На зависть Идолам (ЛП)

Глава 6

Лето дома с папой гораздо менее насыщено событиями, чем моя неделя в Хэмптонс. Я лишь мельком увидела, каким будет следующий год, и уже готовлюсь к тотальной войне.

— Ты в порядке, Мишка-Марни? — спрашивает Чарли, наматывая леску. Мы сидим на берегу местного места для рыбалки, притворяясь, что у нас действительно есть навыки, чтобы хоть что-то поймать. Ни у кого из нас не было ни единой рыбёшки, и я знаю, что в этом пруду водится всевозможная рыба. Должно быть, просто сказывается наше полное отсутствие опыта.

— Я в порядке, — отвечаю я, чувствуя, как бабочки порхают у меня в животе, когда в кармане зазвенел телефон. Каждый раз, когда я слышу, как он издаёт звук, у меня возникает это ощущение. Может быть, потому, что с тех пор, как я уехала из Хэмптонс, у меня не было недостатка в сообщениях. От Миранды, от Эндрю, от Лиззи.

И от всех пятерых парней: Виндзора, Зака, Крида, Зейда и даже Тристана.

— Ты уверена? — спрашивает папа, откладывая удочку в сторону и открывая холодильник. Он достаёт пару газированных напитков для нас, и я улыбаюсь. В прошлом он, возможно, пошёл бы выпить пива и попытался бы оправдаться передо мной. «Только одну, Марни, и ничего больше». Даже если бы он сдержал своё обещание на этот единственный день, к концу недели он был бы пьян. Он действительно прилагал честные усилия. — Ты кажешься немного отстранённой.

— Да просто… Я нервничаю из-за того, что в следующем месяце начнутся занятия в школе. — И под следующим месяцем, я имею в виду через неделю. Мой желудок переворачивается, и я резко выдыхаю. У меня скоро день рождения, пятого сентября. Мне будет семнадцать, и я буду учиться третий год в Подготовительной Академии Бёрберри. Всё это происходит так быстро, что я почти боюсь увидеть, что произойдёт, когда это закончится.

— Кажется, у тебя появилось много новых друзей, — подбирается папа, выуживая информацию. В этом он преуспевает примерно так же, как в ловле рыбы. Я улыбаюсь и заправляю прядь волос за ухо. Я немного отрастила их, но они всё ещё короткие, всё ещё розово-золотистые. Теперь это своего рода мой фирменный цвет. Мои пальцы блуждают по татуировке на бедре, прижимаясь к тазовой кости для успокоения. Я не позволю Клубу Бесконечности победить меня.

— Они просто друзья, — повторяю я с усмешкой, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Мы так похожи: те же карие глаза, те же тёмные волосы (до того, как мои перекрасили), та же полная верхняя губа с небольшим углублением посередине, тот же маленький нос пуговкой. Папа всегда говорит, что на мне его черты лица смотрятся лучше, чем когда-либо на нём, но я всё равно думаю, что он довольно красивый мужчина. — Если у меня появится парень, ты узнаешь об этом первым.

Я отдаю ему честь, и он морщится, но, по крайней мере, он тоже улыбается. За последние несколько недель я заметила, что он похудел, и у него начали выпадать волосы. Грёбаная химиотерапия. Одновременно и благословение, и проклятие. Наша старая соседка из трейлерного парка, миссис Флеминг, не только лучшая в мире женщина в переписке в возрасте старше девяноста лет, но и сама выращивает марихуану с помощью своих взрослых внуков. Она четыре раза в своей жизни побеждала рак и клянётся, что причиной этого является марихуана. Она приносит папе косяки, съестные припасы и другие вещи и, чтобы компенсировать свою глухоту, очень громко кричит о том, чтобы он принимал своё лекарство.

Может быть, это поможет, а может быть, и нет, но, по крайней мере, медицинский центр отлично заботится о Чарли. Однажды ночью я проснулась в холодном поту, в панике по этому поводу, уверенная, что Харпер собирается каким-то образом отравить моего отца, но Зак успокоил меня.

Правила Клуба Бесконечности незыблемы. Харпер никогда бы не причинила вреда Чарли, потому что это означало бы её конец — в финансовом, социальном плане и в бизнесе. Другие члены Клуба очень серьёзно относятся к ставкам. И под другими членами я не имею в виду младшую секту.

Резко выдыхая, я открываю банку с содовой и залпом выпиваю её. Я пытаюсь уговорить папу отказаться от сахара вместе со мной, но он говорит, что может бороться только с одним пороком за раз, так что пока мы оба всё ещё сладкоежки-наркоманы.

По дороге домой Чарли внезапно тянется выключить радио — несмотря на то, что звучит его любимая песня во всём мире «Every Little Thing She Does is Magic» в исполнении «The Police», — а затем тяжело откидывается на спинку сиденья, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев. Моя первая мысль — что с его здоровьем что-то не так, и я начинаю паниковать.

