но Петренко и правда не произнес ни слова...

– И как же это он сделал? – с улыбкой спросил Матвей, глядя на покрасневшего мужа Татьяны.

– Это случилось по велению свыше, – продолжала взволнованно рассказывать Татьяна. – Он проходил мимо нас с мамой и вдруг вскрикнул, пошатнулся и чуть не упал прямо на меня. Надо же, прямо в том месте в песке лежал осколок бутылочного стекла. Представляете? А я тогда только в медицинский поступила, в сумочке везде бинт с йодом таскала... Представляете? Я тут же промыла ему рану минералкой, забинтовала, а потом он долго сидел на нашем полотенце, улыбался и молчал. Мне это показалось таким загадочным... Я представилась, потом его спрашиваю, мол, как вас зовут, а он мне: «Петренко». Мы с мамой так и повалились со смеху. Мама часто вспоминает этот момент. Говорит, он тебе сразу свою фамилию предложил, без обиняков... Представляете?

Гости посмеялись.

Татьянин муж не знал, куда глаза прятать, а потом буркнул, что пойдет чайник поставит, и скрылся на кухне.

Тут заплакал Суслик-Костик, и мать пошла к ребенку.

– Извините, мне нужно покормить малыша, – сказала она. – А вы можете пока посмотреть телевизор.

– Ой, нет, спасибо, – поднялся Матвей. – Я думаю, мы еще заскочим к вам как-нибудь. А теперь пойдем, уже поздно.

– Ну хорошо, – согласилась наконец радушная хозяйка. – Петренко! Проводи гостей до троллейбуса!

– Спасибо, спасибо, – запротестовала Женя, – мы не заблудимся.

Петренко появился в проеме двери. Матвей пожал ему руку, сделал Костику «козу» на прощание, и гости вышли за порог.

Было около двенадцати часов ночи. Им повезло – навстречу ехало пустое такси. Матвей остановил машину, сказал, что отвезет Женю в общежитие, а потом поедет домой.

– Мама уже волнуется, она не любит, когда я прихожу домой поздно.

Женю это немного удивило. Еще в гостях он расстроился, когда узнал, что у хозяев нет телефона, а значит, нет возможности позвонить домой, предупредить, что задерживается.

– Да что с тобой может случиться? Чего она так волнуется?

– Есть причина, – сдержанно ответил Матвей и добавил: – Это все из-за отца.

– А что с ним? – удивилась Женя. – Ты мне никогда не рассказывал. Где твой отец?

– Не знаю, – ответил он, пожав плечами.

Женя удивилась еще больше и робко спросила:

– Ты что, без отца рос?

– Да нет. Раньше мы жили в Кривом Роге. Шахтерский город, черт бы его взял. Отец однажды шел домой со смены и не дошел. Мы его больше не видели. Я долго думал, почему он исчез. Мне кажется, он в провал упал.

– В какой провал?

– Понимаешь, там очень много пустот под землей. Могла образоваться дыра, в которую он и упал.

– И он не смог оттуда вылезть?

– Не знаю, Жень, не знаю.

– А ты тогда большой был?

– Нет, в первый класс ходил.

– А потом?

– А потом мы переехали сюда. Потому что у мамы начало потихоньку крышу рвать, она на каждый стук бежала дверь открывать, и бабушка через два года насильно перевезла нас в Краснодар. Маме постепенно полегчало. И знаешь, я никогда ни с кем ее не видел.

Женька зашла на почту получить денежный перевод – мама с папой прислали денег на новую курточку, старая в одночасье расползлась по швам. Конечно, проще было съездить домой, но Жене не хотелось слушать речи матери о том, какой дочь выросла транжирой, о том, что денег вечно не хватает, и о том, что плата за обучение слишком высока. Нет, уж лучше она потом к родителям съездит, через месяц, когда мама успокоится.

Деньги Женьке выдали десятирублевками. Девушка затолкала пачки в сумочку, взяв одну бумажку на текущие расходы. Десятого марта у Надежды Петровны день рождения, и Женя зашла в книжный магазин напротив – за открыткой. Там была большая толкотня, все спешили поздравить родных с Восьмым марта. Стенд с открытками тянулся во всю стену, они были красочные, с цветами, тортами, свечами, с какими-то фитюльками и финтифлюшками, и Женя так увлеклась, что не замечала столпотворения, царившего вокруг. Люди толкались, точно в переполненном автобусе, лезли куда-то, ругались... Какой-то странный тип покупал штук пятьдесят открыток, по пять с разным рисунком да еще и календарики к ним в придачу. Продавец долго все пересчитывала, потому что у товара была разная цена. Народ, конечно, этого не вынес и начал бузить.

Наконец Женя выбрала открытку с надписью «Любимой мамочке» и пошла к кассе платить. Открыла сумочку – а в ней дыра с кулак! У девушки затряслись руки, а в глазах потемнело. Денег не было! Она поискала на полу – нигде. Посмотрела на толпу, откуда только что вышла, но разве поймешь, кто украл у нее деньги!

Женя вышла из магазина, достала ту десятку, которую отложила на текущие расходы, посмотрела на нее, прикусила губу и отправилась в общежитие пешком – в целях экономии и чтобы успеть выплакаться.

Галка расстроилась не меньше, когда узнала про горе подруги. Сама Женя к этому времени почти успокоилась – прогулка пошла ей на пользу.

– Да что ты уревелась вся, будто твои это деньги? – сказала она Галке.

– А то чьи же? – ответила та. – Мне же и придется тебя подкармливать, чтобы с голодухи не окочурилась.

– Не беспокойся, у меня еще с того месяца осталось, – соврала Женя, – не окочурюсь. А приспичит, у Димы попрошу. Он мне не откажет.

