Наперегонки с ветром. Идеальный шторм

Глава 3

Кайл качнул головой, давая понять, что оценил формулировку, но нашел ее не совсем верной:

– Нильсонов. У меня с ними, как ты знаешь, не сложилось.

Я знала, что он покинул столицу в семнадцать, сразу после окончания Академии, и с тех пор не поддерживал связи с семьей.

Время от времени его догоняли письма, и особенно часто они стали приходить после нашего венчания.

Одно из них случайно или намеренно Кайл однажды оставил на столе. Оно было коротким, всего несколько строк, и содержало преимущественно замечания о том, что с равным успехом он мог бы подыскать себе жену в богадельне.

Дальше следовали вполне ожидаемые упреки в намеренно подмоченной репутации фамилии и напоминания о том, что если уж ему приспичило жениться, для этого существовала как минимум одна более достойная кандидатура.

Начиная с третьего он стал сжигать эти конверты, не вскрывая, хотя я и замечала, что почерк и имена отправителей на них менялись. Отец, два брата, сестра и первой прознавшая о случившейся катастрофе матушка – желающих возмутиться его браком с деревенской девкой было вдоволь.

К чести Йонаса, при всём своём пренебрежении он был единственным, кто не уронил себя до открытых замечаний о том, что подобную особу неприлично иметь даже в любовницах дольше одной ночи.

Немногим позже эти письма стали сопровождаться «свадебными подарккми» для меня в виде холеры, проказы, оспы и, разумеется, чумы.

Мы искренне забавлялись, пока я оттачивала навык не просто избавлять себя ото всего это, но и в принципе не давать болезням прилипнуть.

И нам обоим было благословенно всё равно.

Кайл был Нильсонам чужим, и когда я однажды спросила его об этом, с усмешкой поинтересовался, что я знаю о кукушках.

Вроде бы родной и выкормленный как полагается, но неправильный птенец в гнезде.

В списке тех, кого ради собственного блага стоило уважать и опасаться, их фамилия значилась прямо перед Лагардами, а Лагарды были вторыми. И всё же даже для них он оказался слишком непонятным. Слишком тёмным. При рождении получившим больше, чем они приобретали с годами работы и родовым опытом.

Из-за попранного тщеславия или из здоровой осторожности, они тоже не стремились к близости с ним, интересуясь лишь постольку, поскольку его образ жизни мог сказаться на известной фамилии.

В свою очередь, понимая, что с равным успехом мог бы как прославить её, так и опорочить, он не отрёкся напрямую от титула, – просто потому что не смог бы, потому что три был частью натуры, – но пошёл своей дорогой. Озлобленный нищий ублюдок неизвестного мне, но не менее влиятельного господина, оказавшийся его соседом по комнате в Академии, стал ему бОльшей семьёй, чем все эти люди.

Я не просто не знала их, не видела даже издали, и никогда не стремилась к знакомству.

Но стать хозяйкой их дома, пусть даже временно, было… неожиданно.

Ведь именно так Кайл назвал это, когда мэр Готтингс при знакомстве протянул ему ключи:«Разумнее будет отдать их хозяйке. Леди Элисон будет распоряжаться этим домом».

Домом, который защищал меня как хозяйку.

Который, не мог запретить мне ходить во сне, но сумел развернуть в нужную сторону.

Домом, который будил меня по утрам и радовался тому, что я осталась жива.

– Она сказала, что ты давно не связан с этим домом.

Какой бы реакции Кайл от меня ни ждал, этой он, очевидно остался доволен.

– В то время Фьельден был таинственным и очень модным местом. Столичная знать считала своим долгом снимать тут дома на лето. Когда стало очевидно, что со мной есть… трудности, – это слово он сопроводил короткой, но едкой ухмылкой. – Они решили построить свой.

Я вспомнила сдержанно обставленную и оставшуюся абсолютно обезличенной комнату в противоположном конце коридора.

Его детская спальня.

– Твоё первое кладбище.

