Настоящая любовь

Глава 17

Он отпустил Марджед, чтобы привязать лошадь, а затем взял ее за руку и повел дальше в чащу, где была кромешная тьма. Марджед вытянула перед собой свободную руку.

— Здесь. — Он остановился и, не отпуская ее руки, расстелил на земле скатку, снятую с лошади. — Ложись.

Оглянувшись назад, она увидела, что там, где кончался лес, мир был окутан серой дымкой. Здесь же он был чернее ночи. Она опустилась на землю. Нащупала под собой одеяло или накидку.

Когда он опустился рядом, и положил руку ей на лицо, и нашел ее губы своими губами, она глубоко втянула воздух. Он был без маски. Марджед поднесла руку к его лицу. Парик тоже исчез. У него оказались короткие густые волосы. Кудрявые. Он приоткрыл ей рот и медленно и глубоко проник в него языком. Она услышала свой стон.

Тут Марджед вспомнила, что на ней бриджи. Наверное, получится неловко. Но он пока был занят другим. Он расстегивал ее сюртук и рубашку. Его рука легла на обнаженное плечо, затем скользнула вниз к груди, легко коснулась соска, нежно потерла.

О, Юрвин никогда…

Его губы покрывали горячими поцелуями ее подбородок, шею, грудь, задержавшись на одной вершинке. Марджед выгнулась, обхватила руками его голову, вплетя пальцы в густые локоны.

А затем он вновь прильнул к ее губам, и она почувствовала, как его пальцы расстегивают на ней бриджи. Опустив руку, она помогла ему стащить их с себя вместе с бельем. Ночная прохлада коснулась обнаженного тела. Марджед казалось, будто ее опаляет огонь.

Она не стала помогать ему раздеваться. На нем все еще была женская рубаха, а под ней, как догадалась Марджед, какие-то брюки. Он не снял их. Ее ног коснулась ткань, когда он лег на нее. Стыда она не испытывала, только болезненное томление.

— Марджед, — прошептал он ей на ухо.

Она не знала его имени, чтобы прошептать в ответ. Но это было не важно.

— Любовь моя, — прозвучат ее тихий шепот.

Он овладел ею медленно, неторопливо. Она ощутила, как ее тело поддается натиску его плоти, заполняется ею. Она даже не представляла…

При близости с мужем она всегда лежала неподвижно. Принимала его охотно, не отказывала, но была пассивна. На этот раз все произошло иначе. Стоило возлюбленному пошевелиться, как она изогнулась и сжала мускулы, о которых даже не подозревала, чтобы привлечь его еще ближе, принять в свое тело еще глубже. А потом она расслабилась, когда он покинул ее, и снова приподнялась, напряженная, как струна, когда он вернулся. Она знала этот ритм, но раньше он не захватывал ее, не подчинял себе. На этот раз он стал ее собственным. И вот уже она, задыхаясь, как и ее возлюбленный, вся в испарине, приближается вместе с ним к высшей точке наслаждения, к финальному всплеску энергии, который раньше был ей неведом и поэтому она всегда немножко завидовала мужу.

— Я… не могу… — Она вдруг испугалась. Внезапно ей захотелось повернуть назад, сделать другой выбор, дать другой ответ. Она не хотела входить в этот новый мир.

— Можешь, — тихо произнес он ей на ухо, хотя слова давались ему с трудом. — Можешь, Марджед.

Он остался в ее теле в ту секунду, когда она ожидала, что он покинет ее, и тем самым нарушил ритм и поверг барьеры, которые она в панике воздвигла. Она была побеждена, и ей ничего не оставалось, как отдать ему то, чего требовало его тело. Полностью отдать собственное тело. Не с молчаливой покорностью, как это происходило в ее браке, а просто сдаться на милость победителя. Телом. Душой. Всем своим существом.

Ей казалось, что ее вот-вот захлестнет ужас, но произошло чудо. В ее тело выплеснулось его теплое семя, и он отдал ей то же самое, что получил взамен.

Они занимались любовью, промелькнуло в ее затуманенной голове. До сих пор она по-настоящему не понимала значения этих слов.

Она занималась любовью с незнакомцем.

Этим незнакомцем был Ребекка.

Невероятно, но она уснула. Ночь была прохладной, земля жесткой, но она лежала на боку, прижавшись к его телу, положив голову ему на плечо и вцепившись в руку. Он набросил край одеяла на нее. И она уснула.

Его тронуло, что она так ему доверяет, что уснула в его объятиях. И отдалась ему, хотя не знала, кто он. Он подумал, что это так типично для Марджед — вести себя с такой бесшабашной щедростью.

