Глава 10

Лайам открыл дверь — и сердце его сжалось от дурного предчувствия.

На пороге стоял представительный мужчина лет сорока и с ним две девочки: одна — лет четырех, другая — постарше, должно быть, во втором-третьем классе; обе белокурые и на удивление хорошенькие.

Мужчина протянул руку.

— Рон Хьюджес, — представился он. — Мы пришли за Флаффи.

— Флаффи?

— Здравствуйте, я Марисала. Это со мной вы разговаривали по телефону.

Мара с Эвитой на руках спускалась вниз по лестнице.

Младшая девочка взвизгнула от дикого восторга:

— Флаффи! — воскликнула она. — Папа, это наша Флаффи!

Эвита радостно залаяла и начала рваться с рук. Марисала спустила ее на пол, и девочка и собака бросились друг к другу. Девочка гладила и целовала собаку, а та лизала ей руки шершавым языком.

— Видишь, папа, мы не ошиблись! — воскликнула старшая девочка. — Это точно Флаффи!

Лайам выругался про себя. Знал же, что рано или поздно Эвита найдет хозяев! Говорил же Марисале…

Марисала сидела на ступеньках, сложив руки на коленях, и молча смотрела, как две девочки ласкают щенка, которого она успела полюбить.

— Мне никогда раньше не приходилось попадать в подобные ситуации, — смущенно заговорил Лайам, обращаясь к Рону, — и я не знаю, что делают в таких случаях. Может быть, у вас есть фотографии, документы или еще какие-нибудь доказательства, что собака ваша…

— Зачем тебе доказательства? — тихо отозвалась со своего места Марисала. — Взгляни на них, Лайам. Конечно, это их собака.

Рон полез в карман за бумажником.

— Я готов выплатить вознаграждение…

Лайам не выдержал.

— Нам не нужны ваши деньги, — резко ответил он. — Объясните лучше, как случилось, что вы потеряли собаку и хватились ее лишь через несколько недель!

Рон подошел ближе и понизил голос:

— Моя жена, — начал он извиняющимся тоном, — поехала по делам в Вашингтон и там попала в аварию. Нам пришлось срочно лететь к ней. Флаффи мы отдали на попечение соседу. Вернулись лишь несколько дней назад и узнали, что она сбежала. Я ценю вашу заботу о ней и готов вознаградить вас…

— Как себя чувствует ваша жена? — спросила Марисала. Она встала и подошла к Лайаму, тяжело опершись о его плечо, словно отчаянно нуждалась в его поддержке.

— Пока она ходит с трудом, но врачи утверждают, что через несколько месяцев все будет в порядке. — Рон неловко вертел в руках бумажник. — Послушайте, я все же хотел бы…

— Пожертвуйте эти деньги в Бостонский Центр помощи беженцам, — ответила Марисала. — Это будет для нас лучшей наградой.

Рон кивнул.

— Хорошо, так и сделаю. — Он покосился на Флаффи и дочерей. — Ладно, тогда мы, наверно, пойдем.

— У нас есть поводок… — Марисала двинулась в сторону кухни.

— Спасибо, я принес с собой. — Рон достал из кармана кожаный поводок. — Пойдемте, девочки.

Собака вскочила, сделала круг вокруг девочек, затем вокруг Лайама и устремилась на кухню.

— Флаффи, вернись! — младшая девочка побежала за ней.

— Я ее приведу, — спокойно сказала Марисала и пошла на кухню.

Лайам слышал, как она подзывает щенка по-испански.

Старшая девочка удивленно расширила глаза.

— Разве Флаффи понимает по-французски? — спросила она у отца.

— Это испанский, Эшли. Да, думаю, за несколько недель она успела кое-чему научиться.

Из кухни появилась Марисала с Эвитой… нет, с Флаффи на руках. Она поцеловала щенка в кудрявую макушку, опустила его на пол и помогла Рону пристегнуть поводок к ошейнику; затем подняла глаза на девочек.

— Смотрите за… за Флаффи получше. Ради меня, хорошо?

Девочки согласно кивнули.

— Почаще ее гладьте и не забывайте чесать за ухом!

Те снова закивали в ответ.

