Хонор была в старых джинсах и изумрудно-зеленом топе с рукавом «летучая мышь», когда пошла открывать дверь в шесть часов. Она стянула волосы в строгий пучок у основания шеи.
По ее наряду было сразу видно, что она не одета для вечернего выхода. Конн бросил взгляд на ее неулыбчивое лицо и вошел.
— Надо понимать, сегодня вечером мы остаемся дома? — невозмутимо спросил он, стягивая свой безупречно сшитый темный льняной пиджак.
— Думаю, нам нужно поговорить, Конн. — Хонор была довольна, что ее тон остался спокойным.
Она смотрела, как он бросил пиджак на стул, и восхищалась тому, как непринужденно он чувствовал себя в ее квартире. Да уж, он без колебаний вторгся в ее личное пространство.
Он искоса посмотрел на нее оценивающим взглядом и легко опустился в кресло:
— Что-то не так, Хонор?
Она сделала глубокий вдох, снова подошла к окну и уставилась в темноту.
— Именно об этом я и хотела спросить тебя, Конн.
— Теперь ты говоришь загадками.
Она услышала острую настороженность в нем и удивилась.
«Он достаточно хорошо знает меня, чтобы понять, что все очень серьезно», — подумала она уныло.
— Ты никогда не говорил, что носишь фамилию Стоунер, — произнесла она спокойно.
Последовала секунда мертвой тишины. Хонор боялась пошевелиться.
— Фамилия Стоунер никогда не была моей.
Дикая надежда возродилась в ней, несмотря на все старания скрыть ее. Хонор с удивлением развернулась:
— Разве ты не сын Ричарда Стоунера?
— Я его сын.
Надежда умерла.
— Понятно.
— Во всех отношениях, которые имеют значение, Ричард Стоунер был моим отцом. Мне было двенадцать, когда моя мать вышла за него замуж. Мой настоящий отец был убит, когда я был младенцем, но она никогда не хотела, чтобы я забыл о его существовании. Стоунер согласился с ней, поэтому официального усыновления не было. Но я вырос, считая Ричарда Стоунера человеком, на которого я хотел бы быть похожим.
Хонор пристально смотрела на твердое как гранит выражение лица мужчины, которого она любила, и поняла, что больше нет причин надеяться. Однако ее упрямый характер настаивал на выяснении всех обстоятельств этого дела, и она помимо своей воли задала следующий вопрос:
— Ты знал, кто я такая, до того, как познакомился со мной?
Он откинулся спиной на кресло, наблюдая за ней прищурившись:
— Сегодня ты была занята.
— Просто ответь на вопрос, — попросила она.
— Знал. Знал вот уже несколько месяцев.
Она на мгновение закрыла глаза и снова повернулась к окну, сжав руки перед собой.
— Кроме того, чтобы заставить чувствовать меня круглой дурой, чего ты планировал добиться, Конн? — настойчиво спросила она.
Он бесшумно встал из кресла, и Хонор не поняла, что он подошел к ней близко, пока не заговорил всего в нескольких дюймах от нее.
— Правда в том, что я на самом деле в самом начале не знал, чего хочу от тебя. Я знал только, что нужно кое-что выяснить между твоей семьей и моей.
— Ты хотел мести. Ты веришь, что мой отец предал твоего, — прошептала она решительно.
— Официальное расследование, произведенное той ночью, пришло к заключению, что между партнерами возникла ссора, что Ник Мейфилд задумал убить моего отца и завершить продажу оружия в одиночку. Что-то пошло не так. Ричарду Стоунеру удалось сделать пару выстрелов, прежде чем он умер, и никто не вышел оттуда живым. Лично я думаю, что мой отец обнаружил, что твой отец использует его как свое прикрытие в качестве уважаемого администратора, чтобы заниматься контрабандой партий оружия, и бросил ему вызов.
— И в вытекающей из этого драке они убили друг друга, — закончила Хонор сдержанно.
— Что-то вроде того.
— В любом случае ты убежден, что мой отец предал твоего.
— У меня не было причин думать иначе на протяжении этих пятнадцати лет, — спокойно сказал Конн. — Я хорошо знал Ричарда Стоунера. Он никогда не стал бы ввязываться в нелегальную торговлю оружием или в нечто в этом роде.
— Боже мой, — выдохнула она. — Пятнадцать лет. Пятнадцать лет ты планировал месть. Это должно было просто разъесть твою душу.
Она почувствовала легкое движение, и тут его пальцы коснулись ее плеча. Хонор замерла.
— Все было не так, Хонор. В противном случае я бы давно поступил решительно. Ты хочешь выслушать меня?
— У меня нет выбора.
— Нет, — согласился он решительно, — у тебя нет. Ведь это ты подняла эту тему.
Ей хотелось, чтобы он снял руку с ее плеча. Его прикосновение вызывало у нее желание повернуться, спрятать лицо у него на груди и выплакать весь свой гнев и боль.
— Как долго ты намеревался держать меня в неведении настоящей причины, по которой ты спал в моей постели, Конн?
Его пальцы угрожающе сжались, и она почувствовала, как он напрягся.
— Послушай меня, Хонор. Слушай внимательно. Это непросто объяснить. Мне пришлось нелегко, прежде чем я все это понял.
— Мне это кажется совсем простым.
— Это потому, что ты не знаешь ни черта об этом! Я не прятался в темной норе, строя планы мести все прошедшие пятнадцать лет, ради всего святого! Я работал за границей, как и объяснял тебе. Это была хорошая работа, высокооплачиваемая должность. Я был занят и постоянно переезжал из одного места в другое. Более того, я очень хорошо выполнял свои обязанности.
— Ты не пытался объяснить, что входит в обязанности посредника, Конн, — сухо заметила она.
Он проглотил нетерпеливое восклицание.
— Я был кем-то вроде специалиста по улаживанию проблем. Меня посылали, когда у компании возникали проблемы на иностранной территории.
— Какого рода проблемы? — угрюмо настаивала она. — И не говори мне, что ты улаживал трудовые споры.
— Нет, — сказал он сквозь зубы, — моя специальность — проблемы безопасности. Хонор, моя бывшая работа не имеет ко всему этому никакого отношения. Я только упомянул о ней, потому что пытаюсь показать тебе, о чем я на самом деле думал последние пятнадцать лет.
— Но ты ведь не забыл ту ночь, когда наши отцы перестреляли друг друга, не так ли? — огрызнулась она.
— И ты тоже.