— Что? — мой голос пронзительный, высокий и незнакомый, в моей голове оживает целый сонм ночных кошмаров. — Папа, пожалуйста. — Мой голос срывается, и Чарли протягивает руку, чтобы взять меня за руку.

— Мишка-Марни, всё хорошо, всё хорошо. — Он улыбается, когда моё сердце учащённо бьётся, и я прищуриваю глаза. — Это из-за твоего дня рождения, вот и всё. — Я резко выдыхаю и откидываюсь на спинку сиденья, убирая с лица немного жёлтого ватина, который вылезает из подголовника. — Твои друзья попросили у меня разрешения организовать вечеринку-сюрприз.

— Вечеринку-сюрприз… о которой ты мне рассказываешь? — спрашиваю я, бросая взгляд на свой телефон и находя сообщения от большинства моих новых «друзей». Новые Голубокровные. Меня охватывает прилив энергии, и я облизываю губы. Я, Голубокровка? Идол? Конечно же, Тристан шутил. И вообще, я никогда не смогла бы быть такой жестокой. Я бы никогда не вписалась.

— Ну, я хотел убедиться, что ты не против, — продолжает папа, когда мы въезжаем на подъездную дорожку к нашему новому дому. Иногда это приводит в замешательство — не возвращаться в вагончик. У меня так много приятных воспоминаний о том месте. И плохих тоже. Я буду скучать по нему, но я не против смены обстановки. — Эти мальчики, если они снова будут издеваться над тобой…

— Они не будут, — говорю я, и слова выходят сильными, уверенными. Я жду, пока папа припарковывает грузовик и заглушает двигатель, прежде чем протягиваю руку и беру его за руку. — И я никогда не заставлю тебя пройти через то, что было раньше.

Красные полосы, вода становится розовой, моя спина соскальзывает по стенке душа.

Дыши, Марни, дыши.

— Если тебе нужно что-то мне сказать, — начинает папа, его щеки слегка краснеют, — даже если это о сексе или о чём-то подобном, я здесь. Ты ничего не могла бы сделать, что изменило бы мою любовь к тебе, Марни. Если ты придёшь ко мне с вопросами, я обещаю, что не буду злиться.

Моё серьёзное выражение лица превращается в улыбку, и я наклоняюсь вперёд, чтобы обвить руками его шею в очень похожем на Миранду объятии. Когда я откидываюсь на спинку сиденья, папа тоже улыбается.

— Ладно. Если у меня возникнут какие-либо вопросы, я сначала спрошу у Google, но не буду забывать о тебе ни на секунду. — Папа смеётся, но в этом звуке слышится наполовину веселье, наполовину облегчение. Хорошо. — И да, про вечеринку. На самом деле, я очень рада этому.

Я не говорю этого вслух, но… прошли годы с тех пор, как я отмечала день рождения с кем-либо, кроме себя и папы.

В прошлом году Зак пытался, но я не была к этому готова.

В этом году я открыта для перемен.

И я не боюсь.

Я никому не говорю, что папа уже проболтался о моей вечеринке. Вместо этого, когда он начинает вести себя как белка в колесе после нашего завтрака с блинчиками на вокзале, я просто улыбаюсь и прикрываю смех рукой.

Когда мы подъезжаем к боулингу Лоуэр Бэнкс — единственному классному месту для игры в боулинг во всем районе метро Круз-Бэй, — снаружи припаркованы машины, которые стоят больше, чем весь этот бизнес. Ха-ха. Если бы я раньше не знала, что сейчас произойдёт, я бы поняла всё уже сейчас.

Моё сердце пропускает несколько ударов, когда папа бросается открывать мою дверь, обращаясь со мной как с принцессой. Я чувствую себя немного похожей на неё в чёрном вечернем платье, которое я выбрала. Это платье с высокой посадкой (спереди короче, чем сзади) с лифом без рукавов, расшитым бисером, и небольшим воротничком, застёгивающимся сзади на пуговицы. Лучшая часть? Я заплатила за него сорок баксов онлайн и чувствую себя в нём потрясающе. Мне не нужны дизайнерские платья или туфли, чтобы чувствовать себя красивой. Это может прозвучать банально, но я действительно верю, что энергия есть внутри каждого из нас.

Прикусив нижнюю губу, я останавливаюсь прямо перед дверью, рядом с табличкой «Закрыто для частной вечеринки», а затем прохожу внутрь.

— Сюрприз!

Небольшая группа, собравшаяся в прихожей, рядом со старой кофе-машиной, и окнами из матового стекла, отделяющими обеденную зону, приветствуют друг друга. В этом приветствии так много энтузиазма, даже несмотря на то, что Крид зевает и хлопает в ладоши одновременно, а Тристан такой же подавленный, как всегда. Остальные — Миранда, Лиззи, Эндрю, Зак, Виндзор и Зейд — всё восполняют.

