Глава 26

— Ну что ж, Уиверн, — сэр Гектор Уэбб с довольным видом потер руки, подойдя к окну библиотеки Тегфана и разглядывая лужайки и деревья, — похоже, скоро конец всему этому сумасшествию — мятежам и разрушениям.

— Вы так думаете? — Герейнт откинулся в кресле, сидя за столом, его руки лежали на деревянных подлокотниках, пальцы были скрещены. — Остается надеяться, что вы правы, Гектор.

— Репортер из «Тайме» напишет правду, смею предположить, и тогда наконец сюда пришлют достаточно солдат, — сказал сэр Гектор. — Мятеж будет раздавлен, а мерзавца, который называет себя Ребеккой, поймают и как следует накажут.

— Мы должны надеяться на такой исход, — сказал Герейнт, — но я слышал, что Фостер побеседовал с Ребеккой и некоторыми селянами. Возможно, он поверил тому, что они сказали.

Сэр Гектор повернул голову и посмотрел на Герейнта через плечо.

— Но кто читает газеты, Уиверн? — спросил он. — И кто из этих читающих людей выступит за то, чтобы выполнить требования мятежников? Очень скоро любой простолюдин в этой стране станет что-нибудь требовать, разрушать частную собственность и угрожать законопослушным гражданам. Наступит анархия. Нет, статья репортера только поможет нашему делу, попомните мои слова.

— Вполне возможно, Гектор, к нам пришлют комиссию для расследования, — сказал Герейнт. — Это мне сообщил Томас Фостер, да и письма, которые я получил из Лондона, подтверждают его слова. Члены комиссии побеседуют со всеми — богатыми и бедными. Думаю, они решат, оправданны ли бунты Ребекки и следует ли что-либо предпринять, чтобы уменьшить людские тяготы.

— Как видно, Уиверн, вы все еще на стороне смутьянов, — прищурившись, сказал сэр Гектор.

Герейнт с удивлением взглянул на него.

— Я просто хочу сказать, что, если комиссия все-таки приедет, мы с вами уже ничего не сможем решить, Гектор. И Ребекка тоже. Все наболевшие вопросы будут решаться сторонними наблюдателями — во всяком случае, мы должны на это надеяться. Мы также должны надеяться, что будет найдено какое-то справедливое решение. В конце концов, мы ведь не хотим угнетать людей, которые в какой-то степени зависят от нас, не так ли? Точно так же, как мы не хотим, чтобы нас терроризировала толпа, хотя до сих пор мятежники вели себя очень сдержанно.

Сэр Гектор смотрел на него, поджав губы.

— Да, — сказал он, — вы всегда доставляли одни неприятности семье моей жены, Уиверн. Не знаю, почему я вдруг решил, что теперь все переменится. Ладно, пойду побеседую с Харли. Об овцах. Полагаю, он все еще управляет вашими фермами?

Герейнт кивнул и посмотрел вслед дяде, покинувшему комнату. Возможно, он проявил неосторожность. Возможно, пока дело не решится, было бы лучше притвориться, будто он думает так же, как остальные землевладельцы, и ни словом не заикаться о справедливости.

Но он устал притворяться. Ему казалось, что он только это и делал в последние несколько недель. С сэром Гектором и другими землевладельцами, а также со своими арендаторами в тех случаях, когда он был без маски, Герейнт прикидывался беззаботным аристократом, который только и печется что о своем состоянии и положении. Со сторонниками Ребекки он прикидывался борцом за народ, таким же, как они, но более смелым и сильным, способным возглавить их. С Марджед…

Герейнт вздохнул и сцепил руки на затылке. Он устал притворяться. К тому же притворство сопутствовало ему не только в последнее время. Многие годы он притворялся, что Герейнта Пендерина вообще не существовало до двенадцатилетнего возраста. Он притворялся, что не существовало ни Тегфана, ни Глиндери, ни грубо сколоченной лачуги на вересковой пустоши. Ни Марджед…