Она кивнула, надменно соглашаясь с истиной:
— Да, и я тоже.
Он надавил ей на плечо, легко повернув ее к себе своей сильной рукой, и она оказалась с ним лицом к лицу и встретилась взглядом с пристальным выражением его глаз цвета оружейного металла. Его неумолимая суровость была почти подавляющей.
— Хонор, я — человек, который любит связывать концы с концами. Я тебе это уже говорил.
— Да.
— Когда два года назад я решил оставить работу и вернуться в Штаты, я начал подумывать о незаконченном деле между мой семьей и твоей. К тому же я вспомнил интерес своего отца к скачкам, и что-то заставило меня принять решение выяснить, что случилось со Стилягой. Когда я узнал, что произошло с лошадью, мне показалось, что настало время начать поиски правды о том, что произошло с нашими отцами той ночью. Затем моим следующим поступком была покупка одного из жеребят. Мне тогда казалось это правильным. Возможно, я впитал пристрастие Ричарда Стоунера к чистокровкам. Или, может быть, я решил, что этот конь свяжет меня с прошлым. Хотя покупка Наследника была в некотором роде ошибкой.
— Потому что каждый раз, как ты смотрел на него, ты думал о его предке и о партнерстве наших отцов, — догадалась Хонор с унылым видом.
— Хонор, у меня пунктик насчет предательства. Возможно, я слишком много видел предательств в ходе своей работы. Может быть, все это происходит оттого, что я думал о том, как умер мой отец. Не знаю. Возможно, эта черта у меня врожденная. Какой бы ни была причина, как только я купил Наследника, моя потребность уладить прошлое становилась все сильнее и сильнее. Я говорил себе, что мне, по крайней мере, нужно разузнать, что стало с детьми Ника Мейфилда. Найти тебя было нетрудно. Когда я отыскал тебя, решил идти дальше. Что-то продолжало толкать меня к этому.
— Стремление отомстить. — Она встретила его взгляд своим спокойным взглядом, не дрогнув перед его силой.
— Ладно, — отвечал Конн, — может быть, так и было. Называй, как хочешь. Но я думаю, тут что-то другое. Видишь ли, у меня было чувство, что если я узнаю, что представляет собой старшая дочь Ника Мейфилда, я смогу узнать кое-что о том, каким был сам Мейфилд. Возможно, я смогу прийти к выводу раз и навсегда, был ли он человеком, способным хладнокровно убить своего партнера. И я смогу смириться — пусть прошлое хоронит своих мертвецов. И как только я купил Наследника, оказалось, что не могу прекратить поиски правды. Одно влекло за собой другое. За последние три месяца я узнал, где ты живешь, где работаешь, с кем у тебя бывают свидания и то, что ты время от времени ходишь на ипподром.
— Ты следил за мной! — Хонор вздрогнула.
— Только одну неделю. Достаточно долго, чтобы узнать основные детали. Затем я сам лично принялся за работу. Я этому делу обучен.
Он сжал губы.
— Ты должен сильно меня ненавидеть, Конн Ландри, — прошептала она.
— Нет, черт побери, у меня нет к тебе ненависти! Именно это я и пытаюсь тебе объяснить, — в бешенстве бросил он. — После того, как я купил Наследника, еще сильнее захотел узнать правду. Разве тебе не понятно? После того, как узнал местонахождение старшей дочери Мейфилда, я должен был узнать, что она собой представляет.
— Зачем? — воскликнула она. — Или ты веришь в теорию о преступниках, которая утверждает, что склонность к предательству передается по наследству?
— Может быть, я хотел посмотреть, похожа ли ты на своего отца. Не знаю точно, почему я хотел выследить и познакомиться с тобой. Ты была еще одним звеном в цепи, как Наследник. Я был уверен, что это важно.
— Потому что тебя ждало незаконченное дело, которое нужно уладить, — в ярости продолжила она. — Но зачем же расставлять ловушку, Конн?
— Какую ловушку?
Она успела увидеть настороженность, мелькнувшую в его взгляде.
— Давай же, нет нужды притворяться. С первого момента, как я встретилась с тобой, ты старался запихнуть меня в своего рода клетку, к примеру, тот случай с Грейнджером.
В его ответе прозвучали стальные нотки.
— Хочешь правды? Я тебе расскажу. Вначале я хотел удостовериться, что, когда пойду на контакт с тобой, контролировать ситуацию буду я. И решил, что лучше всего устроить это, раскинув паутину вокруг тебя. Я хотел, чтобы ты сначала оказалась у меня в долгу, и потом была у меня в долгу тоже, а затем… — Он внезапно замолк.
Хонор уже знала, что он хочет сказать.
— И затем ты решил, что, соблазнив меня, ты усилил свой контроль. Ты очень осмотрительный человек, Конн.
— Именно по этой причине я был удачлив в своей работе, пока был за границей. И именно по этой причине я был удачлив в своих инвестициях последние два года. Быть осмотрительным — это часть моей натуры, Хонор.
— Я все равно не понимаю, чего ты от меня хочешь, — сказала она с каменным выражением лица, и теперь надежда совсем умерла в ней. — Ты соблазнил меня. Поверь мне, мне больше нечего отдать тебе. У меня есть кое-какие деньги, я полагаю…
— Мне не нужны твои деньги, черт возьми!
— Мой отец оставил мне пляжный домик на побережье, — упрямо продолжала Хонор, не отводя взгляда. — Он кое-что стоит. Ты познакомился с Аденой. Ты наверняка понимаешь, что с нее взять нечего. Она до сих пор ребенок во многих отношениях. Могу представить, что ты можешь с успехом соблазнить и ее, если решишь сделать это, но это кажется слегка некрасивым, не так ли?
— Ты замолчишь, наконец? Ты даже не пытаешься понять!
— И что именно я не пытаюсь понять?
Конн отпустил ее, убрав руки так быстро, что она удивилась, не испугался ли он, что на самом деле потеряет контроль над собой и действительно сделает ей больно. Трудно было представить, что Конн теряет контроль в какой-то ситуации. Обойдя ее, он сунул руку в красный лаковый шкафчик и нашел бутылку скотча. Хонор смотрела, как он плеснул немного янтарной жидкости в стакан. Он повертел стакан в руках, а потом сделал глоток.
