Виктор Михайлович медлил открывать конверт. Смотрел на него, как на мину замедленного действия. Чувствовал, что содержимое ему не понравится. А какие будут последствия, даже не пытался предугадать. Одно знал точно – если дочка не врет, а она всегда была честной, то кресло губернатора теперь под большим вопросом.
Значит, зятек драгоценный, свет науки, испортил ему репутацию. Поставил жирный крест на будущем тестя. Наложил большую кучу на все, что ему, Павлу, на блюдечке с золотой каемочкой поднесли.
Так–так.
– Посмотрим… – пробормотал Хватов.
Приподнял конверт над столом. Тот был не заклеен, из него веером рассыпались по столу фотографии.
И на каждой – Гриневич. Где близко, где на расстоянии. Но это несомненно он.
Вот он в аэропорту, на фасаде которого написано «Толмачево». Садится в самолет. Дата – три дня назад.
А вот уже другой аэропорт. «Сочи» на родном языке и «Sochi» – на международном.
И Паша на фоне здания. Грузит чемодан в такси.
Гостиница какая–то затрапезная, времен Советов. Зять скрылся внутри.
– Премию получил, путевки купил себе и любовнице, – присела на ухо папе Ксюша, пока тот перебирал фотографии. – А родным детям даже по конфетке не купил.
Насчет премии Ксюше рассказала та же сердобольная Пашина коллега, Наталья Ионовна Глухарь, зав. кафедрой. А куда он ее потратил, ей не составило труда узнать. Подсмотрела у него в телефоне переводы.
На очередном кадре Павел целовался посреди кафе с какой–то пигалицей в шляпе. Тощая блондинка с ногами от этой самой шляпы. Народу вокруг – тьма.
– Не позвонил ни разу. Не спросил, как дети, как я… – жаловалась дочка. – Развлекается там…
– Ах ты жук навозный! – в сердцах выругался Хватов.
– А у нас ипотека… Ни копейки не заплатил в этом месяце… – подзуживала кровиночка. – Из банка звонили…
Было несколько раз, что Гриневич плакался тестю, что за ипотеку заплатить нечем. Семья, трое детей, будущий четвертый требовали огромных затрат, ничего от зарплаты не оставалось. Вот, термосок с растворимым кофе с собой на работу берет, лишь бы в столовке не тратиться. А Хватов, добрая душа, гасил платеж. Подарок делал родственникам.
Лопух!
А конь этот педальный, оказывается, бесстрашный. Решил, что он бессмертный.
Еще несколько фотографий. Тут Павел уже с другой девицей – брюнеткой. Счастливый донельзя в кабриолете по Сочи катается.
– Я его… в порошок сотру! Я ему причиндалы поотрываю. Гаденыш какой, а! Мизгирь плешивый. Как посмел только!
От части других фотографий обед едва не попросился наружу.
Хватов с отвращением отодвинул от себя стопку.
– Почему раньше мне не сказали?
– Так у тебя же выборы, папа!
– И сердце, – поддакнул Чернышов.
Ах точно. Сердце!
Тут–то оно и напомнило о себе.
Ксюша, считав по лицу родителя, что ему поплохело, пулей вылетела из кабинета и тут же вернулась обратно. Со стаканом воды и пузырьком валерьянки.
– Раз, два, три…
– Я этого гон… – Виктор прижал ладонь к грудине, выровнял дыхание, – я этого гондураса в лесу прикопаю. Он у меня поедет на ху… – морщась от боли, покосился на внука на руках охранника, – на хутор бабочек ловить. Я ему…
– Папочка, папочка, не волнуйся ты так. Все же хорошо. Мы разведемся с Гриневичем и забудем о нем. Еще лучше заживем… Вот, выпей, – Ксения подала стакан отцу.
Тот взял, выпил. Подышал. Вроде начало отпускать.
– Может, врача вызвать?
– Не надо. Мне уже лучше.
Лучше не становилось. Нет, сердце уже так сильно не кололо, а вот на душе было паршиво. По всему выходило, самолично дочери жизнь испортил. Ради кресла мэра. А потом губернатора. А все почему? Потому что не разглядел под носом своим наглого прихлебалу.
Да пропади оно все пропадом! Семья важнее всего – вот новый лозунг семьи Хватовых! Надо только одно гнилое звено из него удалить. Вырвать «зуб мудрости», избавить всех от головной боли.
