Наперегонки с ветром. Идеальный шторм

Глава 4

Когда я открыла глаза, в гостиной было темно.

Приглушенное пламя единственной свечи, оставленной гореть в холле, рассеивало эту тепноту, делая ее безопаснее и мягче, но судя по общему ее оттенку, за окном был либо глубокий вечер, либо едва зародившаяся ночь.

Приподнявшись на диване, я обнаружила, что укрыта лёгкими мягким покрывалом, а Эмери…

Дочитанная и закрытая книга смирно лежала на полу.

Я свесилась ближе, прислушиваясь к себе и к ней, проверяя, стер ли глубокий и спокойный сон связь между нами.

Тварь ощущалась уставшей. Она как будто устала бороться и притихла, осмысливая всё случившееся.

Встав, я захватила её с собой и переложила на стол. Нести наверх не хотелось, заворачивать в кабинет, чтобы оставить там, – тоже.

Четвёртая ступенька заскрипела под ногой как-то удивительно уютно, и я улыбнулась дому.

Он и правда удивительно тепло принимал меня.

Слова Кайла обо мне были приказом, которого он не мог ослушаться, но всё же этот дом принадлежал не только ему.

Если бы восемь лет назад он и правда скоропостижно овдовел в результате посланной мне чумы, старшая леди Нильсон едва ли мучилась бы совестью.

Быть может, поэтому мне так сложно было примерить обращение «графиня» на себя.

Слышать «леди Нильсон» в любом контексте было необъяснимо приятно, – как выражение особой близости, как будничное подтверждение данной однажды клятвы.

Но графиня из меня вышла откровенно хреновая.

Поднявшись по лестнице, я остановилась, держась за перила, потому что внезапно вспомнила. Все мои вещи лежали в спальне Кайла, которую теперь предлагалось считать общей. Если он уже спит, придется либо устраиваться рядом, как мы по очереди устраивались в каюте по пути сюда, либо взять рубашку и пойти в свою старую комнату.

Первое могло выглядеть жалко.

Делать второе мне просто не хотелось.

После пережитого подселения я чувствовала себя так, будто какая-то часть жизни закончилась, и теперь можно было начать сначала.

Как знать, может запас моей удачи и не был вычерпан до конца.

Или пополнился в тот момент, когда кровь лилась из моего рта Кайла на руки.

Дверь осталась приоткрыта, а из щели пробивался тёплый свет камина. Свечу внизу я, проходя мимо, погасила, и теперь этот огонь был единственным источником света в доме.

Кайл снова стоял у окна. Оно не было закрыто тяжёлыми шторами, и Верушка деревьев, – облетевшие и ещё увенчанные цветными кронами, – качались на ветру на фоне сине-серого пасмурного ночного неба.

Его спина была прямой, но не съеденной от напряжения и усталости, и, стоя на пороге, я ненадолго засмотрелась на всё то, что привлекло менять самый первый раз, – разворот плеч, безупречная осанка, стройные бёдра и длинные ноги.

Ему, должно быть, было очень весело выдавать себя за крестьянина.

Услышав меня, он бросил взгляд через плечо, но от окна не отвернулся.

Я подошла ближе и встала рядом с ним.

За окном обещалась если не настоящая буря, то её достойное подобие, а за ним – глухой и тяжёлый дождливый день.

Это был настоящий Север. Чарующий, бескомпромиссный, суровый и смертоносный, но ни на что не похожий и прекрасный в том, каков он есть.

Среди ночи и этого ветра в преддверии зарождающегося ливня по пустынным дорогам, уводящим из Фьельдена, наверняка бродили многие.

Даже стоя рядом я не могла видеть их без дополнительных усилий, но чувствовала кожей и иногда слышала их шаги.

Кайл же наблюдал их так же чётко, как меня. Прекрасных и уродливых, равнодушных и злых, жаждущих связей с людьми и презирающих их.

Я так ни разу не решилась спросить, остаётся ли он когда-нибудь в полном одиночестве.

Не решилась, но знала, чего стоит этот груз.

– Когда-то я мечтала взглянуть на мир твоими глазами.

– Есть вещи, на которые тебе не стоит смотреть, – он повернулся ко мне и ответил так мягко.

Глухо, почти без выражения.

Так, как следовало говорит в такую ночь.

