Для Конна было шоком обнаружить, что он не хочет, чтобы она его боялась, что вместо этого он хочет, чтобы она ему доверяла. Дальнейшим сюрпризом было обнаружить, что он относится к ней теперь покровительственно. Его образ в сверкающих рыцарских доспехах должен был вызывать у него смех, но почему-то не вызывал. Он начинал испытывать собственнический инстинкт по отношению к Хонор, отчего ему было не по себе.
Когда Конн оказался перед дверями ее квартиры сидящим в машине, поджидая, чтобы посмотреть, кто привезет ее домой, он наконец-то признал, что у него проблема, к решению которой он совершенно не готов.
Он планировал быть тем, кто будет плести паутину, но не ожидал опасности запутаться самому в тонких липких сетях. Он никогда не сможет быть достаточно объективным, чтобы выяснить правду, если потеряет контроль над собой и над ситуацией.
И вот сегодня вечером казалось очень важным, чтобы он вернул себе контроль над событиями, а заодно удовлетворить опасное желание, которое угрожает подорвать его изначальные цели.
«Да, — говорил себе Конн, чувствуя ответ на дрожащих губах Хонор, — именно это я сегодня и делаю. Просто возвращаю себе контроль».
Ее губы были мягкими и теплыми. Он хотел сокрушить их своими, точно так же как хотел подмять ее тело на вышитом покрывале ее постели. Неуверенность в ней быстро перерастала в страсть. Он обнимал женщину, которая хотела его, даже не осознавая этого. Он почувствовал ее желание, и его страсть взмыла ввысь.
— Все хорошо, дорогая, — выдохнул он, когда отнял губы от ее рта, чтобы вкусить теплую сладость ее горла. — Просто выбрось все из головы. И пусть это произойдет. Я буду с тобой и позабочусь обо всем.
— Конн, — прошептала она дрожащим голосом, — мне нужно время. Сейчас я ни в чем не уверена.
Он легонько коснулся ее шеи, а большими пальцами приподнял ее подбородок так, чтобы она встретилась с ним взглядом.
Его взгляд выдавал желание и в то же время был насторожен.
— Я — тот мужчина, который оказался здесь, когда ты в нем нуждалась, помнишь? — сказал он ей тихо. — И я был тебе нужен сегодня вечером. Мы нужны друг другу. У меня нет привычки сидеть в автомобиле перед дверью квартиры женщины, чтобы посмотреть, кто ее привезет домой. Я пробыл тут почти два часа, пытаясь представить, как я справлюсь с соперником.
— И что… что бы ты сделал, если бы я оказалась не одна?
Он зарычал и с силой прижал ее к себе.
— Не спрашивай. Хотя обнаружить, что тебя преследуют в пикапе, было скорее шоком. Мне не нравится, что ты живешь одна. Это опасно.
— Да, знаю. — Она сказала это в его темную рубашку, и Конн понял, что она имела в виду и его наряду со случайными хулиганами в черных грузовиках.
— Не бойся меня, Хонор.
Конн не знал, как сломить ее недоверие, но почувствовал, что ему нужно прикоснуться к ней более интимно. Запах ее был соблазнительным, манящим, полным нежных обещаний.
— Я не смогу устоять перед тобой, если бы даже захотел попытаться. И даже не хочу пытаться, — сказал он сквозь зубы.
Его ладони скользнули по ее спине к округлым бедрам. Она что-то тихо сказала ему в рубашку, когда он крепче прижал ее к себе.
По тому, как она напряглась, а затем расслабилась, Конн понял, что теперь она знает, насколько он возбужден.
— Конн, нам нужно поговорить…
Ее голос был прерван его поцелуем.
— Утром, — пообещал он, когда оторвался от ее губ. — Мы поговорим утром. Мы уладим все утром.
— Правда?
Ее глаза были вопрошающими сияющими озерами, в которых мужчина мог утонуть.
— Пожалуйста, верь мне, Хонор.
«Неужели это я прошу женщину верить мне», — рассеянно подумал Конн. Завтра, когда будет более здравомыслящим, возможно, он будет шокирован этими хриплыми словами. Но сейчас он страстно желал только утвердительного ответа.
— Я могу доверять тебе, Конн Ландри?
Он поднял ее на руки.
