(не)моё чудовище (СИ)

47. Лев

Я не извращенец какой-нибудь, чтобы заниматься петингом в движущемся транспорте. Хотя, каюсь, по молодости всякое было. И куда как более откровенней и развратней, чем сейчас. Да и Самойлова не легкомысленная девчонка, которая может с легкостью подобное допустить.

Но как же заманчиво! Как влечет и тянет этот запретный плод!

Перевести злость и пугливую тревожность Ники в иное русло, да в итоге увидеть на ее лице это привлекательное и сладкое выражение искреннего удовольствия и желания… Что может быть лучше?

Я правда не хотел действовать так… напористо. Но не удержался. Соблазнился на насупившуюся мордашку и стыдливо окрашенные в красный округлые щечки. И призванную скрыть нервозность ярость.

И не только нервозность.

Еще каплю возбуждения. Или не совсем каплю, ха!

Малышка, черт ее возьми, потекла от одно единственного легкого прикосновения!

И к тому моменту, как я прикасаюсь к ее промежности, влага уже промочила и ткань трусиков, и колготки.

Лучше бы на ней были чулки, вот правда! Отодвинул бы трусики и…

Да она и сама этого хочет. Прерывистое дыхание не скрыть, да и ее тело куда как откровеннее слов.

Но не рвать же капрон, в самом деле?

Поэтому, пока девочка еще соображает, я с некоторой долей сожаления отнимаю руку, напоследок проведя ладонью по подрагивающему бедру.

Ника обиженно всхлипывает, но тут же стыдливо закусывает губу. Она бросает на меня исподлобья взгляд (причем не самый дружелюбный), но ничего не говорит. Лишь одергивает платье и стискивает ноги.

- Скотина, - говорит она, но… как-то беззлобно. Лишь немного разочарованно и потеряно.

- Отложим, детка, наше примирение, - усмехаюсь я, - Сначала покажем тебя врачу.

Девушка отворачивается к окну и порывисто обхватывает себя за плечи.

А вот теперь мне нихрена не смешно. Нике больно - это видно. И тревожно. А еще страшно обидно. Теперь она злится не только на меня, но и на себя. Это ясно как день.

И именно мне надо эту хреновую ситуацию исправлять.

Поэтому я протягиваю руку, крепко обнимаю ее и притягиваю к себе. Девушка дергается и щерится, как кошка - разве что волосы дыбом не встают. А еще тихонько всхлипывает и бьет меня кулачком в грудь.

- Скотина, - повторяет она с безнадегой в голосе. И быстро-быстро хлопает ресницами, будто прогоняя с глаз непрошеные слезы.

Я внимательно вглядываюсь в наступившее девичье лицо, с легкостью считывая с него яркие эмоции и чувства. Ничего потаенного - всё на виду. И мне это по кайфу, потому что ну вот не умеет Самойлова играть. Не умеет от слова “совсем”.

Я будто ощупываю черты ее лица своими глазами. Ласкаю и нежу, пытаясь согреть взглядом. И когда она пытается снова отвернуться, перехватываю второй рукой острый подбородочек и возвращаю к себе.

Сверкнув небесно-голубыми глазами, Ника недовольно хмурится и поджимает свои пухлые губки.

- Уймись, девочка, - прошу я тихо, - Нам надо поговорить, это правда. Я хочу, чтобы ты меня выслушала. Не сейчас, не здесь. Но немного позже. И когда мы поговорим…

Я на секунду прижимаюсь губами к ее рту, но этого достаточно, чтобы Ника, затрепетав, подалась мне навстречу - откровенно и честно в первую очередь с самой собой.

И это, бессомненно, заводит. Я прекрасно помню, как страстно и живо она отзывается в постели на ласки. С какой легкостью отдается и с какой жадностью берет. Как стонет и кричит от настоящего удовольствия и как открыто выражает все свои эмоции и желания.

Но у нас была всего одна ночь. Всего одна гребаная ночь! После которой я исчез, оставив какое-то стремное сообщение и просто попал.

Определенно, Ника вправе на меня злиться. Но еще больше она все-таки хочет продолжения банкета, ха! Чем и надо воспользоваться!

Но не в машине, в самом деле! Еще и в присутствии водителя!

Надо сделать все правильно, если уж она, несмотря на всю свою боль и злость, все-таки тянется ко мне.

Поэтому едем в больничку.

Там я снова несу ее на руках и она больше не трепыхается и не артачиться, чтобы показать себя сильной и независимой женщиной, а доверчиво и крепко обнимает меня за шею, хотя в этом и нет никакой нужды - держу я ее крепко и надежно. Но ее объятия теплые и очень приятные. Я с каким-то диким остервенением вдыхаю запах ее волос и духов и ощущаю под пальцами мягкое и податливое тело.

Поэтому я и сказал Алексею, решившему мне помочь, сидеть на жопе ровно и покойно ждать, когда мы закончим.

***

- Куда едем, Лем Маркович? - спрашивает он, когда спустя час мы возвращаемся.

- Домой, Алексей, - командую я.

- Нет! - неожиданно сурово кидает, хмурясь, Самойлова.