Я посмотрела на него, и мне показалось, что внутри разжимается тяжёлая и насквозь проржавевшая пружина.

– Что в банке? Действительно ограбление?

– Попытка взлома. Кто-то очень внимательный заметил, что меня нет на месте второй день, – улыбнувшись уголками губ, Кайл бросил ещё один, последний, взгляд за окно. – Йозеф устроил кабинет рядом с хранилищем. Очень умно с его стороны.

– Но защита там стоит уже твоя?

– Маленький заговор на замки и щеколды на окнах.

– Значит, все-таки мэр?

– А об этом мы узнаем от Сэма.

В запечатанной ли Эмери, в доме или в нас самих было дело, но сейчас впервые с момента встречи в деревне мы смотрели друг на друга прямо, и нам обоим было спокойно при этом. Как если бы взаимно подорванное доверие вдруг восстановилось, хотя ничего судьбоносного или неожиданного ни один из нас не сделал.

На улице завывал ветер, а в доме стояла тишина, но она не была ни зыбкой, ни холодной.

– Заварить тебе чай?

Вопрос сорвался прежде, чем я успела его осознать, а на лице Кайла отразилось искреннее, чуть усталое, но приятное удивление.

– Если тебе не сложно.

Он то ли ждал от этого предложения подвоха, то ли вдруг разуверился в том, что я умею смешивать травы.

Как бы там ни было, смазанный вопрос о том, какого Нечистого я прямо сейчас делаю, настиг меня уже в кухне, когда вода в котелке начинала закипать.

От того, как хорошо я помнила оптимальный состав и пропорции захотелось побиться обо что-нибудь головой, и я мысленно приказала себе заткнуться.

Чуть строже, чем приказывала Эмери.

С ней хотя бы можно было справиться с помощью достаточно чистого и быстрого обряда, проведённого на любом из имеющихся в доме столов.

Чай как он любит был хорошо изведанной, но давно забытой территорией.

Как ни странно, много сложнее, чем фляга с виски, извлеченная со дна дорожной сумки в идеально подходящий момент.

Когда я вернулась с ещё дымящейся кружкой, окно было наглухо закрыто шторами, а Кайл сидел в кресле спиной к камину.

Том же кресле, которое занимал, когда я рассказывала ему о своих планах на весну.

– Спасибо.

Он поднялся мне навстречу, а я не стала спешить отстраняться, пока он делал первый глоток.

– А почему одна?

– Я заваривала для тебя.

Минуту назад казавшаяся идеальной ситуация начинала превращаться в откровенно неловкую, и я развернулась, чтобы вернуться в кухню.

– Сейчас.

Кайл поставил кружку на пустующий сегодня стол, поймал меня за локоть, развернул обратно и прижал к себе.

В таком положении я была избавлена от необходимости смотреть ему в глаза, но снова чувствовала через два слоя одежды, как бьётся его сердце.

Когда он потянул меня к кровати, я не стала сопротивляться, потому что это было… другое.

Из-за связавшей нас крови или почему-то ещё, но мы оба по-прежнему идеально чувствовали, что нужно другому в конкретный момент. Это приглашение было продиктовано не внезапно накрывшей с головой полубезумной потребностью, и не стало попыткой утешить самым простым и самым действенным способом.

Кайл и правда меня не утешал, точно зная, что в утешениях я не нуждаюсь.

Зато была одна подушка на двоих и столь малое расстояние между нами, что мы почти соприкасались кончиками носов.

– Что ты собираешься делать с этими деньгами?

Говорить о делах было безопаснее, и он, по всей видимости, был со мной согласен, потому что улыбнулся немного мягче:

– Посмотрю, кто явится их требовать и в какой форме это будет происходить.

– Я думала, об этом шла речь на встрече с мэром.

– Пока он только намекал. Давал понять, что для благополучной жизни во Фьельдене нужно уметь договариваться.

– И ты преподал ему пару уроков того, как именно следует это делать?

Мы улыбнулись одновременно, а потом Кайл потянулся, убрал упавшую мне на лицо прядь волос за ухо.

– Я стараюсь вести себя прилично.

Я не стала закрывать глаза, прослеживая это движение.

– У тебя хорошо получается.

– Судя по вмятине от пули в нашем заборе, не очень.