— Трудно объяснить, что я чувствовал в последние пару месяцев, не говоря уже о последних нескольких днях. Знаю только, что мои чувства к тебе несколько двойственны, что ли. Ты — старшая дочь человека, который предал моего отца. Что-то во мне всегда хотело предать забвению то, что произошло между нашими родителями пятнадцать лет назад. В то время я не мог ничего сделать. Я был двадцатитрехлетним юнцом, и ни одна шишка в корпорации не оказала мне реальной помощи в расследовании того, что же на самом деле произошло тогда той ночью. Мне самому пришлось по кусочкам складывать все, что я знал о Ричарде Стоунере, и то, что сообщалось об этом в газетах. И это никогда не совпадало, у меня не возникало ощущения, что все закончилось.
Он беспокойно пробежал пальцами по своим волосам.
— То, что ты соблазнил меня, каким-то образом положило этому конец? — холодно осведомилась Хонор.
Конн посмотрел на нее:
— То, что я соблазнил тебя, все переменило.
Она затаила дыхание.
— Настал момент сказать, что ты потерял голову от любви ко мне. Что с момента нашей встречи ты решил оставить мысли о мести. Что прошлое больше ничего не значит.
Серые глаза цвета оружейного металла были холоднее, чем лунный пейзаж.
— Послушай, Хонор, я стараюсь быть с тобой абсолютно честным.
— Это — другое дело.
— Ах ты, маленькая…
Он сделал шаг вперед и резко остановился, явно стараясь взять себя в руки. Напряжение сжатой пружины в нем было очевидно, как ни когда.
— Хонор, я не много знаю о любви. Это неопределенное, неясное понятие, которое обычно продолжается недолго, судя по тому, что я видел. И я не стану говорить тебе, что совершенно забыл о случившемся между Ричардом Стоунером и Ником Мейфилдом пятнадцать лет назад. Но нечто очень важное изменилось в этом уравнении, и это то, что я чувствую к тебе. Мои чувства к тебе, по крайней мере, больше не двойственны. Я хочу тебя. И у меня есть первоклассное доказательство, что и ты хочешь меня. И я готов начать сначала с этого момента.
— Начать сначала! — Она не могла поверить своим ушам. — Да ты что, совсем спятил?
Его лицо было застывшей маской.
— Я и сам задавал себе этот вопрос последние несколько дней. Нет, я в своем уме. По крайней мере, мне так кажется, — добавил он сухо. — Между нами существует связь, Хонор, и я уверен, ты сама это понимаешь. Существуют вещи, факторы, которые нас объединяют. Факторы, которые свели нас вместе и от которых непросто отмахнуться. Какими бы ни были отправной пункт и цель, существует результат. Мы тобой теперь вместе.
— Никогда не думала, что ты веришь в судьбу, — горячилась она.
Он пожал плечами:
— Может быть, я провел большую часть своей жизни в тех частях света, где люди верят в непростые такие вещи, как судьба и неизбежный ход событий.
— Ну а я из южной Калифорнии, — заявила Хонор, — и здесь мы сами строим свое будущее. Я была дурой, что связалась с тобой, Конн Ландри, но могу заверить тебя, я не собираюсь ею оставаться. Пожалуйста, уходи из моей квартиры. Сейчас же!
Он поставил отпитый стакан со скотчем.
— Ты же знаешь, все это так просто не закончится.
— Убирайся!
— Я вернусь. Мы все обсудим, когда ты немного успокоишься. Между нами слишком много всего произошло. — Его губы изогнулись в легкой циничной улыбке. — Убийство и предательство пятнадцатилетней давности между нашими отцами, страсть и обязательства между мной и тобой. Не забывай этого, милая. Ты мне должна. Теперь мы связаны вместе.
Он развернулся и вышел до того, как Хонор успела найти, что сказать ему в ответ.
Конн решил, что даст ей двадцать четыре часа. Дьявол, кого он обманывает? Ему тоже нужно время, как и ей.
Конн подъехал на «порше» к своему отелю, припарковал авто и прошествовал в бар в стиле ионийского паба. И только когда он заказал скотч, понял, как явно, должно быть, видны его подавляемое разочарование и гнев. Бармен смотрел на него так, будто обслуживал акулу, которая случайно забрела в удобное место для отдыха. На другом конце зала Конн узнал нескольких мужчин, которые владели лошадьми на ипподроме «Санта-Анита». Они остановились в одном с ним отеле, но ни один из них пошевелился, чтобы пригласить Конна присоединиться к ним. Его хмурое настроение было очевидно даже с такого расстояния.
Ландри сделал большой глоток скотча, после того, как его осторожно поставили перед ним, а потом уселся и сердито уставился на свое отражение в зеркале позади барной стойки. На него смотрел мрачного вида мужчина с глазами, напоминающими кусочки замороженного метина.
«Двадцать четыре часа. Это будет довольно долго, — подумал он. — Сейчас она потрясена и расстроена, но через двадцать четыре часа она точно успокоится, чтобы прислушаться к здравому смыслу».
Если повезет, он и сам немного успокоится.
Конн не ожидал, что это случится так, как получилось, не думал, что она узнает правду его имени, намеревался сообщить ей факты осторожно, чтобы она не встревожилась. Со временем он бы сказал ей, как только счел возможным, что настал подходящий момент, и когда разложил бы все по полочкам в своей голове.
Он понимал, что это случится не сразу. Раскладывать все по полочкам в своей голове тоже не так просто. Столкнувшись с необходимостью облечь его странное изначальное двойственное чувство к Хонор в слова, он бормотал нечто неразборчивое и понимал, что он совсем не силен в том, чтобы унять ее страхи, или в объяснении того, что сам едва понимает. Если бы у него было время подготовиться!
Но его чувства к Хонор выкристаллизовывались медленно и по частям. Он еще не успел сложить их в одно осмысленное целое. Словно он начал собирать вместе сверкающие осколки разбитого зеркала.
Конн понимал, что некоторые вещи уже ясны. Он знал без тени сомнений, что хочет ее. Он смирился со своей потребностью защищать ее. И он больше не старался игнорировать странное чувство собственничества, которое он испытывал по отношению к ней.
Но другие образы в зеркале были еще нечеткими и размытыми. Он не был уверен в чувствах Хонор к нему, была лишь уверенность, что он может заставить ее превосходно отвечать ему в постели.
Когда он сказал, что, соблазнив ее, понял, что все переменилось, он не лгал. Все действительно переменилось. Но она могла и не осознать, что все основательно переменилось не только для него. Все также кардинально изменилось для нее.