Но занять денег у Димы девушка не решилась. Он, конечно, дал бы необходимую сумму, но после этого еще целый месяц вспоминал бы о том, какая его девушка растяпа. Тем более что Женя уже была должна ему... В позапрошлом месяце заняла сотню – не хватало на джинсы. Дима дал деньги с удовольствием и сказал, что джинсы очень хорошо сидят на ее бедрах и долг возвращать не надо. Но все же девушка считала неприличным брать у него большие суммы, по крайней мере, до свадьбы.

Надежде Петровне про этот случай Женя тоже не могла написать. Родители и так из кожи вон лезли, чтобы оплачивать ее учебу, а тут им такой «подарочек»... Но поздравление матери она все-таки отправила. На почту, конечно, не пошла – купила конверт в ближайшем киоске, с розами. А потом Женя взяла стакан чая в буфете, поужинала – и на этом ее финансы кончились.

– Девочки, у кого объедки останутся – не выбрасывать! Женьке отдавайте, – смеялись ее подруги на следующее утро.

Вскоре вся общага знала о Женькином горе. «Да и пусть, – решила для себя Женя. – Лишь бы Димке не проболтались».

В тот месяц девушка по-настоящему поняла, чем аппетит отличается от голода. Первые дни вынужденной голодовки она еще крепилась, отворачивалась от кусков, которые ей протягивали сердобольные подружки, да еще и поругивала их: «Что вы цирк устраиваете! Увидели медведицу на велосипеде!» – но потом уже не была такой гордой.

А иногда она ходила в гости к Марине. Пообедать у нее (а то и поужинать в тот же день) было не стыдно, один раз она даже заняла у подруги двадцать рублей – хоть через полгода отдавай, это Марину совершенно не заботило. В другой раз, в кафе, Женя доела половинку бутерброда, оставленную Матвеем.

– Ты что это? – удивился Матвей.

– Не обращай внимания, – сказала Женька, – я теперь все время голодная, как собака.

– А что случилось?

– Беременная!

Матюша засмеялся, поняв, что это шутка. Но пятнадцатого марта, заметив, как дрожит мушка ее винтовки, Матвей сказал:

– Женька, одолжи червонец. После тренировки договорились с мужиками пиво пить, а я все деньги дома оставил.

– Нету с собой, – ответила Женя и пустила пулю чуть ли не в потолок.

– А давай к тебе по-быстрому заскочим, – не унимался он, – здесь же недалеко.

– Не заскочим, – сказала Женя сквозь зубы, потому что увидела: Матвей обо всем догадался.

– На мели? – спросил он просто.

– Угу.

Матвей подумал две секунды и выдал решительно:

– Тогда пиво отменяется. Пойдем-ка ко мне, я тебя с мамой познакомлю. Она, кстати, давно мечтает на тебя посмотреть.

И они пошли.

По дороге Женя все ему рассказала, и ей стало вдруг так легко на душе, как никогда в жизни не было. Наверное, это все оттого, что Матвей не мнил себя дрессировщиком медведей, а просто был хорошим другом. Как и Марина.

Валентина Алексеевна понравилась Жене с первого взгляда. Она была из тех одиноких женщин, которые никогда не ропщут на судьбу, считая, что сын – это солнце, затмевающее своим сиянием все их невзгоды. Матвей был ее неотделимой половиной, и это было видно в каждом взгляде, в каждом движении матери. Ей не так давно исполнилось сорок лет, но выглядела она на все пятьдесят: заботы старят.

– Женечка, – это было первое слово, каким встретила гостью Валентина Алексеевна, – вы самая очаровательная девушка на свете! Митя про вас почти ничего не рассказывал, ну, в смысле, про вашу внешность, но я по-другому вас и не представляла. Маленькая, симпатичная, добрая...

Женя вопросительно взглянула на Матвея. Он прошептал:

– Да успокойся ты! Все мамы желают своему сыну милую, добрую жену. Но нашей дружбе это не помешает, так ведь?

Женя кивнула ему и правда успокоилась. Матвей был единственным человеком на земле, которому она доверяла безгранично.

– А у меня как раз мясо в горшочках приготовлено! – воскликнула Валентина Алексеевна. – Я, Женечка, сегодня выходная, дай, думаю, вкусненького Мите наготовлю. Если б знала, что гости будут, так и торт бы испекла...

– Мам, спасибо. Горшочков нам будет достаточно, – успокоил ее Матвей.

Он был прав. От ароматов, витавших в квартире, у Жени уже текли слюнки.

Матвей достал из духовки два обливных горшочка с ручками, выставил их на стол и подмигнул Жене. Валентина Алексеевна тактично удалилась из кухни, чтобы не мешать молодым трапезничать и разговаривать о своем. Но было видно, что она сгорает от желания присоединиться к беседе.

– У тебя мировая мама, – сказала Женя, вспомнив слова из одного фильма.

– Потом хвалить будешь, – махнул рукой Матвей. – Ешь давай.

Девушка взяла вилку, расковыряла желто-коричневую корочку, вдохнула сказочный аромат горячей свинины и картошки, приправленных специями, – и застонала от восхищения. О таком обеде можно мечтать, даже будучи совершенно сытым!

Пять минут ребята жевали молча, Женя даже неприлично причавкивала, ловя на себе насмешливые взгляды Матвея, потом завели разговор о пустяках. Валентина Алексеевна будто почувствовала, что они разделались с горшочками, и вошла разлить чай.

– Мясо не жестковато? – спросила она лукаво.

– Что вы! – воскликнула Женя. – Ничего вкуснее в жизни не пробовала!

– Приходите, Женечка, почаще. У нас всегда что-нибудь вкусное на столе, – ответила Валентина Алексеевна.

– Непременно! – без всякого стыда заявила Женя. – Эти волшебные горшочки меня просто околдовали.

– Попей с нами чаю, мам, – предложил Матвей.

– Хорошо, – улыбнулась она, – а то я сама уже думаю, как бы к вам присоседиться.

Женя тоже улыбнулась, поймав ее взгляд.

– Вам, Женечка, покрепче? – спросила Валентина Алексеевна, разливая в чашки из заварника.