Он устал притворяться. Герейнт Пендерин — это реальный человек, у которого есть своя жизненная история. Его корни здесь, в Тегфане, в обширном поместье вокруг дома и парка. Граф Уиверн тоже реальный человек, знавший несчастья и превратности судьбы и чужую упрямую волю, из-за которых он стал таким, какой он есть. И даже Ребекка был реален. Ребекка был вовсе не маской, это был человек под маской. Этот человек под маской был наделен всем опытом Герейнта Пендерина и графа Уиверна и смело противостоял обстоятельствам, с которыми столкнулся, вернувшись в Тегфан. Ребекка был отражением того, что сопровождало его всю жизнь.

Его судьбой.

Три человека — Герейнт Пендерин, граф Уиверн, Ребекка. И в то же время это был один человек, в котором сплелись воедино черты всех троих. Он хотел быть одним человеком. Хотел покончить со всем притворством и быть самим собой — окончательно и бесповоротно — со всеми, кто его окружал. Он хотел покончить с масками — и в прямом, и в переносном смысле. Герейнт решил, что попросит Аледа устроить ему встречу с комитетом. Он собирался предложить на время приостановить бунты Ребекки в этой части Западного Уэльса — пока не станет ясно, могут ли помочь Томас Фостер и следственная комиссия. Вероятно, им удастся сделать официальное заявление через Фостера, что они так поступают, чтобы продемонстрировать жест доброй воли.

И Марджед. Возможно, он сумеет заставить себя пойти к ней и открыть всю правду. Она была для него и возлюбленной, и самой любовью. Если он и должен был открыть правду, то в первую очередь ей. Она любила Герейнта Пендерина, когда ей было шестнадцать, а ему восемнадцать. Она любила Ребекку и ненавидела графа Уиверна. Он не мог предугадать, как она отреагирует, узнав всю правду. Быть может, добрые воспоминания о Герейнте и любовь к Ребекке перевесят ненависть к графу? В какую-то минуту ему показалось, что так и должно случиться. Она любила без оглядки, сильно и страстно. Но в следующую минуту он уже не был так уверен. Она обвиняла графа Уиверна в смерти мужа, а в том, что она сильно любила мужа, не было никаких сомнений.

Но страх перед ее непредсказуемой реакцией не должен больше мешать ему открыть правду, подумал Герейнт, упав духом. Он обязательно должен ей все рассказать. Вполне вероятно, почти наверняка он потеряет ее после этого разговора, а мысль снова лишиться Марджед приводила его в неподдельный ужас. Но он должен пойти на этот риск. Он обязан сказать ей правду. К тому же ему до смерти надоело притворяться.

Все время притворяться.


Они поговорили немного об овцах и лошадях, об урожае — все на виду у людей, которые могли их услышать. А потом не спеша прошлись по лужайке и скрылись за деревьями, чтобы спокойно обсудить другие вопросы. Под деревьями было почти темно. Небо затянули тяжелые облака, обещавшие дождь.

— Что-нибудь новенькое? — спросил сэр Гектор.

— Да, сэр, — ответил Мэтью Харли, как заговорщик, перейдя с делового тона на взволнованный. — Возвратившись вчера из Пантнеуидда, я много времени посвятил поискам и нашел узел. Внутри его лежали белый балахон, белый шерстяной капюшон с маской и белокурый парик. Узел я обнаружил в заброшенной егерской сторожке на северной границе. Я уже хотел было арестовать его, но решил подождать вашего приезда и распоряжений.

— Молодец. — Сэр Гектор остановился и пожал управляющему руку. — Но действовать пока рано. Вещи там мог спрятать любой, Харли. Чтобы осудить Уиверна, мало одного вашего свидетельства и обнаружения вещей в парке. Мы ведь не хотим, чтобы он ускользнул из рук, когда мы подошли так близко. Нет, нам нужно набраться еще немного терпения и хорошенько все спланировать. Трудность пока в том, что он быстро становится чем-то вроде народного героя.