По крайней мере, Конн допустил в миг предельной честности перед самим собой, что он очень сильно хотел так думать. Возможность того, что занятия любовью не были столь впечатляющи и значительны для Хонор, какими они стали для него, вызвала тошнотворный страх у него под ложечкой. Он выпил еще скотча, чтобы заглушить этот страх.
«Есть другие свидетельства этой уверенности, — уверял он себя. Он почувствовал в ней цельную натуру, которую не ожидал найти в дочери Ника Мейфилда. Когда она была сним, у него возникало чувство, что так и должно быть, которого он не мог объяснить. Ему нравилась выразительность ее карих глаз, и ему понравилось, как она побежала к нему в тот вечер, когда парень в пикапе напугал ее. Конн решил, что ему нравится изображать из себя героя и защитника. Он оценил храбрость, которая потребовалась ей, чтобы попробовать выплатить долг Грейнджеру от имени ее сестры. Казалось, многое в ней притягивало его.
По этим причинам и по тысяче других он говорил себе, что ему нужно время, чтобы переоценить ситуацию. Но сегодня что-то произошло, что украло этот фактор у него. Как, черт возьми, она узнала, что он сын Ричарда Стоунера? Для памяти: ему нужно выяснить это, когда он в следующий раз увидит ее. Вероятно, ипподромные сплетни.
Зловеще поджав губы, Конн заказал еще порцию скотча и подумал о предстоящем ужине в полном одиночестве. Может, ему следует просто остаться здесь до тех пор, пока не настанет время идти наверх и ложиться в одинокую постель. В хорошем скотче много питательных веществ.
В нескольких кварталах от отеля Конна Хонор заперла дверь своей квартиры и подняла красный кожаный чемодан, стоящий у ее ног.
Она оставила сообщение для Адены на автоответчике сестры. Адена справится, если что-то произойдет в ее квартире. Хонор отнесла чемодан в гараж и запихнула его в багажник «фиата». Затем она скользнула на сиденье водителя и завела мотор. Ее ждет долгая поездка, но у нее будет достаточно времени, чтобы подумать по дороге.
Она была так глубоко погружена в свои сбивчивые мысли, что не заметила черного пикапа, следовавшего за ней, пока не оказалась у развязки скоростной автострады. Когда, случайно бросив взгляд в зеркало заднего вида, Хонор заметила пикап, желудок ее неожиданно сжался в комок от страха.
«Ты не можешь быть уверена, что этот тот самый грузовик», — сказала она себе. Она не могла разглядеть номерного знака, а Конн тем вечером упомянул, что у черного пикапа, который преследовал ее до дома, не было номеров. Однако сейчас было темно, и она не могла быть уверена в отражении в зеркале заднего вида.
Напряжение ее удвоилось, когда она подумала о том, что именно ее выбрал самый настоящий сумасшедший. А что, если этот спятивший решил ее всюду преследовать и терроризировать.
Можно было бы попробовать подъехать к полицейскому участку и посмотреть, что произойдет», — подумала Хонор, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев.
Как раз когда она решала, какое из ответвлений главного шоссе может привести ее к полицейскому участку, грузовик отстал, пропуская вперед несколько машин. Два других транспортных средства заполнили пространство между ней пикапом, и Хонор немного расслабилась. Может быть, это простое совпадение или игра ее воображения. Возможные опасности езды по ночной дороге приковывали все ее внимание на последующие несколько миль, так как движение по полосам становилось все плотнее и плотнее. Автострады вокруг Лос-Анджелеса в этот вечерний час по пятницам были переполнены. Она совершенно потеряла пикап из виду и сказала себе, что беспокоиться не о чем. На дорогах сейчас развелось чертовски много грузовых пикапов.
Временная нервозность улеглась, и мысли Хонор вернулись к мучительным эмоциям, которые побудили ее уехать из города.
Боль от того, что она обнаружила ложь Конна Ландри, не ослабевала. Пожалуй, она сейчас становилась гораздо сильнее, когда она получила этому подтверждение из его собственных уст. Нельзя отрицать, она втайне надеялась, что всему найдется какое-нибудь логическое объяснение.
«И, конечно же, должно этому быть логическое объяснение, — с горечью думала она. — А именно: то, что рассказал мне Итан Бейли, было правдой».
Логичнее объяснения и не придумаешь. Она влюбилась в сына Ричарда Стоунера. Какой дурой она была! Ландри манипулировал ею с момента их знакомства. Нет, он выбрал ее своей жертвой задолго до этого. Он признался, что несколько месяцев он следил за ней.
Ладно, ее преследует опасный человек, но не тот, что в пикапе. Ее Немезида водит «порше» и смакует вкус ревности, не старомодной, а примитивной. Ей ничего не оставалось, как бежать от него, пока она будет пытаться справиться с угрожающим поворотом событий.
С этими мыслями Хонор летела по сто первому шоссе, словно за ней гнались демоны.
Конн имел вескую причину запомнить, что решил напиться вместо ужина прошлым вечером, когда в его номере отеля пронзительно зазвонил телефон в семь тридцать на следующее утро. Простое движение, которое он сделал, чтобы ответить на звонок, моментально вызвало пульсирующую головную боль, которая, очевидно, только этого и ждала.
— Дьявол! — прорычал он в трубку. — Я не просил, чтобы меня будили, — буркнул он, прежде чем человек на другом конце линии успел поздороваться с ним.
— Конн? Это ты, Ландри?
Конн оперся об изголовье кровати. Держа одну руку на пульсирующем болью виске, он понял, что и желудок его определенно был не совсем в порядке.
— Кто это? Итан? Какого черта ты звонишь мне посреди ночи?
— Прости, что разбудил тебя. Я на ипподроме «Санта-Анита». Приехал посмотреть утренние тренировочные забеги.
Последовала пауза.
— Я планировал сегодня утром их пропустить, — буркнул Конн, закрывая глаза и осторожно делая вдох. — Я задумал кое-что другое.
Он подумал, что сумеет справиться с желудком. А вот голова — это просто смерть!
— Угу. Послушай, Конн, я не поэтому звоню. Тут другое. Что-то странное. Думаю, тебе следует приехать сюда.
— Дай хоть одну вескую причину.
— Это связано с Наследником, — спокойно сказал Итан.
Конн открыл глаза и немедленно пожалел о таком интенсивном физическом напряжении.
— С Наследником? Что с ним? Он в порядке?
— Ну да. Но…
— Где Хамфри? — Конн сел на постели, не обращая внимания на головную боль, для чего ему потребовалось собрать всю волю в кулак. — Если что-то не так, пусть Хамфри осмотрит лошадь. Я буду как можно скорее.