– Да, – это был не вопрос, но он всё равно ответил, и в этот раз уголки его губ дрогнули в подобии настоящей улыбки. – Оно любопытное. В старой части, где мы были, есть захоронения в три слоя. Поэтому Самуэль так заинтересовался тем, кто смог с ним справиться. Нам было чем удивить друг друга там.

Я побарабанила пальцами по столу, стараясь справиться одновременно с некоторой растерянностью и таким приятным знанием о том, что он отвёл меня в это место. А ведь обычно не брал с собой, обосновывая тем, что вреда от этого для меня будет больше, чем пользы.

– Поэтому он спросил, помнишь ли ты его.

– Не помню, – Кайл пожал плечами и поднялся.

Опустив руки в карманы, он начал прохаживаться по кабинету, и я невольно засмотрелась, потому что и в этом тоже он был органичен. Точно так же, как в простой деревенской рубашке или ночью во дворе Совета.

– В последний раз я был во Фьельдене в двенадцать лет, и с тех пор до определённой степени изменился. Но я помню, сколько шума было, когда он родился. Город действительно стоял на ушах. Хотя в хвост я, признаться, не верил.

Я невольно рассмеялась, потому что хорошо знала, какое выражение лица у него бывает в такие моменты.

– Маргарет Мерц тебя узнала. Она сказала, что мне есть кого спросить об этом доме.

– Маргарет умная женщина. К тому же, не робкого десятка. Как ты понимаешь, о Нильсонах тут шла недобрая слава, но она была одной из немногих, кто не боялся давать моей матушке отпор. А это примерно то же самое, что драться со стаей стервятников.

Во второй раз я засмеялась уже веселее.

– А мэр?

– А мэр, по всей видимости, считает меня однофамильцем, – остановившись, Кайл окинул меня полным такого же смеха взглядом. – Здесь очень давно никто не появлялся. С чего бы сейчас?

Эмери молчала, но от неё пошла новая волна жара.

Я посмотрела на неё и просто из вредности провела по корешку пальцами.

– Кажется, она недовольна, что ты от неё отвлекся.

– Как всегда, – приблизившись, он оперся ладонью о стол, разглядывая книгу. – Знаешь, что интереснее всего?

Предлагая мне угадать, он готов был сказать и сам, но мне не хотелось портит игру.

Ещё раз прокрутив в голове всё услышанное, я едва не выругалась, откидываясь на спинку кресла.

– А как она оказалась здесь? Если ты уехал из Фьельдена за два года до поступления в Академию, а её нашёл на втором курсе…

Кайл повернулся ко мне, и мне вдруг показалось, что не было ни двусмысленных ситуаций, ни обидных слов, ни пяти лет порознь.

– Да. Я нашел ее в домашней библиотеке в столице. И набросилась на нас она там же, в лесу недалеко от Академии. Эми умная и хитрая, но она не смогла бы преодолеть море самостоятельно. Кто-то должен был ей помочь. Привезти сюда.

Мы одновременно посмотрели на книгу, но она, как ей и было велено, молчала.

– Почему ты её не спросил?

– Она бы не сказала, – устроившись на подлокотнике кресла, он положил руку на спинку, и я почти пожалела, что отстранилась от неё, подавшись вперёд секундой ранее. – Кого бы она ни использовала, он тоже не дурак. Она не может нарушить запрет и назвать его имя.

Эмери притихла, перестала возмущаться при его приближении. Это было и забавно, и жутко одновременно, и, подумав, я решила больше её не трогать. Про крайней мере, сейчас.

– Женни говорила, что Самуэль путешествовал в юности.

– Когда это произошло ему было восемь, – Кайл посмотрел на меня, не считая нужным договаривать.

Мы умолкли оба, одновременно же поняв, что это ничего не значит. Такая книга могла пролежать в лесу нетронутой и год, и десять лет, отводя от себя глаза всех тех, кто ей её подходил, но сберегая себя от непогоды.

