Навсегда моя (СИ)

Глава 20 — Даша

Мой взгляд скользит по руке Глеба, которая кажется такой теплой и родной. И ветер перестает быть холодным, и капли дождя словно попадают куда-то мимо меня. Над нами как будто невидимый купол, не позволяющий непогоде задеть остатки моей изломанной души. Так-то надо бы оттолкнуть Гордеева, но мне плохо. Очень плохо.

Я брела по городу, шаркая под ногами опавшей листвой, пока не начался дождь. Люди бежали под крыши, я продолжала мокнуть. Хотелось стереть себя с лица земли, исчезнуть.

Страшно осознать, что ты прожил жизнь, в которой никому не нужен.

Усевшись на лавку на остановке, стала искать варианты, куда пойти дальше. Нет, у меня имелось небольшое скопление денег, чтобы как минимум переночевать в хостеле или в отеле. Но это только на сегодняшний вечер, а завтра? Как быть, когда наступит завтра? Взросление пришло неожиданно.

И тут над моей головой распахнулся зонт. Я до последнего не могла поверить своим глазам, разглядывая Гордеева. Он видимо понял это, поэтому взял меня за руку и потянул за собой. Усадил в прогретый салон машины, наклонился и даже сам пристегнул ремень безопасности.

— Зачем ты… это делаешь? — минут через пять, после того как мы отъехали, решаю спросить то, что крутится на языке. До сих пор не верю, что он тут, приехал за мной. Это что-то из серии фантастики, словно добрый сон.

— Мать должна нести ответственность за тех…

— То есть ты неожиданно почувствовал укор за то, что происходит у нас дома? — перебиваю его, хотя по факту, хочу услышать другое. Мне хочется узнать, что нас с ним связывает, почему он вечно холодный и неприступный, за что меня ненавидит с детства.

— Я всегда его чувствовал, — тайком поглядываю на Глеба и почему-то ощущаю себя не то, чтобы счастливой, скорее спокойной. Заостряю внимание на его руках, длинных пальцах, крепко сжимающих руль, на четко очерченной линии подбородка и острых мужественных скулах. Не зря девушки всегда бегали за Гордеевым, внешностью его природа одарила сполна.

— Поэтому в детстве попросил своего друга посмеяться надо мной?

На светофоре мы останавливаемся, и Глеб поворачивается ко мне.

— Какого друга? О чем ты?

— Забыл уже, как я пошла на свидание с твоим другом, который наврал, что заболел, а сам…

— А! — кивает он сам себе. — Так я же тебе сразу сказал, — отвечает он настолько обыденно, словно мы с ним дружим, а не враждуем. Это так непохоже на нас двоих. — Держись от него подальше. Он всегда был придурком.

— Что? — теряюсь я, переваривая услышанное.

— А ты думаешь, я просто так к нему поехал? Агриппина сказала, ты у него, и чтобы не приключилась беда, мне пришлось тащится тоже.

— То есть ты… хотел заступиться за меня? — даже произносить это тяжело, необычно, словно пробуешь диковинный фрукт на вкус. — А Лана?

— Лана? — в этот раз Гордеев не смотрит на меня, теперь его взгляд прикован к дороге, хотя он уже не выглядит таким напряженным. Положил локоть на подлокотник и одной рукой ведет машину.

— Ну та, с который ты стал встречаться после того, как нашел меня в мужском туалете.

С его губ срывается короткий смешок.

— Слишком много вопросов задаешь, Дашка.

Устало вздыхаю и отворачиваюсь к окну, предполагая, что вряд ли Глеб ответит, по крайней мере, его лимит открытости на сегодня исчерпан. Но для меня стало неожиданность то, что он тогда приехал не посмеяться, а заступиться. Может быть, Гордеев просто не умеет нормально выражать свою заботу? И его фраза про Артема тоже была сказана в положительном ключе, а не из вредности?

Надо будет обязательно об этом спросить, правда позже.

— Ого! — восклицает вдруг Глеб и делает громче трек, который играет в динамиках. — Я слышал ее в другом исполнении.

Прислушиваюсь к голосу, словам, но не пойму, о чем Гордеев. Тогда он сам решает пояснить.