— С Наследником все в порядке, Конн. Но это имеет отношение к нему, и, если честно, я предпочел бы об этом не распространяться. Я звоню с общего телефона.
Сквозь боль в висках Конн услышал беспокойство старика.
— Ладно, ладно. Я уже выезжаю. Но ты уверен, что с конем все в порядке?
— С ним все прекрасно, Конн, — устало сказал Итан.
Ландри бросил трубку и спустил ноги на покрытый ковром пол. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы выбраться из постели, но все-таки он отправился в ванную. Расстегнув молнию на своем наборе для бритья, он нашел пузырек с аспирином и проглотил несколько таблеток. Потом включил душ и несколько минут простоял под струями воды, размышляя о том, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз напивался из-за женщины. Но он не мог даже вспомнить, напивался ли он когда-нибудь намеренно до бесчувствия из-за женщины. Нет, это в первый раз, из-за Хонор.
Ему придется рассказать ей, что она с ним сделала. Он внесет это в список жалоб, который планировал представить ей, когда отведенные двадцать четыре часа закончатся.
Головная боль немного отпустила к тому времени, как он разыскал на парковке отеля свой «порше» и отправился на ипподром «Санта-Анита», но двигался Конн с некоторой осторожностью, когда выходил с ипподромной парковки и направлялся к конюшням.
Итан Бейли встретил его сразу за охраняемыми воротами. Одного взгляда на лицо старика хватило, чтобы Конн понял, что здесь его и ожидает действительно самая большая головная боль. Этим утром обычно безмятежная, добродушно-веселая манера поведения Бейли полностью отсутствовала.
— Лучше скажи мне худшее, и покончим с этим, — сказал Конн, вздохнув.
— Давай пойдем в мою машину, — ласково предложил Итан и сразу направился к парковке.
— Что за черт? Почему ты сегодня утром такой загадочный? Я сегодня не в форме для таких штучек. Если с Наследником случилось что- то ужасное, просто скажи.
Конн шагал рядом со своим другом, внутри у него все кипело, переливаясь через край.
Этим утром он злился. На прошлое, настоящее, Хонор Мейфилд, скотч, на весь мир. А тут еще Бейли играет в какие-то игры. Нет, он не прав! Бейли просто очень обеспокоен. Он не играет ни в какие игры. Действительно, за те два года, что Конн был с ним знаком, он никогда не видел Итана Бейли таким расстроенным.
— Ты выглядишь еще хуже, чем тогда, когда провалилась та сделка с недвижимостью в Оранжевом округе[2], — буркнул Конн.
— Это был бизнес. А это — личное, — сообщил ему Итан взволнованным тоном. Он остановился рядом со своим белым «мерседесом» и повернулся к Ландри. — Может, слишком личное. Возможно, я все не так понял.
Он повернул ручку и открыл дверцу, а затем сунул руку внутрь и вытащил какой-то сверток, завернутый в мешковину.
— Можешь сказать, когда мне заткнуться, если я перегибаю, Конн. Но я хотел, чтобы ты увидел это, прежде чем я совершу нечто слишком мелодраматичное.
— Что это такое? — Нахмурившись, Конн оросил взгляд на безобидного вида сверток.
— Я нашел это сегодня утром в стойле Наследника. Я проходил мимо, когда он совершал сегодня утреннюю пробежку, и абсолютно случайно заглянул внутрь.
Итан медленно развернул мешковину и показал ему два зеленых яблока. Конн уставился па фрукты с умеренным любопытством:
— Пара яблок? И что? Вероятно, один из грумов принес их для него.
Итан отрицательно замотал головой:
— Ты знаешь, как строг Хамфри в том, что касается кормления лошадей. Ни один из его грумов не осмелится принести нечто особенное ни для Наследника, ни для какого другого коня. Хамфри держит всех своих животных на научно разработанной диете. Конн, кто-то принес их для Наследника и положил у его ног, пока он был на утренней тренировке сегодня. Посмотри-ка!
Итан повернул одно из яблок и показал, что у него вырезана серединка.
Тщательно отработанные инстинкты нескольких лет, проведенных в охранном бизнесе, в конце концов проявили себя. Конн протянул руку к одному из яблок и осмотрел выемку у его основания. Не говоря ни слова, он сунул руку в карман своей синей джинсовой рабочей рубашки и вытащил небольшой металлический предмет в форме звезды.
Брови Итана сошлись вместе в одну толстую мохнатую линию.
— Что за черт! Что это еще за примочка?
— Я подобрал это несколько лет назад, — рассеянно объяснил Конн, а сам в это время аккуратно разрезал яблоко надвое острым концом звезды. — Своего рода амулет на счастье, можно так сказать.
— Не знал, что ты суеверный, — заметил Итан.
Конн вытер звезду о джинсы и снова положил ее в свой карман, его внимание было полностью сосредоточено на двух половинках яблока.
— Человек приобретает некоторые странные привычки, когда работает в тех местах, где мне довелось работать. Ну и что тебе об этом известно? — закончил он шепотом, когда показалась большая капсула, спрятанная в яблоке.
Итан уставился на наполненную каким-то порошком капсулу.
— Я уж боялся, что не будет никаких достоверных объяснений появления этих яблок в стойле Наследника.
Ландри поднял глаза и встретился взглядом с мрачным взглядом старика:
— Интересно, неужели Грейнджеру так не понравилось, что ему велели оставить в покое Адену Мейфилд?
Итан пристально посмотрел на него:
— Конн, Грейнджер, конечно, подонок, но он несколько старомоден.
— Объясни попонятней, Итан.
— Судя по всему, таких феминистки называют закоренелыми сторонниками дискриминации женщин. Но он не нанимает их для своих темных делишек.
Конн замер:
— О чем ты, дьявол тебя побери, говоришь, Бейли?
Итан сделал видимую попытку принять невозмутимое выражение лица, чтобы дополнить свою новость.
— Когда сегодня утром я нашел эти яблоки, я как бы между прочим спросил охранника, не было ли у конюшен незнакомых людей. Он сказал, что нет.
— Грейнджер вполне мог подкупить тех, кто тут работает, — раздраженно прервал его Конн.
— Я тоже так подумал. — Итан тяжело вздохнул и посмотрел на стену гор вдалеке. — Но охранник продолжал и сказал, что через ворота прошел один человек с гостевым пропуском. Женщина. Леди со светло-каштановыми волосами в желтых брючках и голубой ветровке. Она пробыла здесь недолго.