- Почем нет? - интересуюсь приличий ради.

- Я не собираюсь ехать к тебе домой, Лев Маркович.

Я широко улыбаюсь.

- Отчего ж?

- Спасибо тебе, конечно, за помощь, но… - девушка морщится, - Но я домой. К себе домой.

- Да без вопросов!

Вместо того, чтобы оскорбиться или обидеться, я почему-то счастлив, как полудурок.

- Приглашаешь в свою обитель, - я не спрашиваю - утверждаю!

Глаза малышки знакомо вспыхивают. Но молодец - не перечит и не спорит. Лишь гордо задирает свой носик и отворачивается к окну. Я опускаю взгляд пониже, с наслаждением любуясь высоко вздымающейся грудью, обтянутой ярко-красной тканью, а потом еще ниже - на голые и гладкие коленки, лишенные колготок. А все из-за того, что надо было делать рентген, а потом - перевязку лодыжки. Теперь травмированная часть ее тела туго обмотана медицинским бинтом, а маленькая аккуратно ступня сверкает пальчиками с нежно-розовым лаком на ногтях.

Изумительная ступня, надо сказать. И ноготочки - тоже прелесть. Да и все остальное… Мм… Чувствую себя котом, претендующий на свежие сливки.

- Уверен, я заслужил за спасение прекрасной девушки чашку кофе, - говорю я жарко, наклонившись к ней и прижавшись носом к тонко пахнущему виску - без нужды, но с дальновидными перспективами.

Ника снова ожидаемо вздрагивает, резко поворачивается и бросает на меня полный оскорбленного достоинства взгляд.

- Тебя никто не приглашает. И вообще, у меня сегодня дела…

- С твоим растяжением? - я красноречиво кладу ладонь на изящную икру, - Какие могут быть дела, кроме как лежки на постели в приятной компании?

- Это с твоей-то? Ну уж нет, увольте!

- Не капризничай, девочка, - усмехаюсь я, сжимая свои пальцы чуть повыше повязки, - Это самый подходящий момент для… “поговорить”.

- Зачем? - щурится девушка.

- Зачем - что?

- Ты сам знаешь!

- Зачем говорить? Знаешь, для людей нормально - общаться, узнавать друг друга, приятно проводить время в компании.

- Я не об этом!

- Знаю, - мягко говорю я, снова прижимаясь к женской скуле и слегка потеревшись о нее носом, - А еще я знаю, что ты сама, до нервной дрожи и мокроты в своих трусиках, хочешь того же…

- Пошлятина какая! - взвивается Ника, но при этом вспыхивает и краснеет. Снова!

Потому что я чертовски прав! Особенно когда на точеных ножках нет капрона и ее мягкая кожа особенно ярко чувствует прикосновение моих пальцев. И наверняка представляет, как они могут оказаться в куда более важных и интересных местах…

Да я тоже представляю, что тут скрывать. Это ведь не сложно - вспомнить ту ночь и все те витиеватые штучки, что мы творили… И подумать о том, что еще не успели сделать - тоже не сложно.

- Ладно, - сдается девочка, вздохнув грустно и как-то… потерянно, - Только для начала надо купить кое-что… У меня планы были. И позвонить.

Я с любопытством наблюдаю за тем, как Самойлова, наклонившись к водителю, говорит ему, куда надо подъехать. И поощрительно киваю, когда Алексей вопросительно оглядывается на меня.

Потом - на то, как девушка звонит кому-то и говорит, что не сможет сегодня приехать. Я готов напрячься, но слышу женский голос на той стороне. Не раздраженный, но заметно расстроенный.

- Прости. Я обязательно заеду попозже. С тортом и инжиром, как и договаривались… Нет, ничего не случилось, небольшая… кхм… авария. Несколько дней буду на больничном. Эм…

Собеседница что-то эмоционально щебечет, и Самойлова забавно морщится.

- Потом, Кать. Я позвоню и все-все расскажу. Правда. Обещаю. Передавай привет Артуру и ребятам. Да, пока-пока. И я тебя целую.

Когда Алексей заруливает на парковку универмага, девушка порывается обуться.

- Куда? - хмуро бросаю я, перехватывая ее запястье.

- У меня дома шаром покати. Нужно кое-что купить, - повторяет она, бросив недовольный взгляд исподлобья.

- Скажи, что, Алексей сходит.

Самойлова поджимает губы и после секунды раздумий четко и неторопливо диктует небольшой список.

Хлеб. Овощи. Мясо. Сыр Гауда.

- И вина, - добавляю я довольно.

Неужели Самойлова, как добропорядочная хозяйка, собирается накормить меня, своего спасителя и по совместительству источник ее проблем, ужином? Какая хорошая девочка!

- Никакого вина! - тем не менее возмущается она.

- Какого-какого, - передразниваю я ее, - Иди, Алексей. Можешь не торопиться.

- Эй! - взвизгивает Ника, как только я, едва дождавшись хлопка двери, резко поддаюсь к ней, вжимаюсь всем телом и жадно вгрызаюсь в столь своевременно распахнутый рот.