— Вот и хорошо, — тихо закончила Марисала.

— Еще раз спасибо, — поблагодарил Рон их обоих и исчез за дверью вместе с дочерьми и щенком.

Марисала подняла глаза на Лайама и выдавила из себя улыбку.

— Какие милые девочки, правда?

— Марисала, как ты?..

— Все в порядке. Ты же предупреждал меня, что рано или поздно это случится… Нет, со мной все нормально.

Марисала удивительно преобразилась — Сантьяго ее бы не узнал. На ней было простое летнее платье, и Лайам вдруг вспомнил, что уже несколько дней не видел на ней ни майки, ни шорт. Если быть точным, она отказалась от любимой одежды после того вечера на балу… После той первой ночи.

Теперь Лайам и Марисала проводили ночи в одной постели — и, будь на то их воля, не вылезали бы из нее целыми днями! Однако порой Марисала удивляла Лайама. Он никак не ожидал от нее такой робости, даже скованности в постели. Впрочем, это понятно, думал он: ведь до сих пор у нее был только один возлюбленный, да и тот — из Сан-Салюстиано. Видимо, Энрике требовал от нее полной пассивности.

Да какая разница! Главное — что Марисала его любит и согласна стать его женой! Он еще успеет научить ее всему, чего она не умеет. Ведь у них целая жизнь впереди!

— Хочешь, мы заведем другую собаку? — спросил Лайам, обнимая ее.

— Нет. Спасибо, не надо. — Марисала выскользнула из его объятий и пошла по лестнице наверх.

Странно, думал Лайам. Он никак не ожидал такой реакции от темпераментной, эмоциональной девушки. Прежняя Марисала разразилась бы слезами, ругаясь на чем свет стоит — новая смирилась с потерей без единого слова. Как будто ее подменили!

Марисала обернулась и улыбнулась ему. Лайам вдруг заметил, что глаза у нее подкрашены, а тщательно причесанные волосы убраны за уши.

— Я буду в спальне, — сказала она. — Мне нужно написать несколько писем.

Лайам молча смотрел, как она поднимается наверх, испытывая какую-то смутную грусть. Вот Марисала исчезла; захлопнулась дверь ее спальни, и вслед за тем раздались приглушенные звуки музыки. По крайней мере, в одном Марисала не изменилась: она по-прежнему любит зажигательные ритмы латиноамериканских радиостанций.

Лайам еще долго стоял посреди холла, не в силах избавиться от смутной тревоги. Что-то не так, но что?..


…Марисала держала в руках коробочку, обтянутую алым бархатом. Она догадывалась, что там внутри.

Обручальное кольцо.

Лайам молча наблюдал за ней; глаза его светились радостным ожиданием.

Марисала не хотела обручального кольца. Ей не нужно золото и бриллианты. Она не хочет носить на руке звено супружеских цепей — символ не только любви, но и несвободы.

— Открой! — произнес Лайам. Он полулежал на постели, опираясь на локоть; волосы его растрепались после недавних бурных ласк.

Марисала встала на колени и наклонилась над коробочкой, так, чтобы волосы упали ей на лицо. Она не хотела, чтобы Лайам видел ее первую реакцию. Пусть она и научилась скрывать свои чувства — притворство давалось ей нелегко, и она сомневалась, что сумеет правдоподобно изобразить бурный восторг.

Но Лайам протянул к ней руку и откинул волосы с лица.

Марисала глубоко вздохнула, открыла коробочку и…

Никакого золота. Никаких бриллиантов.

Серебряное кольцо грубой ручной работы, со вделанным в середину неотполированным камнем чудной океанской синевы.

— Это бирюза, — объяснил Лайам. — А сделал это кольцо один мой друг из Монтаны — индеец из племени навахо.

— Какая красота! — выдохнула Марисала.

— Я понимаю, что ты вряд ли станешь носить кольцо все время. Но мне хотелось подарить тебе обручальное кольцо, и я…

Марисала молча обняла его и крепко поцеловала.

— Видимо, это значит, что подарок тебе понравился? — рассмеялся Лайам.