— Да, ты можешь мне доверять!
Клятва была произнесена с такой уверенностью, что удивила его. Казалось, она поверила его суровому обещанию.
Она обвила руками его шею, и ее тело было готово сдаться ему, став еще теплее и нежнее, чем он воображал.
Конн не стал включать света в ее спальне. Бледный свет из коридора давал достаточное освещение. Осторожно поставив ее на ноги, он нащупал застежку светло-пурпурного платья. Когда она прислонилась к нему, ее голова прижималась к его плечу, и он удивлялся, что случилось с его обычно уверенными руками. Его пальцы никогда так прежде не дрожали.
Казалось, прошла вечность, пока шелковое платье не поддалось и не упало пенной массой к ее ногам.
— Хонор, — тихо и немного удивленно произнес он, легко поглаживая ее плечи и проводя рукой вниз по выпуклостям ее грудей.
Он коснулся кружевного края ее лифчика, скользнув одним пальцем под него, и нашел там ее затвердевший сосок.
— Хонор, я так сильно хочу тебя.
Она произнесла его имя ему в плечо, впившись ногтями в материю его рубашки.
— Ты сегодня не даешь мне даже подумать. Почему это так, когда я с тобой, Конн?
Нетерпеливым жестом он расстегнул застежку ее лифчика и накрыл ладонями ее груди.
— Не знаю, — услышал он свой неожиданно честный ответ. — Я и сам мог бы задать тебе такой же вопрос. Почему это так, когда я с тобой? Я никогда не намеревался…
— Никогда не намеревался делать чего? — Она подняла голову и посмотрела на него из- под ресниц.
— Ничего. Не думай ни о чем другом, как только о сегодняшней ночи, милая. Знает Бог, в этот момент я не могу думать ни о чем другом, только о тебе.
Он взял ее лицо руками и старательно поцеловал ее, упиваясь трепетным ответом, который он получил от нее.
— Сними с меня рубашку. Дай мне почувствовать твои руки на моем теле, — хрипло приказал он.
Она охотно повиновалась, ее пальцы слегка дрожали, когда она сражалась с пуговицами его рубашки. Но через минуту она ее сняла, а потом принялась неумело расстегивать пряжку его кожанного ремня.
Стараясь не торопиться, но, зная, что он вряд ли сможет сдержать свое желание, Конн продолжал ее раздевать. Он погладил руками ее попку, снимая атласные трусики и тонкие, как паутинка, колготки. Когда она стала стягивать облегающие джинсы, он отступил от нее и снял их сам.
Мгновение спустя его жокейская рубашка упала к его ногам, и он услышал, как Хонор и сделала резкий вдох, когда увидела доказательство его желания.
— Я же говорил, что хочу тебя, дорогая. Ты в том сомневалась? — спросил он охрипшим голосом, уверенный, что ему нужен от нее какой-нибудь знак, что она принимает его как любовника. Почему для него это имело значение он не мог сказать. Он только знал, что хотел подтверждения того, что и она его желает. Он хотел, чтобы она нуждалась в нем так же, как и он нуждался в ней.
— Ты все еще боишься меня?
Она покачала головой и сделала шаг ему навстречу так, что почувствовала его возбуждение, жадно приникла к гладкой коже его живота и ласково взяла в руки его мужское естество. Конн подумал, что теряет контроль над собой.
— Я хочу тебя, Конн.
В ее хрипловатом голосе была зачаровывающая искренность.
— Сегодня я не совсем понимаю свои чувства, одно знаю — я хочу тебя.
— Хонор, тебе будет хорошо со мной, клянусь.
Ее губы слегка искривились в вечной улыбке женского обещания и вызова.
— А что, если тебе не будет хорошо со мной?
— Котенок, — тихо сказал он, решив поцелуем прекратить ее чувственные поддразнивания. — Для меня ты не можешь быть ни чем иным, как только самим совершенством.
Конн положил руки на ее ягодицы, соблазняюще перебирая пальцами ее плоть. Когда он услышал, как она ахнула в предвкушении, он погладил ее по животу и коснулся сокровенного местечка между ее бедер.
Хонор застонала, и его собственный пульс тяжело застучал, когда он почувствовал ее влажный внутренний жар. Когда она, казалось, потеряла равновесие и слегка прислонилась к нему, Конн познал примитивное чувство мужского удовлетворения. Наклонившись, он откинул одеяло на ее постели, затем поднял Хонор и заботливо уложил ее на постель.