Готтингс сам сказал, что в юности беспрепятственно залез в этот дом.

А дом умел защищаться.

Кайл снова встал и вернулся к окну.

– Это было бы хорошей версией, если бы не одно «но». Проблемы во Фьельдене начались несколько месяцев назад, а если бы они с Сэмом сошлись, как минимум не было бы никакой Женни. Эмери слишком ревнива, чтобы делиться.

Я повернулась, наблюдая за ним, хотя хотелось посмотреть на книгу. По всей видимости, связь между нами еще не оборвалась, потому что я чувствовала её возмущение. Ей не был нужен Самуэль, она хотела только Кайла.

– Выходит, ее что-то спровоцировало?

– Или ей просто стало скучно. Двадцать лет на восстановление – кому угодно хватит, чтобы заскучать, – он посмотрет себе под ноги, а потом опять на дорогу.

Я отвернулась, пряча усмешку за волосами.

Двадцать лет…

Ему самому хватило трёх.

Эмери смирно лежала на столе, как если бы думала вместе с нами.

Или ей так же сильно, как и мне, хотелось задать ещё один вопрос. Ответ на него не имел прямого отношения к делу и был, по большому счету, не важен, но всякое любопытство должно было быть удовлетворено.

– Йонас знал?

Взгляд Кайла я почувствовала затылком, но не стала оборачиваться.

– Не думаю, – ответил он после недолгой паузы.

Запертая в книге тварь опять начала выражать недовольство – на этот раз самим упоминанием имени Мастера.

Кайл тем временем обошёл стол, как если бы счёл то, что видел за окном, второстепенным, и сел, положил ногу на ногу.

– Я тоже не догадался, пока не увидел, как ходит труп Альфреда. Это показалось мне знакомым. Потом твои сны и кровь. Это её почерк, но её не должно было быть.

И все-таки они была.

Даже надёжно запечатанная Эмери была опасна самим фактом своего существования.

А я парадоксальным образом не испытывала ни злости, ни брезгливости, глядя на неё, хотя самым логичным и правильным желанием было бы швырнуть её в камин.

– Она назвала Альфреда свои сыном.

– Он родился раньше, чем она появилась во Фельдене, – Кайл дёрнул плечом, а потом протянул руку.

Подумай секунду, я всё же взяла книгу и отдала ему, а он устроил её на колене как самую обычную и начал неспешно перелистывать.

– Проблема в том, что Эми никогда не врёт. По крайней мере мне.

Я с трудом сдержалась от того, чтобы выпрямиться, настораживаясь, потому что он противоречил сам себе.

«Нельзя верить тому, что они говорят», сказанное так мягко и искренне, никоим образом не сочеталось с этим утверждением.

А впрочем, все мы трое знали, что она и правда ему не солгала. Вытаскивая на свет все то, что должно было остаться при мне, она хотела вызвать в нём разочарование, и старалась при этом на славу. Но не лгала.

– Поэтому ты понадобится Совету. Не из-за Берга, а потому что он заподозрил здесь что-то похожее.

– И не захотел связываться с этим сам, – Кайл кивнул, не отрываясь от книги. – Предполагалось, что я уже справился с ней однажды. С той лишь разницей, что сейчас мне далеко не шестнадцать.

Интуиция редко подводила Мастера, и если он тянул время, не отдавая никому это задание, значит, не хотел гробить людей зря, не верил, что кто-то из нас сможет сделать подобное.

Только Кайл.

Или он сам.

Мой провал в той деревне стал для него несказанной удачей, возможностью убить двух зайцев разом: отделаться от Берега, не утратив лояльности Совета при этом, и отправить во Фьельден того, кто знает, как обращаться с этим городом.

А для того, чтобы Кайл мог работать спокойно, нужен был кто-то, кто будет принимать удары на себя.

Кровавые пробуждения и мутные тошнотворные сны, ярость одуревшей в забвении нечисти и чрезмерный интерес местных.

