Навсегда моя (СИ)

Глава 31 — Даша

Я облокачиваюсь о подоконник, Артем становится напротив. Он отводит взгляд, проводя языком по разбитой губе. У него на носу пластырь и на брови тоже. Замечаю, что костяшки рук разбиты, да и на скуле просвечивается небольшое темное пятно в виде синяка. Не только Глебу досталось.

— Даша, — Нестеров неожиданно начинает первым, пока я собираюсь с мыслями. — Я не понимаю, что со мной не так.

— Что? — у меня прерывается дыхание, а разные фразы, которые я подобрала в голове, разлетаются прочь.

— Почему все девушки выбирают Гордеева? Ты же… — он сглатывает, засунув руки в карманы. — Ты мне безумно понравилась. Когда я впервые тебя увидел, ты выглядела такой несчастной и одинокой. Я решил, что должен подойти и что-то сказать. Но вблизи ты оказалась еще круче.

— Ребята в “подслушано” считают меня анарексичкой, — с грустной усмешкой шепчу себе под нос.

— Да пошли они в задницу! — резко вспыхивает он. И тут же вытаскивает телефон. — Сейчас я кину жалобу на это дно-сообщество.

— Артем, — дотрагиваюсь до его телефона, заставив Нестерова перевести взгляд на меня. Сейчас он не кажется таким уж дерзким, уверенным и в целом засранцем. Он будто раскис, разочаровался в себе и в мире. Мне знакомо это чувство, и то, как умело оно отравляет жизнь.

— Что? — глухо спрашивает Нестеров.

— Я давно знаю Глеба. И мои чувства к нему зародились еще до знакомства с тобой. Поэтому…

— Значит, — грустно хмыкнув, он переводит тяжесть тела на другую ногу. — У меня и шансов-то не было?

— Оставь нас в покое, — помедлив, я добавляю. — Пожалуйста. Я итак не самый счастливый человек.

— Да почему я должен сдаваться, когда мы еще не начинали? — вижу в его глазах огонек, и чтобы погасить ненужную надежду, решаюсь бить до конца.

— Мои родители сдали меня в приют в день моего рождения, бросили. Там я прожила до десяти лет, потом меня удочерили, но мама оказалась не особо такой, какой я себе представляла. Моя жизнь — это не кадры из романтического ситкома. Мне итак досталось.

Артем размыкает губы, но видимо не знает, что сказать. Что ж, если бы мне кто подобное поведал, я бы и сама замешкалась.

— Чтобы попасть в балетное училище, мать ограничивала меня в еде, взамен я занималась изнурительными тренировками. В балетном добилась успеха, но каждый день терпела унижения и нападки от учителей, не говоря уже об одноклассницах, которые меня ненавидели.

Артем слушает, не моргнув.

— И во всем этом аду, только Глеб был рядом. Для меня, — в этот раз слезы все-таки скатываются по щекам. Потому что перед глазами мелькает то прекрасное, что случилось между нами с Гордеевым за последние дни. А еще я почему-то вспоминаю детство, и теперь мне не кажется, что Глеб пытался изводить меня.

Скорее всего, он просто не знал, как правильно поддерживать, сказать об опасностях, да и я была для него врагом. И все равно он пытался, шел против себя, не намекал, а говорил прямо — в балете будет плохо, мать тебя не любит, поешь, пока не сдохла. Конечно, звучало грубо, но бывает, что человек иначе не может. И Глеб, скорее всего, не мог. Мне почему-то теперь кажется, все именно так.

Утерев слезу тыльной стороной ладони, я продолжаю.

— Глеб — моя семья и свет в конце туннеля. Пожалуйста, Артем, зарой топор войны. Если я тебе правда хоть немного нравилась, давай отпустим друг друга?

Он не отвечает, и вообще довольно долго молча смотрит в стену. Мне уже начинает казаться, что я совершила ошибку, раскрыв этому парню свое сердце. Сжав крепче лямку рюкзака, перевожу взгляд на Кристину, которая стоит в самом начале коридора. Она сказала, что никуда не уйдет, вдруг мне понадобиться помощь. В душе я бесконечно благодарна ей за поддержку. Даже не знаю, что бы делала без этой рыжеволосой боевой девчонки.

Наверное, пора уходить. Если слова, сказанные со всей искренностью, не подействовали, значит у Нестерова деревянное сердце или вообще дыра в груди. Я ошиблась на его счет. Глеб был прав… Как бы мне не хотелось обратного. Как бы я не пыталась видеть в людях хорошее.

И только собираюсь уйти, как Артем вдруг подает голос.

— Хорошо, — почти неслышно произносит он.

— Что? — не верю своим ушам.

— Когда мне стукнуло семь, мать от меня отказалась, — его голос наполняется тяжестью, да и внешне Нестеров становится мрачнее тучи. — Отец забрал меня, но я долгое время ощущал себя брошенной собакой. И тут знаешь, каждый раз ловил отказы. В школе с девчонкой не сложилось, она выбрала не меня. Потом друзья отвернулись. Но я все равно не падал духом, — он тихонько усмехается, правда усмешка выходит вымученной, тоскливой. Мне даже становится жаль Артема.

— Поэтому… — он вдруг поворачивается ко мне и уже бодрее говорит, будто взял себя в руки. — Я понимаю тебя. И если рядом с этим выскочкой тебе лучше, пусть будет так. Я отступлю.

— Артем, — шепчу, ощущая как внутри наконец-то отпускает.

— Будь счастлива, Дарья. Ты этого достойна.

На этой ноте, он разворачивается и уходит. А я… мне кажется, что должна была и ему в ответ пожелать счастья. Но не могу. Из-за Глеба не могу. Простить человека, который бил твоего близкого — не про меня. Какая бы не сложилась судьба у Артема, он навсегда останется моим врагом.

— Эй, — Крис кладет мне руку на плечо, когда она только успела подойти, заботливо взглянув на мое лицо. — Ты как, Даша?

— Вроде нормально, — жму плечами, не определившись.

— Тогда предлагаю идти скорее в кафе. Пироженки сами себя не съедят.

— Угу… — киваю, еще не представляя, что вечером меня ждет очередной тяжелый разговор.