Она чувственно откинулась на спину, ее волосы разметались по подушке, карие глаза сверкали.
— Ты загипнотизировал меня, Конн Ландри? Либо это, либо я сегодня слегка потеряла голову.
Он почувствовал огонь в своих жилах, пока стоял и смотрел на нее. Если он и испытывал чувство собственичества прежде, то это было ничто по сравнению с жаром, который охватил его сейчас.
— Я рад, что ты больше не сопротивляешься, — тихо сказал он, опускаясь рядом с ней на постель. — Именно такой я и хочу тебя, разгоряченной и согласной, и только моей. Я не хочу, чтобы ты была в состоянии мыслить здраво. Не сегодня, во всяком случае.
Он прижался губами к ямке у нее на шее, гладя ладонью ее живот. Она прошептала его имя, выгнувшись от желания, и он почувствовал ее готовность. Он сказал себе, что не заставит ждать. Он хотел ее так пылко и страстно и ощущал, что она испытывает то же самое. Во всяком случае, сейчас он чувствовал, что она жаждет одного: чтобы он был внутри ее. И это длилось всю ночь.
— Скажи мне, Хонор, милая. Скажи мне, как сильно ты меня хочешь, — потребовал он хрипло, целуя ее груди.
— Сильно, Конн, я так сильно тебя хочу. Я никогда еще ничего подобного не испытывала.
на него через ресницы.
Она снова приподняла бедра, схватив его за плечи и требуя, чтобы он был как можно ближе к ней. Он просунул колено между ее ног, и она тут же открылась для него. Такое приглашение вызвало у него резкий страстный вскрик, он понял, что больше ждать не может. Конн лег между ее бедер, сознавая ее пламенную зовущую страсть.
— Пусти меня к себе, милая. Я должен войти в тебя, или я сойду с ума!
Он опустил руку вниз, чтобы коснуться ее чувствительной женской плоти, убеждаясь снова, что она готова. Она страстно прошептала в ответ:
— Пожалуйста, Конн. Пожалуйста, сейчас!
Больше он не мог сдерживаться. Схватив ее за плечи, он пронзил ее, внедряясь в ее пульсирующее, влажное тепло. Он почувствовал, как по ее телу прошла дрожь, когда оно приспосабливалось к вторжению мужского естества. Он мгновенно остановился.
— Хонор?
Она не открыла глаз, ее ноги обвили его бедра.
— Люби меня, Конн. Пожалуйста, люби меня.
— Хонор, ничего другого я сейчас и не могу делать!
Он начал двигаться внутри ее, чувствуя, как ее плоть становится все возбужденнее и напряженнее вокруг него.
Он почувствовал неуверенность в том, как она, задыхаясь, произносила его имя, и смутно понял, что она не вполне согласна с тем, что происходит с ее телом.
— Давай, милая, — прохрипел он у ее груди. — Просто иди ко мне. Я тебя догоню.
Она вскрикнула, когда предельное напряжение получило сокрушительное завершение. Конн приподнял голову, чтобы накрыть губами ее рот, упиваясь звуками страсти, шедшими из глубины ее горла, а затем почувствовал, как его тело напряженно изогнулось, когда получило собственное освобождение.
Долгие вечные секунды он преодолевал шторм, сжимая в объятиях женщину, держа ее крепче, чем держал что-либо или кого-либо в своей жизни.
Хонор медленно выходила из туманного мира, куда ее унесло желание. Она ощущала распростертое на ней тяжелое тело Конна, чувствовала вес его бедер, сковывавших ее ноги. Она все еще находилась в его надежных объятиях, и сознание этого наполнило ее глубоким удовольствием. Она вяло поиграла с его черными, тронутыми сединой волосами, рассматривая темные ресницы. И тут он открыл глаза.
В одно мгновение он насторожился, словно кошка, и в его взгляде уже не было и намека на сон или сладострастную негу. Но Хонор поняла, что это след удовлетворения — уверенного, надменного мужского удовлетворения.
Она нашла это немного забавным, пока он не заговорил.
— Больше никаких таких ночей, — заявил он резко.