Кто-то, кем он точно не был бы готов пожертвовать или отдать на съедение Эмери или ей подобным.

Я встала, потому что теперь пришла моя очередь мерить кабинет шагами.

– Получается, твою подругу кто-то здорово облопошил. Помог ей, но забрал право требовать от неё платы в любой момент, когда ему это понадобится. Если Альфред изначально не был человеком, что-то долго было случиться с его телом. Что-то, что потребовало бы её вмешательства для его спасения. Нужно навестить Готтингсов завтра. После того, что случилось возле нашего дома, приличия того требуют.

Я остановилась, переключившись на другую мысль.

Оказалось, Кайл развернулся в кресле полубоком и, не убирая Эмери с колен, наблюдал за мной с тщательно сдерживаемый весельем.

Это было очень кстати, и я подошла к нему, склонилась ближе, положив локоть на спинку кресла.

– Скажи мне вот что. В последние годы они понятия не имели о том, где ты находишься и жив ли вообще. Во Фьельдене ты не был с детства. Теперь ты являешься сюда под настоящим именем. Самым вызывающим образом покупаешь местный банк на деньги Совета. Называешь меня хозяйкой этого дома и провоцируешь стрельбу.

Он кивнул, подтверждая всё сказанное с очевидным удовольствием и поощряя меня продолжать.

Я улыбнулась, прежде чем задать вопрос, к которому подводила.

– Сколько у нас есть времени до тех пор, пока здесь появится кто-нибудь сгорающий от желания с тобой поздороваться?

Кайл запрокинул голову так, что теперь мои волосы почти падали ему на лицо.

– Я же сказал, пара недель. Нам нужно закончить поскорее. Максимум к Ночи Осенних костров. А потом собираться очень тщательно, чтобы не оставить тут ни одного твоего волоса.

Мы смотрели друг на друга с абсолютным пониманием, и я поймала себя на том, что улыбаюсь шире.

– Приказ принят, командир.

Он начал разворачиваться, явно собираясь что-то добавить. но в дверь постучали.

Мы одновременно развернулись, потому что никого не ждали, и приходить к нам было некому.

Помимо, разве что, оставшегося до крайности неудовлетворенным прошлой беседой Бюля.

Или Габриэля, по умолчанию подтвердившего все, о чем его попросили, но имеющего право и жение знать, как все было на самом деле.

Переложив книгу на стол, Кайл пошел открывать, а я посмотрела на пожелтевшие от времени о огня страницы с интересом.

Эмери выглядела почти невинно, как обычный, хотя и потрепанный жизнью роман.

Весьма недурной, если верить успевшему ознакомиться читателю.

– Элис, – Кайл вернулся в кабинет, но остался стоять на пороге. – Предложи инспектору Боэну чай, пока я собираюсь. Кто-то набрался наглости влезть в банк среди бела дня.

В его голосе звучала ирония, допустимая для человека, которого побеспокоили по неожиданному и глупому в его понимании поводу, но молодой инспектор и правда топтался в холле, оглядываясь по сторонам. В его взгляде было неизбежное горячее любопытство фьельденца, попавшего в «проклятый дом», но не увидевшего внутри ничего зловещего и устрашающего.

– Надеюсь, никто не пострадал? – ставя перед ним чашку, я невольно прислушалась к происходящему в кабинете.

Оттуда доносилась полная тишина.

Инспектор оказался человеком ненавязчивым и предпочел обойтись кухней, тем самым избавив меня от необходимости заходить в гостиную, и за это я испытывала определенную признательность.

– Простите, леди Нильсон, я не имею права разглашать подробности, – пробуя чай, он поднял на меня искренне виноватый взгляд. – Граф после сам вам все расскажет.

Тяжелой прохладой, неизбежно сопровождающей людей, недавно вынужденных возиться с мертвецами, от него не веяло, а значит волноваться, по большому счету, было не о чем.

Если не считать тех денег, которые задержал Кайл, и о которых забыл упомянуть, когда мы были в горах.