– Да. Я люблю крепкий.

На столе появилась ваза с конфетами. Все взяли по чашке и стали дружно дуть на горячую жидкость.

– А мы раньше в чай молоко добавляли, – сказала Валентина Алексеевна. – Когда Митя маленький был. А в пять лет его в детсаду заставили выпить молоко с пенками. После того случая Митя молоко на дух не переносит.

– Вот и правильно, – вставила Женя. – Чай лучше пить чистым, чтоб аромат был.

– Вы берите, берите конфеты, Женечка.

– Спасибо! У вас так хорошо. Я себя чувствую, будто к себе домой попала...

– Какая ты лиса хитрая, – сказал Матвей.

– Митя, ну нельзя же так, – расстроилась мама. – Что ты говоришь такое?

– А что я сказал? Ты посмотри на ее глаза. Она же в рай попала! А кому охота из рая уходить? Они ж, мама, там в общаге своей одними китайскими макаронами питаются и сырой водой запивают.

Валентина Алексеевна вздохнула, согласившись с сыном. Потом строго взглянула на него и сказала:

– Женечку теперь приводи к нам каждый день!

– Да я не против. Если она сама пойдет. Еще та ослица!

– Митя! – снова расстроилась мама. – Опять слова эти?

– Ничего, ничего, Валентина Алексеевна, я не обижаюсь, – сказала Женя, тихо хихикнув. – Один раз он даже неприличным словом меня обозвал. Он так шутит.

– Неприличным? – ужаснулась мать. – Митя! Ну как ты мог?!

Матвей только ухмыльнулся.

– Не беспокойтесь, Валентина Алексеевна, у нас с ним такая крепкая дружба, что никакие слова ей не помеха.

Воцарилось умиротворенное молчание. Затем Валентина Алексеевна принесла из комнаты семейный альбом и стала показывать фотографии маленького Мити.

– Он такой был шустрый в детстве! Да и сейчас... А вот тут мы в Евпатории снялись. Митя как увидел этого дельфина, так сразу на него и залез. А фотограф сразу подбежал: «Цветную карточку не желаете?» А у меня нос облезлый был, я не хотела, но Митя как приклеился к этому дельфину – и вот, снялись, память теперь осталась...

Женя увидела синее лучезарное небо, деревянного дельфина со смеющимся мальчишкой в желтых трусиках, белый пароход вдали – и ее неудержимо потянуло туда, на горячий песок пляжа. Она вздохнула, а Матвей сказал ехидно:

– Мы в мае ездили. Вода еще холодная была.

– А это мы к сестре моей в деревню ездили, – продолжала рассказывать Валентина Алексеевна, перевернув страницу. – Митя эту собаку совсем не боялся. Готов был прямо в миску к ней залезть.

– Мне ее так жалко было, – поделился воспоминаниями Матвей. – Она все время на цепи сидела. Цепь длинная, тяжелая, гремит при каждом движении.

– А на следующий день ты полез за петухом, свалился в крапиву и чуть не пробил коленку ржавым гвоздем! – тихо вскрикнула его мать.

– Было дело, – радостно ответил Матвей и подмигнул Жене.

Тут девушка вдруг вспомнила о том, что нагадала бабушка – про бубнового короля и его странную болезнь, – и спросила невпопад:

– А Матвей ничем в детстве не болел?

Валентина Алексеевна с пониманием отнеслась к необычному вопросу.

– Нет, это был абсолютно здоровый ребенок, – сказала она с гордостью. – Синяки и ссадины – не в счет. И в больнице он лежал всего один раз, с аппендицитом, где-то в восьмом классе.

– А сейчас? – уточнила Женя, покраснев.

Матвей с удивлением взглянул на нее.

– Я месяц назад под поезд попал, – сказал он серьезным тоном. – Обе ноги оттяпало... Вот, хожу теперь на протезах...

– Не слушай его, – улыбнулась мать. – Боже мой, Матюша, когда ты прекратишь эти свои шуточки? Женя хочет знать все о твоем здоровье, и ничего смешного в этом я не вижу.

Матвей буркнул:

– Я тоже.

Валентина Алексеевна вновь взялась за альбом.

– А вот это мы в Ростове снялись, в парке. Митя там в тире ослика выиграл.

Она показала на улыбающегося мальчугана с мягкой игрушкой под мышкой.

– Но вообще-то Матюша очень был ласковый, – вдруг сказала Валентина Алексеевна. – Он и сейчас подойдет, поцелует, скажет что-нибудь приятное – сразу на душе легко делается.

– Ну ладно, мам, – нахмурился Матвей. – Поздно уже. Я провожу Женьку до троллейбуса.

После этого Женя часто гостила у Грушевских, даже иногда оставалась у них ночевать, и всегда ее грело бескорыстное тепло, щедро излучаемое Валентиной Алексеевной.

В выходные Маринка улетала в Москву.

Женя пришла к ней в пятницу вечером, чтобы обсудить, как они собираются отмечать знаменательную дату в это воскресенье – двадцатилетие Жени, – и сразу заметила необычное. Глаза у подруги были какие-то таинственные и веселые. Оказывается, у нее уже был билет на самолет, а в понедельник утром она намеревалась вернуться поездом.

– Ни о чем пока не спрашивай, – сказала она.

– Надеюсь, в столицу так срочно ты ринулась не за подарком на мой день рождения? – усмехнулась Женя.

– С ума сошла? – засмеялась подруга. – Ты в моих планах даже близко не лежала...

– Спасибо. – Женя сделала насмешливый реверанс.

– Пожалуйста. – Последовал такой же реверанс в ответ.

– Ну хотя бы один-то вопросик можно? – взмолилась Женя, сгорая от любопытства. – Ма-аленький?

– Знаю я тебя с твоими маленькими вопросиками! – усмехнулась Марина.

– Не захочешь отвечать, можешь молчать как рыба, – чуть-чуть обиделась Женя. – Больно надо!