Сам он боролся со сном. Усталость брала свое, но он не решался заснуть. Опасность заключалась в том, что у него с собой были все атрибуты Ребекки, а в нескольких милях отсюда находились обломки двух застав. Но вовсе не эта опасность больше всего тревожила его. Если он глубоко заснет, то может не проснуться до рассвета. И тогда Марджед увидит, с кем она провела ночь, кого любила.

Он вовсе не думал, что случится то, что случилось. Даже когда он подзывал ее к себе, он не думал ни о чем подобном. Он вообще ничего не планировал. Возможно, он ожидал, что повторится субботняя ночь. И даже почувствовав разницу, после того как она вернулась, он думал только о том, чтобы поцеловать ее. Даже когда он остановился в роще, где несколько часов до этого переодевался в костюм Ребекки, он не планировал ничего подобного.

Но так ли это?

А зачем тогда он вообще здесь остановился? У него до сих пор в голове звучал вопрос, обращенный к ней: «Может быть, тогда спустимся вниз?» А затем, чтобы не заставлять ее делать то, чего она не хочет, — как уже один раз он попытался в восемнадцать лет.

И все же он не дал ей возможности выбора. Ему следовало побороть соблазн овладеть ею в образе незнакомца. Тем не менее она добровольно отдалась незнакомцу. Он мог оказаться кем угодно. Он вообще мог быть женат.

Марджед. Он осторожно потерся щекой о ее макушку. Волосы у нее были теплые, шелковистые. Она отдалась ему пылко, как он и предполагал. В то же время в ней была какая-то невинность. В конце она перепугалась собственной страсти. Возможно, Юрвин Эванс не позволил этой страсти пробудиться. Но сейчас ему не хотелось думать о ее замужестве… или о том, как оно закончилось.

Марджед пошевелилась и откинула голову, насколько это позволяла его рука. Она смотрела ему прямо в лицо. Он надеялся, что ее глаза не настолько привыкли к темноте, чтобы она смогла разглядеть его. Лично он ничего не видел. Но все-таки поступил неразумно, что снял маску и парик.

— Кто ты? — прошептала она. — Сейчас-то можно сказать. Ты ведь должен понимать, что мне доверять можно, я никогда тебя не предам.

Он нашел ее губы и поцеловал.

— Я Ребекка, — последовал ответ.

— Назови мне по крайней мере имя, — взмолилась она. — Чтобы я могла называть тебя как-то, когда буду думать о тебе.

Интересно, подумал он, что бы она сделала, если бы он назвал сейчас свое имя. Целую минуту его так и подмывало сделать это. Он крепко обнимет ее, пока она будет возмущаться и вырываться из рук. А затем будет снова любить се. Нет, так просто не выйдет. Она обвиняла его в смерти мужа и имела на то право. И сегодня ночью он обманул ее, как только мужчина может обмануть женщину.

— Ребекка, — тихо произнес он возле ее губ. — Думай обо мне как о Ребекке.

Она вздохнула, пригладила пальцами его волосы и положила ладонь ему на щеку.

— Ребекка, — неуверенно произнесла она, — ты женат?

— Нет, — сказал он. Она снова вздохнула.

— Почему? — поинтересовалась она. — Должно быть, в твоей деревне полно глупых женщин, раз они позволили тебе оставаться холостым. Почему ты не женился?

— Я ждал тебя, — ответил он, понимая в эту секунду, что в его словах большая доля правды.

— Вот как. — Она провела пальцем по его губам. — Но не хочешь доверить мне даже свое имя. Ты снова наденешь маску, когда мы продолжим путь?

— Да, — ответил он. — И мы действительно должны продолжить путь, Марджед. Нам не следовало останавливаться. К этому времени наши недруги, возможно, уже забили тревогу.

— Неужели нужно возвращаться домой? — спросила она. — Мне бы хотелось остаться здесь с тобой навсегда. Как я глупа.

Он перекатился на бок, чтобы поправить одежду и найти ощупью в темноте маску и парик.

— И думаю только о себе, — продолжила Марджед. Он понял, что она натягивает бриджи. — Я совсем рядом с домом, а тебе предстоит еще долгий путь. Нет, я не пытаюсь расставить тебе ловушку или поймать на слове. Просто я знаю, что тебе долго ехать. Если бы ты жил где-то поблизости, я бы узнала тебя. А так я тебя не знаю. — Она неожиданно хмыкнула. — Разве что в библейском смысле этого слова. И мне почему-то не стыдно. А тебе?

— Мне тоже, — сказал он. Он наклонился, чтобы забрать одеяло, и потянулся к ее руке. Он не был уверен, что его ответ правдив. — Пошли.