Я беззвучно засмеялась то ли над притворным сожалением в его голосе, то ли над «нашим» забором.

– Выходит, тебе нужно стараться лучше. Не то местные заподозрят, что ты хоть что-то понимаешь в том, чем занимаешься.

– Если подходить так, задание уже можно считать проваленным.

Это был очередной странный разговор ни о чем, подозрительно похожий на ту неловкость, с которой люди впервые встают после переломов ног.

Лежать так близко друг к другу было тепло и спокойно.

Пожалуй, впервые с момента нашего приезда мне было спокойно по-настоящему.

– Завтра идём к Готтингсам? – я не коснулась Кайла в ответ, но теперь моя рука лежала между нами.

Блики огня красиво играли в янтаре, но я не стала задерживаться на них взглядом слишком долго.

– Да. Договорись о встрече. А ещё было бы неплохо, если бы ты побеседовала со своим женихом. Хотелось бы знать, почему дознаватель Бюль два дня о нас не вспоминает.

– Думаю, это можно устроить.

В том, как он назвал Габриэля, не было ни откровенной насмешки, ни пренебрежения, только мягкая ирония.

Я вскользь подумала о том, что Кайл, пожалуй, им гордится. Так, как можно гордиться талантливым человеком, который, посмотрев на тебя, добился многого.

Эта мысль мелькнула и пропала как несущественная.

Дверь в спальню я в спешке оставила открытой, и теперь она казалась чёрным провалом. Царившая в доме тьма совершенно точно была живой, подвижной, глядящий на нас с интересом и некоторым удовольствием.

Дом застоялся в одиночестве, и теперь ему нравилось так, как в нём стало.

В этой темноте злоба Эмери ощущалась лишь лёгкой ноткой. Она не тревожила по-настоящему. Она просто была как данность.

Кайл бросил взгляд через плечо, и, вероятно, не удивился бы, обнаружив на пороге кого-то бесплатного, но знакомого, но его лицо осталось спокойным. Там никого не было.

– Тебя пугает это место? – поинтересовался он так же спокойно.

Без насмешки, даже самой доброй в его исполнении. Без издёвки. Без снисходительности.

Я уставилась на него, не находясь с ответом.

Можно было отшутиться, проигнорировать, перевести тему, но мне внезапно стало интересно самой.

– Не знаю, – это было самое честное, что я могла придумать. – Я… плохо помню это чувство. Даже когда эта больная тварь пыталась сжечь меня изнутри, я,как ты мог заметить, была зла. Но это не было страхом.

Кайл едва заметно хмыкнул, подтверждая, но мы оба понимали, что Агнис была плохим примером. Во мне не было сочувствия к ней, как не было и ложного чувства вины. Обезумевшая от постоянных побоев и унижений крестьянка и я, имеющая возможность шутить сразу с двумя мужчинами о форме иллюзорных синяков… Наши миры были слишком разными, и исправить это было не в моей власти.

Просто я посмела жить иначе.

А она даже не помыслила.

Что такое страх я вспомнила, когда ощутила себя невесомой и связанной по рукам и ногам. Когда Эмери пользовалась моим телом, как удачно найденной хорошей и полезной вещью, а я оставалась внутри и мне казалось, что я распадаюсь на части.

Говорить об этом не было нужды, и без того было очевидно.

Не отводя взгляда, Кайл поднял руку, и по движению его пальцев дверь медленно закрылась, в ней с тихим, отрезающим нас от темноты и лежащей в гостиной книги, щелкнул замок.

– Она больше тебя не тронет. И никого другого.

Слышать подобное оказалось настолько абсурдно, что я почти беззвучно рассмеялась, качая головой, и облизнула пересохшие губы.

– Это просто Север. Говорят, к нему нужно привыкнуть.

– И ты отлично справляешься.

От его серьёзности у меня сводило горло, а под рёбрами делалось щекотно и холодно.

Всего этого не должно было быть. Ни этих разговоров, ни моей непозволительной слабости, от которой я сама порядком устала, ни настороженного взгляда, после которого он закрыл дверь.

Кайл немного сместился, перелёг на подушке чуть выше, чтобы лучше видеть моё лицо.

– Ты понимаешь, почему так произошло?

И снова ни упрёка, ни снисходительности, ни вполне оправданного недовольства.