— Никаких? Ты не получил удовольствия этой ночью? — слегка поддразнила она, понимая, что он вряд ли имел в виду то, что только что произошло между ними.
Конн нетерпеливо кивнул, а затем приподнялся и с явной неохотой сдвинулся с ее тела.
— Я имел в виду — больше никаких ночей, когда я сидел бы перед твоей дверью и ждал, чтобы посмотреть, кто привезет тебя домой.
Он властно обнял ее. Его мускусный запах наполнил ее ноздри, когда она с готовностью приникла к его плечу.
— Сколько еще таких ночей будет, Конн? Стоит ли об этом волноваться? Скоро ты вернешься на Тахо, и тебя больше уже не будет интересовать то, как и с кем я провожу свои вечера.
Волна грусти, накатившая на нее, когда она слушала собственные слова, занимала ее несколько секунд. Затем она в изумлении заметила, что Конн как-то опасно притих.
— Кто сказал тебе о Тахо? — спросил он низким и хриплым голосом.
Хонор смущенно заерзала:
— Итан обмолвился, что у тебя там какой-то деловой интерес.
Она повернула голову, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Именно так. Деловой интерес и больше ничего. Мой дом не на Тахо, — сказал он, как отрезал. — Я просто владею там кое-какой недвижимостью.
— Понятно.
Хонор не знала, что сказать. Ясно, он не хочет говорить о Тахо или о том, где он на самом деле живет.
И она не хотела испортить волшебную интимность момента.
Утром будет достаточно времени для того, чтобы узнать все, что имеет значение.
— Все в порядке, Конн. Я не хотела проявлять излишнее любопытство. И ты мне ничего не должен, ты не должен связывать себя какими- либо обещаниями. Я это понимаю.
Кажется, подобная информация не доставила ему удовольствия.
— Не должен, черт возьми! — прорычал он, изогнувшись, чтобы прижать ее спиной к подушке. — Хонор, мы с тобой теперь связаны вместе. Разве ты этого не понимаешь? Ты только что отдалась мне.
— Ты думаешь о своих словах, Конн? — спросила она осторожно, опасаясь позволить себе на что-то надеяться.
— Я всегда думаю обо всем, — сообщил он ей беспристрастно. — Я не могу уйти и оставить начатое. И тебе не дам.
Она робко улыбнулась:
— А что, похоже, что я пытаюсь уйти?
— Ты пыталась избегать меня сегодня вечером, — резко заметил он.
Он сказал эти слова так, словно это в некотором роде его обидело. Ее пальцы ласково рисовали узоры у него на спине.
Не страшась сурового выражения его лица, она смотрела на него ласковым взглядом женщины, которая знает, что влюбилась.
— Это было раньше. Сейчас совсем другое дело, — объяснила она, словно все было и так понятно.
— Ты больше меня не боишься?
— Не думаю, что я когда-либо действительно была напугана, просто осторожна, — сказала она, просто чтобы отделаться.
— И ты больше не проявляешь осторожности? — настаивал он.
— А что, должна? — легкомысленно огрызнулась она, не понимая, почему он так настойчив.
— Нет, — прохрипел он, наклоняясь к ней для поцелуя. — В этом больше нет необходимости.
Ей очень хотелось спросить, что он имеет в виду, но он уже снова разжигал огонь, который, казалось, разжечь мог только он. Хонор почувствовала в нем пульсирующее желание и не хотела противиться.
Их соитие было новым и неиспытанным, хрупким и неизведанным, но оно было неизбежным. Конн прав. Теперь ни один из них не сможет просто уйти.
Несколько часов спустя Хонор медленно просыпалась, понимая, что мужчина рядом с ней не спал. Она прижалась к его боку.
— Конн? Что-то не так? Ты не можешь загнуть?
— Я просто кое о чем размышляю, сладкая моя.
— О чем?
— О том пикапе, который преследовал тебя до дома сегодня вечером. Кроме всего прочего. — Последние три слова были сказаны почти неслышно.
— Что о пикапе? — настаивала она, зевая.
— Мне не нравится то, что кто-то пытался догнать тебя сегодня вечером.
Она слегка нахмурилась в темноте:
— Ты не думаешь, что Грейнджер мог погнать кого-то за мной?