– Да ты хитрая, Женька, отвечай не отвечай – по глазам все ответы выведаешь... Ну ладно, так и быть. Спрашивай.

– Это парень?

Марина резко отвернулась, но Женя все же успела заметить искру в ее глазах. «Вот дуреха! Что она там надумала? Неужели нашла московского принца и решила круто изменить его судьбу? Умора! – Женя была уверена, что Марина и Принц – понятия совершенно несовместимые. – Но ведь по ее глазам ясно было, что все обстояло именно так! Значит, та самая любовь, которую Марина так ожесточенно отрицала, наконец пришла и к ней?..»

Но подруга, не поднимая глаз, буркнула:

– Нет, не угадала.

– Ну да, – кивнула Женя, – так тебе и поверила.

Марина безразлично пожала плечами и стала собирать сумку.

Через час Женя проводила ее до такси, девушки поцеловались, и Марина вложила подруге в руку ключ от своей квартиры:

– Можешь пожить эти два дня у меня. Ну пока!

И «Волга» умчала ее.

Женя чуть не подпрыгнула на месте. Все складывалось просто чудесно: свой день рождения она сможет отпраздновать вместе с Димочкой! Пожить с любимым два дня по-человечески, а не пускать его на десять минут под одеяло в общаге – что могло быть чудесней? И Женя, тихонько взвизгнув, как на крыльях, полетела к Диминому КПП.

Димку отпустили на удивление быстро. Уже через полчаса после звонка он вышел «на волю».

– Ура! – сказал он Жене в ухо. – Две ночи наши! А ты не наврала насчет квартиры?

– Зачем это мне врать? – засмеялась она. – Всю правду тебе сказала!

– И чья это квартира?

– Одной моей подруги. Она на выходные в Москву умотала.

– Что за подруга? Как ее зовут?

– А вот этого я тебе не скажу, – улыбнулась Женя. – Девушка она очень даже ничего. Еще ухлестывать начнешь...

Димка сделал страшное лицо.

– Мне нужна только ты, – сказал он, поцеловав девушку. – Никаких московских девушек мне не надо.

– Вот и хорошо.

Перед домом она попросила Диму забежать в магазин купить что-нибудь к столу. Холодильник у Марины хоть и не зиял пустотой, но квартира была не прибрана, на кухне стояла грязная посуда, и Жене хотелось хоть чуть-чуть навести порядок. А завтра они вместе пойдут по магазинам, накупят всяких вкусностей и устроят пир на весь мир!

Димы не было почти час, и Женя уже начала беспокоиться, когда раздался звонок в дверь.

– Извини, Ева: заплутал малость, район-то незнакомый. Да еще магазин долго искал.

– И как? Нашел?

– А то! – Дима широко улыбнулся и вынул из портфеля две бутылки. – Смотри: французское вино, это тебе, а вот это я себе взял – хороший армянский коньячок.

– Молодец, – порадовалась Женя за своего добытчика. – Но от коньяка я тоже не откажусь.

Стол уже был накрыт. Женя даже успела искупаться и подыскать себе классное белье в шкафу – розовую ажурную рубашку, которая едва-едва закрывала попку. Марина была намного выше ее, и Женя решила, что эту рубашку она не себе купила, а приготовила к Женькиному дню рождения. Потом Женя постелила чистую скатерть, сделала нехитрые бутерброды с маслом, посыпав их тертым сыром. К ним она добавила принесенных Димой фруктов, нарезала целую тарелку копченой колбасы, наломала две плитки шоколада, открыла печенье, поставила бокалы и рюмки, зажгла свечи (за окном уже давно стемнело), и Дима сказал:

– Ничего столик получился! Почти суп из топора! Я как-то сразу есть захотел... Но сперва приму душ, ты не возражаешь? Смою казарменную пыль.

Он ущипнул Женю за попку и скрылся в ванной. А девушка почти без сил упала на стул – сердце колотилось, как у шестнадцатилетней школьницы на первом свидании. Чтобы отвлечься от волнующих мыслей, Женька стала думать о предстоящем отборочном соревновании по стрельбе. Оно должно было пройти в середине апреля, и по его итогам из всех групп должны составить сборную команду для участия в эстафете девятого мая, где, кроме дистанции в три километра, членам команды предстояла стрельба по воздушным шарикам. Даже ходили слухи, что будут дорогие призы. Но, как ни старалась Женя, мысли ее все время возвращались к Димочке, и, когда он вышел из душа – с мокрыми волосами и в одних трусах, – девушка бросилась к нему в объятия.

– Ева, ты замерзла? Вся дрожишь!

– Я просто очень по тебе соскучилась, – ответила она слабым голосом. – Сегодня такой замечательный вечер... Мне хочется, чтобы он продолжался вечно.

– Давай начнем его, – предложил Дима. – Ничего, если я прямо так, в трусах?

– Конечно, никого ведь нет из посторонних, – сказала Женя. – И ты недолго в трусах будешь, правда ведь?

В ответ парень вновь нежно ущипнул девушку за попку.

Они сели за стол. Дима распечатал бутылку и разлил вино.

– За что будем пить? За твой двадцатник вроде бы еще рановато...

Женя не ответила, наслаждаясь их уединением. Димин взгляд бегал по блюдам на столе, и она засмеялась.

– Ну что ж, – сказал Дима, подцепив вилкой кружок колбасы. – Тогда – за нас?

– За нас.

Они зазвенели бокалами и выпили.

– Колбаска ничего себе, вкусная... – Дима потер ладони от удовольствия и распечатал коньяк.

– Мне тоже налей, – попросила Женя.

Есть ей не хотелось. Она выпила рюмку коньяка, откусила кусочек шоколада и спрятала руки под стол, пытаясь унять дрожь. Дима умял сразу полтарелки колбасы, потом съел бутерброд и, насытившись, вновь наполнил рюмки. Теперь они пили не спеша, маленькими глоточками.