Только спокойный вопрос человека, который учил меня когда-то.

– Да, – сказать правду в ответ тоже было просто.

Если у меня что-то не получалось прежде, я не стеснялась спрашивать его, и это стало почти привычкой. Да м скрывать было уже нечего.

– Я слишком много думала.

– Ты думала не о том.

Сущности всегда находили лазейку. Дурные мысли, пьянство, неразборчивость в связях, подлость, – любой порок, ослабляющий человека, они использовали, чтобы занять тело. И я не стала исключением.

Как раз это стоило того, чтобы съесть себя поедом, но, как ни странно, не хотелось.

Всего одна интонация превратила Кайла из мужчины, по которому я так постыдно скучала, в наставника, с которым можно стало быть откровенной.

– Нравится мне или нет, она сказала правду. Я не ожидала, что окажусь такой слабой.

– Под слабостью ты понимаешь чуть больше чувств, чем потребность поесть, поспать и пристрелить пару тварей?

Прозвучало настолько логично, что я едва не засмеялась снова.

– Я где-то прочитала: «Глупые мысли бывают у всех, но только дураки делятся ими с окружающими».

– Надеюсь, не в «Эмери»?

Мы всё-таки улыбнулись, и сделали это одновременно, а я задержала эту улыбку, потому что пальцы Кайла едва ощутимо коснулись моих.

Я молчала, потому что добавить к сказанному было нечего, а услышанное требовалось осмыслить.

– Ты даже с Гаспара не спрашиваешь так строго.

Он едва ли не впервые назвал мальчишку по имени, и это стоило новой, пусть и короткой улыбки.

– Он никогда не ставил себя выше других. И не считал себя лучше.

– Я подозревал у него некоторую задержку в развитии.

Я хмыкнула, давя очередную улыбку и легонько толкнула его руку своей.

– Поэтому я думаю, что принесу ему и себе больше пользы, если уеду весной.

– Или покажешь, что вся философия Совета ничего не стоит. Тебя считают одной из лучших.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Кайл поморщился, запрещая себя перебивать.

– Матиас наводил справки. Он в некотором роде лицо заинтересованное.

– И он любезно поделился этой информацией с тобой.

– Разумеется. Мы же так давно знакомы.

– Но недостаточно близко. Если потребовалось натравить на тебя первого же попавшегося человека из Совета, чтобы узнать, кто ты на самом деле.

– Ошибаешься, – он улыбнулся шире и до неприличия самодовольно. – Просто человек оказался женщиной. И он не мог не позаботиться о твоём досуге. Поэтому тебе было предложено всё местное разнообразие.

На правду это походило до безобразия, и я качнула голубой, прося прекратить, пока мы не зашли слишком далеко.

Впрочем, Кайл тоже был настроение серьёзно.

– Ты права в том, что пример Даниэлы ничего не стоит, – он быстро коснулся пальцами моих. – Но в Йонасе ты ошиблась тоже. Все привелегии, которые полагались бы просто моей жене, это возможность не драить полы наравне с остальными. А тебе он дал работу, которая считалась немыслимой для женщины. Леди Элисон ниоткуда, без влиятельного в Совете мужа и любой другой протекции – один из символов его нового Совета. Он никогда тебя не отпустит.

– Именно поэтому я не собиралась говорить ему заранее.

– Пары часов ему будет достаточно. И если ты расчитываешь, что разговоры о вас помогут ему с принятием этого решения, тоже напрасно. Он может себе позволить, а за тобой нет репутации женщины, которая станет переживать из-за любовника.

И в эту логику появление самого Кайла в замке тоже вписывалось идеально. Никакого грязного разрыва, просто и Мастер, и его любовница переключились на других людей. А статус первой женщины, сумевшей жить и работать наравне с мужчинами при Совете, получил бы дополнительное подкрепление.

– Ублюдок.

– Я же говорил.

Мы опять улыбнулись одновременно, но веселье оказалось недолгим.

– Всё это не обязывает меня продолжать бороться с ветряными мельницами.

Кайл был для меня тем человеком, которому я могла сказать всё. Или почти всё, как выяснилось.

Мерзкое судилище, инициированное и подогретое Бергом, беспомощность растерянного Совета, все те, кто на всякий случай предпочитал отводить от меня взгляд и не здороваться в процессе, – все это было удивительно, унизительно и обидно.