Уходя с полицейским, он быстро поцеловал меня в щеку и дежурно пообещал постараться вернуться поскорее, и, оставшись в одиночестве, я еще некоторое время оторопело смотрела на дверь.

Даже с учетом того, что полностью я еще не восстановилась, происходящее казалось то ли глупой шуткой, то ли откровенным гротеском.

Это не было нашей жизнью даже в лучшие времена.

А впрочем, тогда мне и не попадалась нечисть достаточно сильная и злобная, чтобы почти меня прикончить.

Вернувшись в кабинет, я обнаружила, что книга лежит в том же положении, в каком ее оставил Кайл – наискось, открытая на выбранной им странице.

Ни дать ни взять образец послушания и смирения.

Закрыв ее с сунув подмышку, я все-таки пошла в гостиную.

Эта комната должна была или ударить по мне, или оставить меня равнодушной – проверять точно стоило без свидетелей.

По крайней мере без способных прокомментировать происходящее.

Шторы оказались подняты, а мебель стояла на своих. Даже прежнее положение ковра было выверено до дюйма. Кайл сделал так, чтобы ничто не напоминало о случившемся, а дом ему в этом помог.

И все равно я прослеживала в воздухе едва уловимый, но отдающий солоноватым привкусом крови след.

Он вел в кладовую, к шкафу с хозяйственными мелочами.

Оставив Эмери лежать на полу, я опустилась на одно колено.

Оставшиеся в идеальном состоянии доски лежали ровно, но я чувствовала, что их недавно разбирали.

Если подцепить ножом…

Сходить за ним в кухню ничего не стоило, но я и так знала, что увижу – небольшую, но глубокую косую нишу, которую не найдешь сразу, а найдя, порядком повозишься, пытаясь понять, есть ли что-то внутри.

– Хитрая ты сука, хорошо спряталась, – я пробормотала это себе под нос, прекрасно зная, что тварь услышит.

Эмери, стоило снова взять ее в руки, отозвалась уже знакомым теплом.

– Заткнись, – огрызнулась на нее я почти лениво.

Будучи на сто процентов уверенной в собственной безопасности, можно было ее подразнить, но почему-то не хотелось.

Точно так же, как не хотелось ни анализировать произошедшее, ни углубляться в очевидные причины, ни напоминать себе о том, что я сама в этом виновата.

Я чувствовала себя как будто очистившейся, а поврежденная огнем обложка притягивала взгляд.

Кайл сказал, что с ним тварь начала общаться на третьей странице. Когда пригляделась к нему и поняла, что наконец попала в руки к кому надо.

Теперь она не могла говорить или влиять на мысли, устроившись на диване, я пролистала роман еще раз.

Книга, как и этот дом, принадлежала Нильсонам, и помнила об этом. Выбрав себе хозяина, она. тем не менее, искала для восстановления уголок, связанный с ними, спряталась если не в одном их доме, так в другом.

Двадцать лет тишины и забвения.

Я сама готова была сорваться спустя пару месяцев.

Открыв первую страницу, я начала читать, ожидая, что очень скоро брошу – судя по тому, что мне пересказал Кайл, это должна была быть история любви.

Однако история эта оказалась и правда захватывающей.

Описанная Серджио Эмери была юной с чистыми серыми глазами и светлыми волосам, тонкими и блестящими, как паутина в солнечный день. Ее неизменная бледность добавляла образу неописуемую трогательность, а манера говорить спокойно и тихо приводила мужчин в восторг.

Я хмыкнула, и книга нагрелась в ответ, потому что мы обе знали, откуда бралась эта бледность и робкий голосок – поселившаяся в опустевшем теле сущность старалась приспособиться, делала все, чтобы подражать человеку.

Для влюбленного писателя она была божеством, снизошедшим на землю, чтобы искупить грехи нечестивой ведьмы, но полюбившим обычного мужчину, как простая смертная.

– Его знакомых ты тоже вырезала к Нечистому?