– Коньяк замечательный, а вот вино чуть-чуть кисловатое, – сказал Дима, – на любителя. Я знаю один способ, как его подсластить.

– Не надо, – поспешно ответила Женя, еле справившись с внезапно нахлынувшим волнением.

– Я догадался. Это хата той Марины, генеральской дочери? – спросил Дима, оглянувшись на стены комнаты. Огоньки свечей таинственно блеснули в его глазах. – А ничего... Видать, родители у нее богатые.

– Да, небедные...

– Вот бы нам кто-нибудь подарил такую квартирку! – прицокнул он языком. – Я бы тогда...

Женя томно прикрыла глаза. Ее нога вытянулась под столом, коснулась Диминого колена, поползла дальше, и говорун сразу замолчал.

– Димуль, – шепотом сказала она, – это ведь несправедливо: ты полуодет, а я сижу в халате...

– И что ты предлагаешь?

– Сейчас увидишь...

Женя раздвинула тарелки на столе, потом подошла к Диме и, встав ему на колено, как на ступеньку, оказалась в центре стола. Искоса успела заметить, как расширились от удивления глаза возлюбленного. Она и сама была поражена своим поступком. Это все Маринка. Если б не подруга, Жене бы и в голову не пришло лезть на обеденный стол!

– Ты не возражаешь, Димочка? – спросила она на всякий случай.

Он мотнул головой, и девушка распахнула халатик.

– Ева! – выдохнул Димка.

Со стороны девушка и правда смотрелась потрясающе: живописные кружева по краю рубашки едва прикрывали то, что обычно прячется за тканью женских трусиков. И к этому опять приложила свою руку неподражаемая ненавистница мужчин, это ведь она купила для подруги короткую ночнушку. Дима так уставился на Женькины ноги, что сердце у девушки в груди бешено заколотилось.

– Ева, какая ты красивая! – вырвалось у него.

– Это еще не все, – прошептала Женя. – Включи музыку. Магнитофон на журнальном столике.

Дима поспешил выполнить просьбу, и комнату наполнили звуки медленного танго. Под эту музыку халат медленно сполз на стол, и девушка затанцевала, пленительно играя бедрами. Дорогой зритель внизу судорожно вздрагивал и произносил что-то вроде: «уах!»

Но Димкиного терпения хватило лишь на две короткие минуты, после чего он сгреб Женю в охапку и перенес на кровать. Она шутливо отбивалась и кричала:

– Я еще не натанцевалась! Музыка не кончилась!

Очутившись на постели, девушка утихомирилась и прикрыла глаза. Дима одной рукой торопливо снимал трусы, а другой убавлял звук на магнитофоне.

– По техническим причинам танцы продолжаются в горизонтальном положении, – заявил он.

– Лежачая дискотека? – засмеялась Женя и потянулась.

– Вроде того, – подмигнул Дима, и его трусы полетели под журнальный столик.

Женя почувствовала, как Дима осторожно оперся о кровать, подобрался к ней, а потом его горячее тело коснулось бедра девушки у самого края ночной рубашки. Она ждала, когда сладкие и теплые Димины губы начнут ласкать ее лицо, но этого не случилось. Дима вошел в нее сразу, Женя даже открыла глаза.

– Димочка...

– Что, любимая?

– Нет, нет. Все хорошо...

Он стал нежно играть с ней, и она успокоилась, забыв маленькую обиду.

– Тебе так идет эта рубашка... Ты в ней похожа на фею... Давай не будем ее снимать?

– Давай... – прошептала Женя.

– Тогда... вот так... еще лучше.

Он перевернул ее на живот и за талию подтянул к себе, из-за чего Женя выгнулась, как кошка. Такой позой они часто пользовались, ничего против Женя не имела, но перед этим были желательны ласки и поцелуи, чего в этот раз не было. Но, когда Дима вернулся в ее лоно, Женя вновь забыла про все. Он был нежен, как никогда. Она очень по нему соскучилась. И эти свечи...

– Ева... у тебя такая... такая попка, мне хочется плакать! Так я тебя люблю!

Женя ничего не ответила.

«Опять пьяная...» – появилась в глубине сознания едва живая мысль.

Женя с трудом приоткрыла глаза и в щелку между веками разглядела какое-то розовое пятно. В ушах стояла почти абсолютная тишина, только издалека накатывал слабый глухой стук, будто кто-то лениво выбивал пыль из ковра. Девушка пошире открыла глаза и увидела розовый пиджак, висящий на плечиках прямо на ручке шкафа. Под пиджаком виднелась красная рубаха, какие носят цыгане. Здесь же на полу стояли красные туфли с длинными носами. Она перевела взгляд дальше, на стул рядом со шкафом и почувствовала, как холод сковал позвоночник: на стуле возвышался алый цилиндр, а на его спинке висели бордовые брюки...

«Дима!» – хотела закричать Женя и не смогла разомкнуть губ.

Повернулась в постели, чтобы растолкать Диму, но рука замерла в сантиметре от его плеча. Димочка походил на куклу, сделанную из розоватой пластмассы. Грудь гладкая, без единого волоска, закрытые глаза, нос и губы четко обрисованы, на щеках – ни одного изъяна. «Это не кожа», – усмехнулся чей-то голос у Жени в голове.

Удары выбивальщика ковра стали громче и требовательней. Источник звука был где-то совсем рядом. Женя присмотрелась, и ужас объял ее всю – стук издавало сердце манекена! У этой куклы было сердце, и оно стучало, вздымая пластмассовую грудь!

– Ди-ма!!! – наконец вырвался наружу крик, и Женя проснулась.

Она сидела в постели, по спине текли холодные капли пота, а по лицу – слезы.

– Что?! – вскочил Дима. – Это ты кричала? Что с тобой, Ева?

– Приснилось... – всхлипнула она.

Дима схватил Женю за плечо, и она вздрогнула, будто ее укусила змея.

– Что тебе приснилось, Ева?