— Тебе сегодня семнадцать! — кричит Миранда, танцуя, подбегая ко мне и сжимая меня с таким энтузиазмом, что мои ноги отрываются от пола. От неё пахнет спреем для тела Виктория Сикрет, на котором все так помешаны. «Love Spell», вроде? Интересно, есть ли у неё новая подружка?

— Мне семнадцать, — повторяю я, смеясь, отталкиваю её, и Лиззи подходит ко мне, чтобы обнять гораздо мягче, но не менее крепко. Объятия каждой девушки соответствуют их индивидуальности. Эта мысль заставляет меня улыбнуться.

— С днём рождения, — говорит Лиззи, отстраняясь и замечая моего папу. У неё перехватывает дыхание, а янтарные глаза становятся большими. — Мистер. Рид. — Слова произносятся шёпотом, и мне требуется минута, чтобы понять, что происходит. Она беспокоится, что он знает о её участии в пари. Но нет. И, честно говоря, на данный момент нет никаких причин говорить ему об этом.

— Лиззи, это Чарли, — представляю я их так просто, как только могу, одаривая её взглядом, который, я надеюсь, передаёт это. Они пожимают друг другу руки, когда я подхожу к Эндрю. Он на самом деле одет в белую рубашку с радужным флагом спереди. Я поднимаю брови, и он улыбается, протягивая руку, чтобы взъерошить свои каштановые волосы.

— Я не такой храбрый, как ты, — говорит он, на что я тоже приподнимаю бровь. Я никогда не считала себя храброй. Я учусь уверенности в себе и заботе о себе, но храбрости? Я ещё не уверена, что достигла этого. — Просто мои родители всё ещё в Италии, так что… — Эндрю замолкает, но мы всё равно обнимаемся.

С этими людьми легко здороваться.

Остальная часть группы… сложная.

Ну, может быть, для меня. Виндзор ещё не врубился в ситуацию. Он сбивает меня с ног, и я взвизгиваю от удивления, когда он разворачивает меня и ставит обратно, переплетая свои пальцы с моими и поднимая их вверх, так что мы соприкасаемся ладонями. Моё сердце колотится, пульс учащается, когда он наклоняется и целует меня в обе щеки.

Мой папа смотрит на нас с очень сдержанным и растерянным выражением лица. После того, как я объяснила ему, кто такой Виндзор, он мне не поверил. Он буквально поспорил со мной на двадцать баксов, что я над ним подшучиваю. Затем он посмотрел «принца» на своём телефоне, шаркающей походкой подошёл к двери моей спальни и положил небольшую пачку банкнот в единицах и пятёрках на мой туалетный столик.

«Моя дочь ходит в школу с членами королевской семьи», — пробормотал он, а затем добавил: «Неудивительно, что ты не захотела покидать эту школу».

— Мы все прилетели на твой день рождения, и, — Виндзор поднимает один палец, — поскольку во всем Круз-Бэй нет подходящего пятизвёздочного отеля, мы остановимся в отеле типа «постель и завтрак Бэйсайд». — Когда улыбка расползается по моему лицу, Виндзор хихикает. — Думал, ты получишь от этого удовольствие.

— Вы, ребята, знаете, что в отеле типа «постель и завтрак Бэйсайд» водятся привидения, верно? — спрашиваю я. — И, кроме того, их континентальный завтрак состоит из апельсинов в миске и холодных хлопьев. Там нет камердинера, нет подготовки постели ко сну, и они определённо не довели до совершенства искусство целования ваших задниц.

— Ага, мы уже убедились в этом вчера, — говорит Тристан, отводя серые глаза в сторону. Его руки крепко скрещены на груди, и, хотя я не психолог, в его позе есть что-то такое, что говорит об осторожности, замкнутости, недоступности. Интересно, он делает это нарочно? — С потолка в моей ванной тычет, и там нет обслуживания номеров.

— Гренадин-Хайтс может быть эксклюзивным районом, но в целом Круз-Бэй спокойный и очень непринуждённый район Западного побережья. Извините, ребята. — Я улыбаюсь, когда Виндзор отпускает меня, и поворачиваюсь, чтобы увидеть Зака, наблюдающего за нами в новенькой красно-чёрной университетской куртке на плечах.

— Они позволили тебе вернуться в команду? — спрашиваю я, и он кивает, слегка поморщившись.

— Честно говоря, это какая-то чушь собачья, что они так легко простили меня, — начинает он, но затем я обвиваю руками его стройную талию, и он заключает меня в объятия, от которых я покрываюсь потом. Рядом с ним я чувствую себя как-то странно, так, как никогда раньше.

Папа что-то бормочет себе под нос и исчезает в обеденной зоне, чтобы заказать рутбир Флоат (прим. — напиток в виде мороженого с добавлением корневого (безалкогольного) пива). Он пытается оставить меня наедине с моими друзьями, что я ценю, но время от времени его взгляд скользит в нашу сторону.