И где была его, Виктора, совесть? Куда глаза смотрели? Вообще, о чем думал, выдавая замуж единственную дочь за не пойми кого? Какой из Хватова управленец, если в своей семье бардак сам лично учинил? И ведь еще больше власти захотел. На регион нацелился.
Дурак. Как есть дурак!
Надо исправлять ошибки. Причем, немедленно.
– Почему столько времени скрывали от меня, Ксения? – Виктор укоризненно посмотрел на дочь, затем на помощника. – А ты, Андрей? Я ж тебе как сыну родному верил…
– Папуля, Андрюша ни в чем не виноват. Это я попросила его ни о чем не рассказывать.
– Но почему?
– Сначала мы решили им не мешать, потом как–то все само собой так сложилось… А еще у нас ипотека, помнишь? Мне всего–то нужно спокойно развестись с мужем, а с его любовницей я уже разобралась. По–женски.
– Это как – по–женски?
– Детали тебе лучше не знать, – хищно сверкнули глаза дочки, она коварно улыбнулась. Хватов узнал в дочери себя. Ох, как похожа Ксения на него в этот момент. Гены. – Не переживай, никакого криминала. Просто женская месть.
Отец терроризировал дочь суровым взглядом, требовал подробностей.
– Потом расскажу. Обещаю!
Не призн а ется. Упрямая. Вся в отца.
– Ладно, – смирился Виктор Михайлович. – Потом так потом. С ипотекой мы вопрос решим. И со спокойным разводом тоже. Иди, отнеси Женю в детскую. Мне надо с твоим… со своим… черт, ну вы даете. Короче, иди, у нас мужской разговор.
– Папа!
– Да не волнуйся ты. Что я, сам себе враг, что ли.
– Иди, ласточка, – ободряюще улыбнулся Чернышов любимой. – Все хорошо.
Ксюша посомневалась, но отца и Андрея послушала. Забрала сына, вышла из кабинета.
Хватов сидел за столом, усыпанным обличающими зятя фотографиями. Охранник стоял напротив. Серьезный и невозмутимый.
Так–то, если разобраться, Чернышов мужик неплохой. Надежный. Такого в зятьях иметь даже еще лучше, чем задохлика Гриневича. Он и с детьми дочкиными ладит. Общего вот родили…
– Ну? Какие планы… на мою дочь? – Виктор постучал пальцами по столу.
– Женюсь.
– Мгм, – одобрительно крякнул мэр. – Жениться дело нехитрое. Семью как содержать планируешь? Сам понимаешь, в губернаторы мне теперь путь закрыт, срок мэра заканчивается. На пенсию пойду, что уж теперь. Зарплату тебе урезать придется. Или ты думаешь, я буду вас всех содержать?
Ни один мускул на лице Чернышова не дрогнул.
– Содержать СВОЮ семью я вам не позволю. Не только баранку крутить умею и кулаками махать.
– К конкуренту уйдешь? – сузил глаза шеф.
Андрей чуть дернул уголком губ, сунул руку в нагрудный карман пиджака, достал еще один конверт. Подал Виктору.
– И что тут?
Хватов открывать «новую бомбу» не хотел. Берег свое больное сердце.
Охранник открыл сам, развернул свернутые пополам листы.
Не бомба там, а лекарство.
– Это – диплом об окончании финансовой академии. Заочно. Три года назад. Это инвестиции с годовым доходом, сумму вы сами видите, Виктор Михайлович. Это – покупка земли под строительство дома. Фундамент залит, стены ставят, до зимы планируем въехать.
– Откуда деньги?
– Вы щедро платите. А мне тратить было не на что.
– М–м, я впечатлен. И что, это все – ради моей дочки?
– Ради Ксении и детей.
Удивил так удивил. А главное – когда успел? Хотя Андрюха всегда все вопросы решал по щелчку пальцев. Стоило сказать «надо», как он уже отвечал «сделано». Хороший парень.
– Ну что… Когда этот приезжает? – Хватов брезгливо дернул подбородком в сторону фотографий.
– Завтра утром.
– Мгм. Встречать со мной поедешь. Лопату возьми.
Виктор встал из–за стола, подошел к стене своей гордости. Там висела его коллекция ружей. Некоторые экземпляры были уникальными. Задумчиво прошелся взглядом по каждому оружию, взял в руки одно. Тяжеленькое.
– Всегда мечтал на оленя с ним сходить.