Конн отрицательно покачал головой:
— Нет, у него нет причин преследовать тебя. Он попытался бы напугать твою сестру, но она…
Он замолчал, когда Хонор вдруг села прямо.
— Моя сестра! Конн, что, если он собирается что-то сделать с Аденой?
Конн протянул руку и заставил ее снова лечь рядом.
— Успокойся. Как я только что хотел сказать, она заплатила свой долг. Теперь Грейнджер не станет ее преследовать.
— Ты говоришь, словно абсолютно уверен в этом.
— А я и уверен.
Хонор почему-то поверила ему. Спокойная сила его слов говорила сама за себя. Она успокоилась.
— Тогда инцидент сегодняшней ночи был делом рук еще одного южнокалифорнийского сумасшедшего.
— Если только не принимать во внимание то, что на днях в твоей комнате была сдвинута ширма со своего места, — задумчиво сказал он.
Хонор на мгновение замолкла.
— Я уверена, это было просто ошибкой с моей стороны.
— Точно?
Лежа здесь в темноте рядом с сильным мужчиной, в котором можно найти поддержку, легко быть уверенной. Хонор приглашающе поцеловала его, чуть прикусив ему нижнюю губу.
— Точно.
На следующее утро Хонор проснулась рано с таким чувством, будто вся ее жизнь переменилось за одну ночь. Когда она повернула голову, чтобы посмотреть на распростертое великолепное тело Конна, она поняла, что интуиция ее не обманула. Даже если он сегодня уйдет от нее навсегда, ее жизнь больше никогда не будет прежней, потому что она никогда не сможет выбросить его из головы целиком и полностью.
Его тело было худощавым и загорелым на фоне смятых белых простыней. Интригующая темнота его волос на подушке вызвала у Хонор желание протянуть руку и пробежать пальцами по ним, как она делала это прошедшей ночью.
«Разве не считается, что во сне мужчины с суровыми лицами, как правило, кажутся более мягкими и даже кроткими?» — размышляла она, изучая непреклонные черты его лица. Правда, Конн не вписывается в общее правило. Его сила и решимость были слишком явны в его натуре, чтобы исчезнуть хоть на время, пока он спит. В ярком свете свежего солнечного утра он все равно выглядел как человек, иметь которого своим врагом мог захотеть лишь глупец.
Понимание этого вызвало у Хонор волну беспокойства. Она не могла больше лежать в постели. Босиком она прошлепала в ванную, выложенную черно-белым кафелем. Зеркало отразило в полный рост ее обнаженное тело, копку беспорядочно спутанных каштановых с золотым отливом волос и глаза, в которых было глубокое женское удивление.
Конн занимался с ней любовью прошлой ночью самым упоительным образом. Он не играл в искушенные игры, пытаясь ослепить ее техникой и стилем. Вместо этого он растворился в ней, одновременно полностью овладев ею.
Понятно, ее опыт был ограничен, но Хонор инстинктивно поняла, что ту страсть, какую она испытала прошлой ночью, нельзя считать обыкновенной.
Войдя в душ, она дала своему приятно утомленному телу насладиться горячими струями. «Я никогда не смогу забыть, как занимается любовью Конн», — мрачно подумала она.
Дверь ванной открылась и закрылась. Минуту спустя по другую сторону стеклянной двери душа появился Конн, лениво улыбаясь. «В нем произошла какая-то перемена», — вдруг поняла Хонор.
На его лице этим утром была настоящая улыбка, а не та странная хмурая ухмылка, кривящая уголок рта, к которой Хонор уже успела привыкнуть. Это доставило ей истинное удовольствие.
Он открыл душ и вошел внутрь, протянув к ней руки.
— М-м-м, — промычал он во время долгого роскошного поцелуя, — по утрам твои поцелуи хороши на вкус.
— Принимая во внимание количество козьего сыра, которое я попробовала вчера вечером, это о чем-то говорит. — Она широко улыбнулась, обнимая его за шею.
— Я считаю это частью земной стороны твоей натуры. — Он провел руками по ее мокрому телу до бедер и легко их сжал.
— Я — жительница южной Калифорнии. И мне не полагается иметь земную сторону натуры. Мне полагается быть ослепительной и шикарной, — пожаловалась она.
— Тогда, как жительница южной Калифорнии, ты неудачница. И я понял это с того самого момента, как тебя встретил.