— Выиграй для Бёрберри в этом году, хорошо? — я говорю это, потому что как только я отомстила и вычеркнула его имя из своего списка, с меня хватило. Нет смысла бить мёртвую лошадь, и я верю, что Зак усвоил урок, который он никогда не забудет. Я мстила не для того, чтобы злорадствовать по этому поводу или валяться в крови своих врагов, как это могла бы сделать Харпер. И теперь, когда всё кончено — во всяком случае, с этими парнями, — я готова вступить на путь прощения.

Спросите любого: прощение — гораздо более трудный путь, чем месть.

Это я знаю наверняка, потому что через несколько секунд дверь открывается и входит Дженнифер со связкой воздушных шариков в руке.

Моё сердце превращается в лёд, проваливается в желудок и разлетается на осколки.

Меня тошнит.

— Привет… — начинает Миранда, выглядя совершенно неуверенно. Но потом она оглядывается на меня, видит моё лицо и понимает: это моя мать. Она тоже знает все истории об измене, об остановке и о сестре, которую я никогда не встречала.

— Марни, — начинает Дженнифер, направляясь к нам в вечернем платье, почти таком же модном и пышном, как моё собственное. — Я тебе кое-что принесла. — Она лавирует между моими друзьями, не обращая на них внимания. То есть до тех пор, пока она не увидит Виндзора Йорка. — О. О мой Бог. Ваше величество. — Она выпаливает эти слова, и моё лицо становится свекольно-красным. Моя кожа, наверное, раскалена до предела.

Дженнифер поворачивается ко мне с выражением неподдельного ликования на лице, как будто то, что я дружу с британской королевской семьёй, каким-то образом отражается на ней положительным образом. Честно говоря, я никогда в жизни ни с кем не чувствовала себя такой чужой, как с Дженнифер. Она незнакомка в самом худшем смысле этого слова. Я имею в виду, что она моя мать, одна из людей в этом мире, которые должны быть мне ближе, чем кто-либо другой, и всё же она так же далека от меня, как случайная женщина с улицы.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, когда папа выходит из-за края стеклянной стены и удивлённо смотрит на неё. По выражению его лица я могу сказать, что он тоже её не приглашал. Он бы не поступил так со мной, не спросив.

— Ну, в разговоре с твоим отцом мимоходом всплыло, что ты могла бы быть сегодня здесь… — Дженнифер замолкает, её светлые волосы уложены на макушке, как у принцессы, и украшены блестящими серебряными нитями и крошечными жемчужными бусинками.

— Я не приглашал тебя, Дженн, — говорит Чарли, на его лице странная смесь сочувствия и разочарования.

Я чувствую себя так странно, переживая этот момент с Идолами по одну сторону от меня, Заком и Виндзором по другую, а мои новые друзья выстроились веером позади моей матери с соответствующими выражениями сочувствия.

— Я просто пришла подарить своей малышке несколько воздушных шариков, — говорит Дженнифер, передавая подпрыгивающий свёрток. Её взгляд скользит мимо меня и останавливается на Зейде. Её накрашенный красным рот приоткрывается от удивления. — Ты сын Билли Кайзера, да?

— Единственный и неповторимый, — отвечает Зейд, но в его голосе звучит лёгкое раздражение. Когда я снова смотрю на него, то вижу, что он изучает моё настроение. Он тоже знает, каково это — иметь отсутствующего родителя.

— Ты определённо хорошо справилась в академии, все эти милые друзья, — говорит Дженнифер, слегка задыхаясь, когда её голубые глаза окидывают Тристана и Крида, прежде чем снова повернуться ко мне. — Который из них твой парень?

«Прощение — это добродетель», — говорю я себе, глядя в лицо своей матери. Я пытаюсь заставить себя улыбнуться, но мои губы остаются неподвижными. Всё, о чём я могу думать, — это сидеть под дождём, плакать, смотреть, как машины въезжают на стоянку и выезжают с неё, пока я прячусь под толстыми ветвями дерева.

Дженнифер оставила меня на остановке парковки для отдыха, потому что её новому парню не понравилось, что я плачу.

— Я ещё не решила. — Слова вылетают вот так просто, плоско и незаинтересованно. Почти скучно. Дженнифер пристально смотрит на меня, и я смотрю в ответ. — Может быть, я выберу их всех? — она смеётся, немного нервно, но смех получается негромким, и в комнате воцаряется полная тишина. — Спасибо за воздушные шарики. — Миранда подкрадывается ближе, как будто чувствует, что мне нужна поддержка, и я протягиваю ей наполненный гелием букет. — Выпей рутбира или ещё чего-нибудь и останься ненадолго.

Я отворачиваюсь, моё лицо пылает, руки трясутся, и в конце концов я смотрю прямо на Тристана.

Он смотрит на меня, как будто сбит с толку и не знает, что со мной делать.

— Это та часть, где ты поздравляешь меня с днём рождения, — шепчу я, и что-то в его жёстком выражении лица слегка смягчается.