На окраине рощи все было спокойно, никакого движения. Ночь стала еще темнее. Герейнта это и радовало, и печалило. Радовало потому, что теперь его совсем нельзя было разглядеть, а печалило потому, что он сам не мог ничего видеть. Он вскочил в седло и протянул руку Марджед, чтобы помочь ей взобраться на лошадь. Оказавшись наверху, она тут же уютно устроилась, прижавшись к нему и обхватив его за талию. Он не спеша поехал к мосту через реку.

— Ты должен быть осторожен, — сказала она. — Знаешь, что за твою поимку предлагают пятьсот фунтов?

— В самом деле? — сказал он. — Неужели я так дорого стою?

— Никто не донесет на тебя, — с уверенностью произнесла Марджед. — Кроме того, никто не знает, кто ты. Единственная опасность заключается в том, что тебя могут схватить. А я только удвоила эту опасность.

— Нет. — Он поцеловал ее в макушку, сожалея, что из-за маски не может коснуться ее волос.

— В понедельник он обошел все дома, — сказала Марджед, — и даже заглянул в Тайгуин.

— Он?

Они благополучно миновали мост, и всадник направил лошадь вверх по холму.

— Граф Уиверн, — пояснила она. — У него хватило наглости помочь мне убирать камни с поля. А затем он принялся расспрашивать меня, угрожать и намекнул, что я окажу услугу своим односельчанам, если донесу на них.

— Это было не очень любезно с его стороны, — сказал он.

— Мне бы следовало проявить холодное высокомерие, — продолжила Марджед, — но я пришла в бешенство. Дала ему пощечину и потом не жалела об этом. И теперь не жалею.

— Зато он, наверное, пожалел, что так поступил.

— Он просто смотрел на меня своими холодными глазами, — сказала Марджед. — Он так изменился. Когда-то его переполняла… какое бы слово подобрать? Страсть к жизни.

— Тебе он раньше нравился?

— Я любила его, — ответила она. — Он был чудесным ребенком. Они с матерью жили в ужасной нищете, но его дух все равно не был сломлен. Это был обаятельный, энергичный, смелый мальчик… чего в нем только не было. Он любил петь, у него был очень милый низкий голосок. Божественные ноты выводил этот оборванный, непоседливый забияка. — Она невесело усмехнулась. — Когда-то я любила его. Мне даже трудно поверить, что это тот же самый человек. Не хотела бы я, чтобы ты попал к нему в руки. Он жесток и беспощаден. Милости от такого не дождешься. Мне не нравится, что ты едешь по его земле.

— Я буду осторожен.

Они уже почти достигли вершины холма между фермой Ниниана Вильямса и Тайгуином. Слова давались ему нелегко. Горло скована боль, потому что Марджед отзывалась о Герейнте Пендерине, мальчишке, с огромной нежностью и печалью.

Он не заговорил, пока они не оказались у ворот ее фермы. Опустив Марджед на землю, он поцеловал ее.

— Марджед, ты тоже должна быть осторожной, — сказал он. — Я бы предпочел, чтобы ты больше не принимала участия в походах.

— Вот как? — Она потупилась. — Наверное, мне не следовало оглядываться сегодня, да? Ты вовсе не собирался проводить со мной ночь, да? Прости, но я пошла со всеми вовсе не для этого. Я пошла, потому что должна была. И снова пойду по той же причине. А к тебе я даже близко не подойду. Я вовсе не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным только потому, что мы переспали.

— Марджед. — Он привлек ее к себе. — После сегодняшней ночи, возможно, в тебе зародится новая жизнь. Ты подумала об этом?

— Как ни странно, нет, — призналась она. — За пять лет замужества я ни разу не понесла. Мне всегда казалось, что я не способна на это.

— Если окажется, что ты ждешь ребенка, я не оставлю тебя жить в позоре. Ты должна будешь мне все рассказать. Попытайся связаться со мной и, если не получится, обратись к Аледу Рослину. Но такая ситуация только все осложнит, Марджед. Ты не будешь счастлива.

Он отчаянно цеплялся за благоразумие. И пытался заставить ее быть благоразумной. Она внезапно посмотрела ему в глаза и радостно улыбнулась.

— Я считала, что мужчины, получив удовольствие, не думают о последствиях, не чувствуют ответственности, — сказала она. — У тебя доброе сердце, Ребекка. Иди же. Ты должен идти. И будь осторожен.

Он наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но она уже отвернулась и открывала калитку. Юркнув на двор, она закрыла калитку и еще раз улыбнулась ему.

