Ива
— Вот и всё, — Тамара аккуратно заполняет пробирку моей кровью и ставит её в ячейку рядом с той, в которой уже собрана кровь Максима.
У меня сердце колотится от предвкушения, в ушах барабанит пульс. Я так сильно волнуюсь, что даже не чувствую, как из вены извлекают иглу, а затем наклеивают пластырь.
— Как долго ждать результатов? — спрашиваю я, не в силах усидеть на месте. Кажется, что стул состоит из одних иголок. По всему телу проходят импульсы. Мне не терпится узнать правду. Уже сейчас…
— Я проведу срочный тест на отцовство, — обещает подруга тётки, снимая перчатки и отправляя их в мусорный контейнер. — Лет десять назад на это требовалось несколько суток. Сейчас уровень развития генетики позволяет сделать экспресс ДНК-тест за несколько часов с момента передачи образцов в лабораторию. Результаты к утру будут готовы.
— Уже к утру? — изумившись, я встаю с кресла и поправляю на себе медицинский халат, в который тётя мне велела переодеться, чтобы не вызывать лишних вопросов. — А скорость? Не повлияет на точность? Какова вероятность допустить ошибку?
— Не волнуйся, Ива, скорость не влияет на результативность экспертизы. Точность исследования остаётся неизменно высокой.
Я молча киваю, улетая мыслями к тому моменту, когда Макс разбил зеркало кулаком.
Псих…
Какой же он ненормальный псих! Из-за меня повредил руку.
Каждый шрам на его теле отзывается в моём сердце болью и тревогой.
Я наверное неправильная? Мне стоило бы ненавидеть Максима, а я всё равно люблю его.
Всем сердцем люблю.
Всей душой.
Вопреки всему, что с нами случилось…
И при этом я молю Бога, чтобы отцом моего ребёнка оказался именно он.
Он и никто другой!
«Кристина у меня в паспорте, а эта — намного глубже…» — вспоминаю его реплику, брошенную Стасу, и сердце как будто наизнанку выворачивается.
Где это «глубже»? Где оно? В голове? В сердце? В душе? Где?
Что он имел в виду, говоря «глубже»?
Он же не любит меня. Тогда почему ревнует? Ведь ревнует же?
Или бесится из-за того, что я не уступила ему? Тогда это не ревность.
Что с ним происходит?
Почему сильный, хладнокровный мужчина потерял контроль? Почему?
Щелчки закрываемого контейнера с реактивами вынуждают меня встрепенуться и обратить внимание на Тамару.
У женщины на безымянном пальце блестит широкое обручальное кольцо, а у моей тёти Лары его нет. И мне становится так грустно и обидно за неё. Она, как никто другой, заслуживает счастья. Невозможно сосчитать, скольким младенцам тётя помогла появиться на свет.
Перевожу взгляд на крестную, которая сидит на диване и допивает свой любимый липовый чай. В кабинет внезапно врывается запыхавшаяся медсестра. Лицо покрыто испариной, а в глазах мечется тревога:
— Лариса Ивановна, срочно! У нас сложные роды! Нужно экстренно кесарить!
Тётя вскакивает, бросая на меня обеспокоенный взгляд.
— Что с роженицей?
— Преждевременная отслойка плаценты, — отвечает ей медсестра. — Пациентка потеряла много крови. У плода признаки острой гипоксии.
— Готовьте операционную немедленно! Я буду через минуту.
Крестная вручает мне чашку и быстро шагает к двери:
— Ваня, постарайся отдохнуть, ладно? Операция может затянуться. Я вернусь, как только смогу, — с этими словами она быстро выходит из кабинета, оставляя меня одну с моими мыслями и тревогами.
Тамара уходит вслед за ними.
Поставив полупустую чашку на стол, я разуваюсь и забираюсь на мягкий диван с ногами. Уютно сворачиваюсь на нём клубком, словно эмбрион в утробе матери, и впервые за весь долгий вечер чувствую абсолютное спокойствие.
Боже, как же с тётей мне повезло.
Даже с мамой я не ощущала себя настолько нужной, любимой и защищенной.
Усталость накатывает волнами. Я невольно прикрываю глаза и медленно погружаюсь в сонную дымку. Снова вижу лицо Максима, его улыбку, глаза, руки…
Воспоминания о нашем последнем разговоре смешиваются с образами счастливых моментов. Я пытаюсь отогнать эти мысли, но они настойчиво возвращаются. И тогда я перестаю сопротивляться. Погружаюсь в мой вымышленный мир, где есть только мы: он, я и наш малыш. Наш сын. Я не хочу думать иначе. Цепляюсь за эту мечту, пока окончательно не проваливаюсь в сон.
Люблю тебя, мой Монстр Андреевич…
Как же сильно я тебя люблю…
— Ваня… — где-то далеко доносится голос тёти Лары.
Кажется, слепит солнце, а я не могу открыть глаза. Я так измучена, что проспала бы ещё пару суток, не отрывая головы от подушки.
— Детка, поехали домой?
— М-м-м… — издав нечленораздельные звуки, переворачиваюсь на спину и с трудом открываю тяжёлые веки.
Мой взгляд едва фокусируется на белом конверте в её руке.
Резкий удар сердца со скачком адреналина вынуждает меня за секунду сесть и выхватить бумаги.
— Это результат теста? Да? — сглатываю я, почувствовав сухость в горле.
Боже, мои руки начинают дрожать, словно вцепились за оголенный электрический провод.
— Откроешь сейчас или дома? — тётя смотрит на меня с прищуром, будто уже знает ответ.
Какой «дома»? До дома я не доживу!
— Который час? — спрашиваю я, оглядывая залитый солнечным светом кабинет и понимая, что уже либо утро, либо полдень.
Сколько я проспала?
— Открывай, Ива, и поехали домой. Я сегодня чертовски устала.
Не медля ни секунды, я разрываю конверт, режу палец о бумагу.
Нервы пронзает острая боль.
— Ай!
Вскрикнув, я обхватываю губами порез. Из глаз брызгают слёзы.
К черту! Я хочу узнать правду!
Вытащив заключение, я пробегаюсь глазами по информации, пока они не цепляются за строку: «Вероятность отцовства: 99,9999995 %»
— Господи… — всё, что я могу выдавить из себя, прежде, чем поднять полные слез глаза на своего Ангела Хранителя.
У нас будет сын…
У меня и Максима будет общий ребёнок…
Мой Зая…
Зая Максимович.
Самый любимый малыш в мире.