Я задала вопрос без ответа, и книга как будто вздрогнула.

Оторвавшись от строки, которую читала, я немного отстранилась, разглядывая ее.

Ни конкретных слов, ни однозначного движения по-прежнему не было, но, все тот же Нечистый бы ее побрал, я понимала, чего она хочет.

Не сметь смеяться и язвить.

Серджио был ей дорог.

Запрокинув голову и уперевшись затылком в дубовую спинку дивана, я посмотрела в потолок и попробовала представить себе, каково это – прожить с кем-то больше пятидесяти лет. Делить невзгоды и радости, злиться, утешать, защищать.

Так много для человека.

Ничто для существа, у которого впереди вечность.

Даже лишившись тела, которое неизбежно сносилось, как одежда, она проживала его короткую человеческую жизнь как собственную, наслаждалась ею и мокла вместе с ним под дождем. Просила остановиться, когда от долгого сидения за письменным столом у него начинали болеть пальцы, и требовала внимания к себе так страстно, как может только женщина, уверенная в том, что ее безоговорочно любят.

Припомнив, что приготовленная Кайлом еда еще осталась, и на ужин ее хватит, даже если он забудет или не успеет наведаться к мадам Мод, я легла, сунув под голову маленькую квадратную подушку, и продолжила читать уже внимательнее.

В той разделенной на двоих жизни было все. Далекие странствия и побег от разбойников. Нищета и воровство, необходимое, чтобы прокормиться, и почти роскошная жизнь писца при нотариальной конторе. Головокружительное счастье и обжигающая боль, когда ее писатель заболел, а старый врач в маленьком городке не мог поставить ему диагноз.

На первый взгляд, все было обычно – лишь роман о паре влюбленных, сбежавших из родного села, чтобы путешествовать. Он хотел снискать славу талантливого писателя, она последовала за ним и поддержала во всем.

Зная о нюансах, недоступных стороннему читателю, можно было отчетливо проследить, как менялась эта жизнь. Когда именно Эмери осталась без тела, но не покинула своего Серджио. Изумление, с которым он понял, что единственной желанной для него женщиной навсегда останется бесплотное потусторонее существо, умеющее без жалости убивать, но не способное воплотиться в человека.

На страницах романа герои сражались с разбойниками вместе, и Эмери держала оружие наравне со своим мужем.

На деле же с его согласия на время заняла его тело и убила тех, кто представлял для него опасность, потому что он не умел и не хотел убивать сам.

Когда книга перевалила за середину, я почувствовала, как пересохли губы, но просто облизнула их, не желая вставать. Казалось, что волшебство абсолютного погружения в историю может пропасть, если прервусь хотя бы ненадолго.

Сюжет не закручивался слишком лихо, но держал в напряжении, и по мере его развития я начинала невольно задумываться о том, как много Эмери на самом деле предлагала Кайлу.

Ее любовь была жестокой, всеобъемлющей, требующей постоянной и полной отдачи, но такой искренней. Интересуясь, зачем ему понадобилась я, – или кто угодно другой, – она не лукавила и не издевалась, а в самом деле не могла понять, к чему тратить время и силы еще на кого-то, если она готова отдать ему всю себя и подарить целый мир в придачу.

Забрав мое тело, она застала его врасплох, а перед тем еще вынудила мучиться неведением, подбрасывая свои кровавые приветы. Говоря, что она не способна заинтересовать его, он, как выяснялось, намеренно старался ее обидеть, и, с большой долей вероятности, достиг цели, потому что она и правда… старалась.

Как умела, как могла, но прикладывала все силы к тому, чтобы его впечатлить.

Повернувшись на бок, я с удивлением обнаружила, что до конца остались всего две главы.

Устроенная на диване книга в очередной раз отозвалась теплом.

Она больше не рвалась, но все еще хотела спровоцировать разговор.

– Заткнись, – во второй раз я попросила ее об этом почти вежливо, и перелистнула очередную страницу.