Паша сидел тихо, с мокрыми подмышками, смотрел в окно на мелькающие за стеклом деревья. В умной голове историка как никогда хаотично скакали мысли, предположения, варианты ближайшего будущего.
Он человек умный, с высшим образованием, аспирантурой и тонной прочитанных книг. О том, как людей изощренно пытали, истязали, наказывали, убивали на протяжении всей истории человечества, он знал из официальных источников да с картинками. Сейчас каждый фрагмент примерял на себя. Страшно очень. Так страшно, что оставшиеся волосы на затылке встали дыбом, а по телу забегали мурашки размером с хомяка.
Что знает тесть? Про Лину? Тогда он бы узнал ее в аэропорту. Про Оксану? Так он ее в глаза не видел.
Нет, значит, дело не в изменах. А если и в них – где доказательства? Да если бы тесть точно знал, видел собственными глазами, а то…
Надо все отрицать!
Скорее всего Ксюша просто пожаловалась отцу, что муж ей и детям стал уделять мало времени. Тут косяк. Надо было хотя бы звонить, писать сообщения.
Это же не повод наказывать зятя, так? В конце концов Хватов сам лично отправил его в Новосибирск, и Павел там честно трудился на протяжении недели.
Он не посмеет причинить вред мужу любимой дочери, отцу его внуков. С кем останется Ксюша, ведь у них аж четверо детей, а без мужского плеча женщине, да еще с кучей детей, будет тяжело.
Нет, надо успокоиться. Никто ничего ему не сделает. Так, пожурит тесть, вынесет предупреждение, не более.
Дорога из одной полосы разделилась на две. Вторая вела направо, в чащу смешанного леса. Туда–то они и свернули.
У Гриневича внезапно начал крутить живот. Это все нервы. Точнее страх. Зачем они поехали в лес, где нет ни души?
– Андрюх, тормозни–ка, – оживился Хватов, увидев что–то в окне со своей стороны. Будто какую контрольную точку или ориентир.
Водитель послушно съехал на обочину, остановил авто.
– Пойдем, Павлуша, воздухом подышим, – тесть ласково, даже по–отечески хлопнул зятя по колену.
Павел пригладил волосы, вдохнул поглубже, успокаивая заячье сердце. Вышел из машины, провел потными ладошками по пиджаку. Хорошо, что тот скрывает следы страха в подмышках.
Огляделся. Ни одной машины поблизости, людей нет, даже грибников. Одни сосны вокруг, а чуть дальше – березы, кустарники и высокая трава.
– Я смотрю, ты загорел…
Павла окатил жар.
Это фиаско, братан!
КАК?
Как он так неосмотрительно упустил тот момент, что люди приезжают с морей с загаром?
Глаза несчастного забегали. Что сказать в ответ?
– Нет… это… – он прочистил горло, переступил с ноги на ногу, – наш, сибирский загар. В Новосибирске было жарко.
– Да ты что! – протянул тесть. Достал из кармана телефон, снял блокировку, нажал несколько кнопок. – Слушай, а в новостях пишут, что там уже две недели проливные дожди. Урожай, говорят, сгнил…
– Я… – пот выступил на лбу Павла. Он начал шарить по карманам в поиске платка или салфетки, только откуда им там взяться. – Ну… один день там все–таки жарило, мне хватило.
Реакцией на его слова раздался смешок со стороны охранника. Он тоже вышел из машины, встал поодаль от шефа.
– Хм… симпозиум под открытым небом проходил? – нехорошо прищурился тесть.
Он прекрасно видел, что Гриневич врет, при этом крутится как уж на сковородке. Этот плешивый начал порядком раздражать.
– Ладно, – рыкнул Хватов, – достаточно цирка. Давайте к делу. Дай ему, – он кивнул Андрею, глазами указав на Гриневича.
– Что вы задумали? – пролепетал Гриневич и попятился.
«А ты угадай», – читалось презрительное во взгляде охранника.
Андрей развернулся, ушел к машине.
Павел тыльной стороной ладони стер со лба холодный пот. Ему не верили! И затевали что–то нехорошее. Что–то, от чего поджилки тряслись, колени становились мягкими, а в животе кишки и вовсе устроили пляску.
Чернышов вернулся через минуту, держа в руках штыковую лопату с коротким черенком. Вроде она называется саперной, но Павел в этом не был уверен, ведь он не служил.
Андрей сунул ее в руки Гриневича.
– Иди, копай, – сурово приказал Хватов. Уже не тесть. Теперь – могущественный и властный человек.
– Ч–что копай?
– Могилу себе, что непонятного?
– Вы не имеете права! Это… это беспредел! Это подсудное дело! Я не посмотрю, что мы родственники! Не подходи! – внезапно Гриневич взвизгнул не своим голосом. Выставил лопату перед собой в качестве защиты. Потому что Чернышов сделал шаг к нему с намерением объяснить кто и на что имеет право.
– Отойди, Андрюша. Я сам, – ласково остановил охранника Хватов.
Мэр дернул затвором, загнал патрон в ствол. Когда он успел вытащить из багажника ружье, то неведомо, но стоял он в трех метрах от Павла, целился тому между ног.
– Виктор Михайлович! – затрепетал от ужаса Гриневич, прикрывая важное место широкой частью лопатки. – Папа! За что?!
Папа вместо ответа вскинул ружье, прицелился и…
Нажал на курок.