Пусть каждое из этих чувств и было глупее предыдущего, а их возникновение раздражало меня до зубного скрежета, отрицать было бессмысленно.

– Тебе правда там нравится? – теперь в его голосе послышалось некоторое любопытство.

Это был интерес того, кто действительно старается понять, и я села, чтобы удобнее было расстегнуть пару пуговиц на платье, которое начинало давить.

– За те три года, что тебя не было, многое изменилось. Йонас перекроил Совет, и теперь к их специалистам больше доверия, чем к никому не известным странствующим колдунам. Совет - гарантия интересной и постоянной работы. К тому же люди, с которыми я там общаюсь, не вызывают отвращения.

Кайл тоже сел, и хотя он остался фактически за моей спиной, ему оказалось удобно отвести мою руку и заняться пуговицами самостоятельно.

– Значит, справься с этим.

Теперь он почти шептал прямо мне на ухо, и по шее побежали мурашки.

– Я стараюсь.

– Не нужно стараться. Просто сделай. Такое случается. Эми – особенно злобная тварь, но рано или поздно это происходит со всеми, кто соприкасается с ними.

– Этого не происходило с тобой.

Аргумент был откровенно слабым, потому что я, как, впрочем, и большинство, не могла равнять себя с ним.

И все же до определенной степени я на него равнялась. С тех самых пор, как поняла, что умею и знаю так мало.

– Кто тебе такое сказал?

Кайл тихо хмыкнул, и я развернулась, почти уверенная, что ослышалась.

Мы почти столкнулись лбами, так близко он был, и ответ вдруг стал почти неважным.

– Когда?

– Давно. До нашего знакомства. Их сложно выгнать самостоятельно. С тех пор твой обожаемый Мастер считает, что я до определенной степени ему должен.

В ответ на эту интонацию можно было в очередной раз улыбнуться, но губы в улыбку почему-то не складывались.

Он отчитал от одержимости Йонаса, тот отчитал его.

Общие шрамы.

Общая память.

– Я с ним не сплю.

Взгляд Кайла едва заметно потемнел и секунду спустя сделался задумчивым.

– А он хочет.

Отделываться ничего не значащим “Я знаю” или допускать полутона после этого точно не стоило.

– Я иногда тоже. Но, к сожалению, есть вещи, через которые мы оба не способны переступить.

Обрывая эту бессмысленную и беспощадную откровенность, я встала. Измятое платье уже было проще снять.

– Тебе нужно выспаться. Сколько ты уже на ногах.

– Ты занимаешь не много места, – он откинулся обратно на подушку и даже на локте приподнялся, наблюдая за мной. – К тому же я хочу быть уверен, что ты не сцепился ещё с какой-нибудь местной нечистью за эти несколько часов.

– Ты единственная местная нечисть, с которой я сейчас могу сцепиться.

План трусливо сбежать спать в свою старую комнату с успехом провалился, и где-то в глубине души я была этому даже рада.

Не хотелось уходить.

Равно как и менять полупрозрачную нижнюю рубашку на ночную.

Вернувшись к кровати, я склонилась над Кайлом, поцеловала его мягко и коротко, но не стала спешить отстраняться.

– Спасибо.

– Ты уже говорила.

Его ладонь легла мне на бедро, но я не дала себя отвлечь.

– Не за это. Одержимый напарник как минимум не в твоих интересах. А за напарника, которому ты пустил пулю в лоб, пришлось бы, писать три дополнительных страницы к отчёту.

Он криво и устало усмехнулся, и я неимоверным усилием сдержалась от того, чтобы поцеловать снова.

– Ты всё это время возился с моими чудачествами.

– Ты сделала бы то же самое.

При всём желании и богатстве воображения я не могла представить себе обратную ситуацию. Кайла, разочарованного в себе настолько, чтобы каждый следующий шаг казался прыжком в пропасть.

Однако в этом он был однозначно прав – если бы по каким-то немыслимым причинам так произошло, я бы сделала все ради того, чтобы ему стало легче. Что бы ни происходило, кем бы мы ни стали друг другу, всё пережитое вместе не оставляло второго варианта, – могло быть только так и никак иначе.