— Спокойной ночи, Марджед, — сказал он.

— Спокойной ночи. — Улыбка у нее была ослепительной. — Любовь моя, — добавила она и быстро побежала к дому.

— Спокойной ночи, любовь моя, — прошептал он одними губами, не осмелившись произнести эти слова вслух.

Прибывшие констебли остановились в Тегфане, четверо из них разместились в крыле для слуг. Жители Глиндери видели, как они разгуливали в парке в компании с графом Уиверном и о чем-то с ним серьезно беседовали. И как сообщила братьям Глинис Оуэн, констебли отобедали с хозяином.

Они побывали почти в каждом деревенском доме и почти на каждой ферме, задавали вопросы, требовали от каждого мужчины отчета о том, где он находился в ночь, когда были разрушены две заставы. Обещали не тронуть никого из тех, кто признается, что тоже был там, но готов выдать имена Ребекки и некоторых ее «дочерей». Но никто, разумеется, не оказал им никакой помощи. Мужчины все как один заявили, что были дома, в постели, как и полагается ночью, а их жены готовы были присягнуть, что это так.

Обо всем этом Марджед узнала от Сирис, которая зашла в Тайгуин два дня спустя после похода. Констебли сюда не заглядывали, предварительно выяснив, что на ферме нет мужчин. Сирис была бледна, дрожала и куталась в шаль, хотя на дворе потеплело. Марджед отвела ее в пустой хлев.

— Пора остановиться, — сказала Сирис. — Все это нужно прекратить, Марджед. Иначе кого-нибудь обязательно поймают.

— Я не верю, что все прекратится, — ответила Марджед. — Как раз этого мы и хотели, Сирис, — привлечь внимание. Не было бы никакого смысла в том, что мы сделали, если бы никто не заметил нас. Мы хотим, чтобы правительство заметило нас. Мы хотим, чтобы они задавали вопросы, чтобы выяснили, что здесь происходит. Мы хотим, чтобы заставы снесли и никогда больше не возводили, мы хотим, чтобы правительство знало: заставы только одна из многочисленных наших бед.

Сирис закрыла лицо руками, и Марджед услышала, как она прерывисто вздохнула.

— По крайней мере на этот раз дома обходит не граф Уиверн, — заметила Марджед. — Его, наверное, отпугнул тот прием, который он получил в понедельник.

Но ей все равно не удавалось как следует разозлиться на Герейнта. Да и новость Сирис тоже не очень ее взволновала. Она была слишком погружена в собственные проблемы. Марджед сознавала, что поступает эгоистично. Сейчас самым важным для нее должно было быть их общее дело, но единственное, о чем она могла думать после позавчерашней ночи, — это то, что она ему не нужна.

На душе у нее два дня была такая тяжесть, что она с трудом передвигала ноги.

Если окажется, что она ждет ребенка, он не оставит ее в позоре. Она может связаться с ним через Аледа. Наверное, он имел в виду, что женится на ней, если она забеременеет. Только по этой причине. Ни по какой другой.

«Такая ситуация только все осложнит, Марджед. Ты не будешь счастлива».

Она столько раз повторяла мысленно эти слова, что у нее от них стала кружиться голова. Хорошо, что хоть она сказала ему — и совершенно искренне, — что не собирается предъявлять к нему никаких претензий только оттого, что переспала с ним.

Она переспала с ним! С незнакомцем. Марджед едва могла поверить, что совершила такое, и при этом почти не чувствовала стыда или угрызений совести. Ей казалось, что она правильно поступила. Они были как единое целое. Такое чувство не посещало ее ни разу. Хотя это, конечно, смешно. Она даже не знает его имени. Она не знает, как он выглядит, где живет, чем занимается. Она вообще о нем ничего не знает, если не считать того, что известно о Ребекке. Но он не Ребекка. Она не знает, кто он.

И все же она любила его. Какая глупая мысль. Наверное, решила она, это подсознательная защита от осознания греха.

Тогда поступок кажется не таким страшным, если можно уговорить себя, что она любит человека, с которым согрешила.

Она любила его.

«Такая ситуация только все осложнит, Марджед».

Он не любит ее.

Тем не менее он был честным человеком. Прежде чем помочь спуститься с лошади, он дал ей возможность выбора. И был готов принять ответственность за все последствия их глупого шага.

— Марджед, — окликнула ее Сирис, — у тебя усталый вид. Ты хотя бы перестанешь ходить со всеми? Ты уже настояла на своем. Доказала всем и каждому, что такая же храбрая, как любой мужчина, и готова отстаивать то, во что веришь. Но тебе нужно заботиться о маме и бабушке Юрвина. Не ходи больше.