— Очень! — Марисала надела кольцо себе на палец. Оно было как раз по размеру и, казалось, сразу оказалось на своем месте. На глазах девушки выступили слезы, и она зажмурилась, чтобы Лайам не догадался об обуревающих ее чувствах. — Но как ты догадался?..

Лайам поднял глаза — синие, как бирюза на кольце.

— Мара, дорогая, мне нетрудно угадать твои вкусы! Я ведь достаточно хорошо тебя изучил!

— Ты думаешь?

Тревожный сигнал прозвучал в его голове.

— А тебе кажется, что нет?

— Не знаю.

Лайам сел на кровати и пристально взглянул ей в лицо.

— Марисала, да ты, кажется, плачешь?

Она отвернулась.

— Нет.

Лайам схватил ее за руку.

— Марисала, что случилось?

— Я плачу от счастья, — солгала Марисала и потянулась к нему. — Лайам, пожалуйста, люби меня…

Секс стал для Марисалы спасательным кругом. Только в постели ей не нужно было притворяться, только здесь она была совершенно уверена в себе. Поэтому, когда становилось совсем уж невмоготу лгать, она приглашала Лайама заняться любовью, зная, что он не сможет устоять перед ее чарами.

Вот и сейчас он сжал ее в объятиях, и Марисала почувствовала, как напрягается его тело.

— Как ты думаешь, Инес не будет удивляться, почему мы целые дни проводим в спальне?

Марисала смахнула слезы с глаз и выдавила из себя улыбку.

— Инес давно уже ничему не удивляется! Она ведь видит, какими глазами я на тебя смотрю!

— А я — на тебя. — Он снова поцеловал ее и откинулся на спину, усадив Марисалу на себя. — Итак, начнем следующий урок маэстро Казановы?

— Что ты дурачишься? — недовольно поморщилась Марисала.

— Я? Упаси Боже! Любовь — дело серьезное!

Он снова прильнул к ее губам, не в силах утолить мучившую его жажду.


Марисала сидела рядом с Лайамом, чинно сложив руки на коленях. Они присутствовали на встрече, проводимой доктором Рикардо Монтойей в Центре помощи беженцам.

Лайам был здесь уже второй раз. И сейчас, как и неделю назад, он тихо сидел в углу и слушал гораздо больше, чем говорил сам.

Это тоже неплохо, думала Марисала. Но ведь надо когда-нибудь и заговорить!

Посередине встречи Лайам тихо извинился и вышел. Прошло пятнадцать минут — он все не возвращался. Наконец Марисала отправилась за ним.

Лайам сидел на ступеньках Центра, скользя невидящим взглядом по машинам и прохожим.

— Дышишь свежим воздухом? — спросила Марисала.

Лайам кивнул и улыбнулся — так, словно у него нет никаких забот. Такая улыбка ему всегда удавалась.

— Ага.

— Не пора ли вернуться?

— Наверно, пора, — ответил Лайам, не двигаясь с места.

Марисала села рядом с ним, аккуратно расправив юбку.

— Как ты мне нравишься в платье! — заметил Лайам, обнимая ее за плечи.

— Знаю.

— Ты носишь платья специально для меня? — спросил Лайам шепотом, уткнувшись ей в шею.

— Да.

— Просто замечательно! — Он приподнял ее голову и прильнул к губам долгим поцелуем.

Сердце Марисалы бешено забилось, а в глубине тела мгновенно зажегся сладостный огонь. Но она понимала, что Лайам просто ее отвлекает.

— Пойдем назад, — мягко предложила она, отодвигаясь от него.

Лайам лукаво улыбнулся и принялся гладить большим пальцем ее ладонь.

— Что-то не хочется. Давай лучше поедем домой и займемся кое-чем другим!

Марисала не могла больше сопротивляться желанию.

— Давай, — прошептала она, закрывая глаза.

Но Лайам по-прежнему не двигался.

— Кажется, на этих встречах я проявляю себя не лучшим образом.

Марисала открыла глаза. Лайам снова улыбался: в улыбке его чувствовалась горечь, но все остальные чувства были надежно скрыты.

— Ты все делаешь хорошо.

— Где же «хорошо», если я сбежал и сижу на улице? — Он помолчал. — Странно, почему ты не выходишь из себя? Еще две недели назад ты бы на меня с кулаками набросилась!