Не считая нужным отвечать, я потянула с него рубашку, потому что спать в одежде было неудобно, а подниматься, чтобы раздеться самостоятельно, ему уже явно не хотелось.

Кайл послушно поднял руки, даже комментировать никак не стал, и момент оказался очень удобным, чтобы мазнуть губами по оставленным Эмери через Йонаса шрамам. А потом быстро по своему любимому – глубокому, тонкому и длинному над левой ключицей.

Нужно было срочно остановиться, и я взялась за пояс, напомнив себе не забыть приглушить камин.

Не мешая, но и не помогая мне, Кайл продолжал смотреть. Я демонстративно бросила его брюки прямо на пол, потому что, как и мое платье, их завтра придется приводить в порядок. Или гладить, как это делают все люди.

На этом следовало пожелать спокойной ночи и отвернуться на другой бок, но мы снова встретились глазами.

Кайл резко выдохнул, когда я накрыла его сосок губами. От хорошо знакомого привкуса и чистого аромата кожи голову повело, а его пальцы оказались у меня под волосами.

Не сжимая до боли, он всё же удерживал, не давая отстраниться, а я и не собиралась, медленно поглаживая его бок раскрытой ладонью.

Дрова в камине за моей спиной уютно потрескивали, а грудь начало сдавливать от желания сделать хоть что-нибудь.

Чуть меньше, чем хотелось бы.

Для начала – опуститься ниже, проводя раскрытыми губами и кончиком языка по животу и рёбрам, нажать пальцами на выступающую косточку на бедре.

Теперь его взгляд сверху начинал обжигать, и когда Кайл резко сел, я выпрямилась тоже, на всякий случай готовясь первой предложить просто ложиться спать.

Вместо этого он молча потянул меня ближе, – так требовательно, что я едва не запуталась в собственном подоле и лишь в последний момент успела схватиться за его плечо.

Ещё один прямой взгляд, и всё происходящее вокруг, – и треск дров, и живая гостеприимная темнота, и вой ветра снаружи, – стало неважным, отодвинулось на задний план.

Отсветы пламени играли в абсолютной черноте его глаз, и, продолжая наблюдать за ними, я медленно, не отводя глаз, лизнула свою ладонь, чтобы стала влажной, и обхватила его плоть у основания.

Взгляд Кайла дрогнул.

Я готова была поклясться: мы думали об одном и том же.

Правая рука. Оставленный им и не сведённый мной шрам.

В отличие от подписи в договоре о купле-продаже банка, настоящий.

Мне не хотелось оттягивать время, но хотелось насладиться моментом. Провести по всей длине без спешки, но ровно так, как ему нравилось прежде.

Оказалось, что и в этом смысле ничего не поменялось.

Всего на секунду, но он задохнулся, и ленивая ночная ласка превратилась в старую добрую игру – кто первым отведёт глаза.

А вот улыбнуться ему, поддразнивая, как раньше, у меня снова не получилось.

Тело прекрасно помнило само, даже думать не надо было, не возникало нужды искать нужны ритм.

Я двинула рукой чуть резче, потом ещё раз и ещё, постепенно набирая нужный темп, а потом остановилась, чтоб погладить ребром большого пальца.

Пересесть удобнее, и наконец позволить себе рвано выдохнуть.

Этот выдох Кайл поймал губами и тут же отстранился, как будто и не прикасался вовсе.

Воздуха стало мало, а запах в комнате сделался таким знакомым.

Вечный запах нашей общей спальни, в каком бы съемом доме, постоялом дворе или амбаре она ни находилась.

Увлечься ничего не стоило, – всего-то и нужно оказалось продолжать смотреть и ласкать так, как ему нравилось. Сжимая не чересчур сильно, но крепко. Достаточно резко, – чтобы не изводить обещанием, но уверенно и планомерно подвести к финалу.

Главным было смотреть внимательно, и я не пропустила момент, когда пришла моя очередь ловить его стон поцелуем.

Вот только Кайл мне отодвинуться не дал.

Одна его ладонь легла мне между лопаток, а вторая скользнула под волосы, и, прислонившись лбом к его лбу, я с удивлением отметила, что он такой же горячий как мой.

Понимая, что надолго нас обоих просто не хватит, мы оба хотели ещё чуть-чуть. Пару дополнительных минут.