Хонор повернула голову:
— Правда?
К ее удивлению, он посмотрел на нее пристальным и серьезным взглядом.
— О тебе никак не скажешь, что ты поверхностна, Хонор. Даже, несмотря на то, что твоя квартира действительно похожа на картинку из журнала по дизайну. Я понял, когда узнал, почему ты собралась встретиться с Грейнджером, что у тебя есть сила воли. И твой энтузиазм позавчера по поводу большого выигрыша Наследника был искренним, несмотря на то, что ты поставила на него всего лишь два доллара. Прошлой ночью ты отдалась мне целиком и полностью. Никаких игр. Я мог бы перечислить целый список других причин, почему я знаю, что ты не из тех, кто порхает по поверхности жизни.
— Но? — подтолкнула его она, слегка потрясенная прямотой его наблюдений и решившись немного прояснить атмосферу.
— Но все мои пылкие комплименты, по всей вероятности, застрянут у тебя в голове и испортят природное обаяние твоей натуры. — Он хохотнул, нежно шлепнув ее по заду и поворачиваясь, чтобы взять мыло.
— Животное! Я только что стала привыкать к комплиментам, и мне они стали нравиться. Я предпочла бы слушать их, а не твой ор за то, что я осмеллась назначить встречу не с тобой вчера вечером.
— Я на тебя не орал.
Он сунул голову под жесткие струи воды, закрыв глаза.
— Я просто объяснял некоторые жизненные факты.
Она притихла, услышав властность в его голосе.
— Конн?
— Ем-м-м?
— Знаешь, это обоюдно.
Он вынул голову из-под душа, открыл глаза и изучающе посмотрел на нее:
— Обоюдно?
— Я не хочу вступать в односторонние отношения, — сказала она со спокойным упорством. — Я должна знать, что ты живешь по тем же правилам, которые устанавливаешь для меня.
— А ты думаешь, что это не так? — В его словах был легкий вызов.
Хонор еще минуту рассматривала его, размышляя о том, что она знает об этом человеке. В некоторых отношениях очень даже немного. Однако она жаждала доверять ему безоговорочно.
— Думаю, живешь, — робко улыбнулась она, в конце концов.
Разве она не чувствовала с самого начала, что он — человек, живущий по своим законам? Он предпочитает платить по счетам.
Конн подошел и прижал ее к своей теплой влажной груди.
— Это означает, что ты наконец-то мне поверила?
— Да.
— Спасибо, Хонор. Я рад, — сказал он просто.
«И я тоже, — подумала она, — потому что я в тебя влюбилась».
Час спустя Хонор нарезала папайю и сбрызнула ее соком лайма, пока Конн готовил кофе. В дверь позвонили как раз в тот момент, когда она ставила свежие фрукты на стол. Вытерев руки о красное кухонное полотенце, Хонор пошла открывать.
— Адена! — воскликнула она. — Что ты тут делаешь?
— Просто заскочила по пути на работу узнать, нельзя ли взять у тебя тот замечательный кожаный ремень из кусочков, который ты на днях купила. Эй, это лишний кусок папайи? Здорово, у меня сегодня утром не было времени на завтрак.
В своей обычной импульсивной манере подходить ко всему Адена юркнула в дверь и замерла на полпути, уставившись с изумлением на Конна. Конн тоже уставился на нее, вежливо рассматривая яркую маленькую девчонку-сорванца.
Яркие светлые волосы Адены были выстрижены броским клином, обрамляющим ее вызывающе накрашенные карие глаза. В то время как вкусы Хонор в одежде можно было назвать стильными, вкусы ее сестрички определенно были модерновыми. Менее милосердный наблюдатель мог назвать бы их возмутительными.
Этим утром на Адене были надеты сапоги до колен, облегающие красные брючки и огромная, свободно связанная сеть вместо топа. Она носила этот наряд с присущим ей восторженным щегольством.
— Боже милосердный, — сказала Адена в явном изумлении, — кто ты такой? Хонор никогда не оставляет мужчин на завтрак.
— Боюсь, я очень на этом настаивал. А ты Адена?
— Верно. — Адена повернулась с широкой улыбкой. — Где ты его откопала, Хонор? Он гораздо интересней тех представителей дизайнерского мира, с которыми ты обычно общаешься. Боже милосердный! Этот типчик даже не носит ничего цвета лаванды!