— У каждого есть кто-то, о ком нужно заботиться, Сирис, — ответила Марджед. Ей самой больше не хотелось примыкать к бунтарям. Лучше не портить воспоминание, не испытывать боли оттого, что тобой пренебрегают. Но, как она сказала Ребекке, она отправлялась в поход по другим причинам. Более важным причинам. — Я пойду.

Разговор зашел в тупик, но, прежде чем кто-нибудь из них сказал хоть слово, раздался стук в дверь. Дом был не заперт, поэтому Марджед лишь выглянула в коридор и увидела, что пришел Алед.

— Заходи, Алед, — позвала она кузнеца. — Мы с Сирис здесь, в хлеву. — Она бы предпочла, чтобы те двое не встречались ради их же блага, но отступать было некуда.

— Привет, Марджед, — сказал Алед, входя в хлев уверенной походкой, с которой так не вязался настороженный взгляд. Он кивнул в сторону Сирис. — Сирис.

Сирис поспешно отступила в глубь стойла.

— Привет, Алед, — сказала она, стараясь не смотреть на него.

— Мне нужно с тобой поговорить, Марджед, — сказал он. Сирис собралась уходить, плотнее закутавшись в шаль.

— Мне пора, Марджед, — сказала она. — Нужно помочь маме со стиркой.

Но Марджед жестом остановила ее. Устыдившись, вспомнила, как несколько дней назад предположила, будто Сирис может нечаянно проговориться мистеру Харли.

— Погоди, Сирис, — сказала она и взглянула на Аледа. — Ты можешь говорить в присутствии Сирис. Она моя подруга.

Сирис замерла на месте, а кузнец после секундного замешательства кивнул.

— Ты что-нибудь слышала о сундуках Ребекки? — обратился он к Марджед.

Она нахмурилась и покачала головой. Ее сердце дрогнуло от одного этого имени.

— Существует фонд, — пояснил Алед, — чтобы помогать нуждающимся. Часть денег идет сторожам, которые теряют свои дома и заработок, часть — другим людям.

Превосходная идея. «Интересно, — подумала Марджед, — кто это придумал и кто дает деньги». Алед прокашлялся.

— Ребекка приказал мне зайти к тебе, — сказал он. — Тебе нужен работник на ферме, тем более что скоро сев.

Она с недоумением уставилась на него.

— А Уолдо Парри нужна работа, — сказал он. — Его жена ждет еще одного малыша. Наверное, ты знаешь.

Она молча кивнула, не сводя взгляда с его лица.

— Я должен просить тебя принять эти деньги, чтобы ты могла заплатить ему за работу на ферме, — сказал он, похлопав себя по карману. Вид у него при этом был чрезвычайно смущенный. — Мы все знаем, что ты горда, Марджед, и способна управлять этой фермой не хуже любого мужчины. Но тебе не помешает помощь. А Уолдо окажется в работном доме, если не найдет работу этой весной. Ты же знаешь, что творится в работных домах. Его разлучат с женой, а ее разлучат с детьми. И все они будут голодать. Сделай это, девочка. Ради них. Ладно?

Марджед испугалась, что еще секунда — и она опозорится. И если пошевелится или откроет рот, то завопит во все горло. Ему не все равно! Он думал о ней. Ни одну секунду она не верила, что его в первую очередь заботила судьба Уолдо Парри. Он мог бы уговорить кого угодно взять Уолдо к себе в работники. Но он выбрал ее. Потому что она нуждалась в помощи. Потому что ему было не все равно.

Марджед кивнула.

Алед удивился, и в то же время у него камень свалился с души.

— Хорошо. Значит, решено, — сказал он и, вынув из кармана пакет, вручил его Марджед. — Этого должно хватить на полгода. Ты поговоришь с ним, Марджед? Наверное, будет лучше, если он не узнает все подробности о своей новой работе.

Марджед вновь кивнула.

Алед неуверенно взглянул на Сирис и снова прокашлялся.

— Проводить тебя домой, Сирис? — спросил он. Несколько секунд она стояла не шевелясь, потом кивнула и сделала шаг вперед.

— Да, — сказала она, — спасибо. — Проходя мимо Марджед, она обняла ее. — Я так счастлива, что у тебя будет помощник, а Уолдо получит работу. Хоть что-то хорошее из всего этого выйдет.

Марджед кивнула и не сделала попытки проводить своих гостей. Она стояла на месте, глядя на пакет. Спустя минуту или две она провела рукой по лицу, чтобы смахнуть слезинки, выкатившиеся из глаз.