— У вас есть план, сэр? — почтительно осведомился Харли. Сэр Гектор внимательно посмотрел по сторонам, но не увидел ни души. Кроме них, в парке никого не было.

— План таков, — начал он, — завтра ночью будет разрушена застава, которую сторожит миссис Дилис Филлипс. Это сделают Ребекка и его сторонники, которых я сам выберу. Они придут с оружием, будут грубы и неуправляемы. Миссис Филлипс побьют или обойдутся с ней еще хуже. Она старая и дряхлая, как я слышал, и может не пережить грубого обращения и испуга. Тем лучше. И за всем происходящим будет наблюдать мистер Томас Кемпбелл Фостер из «Тайме». Его пригласит Ребекка.

Харли нахмурился. Толпа с оружием в руках могла представлять опасность. А избиение и, возможно, убийство беззащитной старухи было ему не по нутру. Но он был злой и желчный молодой человек, и ему хотелось видеть, что другие люди страдают так же, как он, особенно граф Уиверн, Сирис Вильямс и кузнец. А этот план может сработать. Кроме того, не требуется его личного участия.

— Если вожака одеть как полагается, Фостер, возможно, и поверит, — сказал он, — но как быть с людьми, сэр? Поверят ли они, что их драгоценный Ребекка отправился в поход лишь с маленьким отрядом, без целого войска, и при этом вел себя с нетипичной жестокостью?

— Ничего другого им не останется, — ответил сэр Гектор. — Той же ночью Ребекка и, возможно, Шарлотта будут схвачены. Ребекка будет разоблачен, им окажется граф Уиверн, и тогда народ поймет, что их провели, что Ребекка водил всех за нос только для того, чтобы предать и выставить в дурном свете в глазах читающей публики и правительства, которое собирается прислать сюда комиссию. У него в целом свете не останется ни одного друга, Харли. Ни единого… до конца его дней. Я буду настаивать на смертной казни. Если случится так, что миссис Филлипс погибнет, то мне не придется даже слишком усердствовать, не так ли?

— А как их заманить в ловушку? — спросил Харли.

— В этом-то вся сложность, — признал сэр Гектор. — Ребекка должен получить послание от Фостера, но я сомневаюсь, что Фостер знает, как связаться с главарем. Вероятно, связь они поддерживают через кузнеца. Вы уверены насчет кузнеца?

— Абсолютно, — ответил Харли.

— Фостер напишет письмо, в котором выразит желание встретиться с обоими в каком-нибудь укромном месте среди холмов, — продолжал сэр Гектор, — чтобы собрать побольше сведений для своей статьи. Те отправятся, разумеется, в масках, так как не захотят, чтобы Фостер узнал их. А в условленном месте их будут ждать констебли. Мы назначим встречу на половину одиннадцатого, за полчаса до того, как будет снесена застава.

— План отличный, — сказал Харли и рассмеялся. — Даже чересчур.

— Только бы дело выгорело, — мрачно заметил сэр Гектор. — Если сорвется, Харли, они поймут, что мы у них на хвосте. Я хочу, чтобы завтра ночью вы вели наблюдения. Следите, покинет ли Уиверн дом. Если по какой-то причине он не тронется с места, тут же пошлите гонца, и я отложу нападение на заставу. Впрочем, я не предвижу никаких осложнений.

— Да, сэр, все задумано превосходно, — сказал Харли. — Лишь бы только вам удалось доставить послание Ребекки.

— Предоставь это дело мне, — сказал сэр Гектор. — Все будет сделано, Харли. А теперь нам лучше вернуться. Не стоит вызывать подозрения слишком долгой беседой.

Они повернули назад и пошли по направлению к дому и конюшням.

Идрис Парри оставался на месте еще целую минуту, прижавшись спиной к толстому стволу дерева. Но похоже, они действительно ушли. Хотя куда ушли? На конюшни, скорее всего за лошадью сэра Гектора Уэбба. Или, возможно, в дом. И в том и в другом случае было бы неразумно помчаться сейчас к парадной двери. Хотя самое большее, что он бы заработал за свои старания, — распухшее ухо или пинок под зад.