— Это Константин Ландри, — решительно сказала Хонор.
Она почувствовала, как слегка загорелись щеки сестрички, когда она начала вытягивать из нее информацию.
— Полагаю, я уже о нем тебе говорила, — продолжила она язвительно.
— Ландри! Тот парень, кто улаживал дела с Грейнджером ради меня. Конечно же!
Адена чуть было не бросилась к нему с объятиями, что несколько насторожило Конна.
— Вы просто сокровище, знаете ли!
Она шумно чмокнула его, прежде чем он понял, что произошло, а затем выпустила его из объятий и бросилась к кофейнику.
— Не могу выразить, как сильно я благодарна вам за помощь. Просто гора упала с плеч! От Грейнджера у меня бегут мурашки по всему телу. И если я была обеспокоена, то это ничто по сравнению с тем, что чувствовала бедная Хонор!
Адена театрально задрожала, угощаясь кофе.
— Значит, я надеюсь, вы будете держаться подальше от него и ему подобных в будущем. Не думаю, что мне придется снова улаживать подобную ситуацию, и, если я узнаю, что вы пытаетесь принудить Хонор выпутываться из положения вместо вас, я буду очень недоволен, — спокойно сказал Конн, беря у нее кофейник и ставя его на стол.
Хонор услышала холодный нравоучительный тон и поняла, что и Адена услышала его тоже. Ее непостоянная сестричка не привыкла к тому, чтобы мужчины читали ей нотации.
— Эй, что это за отношение старшего брата? — возмутилась Адена, плюхнувшись на стул. — Для этого сейчас слишком раннее утро. Больше нет папайи, Хонор?
— Есть еще в холодильнике, если хочешь, сама порежь.
— Не желаю утруждаться. Вы со мной поделитесь. — Адена наклонилась вперед, чтобы сгрести немалый кусок восхитительно окрашенного фрукта.
Подавив возмущенный вздох, Хонор быстро начала есть остатки папайи, зная, что, если она этого не сделает, большая часть достанется Адене.
— И я не ваш брат, не важно, старший или нет, — угрюмо заметил Конн. — Мой единственный интерес заключен в вашей сестре. И, следовательно, я считаю вас ответственной за все, что вы делаете, из-за чего она попадает в трудное положение. Я ясно выразился?
— Конн, нет необходимости обрушиваться на нее, словно тонна кирпичей, — сказала Хонор немного холодновато, когда увидела непонимающее выражение на лице Адены. — Все это было ошибкой, и Адена поняла это. Она больше не попадет в подобного рода неприятности, верно, Адена?
— Ей-богу, я чувствую, словно участвую в одной из сцен кинофильма «Папа знает, как лучше». Разве вам обоим не приходит в голову, что сегодня слишком хорошее утро для нотаций? — пожаловалась Адена.
— А какое было утро, когда вы брали в долг у Грейнджера? — Конн спокойно ел свою папайю, не обращая внимания на хмурый взгляд Хонор.
— Намек поняла, — сказала Адена с отвращением, быстро встав на ноги с жизнерадостной грацией. — Прошу прощения, но думаю, мне пора идти.
Атмосфера стала несколько гнетущей.
— Так как насчет ремня, Хонор? Ладно, я его возьму?
— Ладно, бери, — согласилась Хонор, как всегда. — И вот еще, Адена…
— Что? — Адена была на полпути к прихожей.
— Ты уверена, что не заглядывала сюда позавчера вечером?
— Уверена. Я ходила с Гари посмотреть то новое раскритикованное кино, о котором я тебе рассказывала.
Она исчезла в спальне и появилась мгновение спустя с ремнем в руке.
— Боже милосердный, вы вдвоем определенно занимались чем-то энергичным на этой постели. Ну, ребята, увидимся позже.
И она ушла до того, как Конн или Хонор успели ответить.
На минуту после того, как вихрь умчался, за столом повисло молчание. Затем Конн сказал задумчиво:
— Вижу, она для тебя сущее наказание. А твоя мать?..
— Моя мать вновь вышла замуж несколько лет назад и переехала на Восточное побережье. Адена захотела остаться здесь со мной. Бывают моменты, когда я опасаюсь, что не смогу с ней справиться, но, в общем, она хорошая.