— С днём рождения. Я знаю, каково это — иметь дерьмовых родителей; не позволяй им омрачать твой праздник.

— Прошу прощения, молодой человек, — говорит Дженнифер, но я улыбаюсь и игнорирую её. Я слышу, как Чарли что-то бормочет, увлекая её в сторону столовой.

Тристан лезет в карман и снова достаёт то чёртово ожерелье. То самое грёбаное ожерелье. Он вопросительно поднимает его, и я поворачиваюсь, позволяя ему накинуть его мне на шею. Когда он наклоняется, его губы касаются моего уха, и я вздрагиваю.

— Я правда имел в виду то, что сказал, когда просматривал те открытки: твоя была единственной, которую я не возненавидел. — Он застёгивает застёжку и отпускает меня, отступая назад, когда я протягиваю руку, чтобы поиграть с махровыми розами. Путешествие этого ожерелья напоминает мне о моих отношениях с Тристаном, об этих странных метаниях туда-сюда, от которых у меня пересыхает во рту и болит грудь. Когда я смотрю на него, я тоскую.

Тоскую.

Я только что сказала «тоскую».

Прежде чем я успеваю хорошенько подумать об этом, я поворачиваюсь к Зейду, игнорируя устремлённый на меня янтарный взгляд Лиззи. Часть меня задаётся вопросом, не стоит ли мне ещё раз вернуть ожерелье, отдать Тристана в объятия Лиззи. Кажется, она действительно заинтересована в нём…

— Я сумел одурачить тебя подарив серьги раньше времени? — спрашивает Зейд, улыбаясь мне и скручивая свои теперь уже ярко-красные волосы в маленькие, покрытые гелем колючки. Цвет такой яркий и безумный, но ему идёт. Чёрт возьми, я не уверена, что в мире есть цвет, который бы ему не подошёл.

— О, я была так одурачена, — говорю я, тоже обнимая его. То, что он заставляет меня чувствовать, то, что они все заставляют меня чувствовать… Третий год в Академии Бёрберри обещает быть гормональным бардаком. Я уже знаю это. Зейд обнимает меня долго, дольше, чем сделало бы большинство друзей, и Миранда грубо откашливается рядом с нами.

Мы расходимся, и мои глаза немедленно встречаются с ледяными голубыми глазами Крида.

— Марни. — Он и выглядит, и звучит немного… раздражённо. — Счастливого семнадцатилетия.

«Я начал думать о тебе… как о своей».

Я облизываю внезапно пересохшие губы и пытаюсь решить, стоит ли мне обнять его. Я не обнимала Тристана, но я обняла всех остальных. Крид и я просто смотрим друг на друга. Наконец, поскольку я просто не могу вынести этого чёртова напряжения, я обнимаю его и крепко сжимаю в объятиях. Я отпускаю его прежде, чем у него появляется шанс вернуть жест, и обнаруживаю, что его обычно прикрытые сонные глаза расширились до размеров синих блюдец.

— Давайте начнём веселье и игры! — выдыхаю я слишком бодро, чтобы кто-то мог мне поверить, а затем чуть не ломаю лодыжку, спускаясь по ступенькам. Зак успокаивает меня, положив большую тёплую руку мне на плечо, и мы все расходимся веером на скамейке запасных, пока Миранда и Эндрю называют каждого по имени. Один из сотрудников подходит принять наши заказы на напитки, и в итоге я получаю шоколадный молочный коктейль, покрытый радужной глазурью, и слишком много вишни мараскино.

Возникает некоторая неловкость, когда мы все устраиваемся вместе. Мы не совсем лучшие друзья, и это серьёзная проблема.

По сути, я тусуюсь с четырьмя своими тиранами. Пятью, если считать Лиззи за то, что она сделала ту ставку.

— Почему бы вам, парни, не сделать ставку в Клубе Бесконечности на боулинг? — я шучу, и, клянусь, все поворачивают головы прямо ко мне. — Неуместная шутка, да? — я хихикаю, но я единственная, кто находит это смешным. — Я могла бы рассказать вам об истории этого здания. Он был построен в 1892 году в качестве борделя, финансируемый богатым железнодорожным бароном, потому что он думал, что если бы шахтёры, приезжающие на золотую лихорадку, имели компанию женщин, они были бы менее жестокими…

— Ты можешь шутить о Клубе, если хочешь, — яростно говорит Зак, наблюдая, как я потягиваю свой молочный коктейль через соломинку в красно-белую полоску. — Тебя он задел больше всего. И я уже говорил тебе: это чертовски сексуально, когда ты рассказываешь исторические факты. — Он улыбается мне, а затем стягивает свою университетскую куртку со своих широких плеч, натягивая согретую его телом ткань поверх моей.

Моё сердце скручивается в узел, а затем умирает от всех этих чувств.

Мои щёки краснеют, когда я протягиваю руку, чтобы запахнуть куртку, чувствуя себя подростком из пятидесятых или что-то в этом роде, пьющим молочный коктейль из газировки в автомате и надевающим школьную куртку своего парня в боулинге.