– Будто бы... на твоем месте лежишь не ты, а пластмассовый манекен... Такой ужас, Димочка! Я чуть не умерла от страха...

– Дурочка... – Димка засмеялся. – Ну вот, теперь уже не усну... Весь сон прогнала, глупышка. А можно было бы еще часика три задавить.

– Дима, я очень испугалась, извини. – Женя поежилась, кутаясь в одеяло. – Будто на самом деле все... Врагу такого не пожелаешь...

– Ладно. Ты лежи, приходи в себя, а я пойду кофе сварю. У нас там еще бутерброды остались.

Димка встал, потянулся, надел трусы, раздвинул шторы, за которыми было уже светло, и ушел на кухню.

Часы на стене пробили семь раз.

У Марины был замечательный столик с короткими ножками, специально для завтрака в постели. Женя обрадовалась, что Димка нашел его.

Она успокоилась. Вид голубого неба за окном вернул девушке душевное равновесие. Димка вошел в спальню, прикрыл ногой дверь, поставил столик на постель и сам сел рядом.

– Ева, да у тебя руки дрожат, – удивился Дима, заметив, как мелко застучала ложка в чашке, когда Женя взяла ее в руки. – Ты что, в самом деле так испугалась? Ну ты как маленькая...

– Этот сон преследует меня с самого детства, – ответила девушка тихо.

– Расскажи, что за сон, – попросил Димка. – Не могу поверить, что от такой ерунды у человека могут трястись руки.

– Дим, давай не будем об этом, – отозвалась Женя. – Я уже успокоилась.

– Как хочешь, – отозвался он и откусил от бутерброда.

Они позавтракали в полном молчании. Потом Дима убрал столик на пол и снова забрался под одеяло.

– У тебя тут тепло! Нагрела, трусиха...

Женя закрыла ему рот ладонью. Ее взгляд был слишком серьезным, и Дима расхохотался.

– Ева, да перестань хмуриться! Посмотри, какой день за окном.

Далеко в небе кружила пара белых голубей. Лучи солнца ярко освещали их, и птицы походили на две мигающие звезды, вдруг вспыхнувшие при свете дня. У звездочек был свой маршрут, они летели, чуть касаясь крылами и радуясь теплому утру.

– Когда ты станешь Костоглодовой, мы каждый выходной день будем просыпаться вот так, и я буду подавать тебе в постель кофе. Здорово, правда?

– Димочка... – взмолилась Женя. – Ну почему мне нельзя оставить свою фамилию?

У Димки заиграли желваки на скулах.

– Опять спорить будем? – спросил он сдержанно. – Мне надоело повторять одно и то же по сто раз. Я не понимаю тебя. Чем тебе не нравится моя фамилия?

Женя поежилась:

– А вдруг у нас будут дети? Например, маленькая симпатичная девочка. А в свидетельстве о рождении у нее будет стоять фамилия... я даже произносить боюсь!

– У меня такое ощущение, что ты вообще не хочешь за меня замуж, – хмуро сказал Дима. – Что прицепилась к моей фамилии? Уж тогда придумала бы что-нибудь получше. Вон, тебя не устраивает будущая свекровь. Ведь не устраивает, да? Ну так бы и говорила: я не хочу выходить за тебя, потому что в нашей семье всегда будут раздоры.

– Дима, я хочу выйти за тебя, – ответила Женя. – Мне только не хочется, чтобы у нашей семьи была твоя фамилия. Ну не нравится она мне, понимаешь?

Дима встал с кровати и сердито бросил в девушку краем одеяла.

– Запомни! – процедил он, не глядя ей в глаза. – Если ты действительно хочешь нашей свадьбы, ты должна забыть про фамилию Березуцкая. Ясно? Ты будешь Евгенией Костоглодовой, и точка! А если я еще хоть раз услышу от тебя подобные оскорбления моего рода, мы расстанемся.

Женя опешила. Такого крутого поворота в их разговоре она не ожидала.

– Димочка, какие оскорбления, о чем ты? У меня и в мыслях не было оскорблять твой... твой древний род...

– Вот! – выкрикнул он. – Уже в тоне голоса слышу издевку!

– Какую издевку? – удивилась девушка еще больше.

– Зачем ты сказала «древний»? Ты издеваешься!

– Ну... ты же сам говорил, что у тебя очень древний род, казаки носили эту фамилию, даже у вас какая-то реликвия есть, сабля эта... Кстати, ты мне так и не показал ее.

– Не сабля, а шашка. Казацкая шашка! Теперь ты вряд ли увидишь ее, – зловеще усмехнулся Димка.

– Ой...

Женя всхлипнула, поняв, что праздник безнадежно испорчен. «И из-за чего? Из-за какой-то паршивой фамилии!»

– Ты все время нарываешься! – продолжал кипеть Дмитрий. – А между прочим, сама какая?

– Какая? – выдохнула Женя, ей так и хотелось зажать уши ладонями и не слышать больше ни единого слова. Но что-то не давало сделать это.

– Какая-какая! Ты погляди на себя со стороны, неужели не видишь?

– А что? – тихо спросила она и натянула одеяло до самых глаз, будто испугавшись, что кто-то увидит ее голой.

– Ты совсем не похожа на будущую жену офицера. Ходишь в какой-то тир, стреляешь там, потом... это... с красной повязкой мотаешься по городу... Учти, если хочешь стать моей женой, сворачивай поживей эту свою стреляльско-дээндэшную деятельность, и чем быстрей ты это сделаешь, тем лучше.

Женя вытаращила глаза. Вот тебе и сон о красном человеке! Все сбывается...

– И не смотри на меня так. Жена офицера не должна уметь стрелять из винтовки, она должна просто сидеть целый день дома и плевать в потолок. Ясно тебе?

– Ничего себе! – возмутилась девушка. – Это такие у тебя представления о жене? Спасибо, что заранее сообщил мне об этом...