— Возможно, — осторожно предположил Конн, — ей нужна была более твердая рука, когда она росла.
— Ей было всего восемь, когда убили папу. — Хонор постаралась положить конец расспросам.
— А сколько было тебе?
— Тринадцать. Конн, я действительно не хочу говорить о прошлом, — спокойно объяснила она.
Он минуту пристально смотрел на нее.
— Ты не можешь сделать вид, что прошлого не существует.
— Я и не делаю вид, что его не существует, — холодно сказала она. — Просто я предпочитаю его не обсуждать. Обстоятельства, окружающие смерть моего отца, были, ну… драматичными для всех нас. Меня они чуть было не уничтожили. Боюсь, тринадцатилетние подростки имеют тенденцию воспринимать вещи слишком серьезно.
— Что произошло, Хонор?
Она посмотрела на него поверх края своей кофейной чашки:
— Зачем ты хочешь знать?
— Затем, что я хочу знать о тебе все.
Хонор закрыла глаза:
— Поверь мне, тебе не нужно знать об этой стороне моей жизни.
— Но я хочу, — возразил он тихо, но непреклонно. — И я не прекращу задавать вопросы, пока не получу все ответы.
Она в сердцах поставила чашку на блюдце, раздражаясь его настойчивостью.
— Хорошо. Я тебе расскажу. Я дочь человека, который был убит вместе со своим партнером, когда занимался незаконной перевозкой оружия на Ближний Восток. Это ответ на твой вопрос? Это было отвратительно, непонятно и больно. Газеты пестрели заголовками. Они называли моего отца предателем и преступником. Общий смысл всех статей сводился к тому, что в конце он получил по заслугам.
— Вместе с его партнером, — медленно сказал Конн.
— Если хочешь знать мое мнение, — горько сказала Хонор, — я всегда думала, что настоящим преступником, вероятно, был его партнер. Могу поспорить, что мой отец поймал его на махинациях с оружием и его приятель вытащил пистолет. В конечном счете, они оба умерли. Мой отец был, очевидно, тоже вооружен.
Хонор проглотила свой детский гнев.
— Считалось, что они оба были респектабельными представителями нефтяного бизнеса, — вздохнула она.
Глаза Конна сощурились, а пальцы сжали ручку кофейной чашки, когда он смотрел на ее напряженное лицо.
— Ты всегда считала, что виноват во всем был партнер твоего отца?
— Никто теперь не узнает. Власти обвинили их обоих в контрабанде оружия. — Хонор покачала головой, стараясь успокоиться. — И думаю, что теперь это не так уж и важно, верно? Все было так давно.
— Некоторые люди не успокаиваются, пока не свяжут концы с концами, — сказал Конн Ландри так тихо, что Хонор не была уверена, что расслышала его.
Она быстро подняла голову, пристально рассматривая его лицо с растущим пониманием.
— И ты из таких людей, верно? — отважилась она. — Из тех, кто связывает концы с концами. Ты любишь платить по счетам.
— Да.
Это «да» произвело на Хонор эффект поднятого для удара ножа. «Константин Ландри честен, откровенен и крайне правдив», — решила она.
Он не дал ей никакой новой информации, зато усилил ощущение опасности, парящей, подобно ауре, вокруг него.
Воспоминания о прошлой ночи перепутались у нее в голове с предчувствием беды, которое Конн вызывал, у нее. Адена была права, когда сказала, что этот мужчина не похож ни на какого другого мужчину в мире Хонор.
Хонор мгновение поразмышляла о том, что было бы мудро прекратить эти отношения, но в глубине души понимала, что не сможет этого сделать. Не теперь. Конн заявил, что они уже связаны вместе, и в глубине души Хонор понимала это. У нее возникло острое желание пойти по опасной тропе, которая может провести мимо эмоциональных барьеров Конна Ландри. На несколько минут прошлой ночью ей было позволено пройти через барьеры. Она хотела еще возможностей познать человека, находящегося за кажущимися непреодолимыми стенами холодного контроля.
Хонор приняла решение в теплом свете нового дня. Она пойдет на риск, связанный с отношениями с Константином Ландри. А на самом деле у нее и выбора-то не было.