— Новая песня Linkin Park. Я слышал кавер с голосом Честера, его сгенерировали в ИИ, он в разы круче. Почему-то не могу воспринимать женский голос, — делится Глеб совсем по-дружески со мной. Замечаю, как он отбивает пальцами по рулю в такт песни, и мне неожиданно кажется, что ему находиться рядом со мной приятно. То есть нет, не так, Гордеев не испытывает никакого напряжения. Магия какая-то… будто другой человек рядом.

— Не знала, что ты любишь эту группу, — тихонько произношу, боясь спугнуть атмосферу, возникшую между нами.

— Любил, — он немного приглушает звук. — До смерти Честера. Теперь это уже что-то другое, хотя “In the end” до сих пор одна из моих любимых песен. А ты? — мы снова останавливаемся на светофоре, Глеб поворачивается ко мне, в его взгляде мелькает неподдельный интерес.

С ума сойти… Кто этот парень и куда делся мой приемный брат, который ходил вечно с каменным выражением лица?!

— У меня нет особых предпочтений, слушаю все, что нравится.

— Как скучно, — я могла бы оскорбится, но он говорит без сарказма. — Тебе нужно найти свою любимую группу, потому что когда плохо, музыка неплохо помогает.

— Учту, — киваю и стараюсь больше на него не смотреть, уж больно обаятельно он выглядит, когда не покрыт колючками. И тон голоса притягивает, и даже вот эти отбивания пальцами по рулю. Я невольно засматриваюсь на Глеба, и ловлю себя на мысли, что еще немного и точно попаду под его чары. А они у него ого-го какие!

Остаток пути доезжаем молча, вернее, просто слушаем музыку. Мне нравится вкус Глеба, треки словно проникают в душу, они не банальные, с каким-то смыслом. Однако, когда мы останавливаемся около дома, я внутренне вся напрягаюсь. Не представляю, как вновь переступлю порог и буду смотреть в глаза матери. Как идти по этим коридорам, ведь меня выгнали, а я снова вернулась…

Пассажирская дверь неожиданно открывается, Глеб берет меня за руку, также, как тогда под дождем, его горячие пальцы крепко сжимают мою ладонь. Он тянет за собой, и я почему-то не сопротивляюсь, молча следую его команде. Мы поднимаемся по ступенькам, входим в холл, а там тихо, словно в музее. Только звук наших шагов намекает на присутствие людей.

Идем на второй этаж, но не доходя до моей теперь уже бывшей спальни, я резко останавливаюсь. Сердце сжимается, мне становится отчего-то так обидно. Может, зря вообще вернулась? Может, надо было бежать и не оглядываться. Хотя логично, что если у тебя нет ничего, то и с побегом возникнут проблемы.

— Я сделаю тебе великое одолжение, — говорит вдруг Глеб. Перевожу на него взгляд и замечаю, что он слегка улыбается, едва заметно. И вот опять его обаяние в деле, почему-то сразу плохие мысли уходят на второй план, а сердце уже не сжимается, наоборот начинает бегать волчком, словно заведенное и подавать команду всем органам. Кажется, мои щеки полыхают огнем.

— Какое? Перестанешь огрызаться и откидывать злые шутки?

— Мысли шире, Дашка, — он разводит руки в стороны, как Брюс Всемогущий, затем разворачивается и быстро достигает своей комнаты, она у него чуть дальше моей, я в ней никогда не была. Минут через пять Гордеев возвращается, держа подушку в руках и рюкзак.

— Что… — непонимающе бормочу я.

— Поживем в летнем домике, который находится на той стороне территории особняка. Честно сказать, мне и самому давно хотелось свалить отсюда.

— Но там же нет прислуги и… отопление вроде не работает.

— Но там есть камин, а прислуга… Я и сам неплохо готовлю, убираю и заправляю за собой кровать. Тоже мне проблема, — хмыкает он, да так, словно я реально сказала какую-то глупость. — Пошли, — командует Глеб, обходя меня.

— Зачем тебе… все это? — не выдерживаю я. В конце концов, у всего есть цена, и у неожиданно добродушного поведения Гордеева наверняка тоже.

— Верну тебя на сцену, хватит одной сломанной куклы. Вторая и третья уже будет перебор, — в его голосе звучит неподдельная тоска и обида, только я не понимаю, кому она адресована, но явно не мне.

— Глеб…

— Не задавай вопросов, просто пользуйся, пока я добрый.