(не)моё чудовище (СИ)

14. Лев

События зафорсировали уж как-то слишком быстро. Самойлова всего третий день в Юрьеве - а уже голая. Хотя и не по своей инициативе, а сугубо во врачебных целях, но это…

Это охрененно.

Вообще-то, когда я услышал неестественный всплеск (после выкидона Дмитрия хотелось чуть проветриться и я выехал верхом в лесок) и увидел девушку, мысли заработали в привычном направлении. Не случайно это все, а искусно подстроено и наиграно. А цель - встретить небезызвестного Смирнова Л.М., чтобы очаровать, соблазнить да в постель юркнуть, чтобы через нехитрое это дело охомутать да окольцевать.

Ведь даже это наивное удивление и острый ужас в глазах Ники мне на какое-то время показались наигранными. Специально, актриса, устраивает этот сложный театр. Показать мужику хочет, что он неинтересен, что боишься его и тем самым заинтриговать. Бабье племя - оно такое. На выдумку горазд.

А как она отчаянно боролась! Как брыкалась и лягалась, словно упрямая необъезженная кобылица! Будь я помоложе - возбудился бы. Но сейчас только раздражение почувствовал. Не май на дворе, а городские те еще щуплые курицы - застудиться им ничего не стоит. Я даже близко не подпускаю мысли о чем-то этаком - сугубо забота и обеспокоенность о молодом организме.

Пусть и игра все это. Но я не дам Самойловой и шанса засудить меня. Не за изнасилованное, так за неоказание помощи в опасной для жизни ситуации.

Но потом понял - по отчаянному сопротивлению, истерике и острому страху, ощущаемый буквально физически - не играла Самойлова. Искренне боялась меня, такого большого и бородатого. Сверкала своими глазенками, еще и поцарапать умудрилась. И нисколько виноватой из-за этого себя не почувствовала, скорее, наоборот. Пришлось заломать ей руки да прикрикнуть. Та от ужаса будто зависла. И наконец позволила себя раздеть и растереть какими-то грязными тряпками. Невесть какая процедура. Но на безрыбье, как говорится, и креветка за осьминога сойдет.

Да и касаточка, попавшая в мои руки, хороша.

Мягонькая такая, упругая. Плечи округлые, грудь и бедра пышные. Но талия тонкая-тонкая, хотя небольшой животик есть. И не портит он её совсем. От тощих дылд тошнит уже. А ножки-то? Вот это ножки так ножки. Ладные, с маленькими ступнями, с изящными, как у танцовщицы, лодыжками. Такие бы - и на плечи, чтоб к мягким бедрам пристроиться. И губами к икрам прижаться. А еще - при этом ловить взглядом затуманенные глаза, полувсхлипы-полувздохи из высокой, с маленькими твердыми сосочками, груди да дрожь по животику. И трахать эту красоту - долго, медленно, с оттяжкой.

Трогать и гладить нежную и упругую кожу без возможности откровенных ласк - то еще испытание. Но я старательно держу морду кирпичом, чтобы еще больше не испугать девушку, и мне это даже с успехом удается. И дело сделано - девушка успокаивается, и тепло возвращается в застывшую тушку.

Нехотя одеваю ее в найденные лохмотья. Кстати, трусы - простые и хлопковые - я ей оставил. Просто побоялся, что не сдержусь. А так - какая-никакая, а преграда. Не хочу надевать на нее грязный бушлат. Поэтому делюсь собственной футболкой, которая смотрится на ней безразмерным мешком. И это охрененное зрелище. Будто печать свою на нее поставил.

Кстати, девчонка не фригидная, как я решил после моего неожиданного утреннего захода. Просто, видимо, качкообразных громил, вроде меня, не любит. Но на грудак мой смотрит оценивающе и заинтересовано. Не то, чтобы с восхищением, но тоже ничего. Для первого раза сойдет.

А потом Самойлова и вовсе устало прикрывает глаза, млея от теплоты и, видимо, утомившись от переживаний и истерики. Клюет носом и откидывается на стену, пока я собираю ее влажные вещи и заворачиваю в ее же куртку. Подхватываю ее на руки и иду наружу.

Пока едем ровным и неторопливым ходом, я одной рукой держу вожжи, а второй - прижимаю к себе девушку. И снова - странные ощущения. Вроде и до рыцаря мне далеко, и до трепетного подростка. Но держать ее расслабленное и сонное тело неожиданно приятно. Смирившись со своей участью, она наконец-то не брыкается и не вошкается и даже голову откинула так заманчиво-невинно - так и хочется потереть ее за шейку и подбородок и провести пальцами по слегка распахнутым губкам. По упрямо вздернутому носику. По правильным и аккуратным скулам.

Но она не спит, я знаю. Иногда приподнимает ресницы, смотрит на меня настороженно, но сразу же грустно вздыхает и снова закрывает глаза.

Устала девочка. Ей бы помыться. Да в постельку теплую. А еще лучше - меня под бок. Я горячий. Согрею лучше всякого одеяла. Ну и нагрузки физические всякие там для здоровья полезны.

Но знаю только - торопиться нельзя. До безумия хочу эту девчонку. Но надо потерпеть. Спугну ведь. Она и так орешек крепкий.

Когда мы оказываемся около дома Самойловой, Ника просыпается окончательно. Тушуется и мнется. Особенно когда мы оказываемся на твердой земле и я наклоняюсь к ней. Процесс привыкания начнем прямо сейчас.

- Прими душ, высуши волосы и носки надень, - говорю строго, - Чаю горячего выпей с медом.

Девчонка фыркает, вздернув подбородок. И отступает назад.

- Эм… спасибо. Обязательно, - говорит пренебрежительно и раздраженно, - И это… извините, что я… Ну, сами понимаете.

- Ага, ну да. Разочарована? - делаю шаг вслед.

Если отреагирует - значит, зацепил. Нет - значит, уже повелась, но башкой думает. Ну не может она вообще оставаться равнодушной в такой ситуации. Ничего личного - чистая физиология.

Ника выбирает второй вариант - резко разворачивается, с шумом распахивает калитку и несется к крыльцу. По лестнице буквально взлетает. Мгновение - и девушка скрывается за дверью.

Мда уж…

Но ведь так даже интересней.

Как дурак, стою около забора и смотрю, как зажигается свет в одном окне, другом. Как мечется фигура за тюлью - нервно так, суетливо.

Завтра заеду. Проведаю. Яблок, так и быть, не повезу. А какую-нибудь наливку, варенье там Степаныча - очень даже может быть.

Не для соблазнения.

Так, для повода.