Не то чтобы Зак был моим парнем или что-то в этом роде.

Я имею в виду, он не спрашивал.

И даже если бы он это сделал, я не знаю, сказала бы я да.

«Чёрт, она пахнет им», — думаю я, изо всех сил сдерживая стон. В последний раз, когда я надевала его толстовку с капюшоном, я чуть не умерла от запаха. Спортивный, но в то же время землистый, как мускус и кедр.

— Ладно, любовничек, — говорит Виндзор, подталкивая Зака к стойке с шарами для боулинга позади нас. — Выбери какой-нибудь, и давай начнём эту игру. Мне очень нравится надирать задницы, даже когда речь не идёт ни о каких ставках. — Он улыбается, и я думаю о том, что он сделал с Беном. Я имею в виду, Бен заслужил это, но всё же. Я не думаю, что Виндзор сейчас шутит.

Игра начинается на ура, и я с удивлением вижу, что и Зак, и Виндзор чертовски хорошие игроки в боулинг. К счастью, все остальные посредственны… а Тристан — отстой. Типа, он, безусловно, самый худший.

— Неужели есть что-то, в чём ты не силен? — с удивлением спрашиваю я, когда он закидывает ещё один мяч в жёлоб и прищуривает свои красивые серые глаза, глядя на дорожку. Он бросает на меня взгляд, но я ухмыляюсь. — Это шокирует.

— Я никогда раньше не играл в боулинг, — отвечает он, и улыбка сползает с моего лица. Теперь я просто пялюсь на него, разинув рот.

— Ты никогда раньше не играл в боулинг? — я выдыхаю, а потом обнаруживаю, что снова улыбаюсь. — Ну, всё когда-нибудь бывает в первый раз, верно? У тебя получится. — Тристан смотрит на меня, как на сумасшедшую, а затем отступает назад, чтобы Лиззи могла занять свою очередь.

Её обручальное кольцо сверкает, когда она берёт в руки золотой шарик.

— Ты никогда не расслаблялся настолько, чтобы попробовать что-то вроде боулинга, — говорит она, делая шаг вперёд и готовясь к броску. Она слегка улыбается, прежде чем выдохнуть, фокусируя свои янтарные глаза на кеглях, а затем отпускает мяч, как профессионал. — Страйк! — Лиззи визжит и подпрыгивает вверх-вниз, обвивая руками шею Тристана.

Он выглядит так, словно его только что ударили в живот.

Я чувствую себя так, словно меня только что ударили под дых.

Лиззи отстраняется, краснея, а затем убирает с лица несколько тёмных локонов. Она бросает взгляд в мою сторону, но я притворяюсь, что не замечаю этого. Внутри у меня всё скручивается от тоски.

— Слова «расслабляться» нет в моём словарном запасе, — наконец произносит Тристан, и я слегка съёживаюсь.

«Занятие сексом в общественном туалете, вообще-то, было похоже на расслабление», — кисло думаю я, не совсем понимая, почему я вдруг так разволновалась из-за этого. «Или в кладовке в первый день учёбы». Моё внимание слегка переключается на Лиззи, когда Зейд выходит на дорожку. Они с Тристаном когда-нибудь… и если да, то действительно ли я хочу об этом знать?

Её янтарные глаза встречаются с моими, и я краснею.

— Ах, нахуй эту кучу волосатых козлиных яиц, — стонет Зейд, когда его мяч отскакивает на соседнюю полосу. Он проводит ладонями по лицу, пока я смеюсь, размазывая подводку ровно настолько, чтобы придать ему сексуальный рокерский вид. — Эта игра сложнее, чем кажется.

— Это интересное ругательство, — говорю я с лёгким смешком, прикрывая рот и пытаясь игнорировать беспокойство, которое вызывает у меня история с Лиззи и Тристаном. Она отступила назад к скамейке, чтобы сесть рядом с Заком, но король Бёрберри по-прежнему смотрит на меня своими нервирующими серыми глазами. Они цвета надгробий, состарившихся и изношенных за его семнадцать лет, и наполнены гораздо большим количеством эмоций, чем камень, из которого они сделаны.

— Да, ну, я артист, — мурлычет Зейд, и в том, как он говорит, есть что-то такое, что говорит всему миру о том, что он умеет петь. Однажды я хотела бы увидеть его выступление вживую. Держу пари, наблюдать за ним — настоящее удовольствие. На долю секунды я чувствую укол вины за то, что сделала. Но потом я вспоминаю трофей и то, как я надела его красное платье, а потом…

Я выдыхаю и встряхиваю руками.

Здесь я работаю над прощением, а не над обидами. Какой смысл держать её в руках? Предпринимайте действия, которые вам необходимо предпринять, и двигайтесь дальше. Этим Идолам Голубых Кровей нужно было усвоить урок; и я преподала его им. Теперь я отпускаю это.