– Пожалуйста! Что, побежишь теперь к своему спасителю похищенных детей? Правильно, беги! С ним тебе не придется мотаться по гарнизонам. С ним ты будешь как сыр в масле кататься. Да и фамилия у него, поди, не такая страшная. Какая, кстати, у него фамилия, не скажешь по секрету?

– Гру... Грушевский, – произнесла Женя, запнувшись.

– О! Евгения Грушевская! – воскликнул Дима голосом, полным сарказма. – Графиня! Е-мое... Как же я сразу не допер, балбес этакий... Все дело в фамилии! Я-то думал, что ты любишь меня... Просто любишь...

– Димочка...

Женя не успела сказать, что он не ошибается в ее чувствах, но парень уже выскочил из комнаты.

«Все! Все кончено! – Женька знала, что после такой крупной ссоры Дима вряд ли быстро успокоится. – Какая же я дура! Дура! Дура! Трижды дура! Полная идиотка! Абсолютная тупица!» Из ее глаз брызнули слезы. Женя уткнулась в подушку, чтобы всхлипов не было слышно. Минут через пять из прихожей донесся выстрел захлопнувшейся двери. Ее Дима ушел...

...Два дня до возвращения Марины Женя провела в каком-то полусне. Крутила на магнитофоне записи рок-групп, валялась на кровати или читала. Что за книга была, она не запомнила. Что-то из классики – рассказы то ли Чехова, то ли Куприна. Тупая боль в сердце к вечеру воскресенья превратилась в глухую тоску. Женя еще надеялась, что Дима вернется, поздравит ее с днем рождения... Потом она в одиночестве допила остатки коньяка, пожелала себе счастья в загробной жизни и, упав в незаправленную постель, заснула. Сон был тревожный и недолгий. Когда рано утром Марина открыла входную дверь, Женя уже проснулась. Держась за косяк, чтобы не упасть, она стояла и тупо смотрела на вернувшуюся подругу.

– Ну, как юбилей свой справила? – спросила Марина.

– Юбилей? – Женя округлила глаза. – Ах да, юбилей...

От Марины пахло дорогими духами и сигаретами. Несмотря на усталость с дороги, вся она излучала успокоение, будто старая бригантина, нашедшая свою гавань.

– Та-ак... – протянула подруга, – попробую сама догадаться. Твой благоверный, как я и предсказывала, ушел от тебя?

– Нет, все нормально, – ответила Женя. – Он вернется.

– Не вернется, – отрезала Марина тоном, не терпящим возражений. – Я же тебе сказала однажды, что именно так произойдет. Женя, Дмитрий – не пара тебе.

Женя промолчала. Она слишком устала от своих мыслей, чтобы еще спорить с подругой.

– А как у тебя дела? – спросила Женя.

Марина не смогла скрыть счастливой улыбки человека, у которого все идет по плану.

– Неплохо.

– Расскажи, пожалуйста, – очень тихо, но настойчиво попросила Женя.

Взгляд ее, видимо, был таким умоляющим, что Марина подошла и погладила Женю по волосам. Такого она никогда не делала. Жалость была ей чужда.

Что-то произошло. Это было видно по глазам Марины. Подруга изменилась.

– Ты влюбилась? – спросила Женя.

– Нет.

– Врешь. Маринка, говори правду. Я сейчас в таком состоянии, что любого вижу насквозь.

– Увы, – усмехнулась она, – в моем случае ты ошибаешься. Акелла промахнулся!

– Марин, что ты несешь? Какой Акелла?

– Это из сказки Киплинга. Неужели не видела мультик про Маугли?

– А! – вспомнила Женя. – Не заговаривай мне зубы. Выкладывай все.

– Поставь чайник. Я только приму душ, а потом все расскажу.

– Честно?

– Честно. Теперь это уже не секрет.

Марина исчезла за дверью ванной, оставив Женю в полном недоумении: «Что могло так изменить подругу, что теперь ее не узнать? Такое сотворить с ней могло только очень сильное землетрясение... Но разве в Москве бывают землетрясения?»

Женя набрала половину чайника, чтобы он закипел побыстрей. Когда пар повалил из носика, она вошла в ванную и сообщила:

– Вода закипе...

То, что она увидела, заморозило ее язык на полуслове. Маринка, уже умытая, с мокрыми волосами, сидела на маленьком стульчике с широко расставленными ногами и, согнувшись, что-то делала в области бикини.

– Что ты делаешь? – спросила Женя, чувствуя, как краснеют ее щеки.

Чтобы не брать на себя труд отвечать, Марина просто повернулась к ней всем телом. В руке у нее была бритва.

– Дурочка! – недовольно сказала она. – Я бреюсь.

– Зачем? – тупо спросила Женя.

– Зачем, зачем...

Марина встала во весь рост. Внизу ее живота, на лобке, Женя увидела тонкую полоску волос, а вокруг все было гладко выбрито. Проследив, с каким удивлением подруга взирает на ее интимную прическу, Марина не выдержала и расхохоталась:

– Женька, ты натуральная идиотка! Без стука заявляешься в ванную, пялишься, прости господи, на мой лобок и хлопаешь глазами!

– Прости, – сказала Женя и вышла из ванной.

Через две минуты Марина, благоухая шампунем, вошла в кухню. Ее лицо украшала снисходительная улыбка, а мокрые волосы были убраны в полотенце, и всем этим она здорово смахивала на египетскую царицу.

– Налей мне. Четыре ложки сахара, как всегда.

Женя молча выполнила ее просьбу, чуть не плеснув себе кипятка на ногу.

Они сели пить чай.

– Жень, а почему бы и тебе не побриться?

– Зачем? – удивилась Женя.

– Во-первых, это сейчас модно. А во-вторых, гигиенично. Особенно для тех, кто живет в общежитии, – добавила Марина, улыбнувшись.

– Ага, – возразила Женя, – а оно потом отрастает и колется. Валька из соседней комнаты пробовала. Ругалась, говорила, что нормально в бикини ходить не может – все чешется.