Идрис поспешил через парк, делая широкий круг, чтобы попасть к черному ходу в дом. Он спросит Глинис Оуэн, решил мальчик. Скажет, что ему нужно передать ей что-то срочное от ее отца или кого-нибудь из братьев.

С этим он справился легко. Мальчишка, открывший ему дверь, неохотно согласился позвать Глинис, но пока суд да дело, дверь закрыл. Появилась Глинис, перепуганная насмерть, что в ее семье приключилось несчастье. А узнав, зачем ее вызвал Идрис, искренне возмутилась. Но как она может отвести его к графу? Она никогда не выходит из кухни и даже не видит хозяина.

Но она все-таки, показала Идрису, хотя сделала это, по собственным ее словам, весьма неохотно, окно библиотеки, где граф, по слухам, проводил большую часть времени. По крайней мере она думала, что это библиотека. А вообще-то, призналась Глинис, ей не больше Идриса известно о расположении комнат в доме.

Идрис заглянул в окно и с облегчением увидел графа Уиверна, который сидел за большим столом, опустив подбородок на сплетенные пальцы и уставившись в никуда.

Больше в комнате никого не было, насколько смог разглядеть Идрис. Мальчик постучал в окно и отчаянно замахал руками, когда граф посмотрел на него, вздрогнув от неожиданности.

— Прошу тебя, Идрис, входи, пожалуйста, — пригласил его сиятельство с официальной учтивостью и, как показалось Идрису, слегка насмешливо, после того как поднял раму окна и впустил мальчика.

— Завтра ночью Ребекка попадет в беду, — произнес Идрис, с благоговейным ужасом озираясь по сторонам. Неужели все книги на свете собраны в этой комнате? А ковер под ногами мягче, чем его собственная постель, это уж точно. — И вы тоже, сэр.

— Нравится здесь? — спросил граф, теперь точно развеселившись. Идрис также отметил, что он перешел на валлийский. — Если мои источники верны, Ребекка никуда не собирается завтра ночью, паренек. Возможно, вообще никогда. Что касается меня, то я сам могу о себе позаботиться. Твоему папе нравится его новая работа?

— Они знают, кто такой Ребекка, — продолжил Идрис, вытаращив глаза на чернильный прибор и гадая, действительно ли это серебро или просто отполированная жесть. — Его хотят заманить в ловушку, выставить злодеем и схватить завтра ночью. А еще они знают, где он прячет свои вещи.

Он посмотрел на графа и понял, что наконец завладел его вниманием. Иногда, конечно, хорошо повеселиться, думал Идрис, но не следует смеяться над человеком только потому, что ему девять лет и он еще не успел стать взрослым.

— Кто это «они»? — спросил его сиятельство, высокомерно приподнимая брови, — Идрис как-то пытался скопировать это выражение, но ничего не добился.

— Сэр Гектор Уэбб, — ответил мальчик, — и мистер Харли.

— Вот как? — Граф сцепил руки за спиной. Этот жест Идрис тоже пытался повторить, пока наконец его мать не спросила, что он там прячет, а отец пригрозил, что сам пойдет и посмотрит, если не услышит толкового ответа. — Расскажи-ка лучше все, что хотел, Идрис. В том случае, разумеется, если ты считаешь себя вправе сообщать владельцу Тегфана сведения о его враге — Ребекке.

Идрис захихикал. Но он был преисполнен важности, чтобы поддаться ребячливому веселью. Он рассказал его сиятельству все, что услышал, и пока говорил, жалел, что глаза у него не такие голубые, как у графа, и волосы не вьются.

К тому времени как мальчик закончил свой рассказ, граф смотрел на него внимательно, не отрываясь.

— Полагаю, Идрис, — наконец произнес он, — придется нанять тебя на работу. Раз уж ты все время околачиваешься здесь, пусть хоть у тебя будет на то законная причина.