От непристойного и характерного влажного звука рёбра пережало, и в очередной раз облизнув сухие губы, я задела его.

А потом добавила вторую руку.

Так получалось медленнее, но, не отрыаясь от Кайла, мне стало удобнее смотреть.

Моя рука с обручальным кольцом на нём – я всегда находила в этом нечто завораживающее, хотя и не призналась бы в подобном вслух.

И плевать, что кольцо было другим. Ненастоящим.

Мне нравилось видеть его в своей ладони.

Нравилось ласкать медленно, нарочно распаляя, или, напротив, быстрее, чем я сама успевала дышать.

Нравилось смотреть на него без смущения и лицемерной брезгливости и помнить, как он ощущается внутри, во мне.

И нравился тот особенный момент, – каждый раз неповторимый, – когда Кайл просто прикрывал глаза, доверяясь мне полностью.

Теперь до него оставалось всего-ничего, но он неожиданно отвёл мои руки – почти грубо, так, что я уже собралась справедливо возмутиться.

Но не успела, потому что он потянул ещё ближе и заставил приподняться, чтобы опустить на себя.

Одним уверенным и плавным движением, без шанса передумать.

Пришлось закусить губу, чтобы не стонать в голос, потому что получилось идеально. Ярко, глубоко и так правильно.

Ровно так, как было надо.

Остатки воздуха выбило из лёгких, а Кайл удобнее перехватил меня за бёдра, не давая двигаться самостоятельно, но задавая ритм.

Медленнее, чем я хотела.

Невыносимо горячо.

Так, чтобы я чувствовала его до дюйма.

Мне осталось только держаться за его плечи, – или хвататься за них почти отчаянно.

Потому что каждое следующее движение было лучше предыдущего.

Потому что он никуда не торопился, позволяя ощущениям нарастать постепенно, – так, чтобы я постепенно же и абсолютно неотвратимо теряла голову.

Пальцы соскальзывали по влажной коже, но я не боялась потерять равновесие, зная, что он удержит.

Он как никто умел меня держать.

Если хотел.

Сейчас Кайл хотел совершенно точно, и когда его руки сжались крепче, а до моего слуха донёсся ещё один тихий и довольный стон, я качнула бёдрами, встречая очередное его движение.

Не претендуя на инициативу, всего лишь подхватывая ритм.

Вынуждая его оставлять на мне новые синяки – потому что старые до обидного быстро кончились.

Его сорванное дыхание смешивалось с моим, под распущенными волосами было почти невыносимо жарко, и я все-таки решилась отпустить.

Разжать пальцы на его правом плече, чтобы обхватить за шею, прижаться теснее.

И задохнуться снова, когда Кайл мягко привлёк меня к себе, меняя угол.

Он не позволил себя сбить, не но продолжали делать так, как считал нужным.

Медленно.

Остро.

Так, чтобы я всё чувствовала и всё запомнила.

Его волосы под ладонью оказались взмокшими, и я зацепилась за прядь непривычным кольцом, а потом меня выгнуло на нём так, что перед глазами вспыхнули звезды.

Вслед за ними с головой накрыло ощущением нежной и тёмной бездну, в которую я летела.

А возвращение из неё оказалось изумительно приятным.

За окном по-прежнему стенал дикий северный ветер, дрова трещали, а мы снова лежали лицом друг к другу, и колено Кайла осталось между моих бёдер.

Остывающая кожа была липкой, и для очистки собственной несуществующей совести я все-таки приподняла голову.

– Ванная?..

– Потом, – он отозвался уже откровенно сонно, дотянулся до одеяла, чтобы укрыть им нас обоих.

Я улыбнулась довольно и пьяно, – то ли всему этому, то ли шальной теории, внезапно пришедшей в голову.

Если Кайл представил меня этому дому как хозяйку, моих приказов тот должен был слушаться в точности как его.

И именно теперь, когда было так хорошо, мне захотелось прощупать границы дозволенного.

Кайл уже спал, а я немного неловко подняла руку, сделала движение ладонью, заставляя огонь притихнуть.

Проигнорирует и укажет моё место?

Или сделает?

Пламя стало меньше, как будто отступило, позволяя нам остаться наедине, и оставив его спокойно догорать, я улыбнулась, прежде чем тоже провалиться в сон.