Конн не двигался целую вечность, образ Хонор со светло-каштановыми волосами в ярком наряде возник в его больной голове. Хонор, которая считала себя жертвой мужчины, который следил за ней из чувства мести, которая считала, что ее использовали. Хонор, дочь человека, который в один прекрасный день предал и убил своего лучшего друга.
«Яблочко от яблоньки недалеко падает?»
— Нет, — прошептал он себе под нос.
— Ты в порядке, Конн? — обеспокоено прищурился на него Итан.
— Жить буду. Может быть.
Ему вдруг показалось, что он в этом не уверен. В нем поднималась странная болезненная напряженность, похожая на тошноту, которая не имела никакого отношения к его похмелью.
— Мы обратимся к владельцам ипподрома по поводу этих яблок?
Конн заставил себя рассматривать проблемы по одной, хотя его мозг разрывался в сотне бессмысленных направлений.
— Нет.
«Проклятье, почему я не могу собраться с мыслями?»
— Ну, не знаю, — смущенно сказал Итан, — может, нужно отдать содержимое этих капсул на анализ, прежде чем ты примешь решение. В конце концов, мы не знаем наверняка, что в них такое.
— Сколько причин ты можешь придумать для того, чтобы засунуть капсулу в яблоко и скормить его скаковой лошади стоимостью в сто тысяч долларов? — язвительно спросил Конн, снова заворачивая яблоки.
Он удивлялся, сколько энергии потребовалось на это незначительное действие, пока не посмотрел на свои руки и не понял, что они трясутся.
— Не могу придумать никаких веских причин. Если только Тобби Хамфри пытался таким образом заставить Наследника проглотить какое-нибудь лекарство? — добавил он с надеждой.
— Вчера я имел продолжительную беседу с Тобби о здоровье и будущем Наследника. Коню не давали никаких лекарств. — Конн говорил ровно, безо всяких эмоций. — Что бы ни было в этой капсуле, Наследника хотели отравить.
— Полиция…
— Нет!
Отказ был слишком резким, слишком громким. Он невероятным усилием воли взял себя в руки. Если он не будет осторожен, его голос будет дрожать также, как и его пальцы.
— Я сам это улажу. — Конн держал завернутые яблоки в одной руке и смотрел на своего друга. — Ты знал, что я буду разбираться со всем этим самостоятельно, ведь верно? Именно поэтому ты сначала позвонил мне, а не владельцам ипподрома.
Итан угрюмо кивнул.
— Когда охранник сказал что-то о женщине, ну, я… — Он не закончил предложения.
— Ты понял, кому подходит его описание.
— Конн, я никогда не имел дела с такой богом проклятой неразберихой! Что ты такого сделал с этой маленькой леди, чтобы она захотела сделать нечто подобное?
Конн посмотрел на сверток в своей руке.
— Догадываюсь, что свел ее с ума. — Он развернулся и пошел к своему «порше». — Но это ничто по сравнению с тем, что она сделала со мной.
«И это правда», — добавил он про себя, залезая в «порше» и бросая сверток в мешковине на пол автомобиля.
Ему, вероятно, не стоило бы садиться за руль прямо сейчас. Если бы у него хватило здравого смысла, он поехал бы куда-нибудь и успокоился бы, прежде чем встречаться с Хонор.
И снова, если бы у него были мозги, он не оказался бы в подобной ситуации. Все, что он узнал о человеческой натуре во время всех этих лет работы по всему миру на международные корпорации в области безопасности, похоже, испарилось, когда в его жизни появилась Хонор Мейфилд.
«Куда, черт возьми, подевался мой нормальный реалистичный подход к людям? — удивлялся он. — Мне следовало ожидать чего-то в этом роде, — с отвращением думал Конн, время от времени бросая взгляды на преступный сверток. — Ведь она дочь человека, который предал и убил своего лучшего друга. Неужели подобного рода наклонности у них в роду? В мире есть места, где люди верят в это».
Даже если этот инстинкт не наследственный, есть другие факторы, которые ему следует принимать во внимание.
Хонор вчера была в ярости, когда узнала правду. Он знал, что она способна на сильные страсти. Само собой разумеется, что такая способность будет затрагивать другие области ее души, а не только ее талант предаваться страсти в постели.
Само собой разумеется. Он, казалось, вовсе был не в состоянии ясно мыслить сегодня утром, и не только из-за похмелья. Конну потребовалось проехать почти все расстояние от ипподрома «Санта-Анита» до многоквартирного дома, где жила Хонор, чтобы признать, что его собственные страсти опасно приближаются к тому моменту, когда они становятся неуправляемыми. От пульсирующей головной боли и кома в желудке он никак не мог успокоиться.
Это была боль, которую он не мог целиком понять. Скорее всего, это холодное, безжалостное напряжение от бешенства. Ему было больно, но это была не физическая боль, а боль на примитивном эмоциональном уровне, которой он не испытывал с того дня, как ему сказали, что Ричард Стоунер убит.
Когда он резко затормозил «порше» у обочины перед многоквартирным домом, кипящий котел его эмоций угрожал взрывом. Ему действительно пришлось сосредоточиться, чтобы вернуть самообладание, и понимание этого лишь усиливало уровень напряжения, грозящего взрывом. У него никогда не возникало проблем подобного рода. Он всегда был тем, кто держал под контролем и себя, и любую ситуацию. Подобные таланты были необходимы в его работе, и он, естественно, достиг в этом совершенства. Годами он считал свой холодный, контролируемый, рационально жестокий подход к жизни самым правильным. То, что именно эта женщина заставила его выйти за границы его правил, было для него почти ошеломляющим.
Конн поднялся по лестнице на второй этаж, перешагивая через две ступеньки сразу, и остановился перед парадной дверью квартиры Хонор. Там он сделал пару глубоких вдохов в бесполезной попытке обуздать свой гнев и забарабанил в дверь.
Потребовались несколько минут бешеного стука в дверь и хмурые расспросы пары соседей Хонор, чтобы убедить Кона, что его добыча упорхнула.
— Послушайте, мистер, — сказал мужчина, вспотевший от утренней пробежки, — я только что пробегал мимо гаража. Ее машины там нет. Поверьте мне на слово. Она уехала на выходные.
Вытирая пот со лба, бегун вытащил ключ от своей квартиры.
— Вы знаете куда?
Острие ножа, скрытое в тоне Кона, заставило мужчину поднять голову как раз в тот момент, как он открыл дверь.