Поначалу Идрис возмутился. Если граф говорил серьезно, то все его мечты осуществятся, но сейчас не время обсуждать подобные дела. Идрис хотел знать, что он может сделать, чтобы помочь разрушить подлые планы настоящего врага. Он хотел, чтобы к нему относились серьезно. Он хотел сесть рядом с его сиятельством и вместе придумать план действий.

— Может так случиться, — продолжил его сиятельство, кладя руку на плечо мальчика, — что этим утром ты послужил делу Ребекки больше, чем кто бы то ни было, Идрис. Молодец, паренек.

Идрис почувствовал, что сердце готово выпрыгнуть из груди. В эту минуту он с радостью умер бы за своего героя.

— Чем я могу помочь? — спросил он. Граф серьезно посмотрел на него.

— Ты уже сделал достаточно, парнишка, — ответил он. — Теперь ступай домой и не дай мистеру Харли заподозрить, что ты подслушал хотя бы слово из их разговора.

— Но нужно что-то предпринять, сэр. — Идриса распирало нетерпение. — Вы не сможете оставить без внимания письмо от человека из лондонской газеты, в котором тот просит о встрече. Ребекке все равно придется пойти, потому что иначе миссис Филлипс все равно пострадает.

— Мы предоставим это дело Ребекке, — сказал граф. — Теперь я хочу, чтобы ты пошел домой, Идрис. И прими мою самую искреннюю благодарность.

Но мальчику этого было мало.

— Когда завтра ночью Ребекка пойдет забирать свои вещи туда, где они спрятаны, его уже будут поджидать, — продолжил Идрис. — Ребекка и шагу не сможет ступить из парка. А потом его отволокут к разрушенной заставе так, словно это он ее разрушил и избил миссис Филлипс.

— Полагаю, Ребекка понимает это и что-нибудь обязательно придумает, — сказал граф. — Я бы велел принести пирожных и лимонад, Идрис, но не хочу, чтобы кто-нибудь знал о твоем приходе. Послезавтра я принесу тебе домой целую гору пирожных.

Здорово, конечно, но ему не понравилось, что с ним обходятся как с ребенком и пытаются отвлечь разговором о вкусной еде.

— Я захвачу узел с собой сейчас, сэр, — предложил Идрис. — Спрячу у себя дома, а завтра Ребекка сможет забрать его.

Его сиятельство с шумом выдохнул.

— Идрис, — сказал он, — ты понимаешь, что за этим местом, где спрятан узел, могут следить даже сейчас?

— Если бы я не умел за милю чуять засады, я бы давно был мертв, сэр, — презрительно ответил Идрис, — или плыл бы на одном из больших кораблей на другой конец света.

— Да, это так, — вынужден был признать граф. — Ты знаешь старую развалившуюся лачугу примерно в миле от твоего дома, Идрис? Ту, что пристроена к скале?

— Вы в ней когда-то жили? — спросил Идрис.

Граф улыбнулся ему, и в уголках его глаз появились морщинки. Идрис решил, что обязательно попробует повторить И это выражение.

— Да, она самая, — ответил граф. — Ты отнесешь узел туда, Идрис? И оставишь его там, и близко не подойдешь ни сегодня, ни завтра? Нет, я все-таки еще пожалею о том, что делаю. Зачем я втягиваю мальчика в такое опасное дело?

Но Идрис не собирался упускать редкую возможность.

— Вспомните, когда вы были мальчиком, сэр, вам, наверное, очень хотелось совершить что-то полезное. По-настоящему важное.

— Бог свидетель, ты прав, — ответил граф. — В те дни я готов был отдать правую руку, чтобы поучаствовать в таком приключении.

— Я пойду, сэр, — сказал Идрис, направившись обратно к окну. — Я не подведу вас. Если я могу сделать что-нибудь еще…

И тут граф наклонился и подхватил его на руки, как когда-то на дороге, ведущей в Тайгуин. Он так крепко прижат к себе мальчика, что тот чуть не задохнулся.