С другой стороны, девочки — это совсем другая история.

Занятия в школе начинаются всего через несколько дней; я должна быть готова.

— Ладно, сэр артист, — шучу я, поднимая свой мяч с дорожки и облизывая нижнюю губу, — смотри и учись, как это делает профессионал.

— Ты ещё пожалеешь об этом, — хихикает Зейд, складывая руки на груди. Когда я бросаю в его сторону ответный взгляд, он поднимает одну татуированную руку и лениво машет ею в мою сторону. — Продолжайте, Мисс Экстраординарный Эксперт по боулингу, и давайте посмотрим на эти ваши профессиональные приёмы.

Я усмехаюсь и поворачиваю обратно на дорожку, совершая этот драматичный маленький забег, прежде чем бросить мяч и посмотреть, как он вибрирует, крутится, а затем исчезает перед тем как сбить одну-единственную дурацкую кеглю.

— Чёртовы шары из пчелиного воска, пропитанные мёдом, — ругаюсь я, и Зейд воет от смеха. Чёрт, я скучала по этому смеху. Он смеётся так сильно, что сгибается в поясе.

— Шары из пчелиного воска?! Это по-твоему ругательство?!

— Эй, это лучше, чем яйца волосатого козла, — ворчу я, забирая свой мяч, и замираю, когда Зак подходит ко мне. Он приподнимает свои тёмные брови.

— Хочешь несколько советов? — спрашивает он, и моё сердце начинает биться как сумасшедшее. Я киваю, и он подходит ко мне сзади, кладёт свои большие руки мне на бёдра, заставляя меня дрожать. Он направляет меня к определённому месту, а затем показывает, как держать мяч, куда класть пальцы. — Поскольку ты именинница, я помогу тебе сбить её в первый раз. После этого ты сама по себе. — Он стоит позади меня, скользя пальцами по моей правой руке, прежде чем наклониться через плечо, чтобы запечатлеть лёгкий поцелуй на моей правой щеке.

Я почти таю прямо там, на глазах у всех.

Вместо этого я выдыхаю и вздрагиваю, когда Зак помогает мне бросить мяч именно таким образом, что я на самом деле подбираю оставшуюся кеглю.

— Святое дерьмо, — выпаливаю я, ухмыляясь, когда оборачиваюсь и обнаруживаю, что он всё ещё стоит слишком близко ко мне. Мгновение мы смотрим друг на друга, прежде чем я проскальзываю мимо него и занимаю место на скамейке между Мирандой и Эндрю. Честно говоря, это кажется самым безопасным местом в комнате.

Мы заканчиваем нашу игру, и Зак очень близко по очкам, но всё же обыгрывает Виндзора.

Всё это забавы и игры, пока принц не проигрывает, и я вижу, как сжимается его челюсть. В его взгляде мелькает тьма, которую я узнаю по тому времени, когда он пытался заставить меня подбросить наркотики Тристану, или, когда он разговаривал со мной во время ареста Бена Трешера. Он замечает, что я наблюдаю за ним, и вместо того, чтобы отрицать это, подходит прямо ко мне и наклоняется, чтобы прошептать мне на ухо.

— Я говорил тебе, что я чёртов, ужасный придурок, — шепчет он, а затем кусает мочку моего уха. Я так поражена, что подпрыгиваю и вскидываю руку, чтобы прикрыть ухо. А после я бью его по лицу, и он стонет, прикрывая рот рукой, плечи трясутся от смеха. Когда он отодвигает руку, появляется немного крови. — Кажется, я только что порезал губу о свой зуб.

— Прости, — стону я, но Виндзор только ещё немного смеётся и, извинившись, уходит приводить себя в порядок в уборную, в то время как остальные из нас собираются вокруг стола, чтобы съесть бургеры из огромной стопки на серебряном блюде, картошку фри с десятков красных и белых бумажных подносов и газировку из стаканчиков с напечатанным сбоку логотипом боулинга.

Это настолько далеко от привычной роскоши академии Бёрберри, насколько это вообще возможно.

Беседа лёгкая, непринуждённая, но приятная.

Я думаю, мы всё ещё пытаемся понять, как взаимодействовать друг с другом.

К тому времени, когда подают торт, обстановка уже не такая неловкая, и, передавая Криду бумажную тарелку с большим куском торта, я понимаю, что мне на самом деле весело. Честно говоря, это, возможно, один из лучших дней рождения, которые у меня когда-либо были. Я даже на время забываю о Дженнифер, стоящей в углу, как изгой. На этот раз социальным изгоем здесь являюсь не я, а она.

Папа дарит мне ещё один сентиментальный предмет, который заставляет меня плакать: большую красивую рамку, которую он сам сварил, заполненную нашими фотографиями, начиная со дня моего рождения, и включая по одной на каждый последующий день рождения. Я так счастлива от этого подарка, но в то же время я в ужасе.

Он думает, что умирает.

Я не хочу об этом думать.