— Простите, — решительно сказал он. — Не знаю.
Он шагнул внутрь и поспешно захлопнул за собой дверь. Конн услышал, как щелкнула задвижка.
Наводя ужас на соседей Хонор, многого не добьешься.
Настало время выследить и поймать Адену. У него был адрес девушки в папке с информацией, которую он собирал в последние несколько месяцев. Поездка обратно в отель и поиски в бумагах потребуют времени и внутреннего напряжения, но это был единственный выход.
Конн уже собрался было выйти из номера с бумажкой в руке, как вспомнил про аспирин. Он может принять еще. Его голове так и не стало легче. По крайней мере, его желудок остается под контролем. Остановившись, чтобы проглотить еще пару таблеток, Конн не стал больше терять времени зря. Десять минут спустя он уже колотил в дверь Адены Мейфилд. На этот раз ему открыли.
— Боже правый, что вам надо? Всего только половина девятого, а сегодня суббота. Если вы здесь, чтобы прочесть мне еще одну нотацию по поводу Грейнджера, будьте любезны, избавьте меня. У меня отличная память.
Адена пожирала взглядом своего гостя, запахнув красно-фиолетовый банный халат покроя кимоно, который она накинула, чтобы открыть дверь. Ее стильная челка еще не была уложена клином, и ее светлые волосы были спутаны. Конн обнаружил, что без своего обычного скандального макияжа она выглядит гораздо моложе.
— Я разыскиваю твою сестру! — рявкнул он.
— Хонор? — Адена заморгала глазами, ничего не понимая. — Откуда мне знать, где она? Это с вами она последние дни проводит все свое время. Вероятно, вам больше известно об ее местонахождении, чем мне.
— Ее нет дома.
Ему стоило дикого усилия, чтобы его голос оставался хотя бы отдаленно спокойным.
— И это не моя вина, что вы умудрились где- то ее потерять, — огрызнулась Адена. — Эй, в чем дело? — добавила она, когда Конн внезапно дернул дверь на себя и вошел в прихожую. — Послушайте, ее здесь нет, и если вы думаете, что я лгу, то ошибаетесь.
В конце концов, его решительное настроение разбудило ее все еще дремлющие мыслительные способности.
— Что случилось, Конн? С Хонор все в порядке?
— Мне нужно ее найти.
— Зачем? — В ее голосе вдруг послышалось настороженное беспокойство.
Конн отметил перемены в ее тоне и заставил себя сдерживать свою ярость. Если он слишком перепугает Адену, будет нелегко получить у нее нужную информацию.
— Мы поссорились вчера вечером. Очевидно, она уехала из города, Я пытаюсь найти ее.
— А-а-а, — протянула Адена, и ее лицо прояснилось. — Вы хотите к ней подлизаться, верно?
Конн уставился на нее:
— Я, по правде говоря, так не думал.
— Ну, не беспокойтесь. Хонор — всепрощающая, терпимая натура. Знает бог, она многое от меня вытерпела за последние годы. Давайте посмотрим, не оставила ли она для меня сообщение на автоответчике. Она обычно предупреждает меня, когда уезжает из города.
Подавив зевок, Адена прошлепала в кухню и включила телефонный автоответчик.
Конн прослушал два сообщения от молодых людей, умоляющих Адену пойти с ними на один и тот же панк-рок-концерт, и одно от девушки, которая хотела знать, не пожелает ли Адена сходить с ней на показ новинок моды, прежде чем послышался взволнованный голос Хонор.
Конн неосознанно так сильно сжал руку в кулак, что побелели костяшки пальцев.
«Адена? Это Хонор. Я собираюсь уехать из города на пару дней. Извлеку пользу из отцовского домика, пока не начался сезон. Я тебе позвоню, когда решу вернуться. Пожалуйста, не говори…»
Последовала пауза, и голос Хонор продолжал: «Я буду благодарна, если ты никому не скажешь, где я. Мне нужно некоторое время побыть одной».
— Угу. — Адена криво ухмыльнулась, выключая автоответчик. — Кажется, мне нужно было прослушать это сообщение, прежде чем давать вам слушать, а? И опять я уверена, что Хонор готова выслушать ваши униженные и смиренные извинения. Вы поедете в пляжный домик?
— Мне нужны координаты.
— Конечно.
Адена быстро протараторила их, а потом пронзила своего гостя острым взглядом:
— А по какому поводу вы с Хонор поссорились?
Это личное, — холодно бросил Конн, направляясь к двери.
— О! Ну, как я сказала, уверена, что Хонор примет вас назад, — радостно заверила его Адена. — Никогда не видела ее такой с мужчиной. Конечно, я никогда не видела ее с таким мужчиной, как вы. Вы отличаетесь от тех, с которыми она обычно общается.
Конн остановился на полпути к двери.
— Потому что не ношу дизайнерские мокасины и галстуки цвета лаванды?
— Не знаю почему, — сухо сказала Адена, — но полагаю, дело тут не только в этом. До свидания, Конн. Не забудьте попрактиковаться в технике подлизывания, пока будете ехать. Думаю, вам над этим еще придется работать и работать.
Конн вышел, чтобы не поддаться порыву и не объяснить Адене, что на самом деле подлизываться к ней — вовсе не то, что он планировал сделать, когда, в конце концов, найдет Хонор.
Он еще раз заехал к себе в отель, чтобы взять принадлежности для бритья и пару вещей, а затем снова залез в свой «порше».
Через час езды по шоссе он все еще не мог обнаружить никакой перемены в своем расположении духа. Может быть, ему нужно что-то съесть? Принять столько аспирина на голодный желудок, видимо, было не слишком светлой идеей. С другой стороны, мысль о еде также нисколько не успокоила бурление его чувств. Стоило ему лишь бросить взгляд на сверток в мешковине на полу автомобиля, как вскипала боль, а с ней и сопровождающая ее ярость.
«От предательства не должно быть так больно, — решил он. — Это, в конце концов, просто оборотная сторона жизни. Почему же предательство женщины может освежевать мужчину до костей?»
Образное выражение было выбрано точно. Он чувствовал себя так, словно истекал кровью.
Приехав вчера вечером в пляжный домик, Хонор испытала предчувствие беды и невыносимое давнее чувство обиды, которое всегда переживала, открывая дверь домика, обращенного на береговую линию. Со временем эти чувства притупились. Они не были столь сильными, как когда-то, но оставались достаточно убедительными все эти годы, чтобы свести ее визиты сюда к минимуму.