— Будь осторожен, — сказал он. — Я, должно быть, сошел с ума, что позволяю тебе это. Если вдруг тебя схватят, Идрис, ты должен сказать, что случайно нашел этот узел и решил, что он пригодится твоей матери. Если это объяснение не сработает, тебя приведут сюда ко мне, и тогда я вступлюсь за тебя. Ступай теперь.

Идрис ушел. В одном он никогда не будет подражать графу. Он ни за что не станет обнимать детей, словно те беспомощные младенцы. Когда он вырастет, то будет обращаться с детьми как со взрослыми. Но это был единственный недостаток, который он углядел в своем герое. Наверное, даже герои в реальной жизни не бывают идеальными, решил он.

Алед работал в кузнице один, его ученик уже ушел домой обедать.

— Добрый день, милорд, — поздоровался он легким кивком, когда появился Герейнт. — Чем могу служить?

— Мы не одни? — спросил Герейнт, приподняв брови.

— Нет, одни, насколько я знаю, — ответил Алед.

— Но возможно, кому-то поручили присматривать за мной и за всеми, с кем я общаюсь, — сказал Герейнт. — Я скажу пару слов, Алед, и сразу уйду.

— Неприятности? — нахмурился Алед.

— Можно и так сказал. — Герейнт кратко пересказал то, что ему сообщил Идрис час назад. — Ребекка, Шарлотта и, наверное, еще несколько человек, живущих поблизости, должны пораньше отправиться на ближайшую заставу, Алед, разрушить ее и спасти миссис Филлипс. Гектор наверняка лопнет от злости, когда приедет и увидит, что опоздал.

— Это опасно, Гер, — сказал Алед.

— А когда эта игра не была опасной? — усмехнулся Герейнт.

— Тебе это как раз и нравится. — Алед нахмурился еще больше.

— К сожалению, это будет наша лебединая песня, Алед, — сказал Герейнт. — Послезавтра Ребекке и Шарлотте придется исчезнуть без следа. Нам останется надеяться, что мы добились того, чего хотели, — привлекли внимание общественности, которая изменит существующую систему и сделает ее более справедливой для обычных мужчин и женщин… и детей.

— Наша лебединая песня, — повторил Алед, качая головой, — а потом лебедь умирает. Но ты прав, план завтрашней вылазки нужно изменить. Значит, ты хочешь, чтобы Фостер присутствовал и увидел, как огорчится вторая Ребекка?

— Я подумал, что ему понравится наблюдать за обоими, — сказал Герейнт. — Ребекка пошлет ему весточку и пригласит прийти пораньше на несколько часов. Послезавтра все кончится, Алед. Не могу сказать, что мне жаль. Ты передашь по эстафете, как обычно? Впрочем, нет, сделай одно исключение. Для женщины это будет слишком опасно. Ничего не сообщай Марджед, ладно?

Алед кивнул, и Герейнт тут же ушел, не желая задерживаться слишком долго и тем самым вызвать подозрение любого, кому поручили приглядывать за деревней. Впрочем, в эту минуту он полагал, что поблизости никаких шпионов нет. Он бы почувствовал их присутствие.

На улице, однако, все-таки был один человек. Из лавки мисс Дженкинс только что вышла Марджед и столкнулась с ним возле часовни. Судьба распорядилась так, что именно в эту секунду начался дождь. У Герейнта был зонт — большой и черный, — а у нее не было.

— Марджед. — Он поздоровался с ней кивком, раскрывая зонт над головой. — Ты идешь домой?

— Да, — ответила она, надевая, маску напряженного раздражения, которую приберегала исключительно для него. — И пойду одна, благодарю.

Не обращая внимания на ее слова, он предложил ей руку и поднял зонт над ее головой.

— Я не могу этого позволить, — сказал он. — Бери меня под руку, я провожу тебя.

Но он знал, что сейчас не время открывать ей правду. Нужно подождать еще два дня.

Загрузка...