Я роюсь в других подарках и нахожу — что неудивительно — множество смехотворно дорогих вещей, таких как флакон духов от Клайва Кристиана «Империал Маджести», который стоит целых двенадцать тысяч за унцию. Миранда подарила мне их. Я почти задыхаюсь и умираю, когда она опрыскивает меня ими, словно наблюдая, как в воздухе вокруг меня расплываются долларовые купюры. Честно говоря, пахнет восхитительно.

Груда необычных подарков — обувь, одежда, украшения, новый чемодан (Эндрю, должно быть, стыдно из года в год видеть мою потрёпанную спортивную сумку) и другие разнообразные предметы — лежат в конце стола, когда я беру маленький чёрный атласный конверт от Виндзора.

— Это всего лишь мелочь, — говорит он, подпирая подбородок рукой, его карие глаза блестят, когда я отрываю клапан и нахожу… ключ на блестящем розовом брелке «Принцесса». Мои глаза сужаются, в то же время моё сердце колотится как сумасшедшее. Почти уверена, что у меня даже трясутся руки.

— Принцесса? — говорю я, а он просто смеётся, жестом предлагая мне покопаться в конверте.

Внутри лежит документ на машину с моим именем.

Мои глаза расширяются, а затем я встаю и выбегаю на улицу.

Там стоит грёбаный розово-золотой «Мазерати» с откидным верхом и бантом на капоте.

— Виндзор, — начинаю я, когда папа выбегает следом за мной. У него отвисает челюсть, когда он видит машину. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на принца, который стоит, засунув руки в карманы брюк, его рыжие волосы, как всегда, торчат спереди. Он приятно улыбается, как будто рад, что я взволнована, но в то же время как будто в этом нет ничего особенного. У него также есть… Я не хочу сказать самодовольство, но самоудовлетворение, как будто он хотел быть уверенным, что у него самый большой подарок, и он получает от этого удовольствие. Хм-м.

— Серьёзно? — Миранда кашляет. — Ты непревзойдённый мудак. — Последнюю часть она бормочет себе под нос, но я всё равно её слышу.

— Я не могу её принять, — шепчу я, переводя взгляд с него на машину.

— Не можешь? — спрашивает он, слегка притворно нахмурившись. — Это очень плохо. Мне пришлось специально заказывать этот цвет. Я не могу её вернуть. — Он улыбается мне, и в этом выражении лица есть что-то не совсем идеальное, почти небрежная ухмылка, которая мне нравится. Я прикусываю нижнюю губу и прижимаю ключи к груди. — Всего одна поездка на ней, а после я продам его на eBay?

— Одна поездка, — шепчу я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Чарли. Он всё ещё разевает рот, вероятно, пытаясь прикинуть, сколько стоит машина. Моё предположение: больше, чем стоит наш арендованный дом. — Ничего, если я возьму её на прокат? Я имею в виду, всего один разок, потому что я не могу принять такой щедрый подарок…

— Я… — папа вздрагивает, а затем поднимает руки в знак капитуляции. — Почему бы и нет, чёрт возьми?

Схватив Миранду и Эндрю за руки, я тащу их вниз по ступенькам и направляюсь к кабриолету с откидным верхом, проводя рукой по блестящей розово-золотой краске. Святое дерьмо, святое дерьмо, святое дерьмо.

— Езжай медленно! — кричит папа. — И пристегните ремни безопасности!

Летом я прошла обязательный курс по вождению, сдала экзамен и сдала его успешно. Теперь у этой девушки официально есть водительские права.

Я выдвигаю своё сиденье вперёд, чтобы Эндрю и Миранда могли забраться на заднее сиденье. Виндзор даже не открывает свою дверь, просто перепрыгивает через неё. Он наклоняется вперёд, срывает гигантский белый бант с капота и откидывается на спинку сиденья.

— Сколько она стоила? — шепчу я, заводя машину, и группа Зейда «Afterglow» начинает играть. Ухмыляясь, я включаю звук погромче и слегка машу остальным, прежде чем отъехать с места. Я не могу оставить её себе. Это уже слишком. Это слишком экстравагантный подарок для друга. — Нет, подожди, не говори мне. Просто… продай её и сделай пожертвование на указанную сумму.

— Я сделаю пожертвование туда, куда ты захочешь, на сумму, которую я заплатил за кабриолет, если ты оставишь его.

Виндзор смертельно серьёзен, прислонившись к своей двери и наблюдая за мной, ветер треплет его рыжие волосы.

— Но… почему? — спрашиваю я, как раз перед тем, как мы выезжаем с парковки. Я знаю, что Миранда и Эндрю слушают, но ничего не могу с собой поделать. — Почему ты купил её для меня?

— Почему? — эхом отдаётся Виндзор, как будто я сошла с ума. Он выглядит озадаченным, когда протягивает руку и освобождает прядь волос, прилипшую к моим блестящим губам. — Потому что вы этого заслуживаете, миледи.