Субботним утром она встала после бессонной ночи и приготовила завтрак из сухих пшеничных хлопьев. Вяло жуя хлопья, она рассматривала стены, рассеянно отмечая фотографии Стиляги в рамочках, сделанные, когда он побеждал в различных забегах. Хонор редко так пристально изучала фотографии. Ей было больно видеть лицо отца, улыбающегося всему миру так, словно будущее казалось ему прекрасным.
По комнате были разбросаны и другие напоминания об увлечении ее отца скачками. Уздечка висела на стене рядом с небольшим беговым седлом, которое осталось после продажи Стиляги. В углу стоял старинный деревянный, обитый железом сундук, содержащий разнообразные памятные вещицы со скачек. Он был накрыт одной из попон Стиляги. В спальне были заперты в ящике выпуски «Дейли рейсинг форм» пятнадцатилетней давности с хвалебными статьями о многообещающем жеребенке. Кроме этого, там было также несколько копий родословной коня и другие бумаги, которые когда-то имели значение для ее отца. Их Хонор тоже хранила под замком.
Хонор подумала, что она, возможно, совершила ошибку, приехав сюда после всего случившегося. Домик нагонял на нее уныние. Но она убегала, как убегает раненое животное, и именно сюда она бежала инстинктивно. Либо сюда, либо в какой-нибудь безымянный отель.
Почему-то такая альтернатива казалась еще более тягостной. Может, утренняя прогулка по пляжу поднимет ей настроение.
Хонор переоделась в джинсы, обула теннисные туфли и натянула тяжелый велюровый свитер персикового цвета, достав его из чемодана.
Становилось прохладно. К вечеру прибрежный туман, несомненно, будет клубиться и покроет этот отрезок пляжа. Многообещающее тепло в Пасадене не простирается в наши дни так далеко на север.
Пустой песчаный пляж против ожиданий оказался не столь живительным для нее. Он тянулся на протяжении пары сотен ярдов и заканчивался скалистым выступом. У подножия скал вода угрожающе пенилась, несомая течением, отчего купаться там было небезопасно. Свежий ветер с моря бодрил, но не облегчал боль Хонор. Она поймала себя на том, что снова и снова вспоминает последовательность событий в ее отношениях с Конном Ландри, в поисках момента, в который она могла бы понять, что он задумал с ней сделать. Она ужаснулась, когда поняла, что была так невероятно уязвима.
Ей никак не удавалось справиться с бурным наплывом эмоций, которые так потрясли ее. Она влюбилась в этого человека. Влюбилась! Вспоминая изначальное и совершенно обоснованное недоверие к Конну, Хонор удивлялась, как она могла совершить такую глупость!
Отказавшись от дальнейшей прогулки приблизительно через сорок минут или около того, Хонор с неохотой повернула назад к домику. Становилось действительно холодно, и туман наползет раньше, чем она ожидала. Он уже ощущался в воздухе.
Домик ее отца стоял отдельно и одиноко на обрыве, возвышающемся над пляжем. Поблизости располагались два таких же пляжных домика, но они оба были пусты в это время года. Эта местность так и осталась незастроенной, потому что оно находилось далековато от Санта-Барбары, чтобы стать шикарным. «Настанет день, — говорила себе Хонор, — когда строительство захватит и этот участок побережья, и тогда мое наследство озолотит меня». Она утешалась этим рационалистическим объяснением, когда логика и здравый смысл диктовали ей продать домик.
На самом деле она в глубине души никогда не хотела его продавать. Хотя это место и наводило на нее уныние и вызывало странное беспокойство, она не могла заставить себя избавиться от него. Как будто слишком много вопросов о прошлом оставалось без ответа, вопросов, ответы на которые должны были быть получены еще пятнадцать лет назад. Хонор не могла получить ответы на эти вопросы или избавиться от вещей в домике, которые, прежде всего, вызывали эти вопросы.
Она размышляла о своих причудах, когда услышала рев двигателя «порше». Лоснящийся черный с серебром автомобиль въезжал на подъездную дорожку к домику. Хонор в панике резко остановилась.
Конн Ландри приехал за ней!
Ошеломленно застыв, она смотрела, как он распахнул дверцу автомобиля и зашагал к домику. Она стояла в тени домика на расстоянии нескольких футов, но могла видеть выражение непримиримости на его суровом лице. Хонор дала ему поднять руку, чтобы постучать в дверь, а потом вышла из-за угла с высоко поднятой головой, сунув руки в карманы своего велюрового свитера. Бриз заиграл ее волосами, раздувая их вокруг плеч.
— Привет, Конн. Все еще жаждешь мести? А я-то подумала, что ты мне уже отомстил. Если нет, то ты больше ничего не получишь.
Он повернулся к ней лицом, его сильное тело опасно напряглось. Холодные серые глаза окинули ее взглядом с еле сдерживаемой эмоцией, которую она не могла определить. «Не может быть, чтобы это была боль», — подумала она.
— Леди, это вы вполне можете научить меня некоторым уловкам мести, — спокойно парировал он. — Знаешь, ты меня удивила. Я никогда бы не догадался, что ты попытаешься достать меня через коня. Только бог знает зачем. Но я бы поставил на карту свою жизнь, веря, что ты не из таких.
Хонор почувствовала приступ страха:
— О чем ты говоришь?
— О твоем гадком плане отравить Наследника.
— Ты с ума сошел? — произнесла она, задыхаясь.
Он один раз кивнул в жестокой насмешке:
— Такая возможность существует. Последние пару часов я и сам задавал себе тот же вопрос. Я, должно быть, сошел с ума, когда думал, что ты не такая, как твой отец.
— И не вмешивай сюда моего отца! — яростно набросилась на него она.
— Почему нет? Все это началось с него. Но закончится тобой, Хонор Мейфилд. Клянусь, все закончится между мной и тобой.
— Не прикасайся ко мне, — выдохнула она, испугавшись уже не на шутку.
Но ее гнев не позволял ей повернуться и убежать, как подсказывал ей инстинкт.
— Вот ты и попалась, грубо сказал он ей, надвигаясь на нее. — Я должен найти способ выбросить тебя из своей жизни. Ты подтолкнула меня на грань, к которой я не приближался с той ночи, когда мне сказали, что Ричард Стоунер убит. Тогда я в последний раз был в такой ярости, Хонор. Но пятнадцать лет назад не было никого, кто мог бы заплатить за случившееся. На этот раз все по-другому. На этот раз я добрался до тебя.