– Дура твоя Валька. Небось купила себе самые дешевые трусы, тут поневоле заругаешься. Надо хэбэшку брать. Или шелковые. Но на шелк у твоей подружки уж точно денег не будет.

– Все равно, мне не нравится, – упиралась Женька. – Ты же знаешь, я бриться не люблю. У меня и под мышками иногда раздражение бывает. А если тут побрею, вообще ходить не смогу.

– Тогда побрейся не полностью, а немного. Выровняй волосы, чтобы красиво было. Мужчин знаешь как это заводит? Мммм!.. Или знаешь что, – Марина хлопнула себя по лбу, – давай мы тебя выкрасим. Купим басмы, и станешь ты внизу зеленой. Хочешь? Представь, зеленые волосы, как водоросли. И как я раньше до такого не додумалась!

– Вот себя и крась, а от меня отстань, – начала сердиться Женька. – Глупые у тебя идеи.

– Обязательно покрашу, когда будет что, – согласилась Марина. – А ты так и останешься обросшей, как макака в джунглях. Ни один макак не захочет даже взглянуть в твою сторону.

– Но Дима в субботу... Нет... в пятницу...

Женя вовремя остановилась, заметив ехидный блеск в глазах подруги.

– Ну? Говори, говори. Что было в пятницу?

– Он меня любил... Очень страстно.

– Ну да. А потом сбежал!

Маринка расхохоталась, но злобы в ее смехе не было.

Минут пять девушки молчали. Марина пила чай, а Женя бессознательно считала конфеты, горкой лежавшие на столе.

– Женечка, – заговорила наконец подруга, – жизнь – это не нитка, натянутая «от» и «до». Запомни это. Если бы я не знала, не говорила бы. Я... я через три месяца выхожу замуж. Вот так.

Женя вытаращила на нее глаза:

– За... замуж?! За кого?

– За очень хорошего человека. Это мамин деловой партнер. Я с ним познакомилась, когда на каникулы приезжала. Ты не представляешь, какой он умный...

– Ты любишь его?

– Нет. Вернее... – Она бросила на подругу быстрый воровской взгляд. – Ну ты этого не поймешь. Это очень сложно.

– Ну конечно! – теперь усмехнулась Женя. – Куда мне понять. Я же дура. Нет – идиотка.

– Не язви. Я старше тебя. И по годам, и по опыту. Ты мне еще сто раз спасибо скажешь.

Девушки замолчали. Женя думала о том, что действительно не понимает Марину. То ли и правда такая дура, или все на самом деле не так просто в жизни. Дима, которого она любит со школы, ей не пара! Как уверяла подруга, должно быть что-то более стоящее, более важное. Но что может быть важней любви? Ведь она любит Диму! Это самое главное, и ничто другое не может помешать этой любви!

Марина сходила в прихожую и вернулась с фотографией.

– Нейман Сергей Иосифович, – сказала она, положив карточку на стол.

Женя увидела мужчину лет тридцати пяти с прилизанными волосами и небольшой проплешиной на макушке. На мясистом носу сидели очки в золотистой оправе. Густые брови, сдвинутые к переносице, указывали на усиленную работу мысли. Из-под вздернутой верхней губы желтели зубы. Картинка, одним словом...

– Ну ты даешь! – Женя непроизвольно повела плечами от брезгливости. – И это твой жених? К нему ты летала в Москву?

– Не смейся. Сережа очень хороший человек. И он ко мне очень хорошо относится. А я хочу иметь ребенка. Мне одной его не поднять. Ты же видишь, я не привыкла считать копейки. А Сережа... Ну да, у него сложный характер, но в постели он – замечательный. Несмотря на лысину и мохнатые брови. – Марина улыбнулась. – В общем, я очень рада, что встретила именно такого мужчину в своей жизни. Ты же знаешь мужчин... Хотя кому я это говорю? Ни черта ты не разбираешься в этих скотах. В общем, Сережа будет мой. А кто кого любит – это не так уж важно.

Женя широко раскрытыми глазами смотрела на подругу, стараясь не пропустить ни одного слова.

– Я спала c кучей мужиков, и все они вели себя одинаково – словно бросались на добычу. А Сереженька не такой. – Взгляд Марины остановился на вазе с цветами. – Он как ласковый шмель, который осторожно заползает в цветок. Нежный. Он боготворит меня. С ним я чувствую себя женщиной. Он никогда не обидит. Он сделает все, чтобы мне было хорошо. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Дима тоже нежный. И еще он красивый. Неужели тебе приятно ложиться в постель с этим... – Женя презрительно ткнула пальцем в фотографию, – с этим Иосифом...

Марина спрятала карточку.

– Вот в этом все дело, – сказала она. – Твой Дима – красавчик. Чуешь, откуда ветер дует? Точнее – куда.

– Не поняла... – насторожилась Женя. – Ты это о чем?

– А о том, – усмехнулась подруга. – Если ты считаешь, что он твой, то это только сейчас. Стоит какой-нибудь вертихвостке вильнуть задом – и он уже не твой. Ясно?

– Да что вы все, сговорились, что ли? – возмутилась Женька. – Элька тоже мне еще с десятого класса пытается найти подходящего, с ее точки зрения, мужа.

– Элька – это та подруга, у которой ты дочку будешь крестить?

– Ну. Мы как-то Новый год вместе праздновали, так она все меня за одного певца сватала.

– За какого певца?

– Да был там один, в ансамбле пел. Баритон. Сейчас вроде институт уже закончил, приветы мне передает всегда через нее.

– Вот видишь, – улыбнулась Марина. – А ты неблагодарная, не хочешь прислушиваться к тем, кто тебе добра желает.

– Элька, между прочим, своего мужа любит. И я Димку люблю. И мне никто больше не нужен, кроме него.

Женя задумалась: «Только вот Марина права в одном – всякие разные так и норовят отнять у меня Димку».