— Я… ну, ты же делаешь все, что можешь, — поколебавшись, ответила Марисала.

Лайам горько рассмеялся и пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство.

— Я не делаю все, что могу! — Улыбка его вдруг сломалась, сползла с лица, обнажив истинные чувства — досаду, злость, презрение к себе, отчаяние. — Я сбежал и сижу здесь, потому что до смерти трушу… Извини.

Лайам осекся, и Марисала, не отводившая от него глаз, увидела, как лицо его, полное гнева, страдания, жизни, вновь скрывается под мертвой улыбчивой маской.

Ей хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть! Хотелось закричать, дать ему пощечину, чтобы он пришел в себя! Но Марисала больше не могла дать волю чувствам. Она боялась все испортить.

— Не извиняйся, — спокойно ответила она.

Лайам молчал, глядя в сторону.

— Давай вернемся, — после долгого молчания предложила Марисала.

Лайам покачал головой, снова выдавив из себя улыбку.

— Нет. Не могу.

Марисала встала.

— Хорошо. Тогда поедем домой. Может быть, на следующей неделе…

— Нет, Мара, мне нужно… — Лайам потер лоб, словно не мог собраться с мыслями.

«Мне нужно, чтобы ты накричала на меня, — хотел сказать он. — Спросила, о чем я вообще думаю. Обозвала меня трусом. Черт возьми, ты сама говорила, что есть время молчать и время кричать! Так вот, сейчас как раз такой случай. Мне не нужна твоя деликатность. Мне нужна встряска. Я ведь пришел на эту встречу по собственной воле! Я сам решил, что должен рассказать обо всем, что меня мучает! Я бросил вызов собственной слабости, а теперь позорно отказываюсь от поединка…»

Но Марисала молчала. Уже несколько недель она ходила вокруг него на цыпочках, словно вокруг тяжелобольного.

Но разве не этому учил ее Лайам? «Не выходи из себя, не повышай голос, не командуй другими, веди себя тихо и спокойно, как цивилизованный человек…» Она просто следует его указаниям. И она права. Лайам должен выиграть свою войну сам. Марисала ему здесь не поможет.

А, может быть, поэтому она и отдалилась от него?.. Может быть, Марисала боится, что он никогда не справится с призраками прошлого? Неужели она думает, что он никогда не станет прежним? И уже со страхом представляет себе жизнь с человеком, чья душа навеки заперта во тьме?

Однако в последние две недели тьма отступила. Лайам по-прежнему просыпался среди ночи с бешено бьющимся сердцем, но больше не кричал и не боялся ночной темноты. Теперь, чтобы вернуться к реальности, ему достаточно было вспомнить, что Марисала рядом.

Она не отводила от него взгляда, и по непроницаемому лицу Лайам не мог прочесть ее мыслей. Ему хотелось взять Марисалу за руку и попросить, чтобы она никогда, никогда его не покидала, — но он понимал, что это прозвучит слишком сентиментально и только оттолкнет ее еще больше.

— Поедем домой, — предложила Марисала, протягивая руку.

— Нет. — Лайам поднялся и расправил плечи. — Я вернусь обратно и досижу до конца.

Он знал, что и в этот раз не сможет заговорить. Что ж, по крайней мере, послушает других. Это лучше, чем ничего.

Лайам очень надеялся, что Марисала думает так же.


Был поздний вечер. Женщины сидели на кухне: Марисала заваривала чай, Инес кормила грудью маленького Лайама.

— Малыш проснулся и захотел есть, — объяснила Инес. — Надеюсь, он вас не разбудил?

— Нет. — Марисала сняла с полки несколько пачек травяного чая, решая, какую выбрать. — Лайам уже уснул, а я еще не ложилась.

На встрече у Рико Лайам не сказал ни слова, однако вернулся домой измученным, как никогда. Его привычная улыбка не могла обмануть Марисалу; она видела, как Лайаму тяжело, и всерьез задумывалась о том, стоит ли продолжать эти занятия.

— А ты уже купила свадебное платье? — с любопытством спросила Инес.

Свадебное платье? Боже, ей это и в голову не приходило!

— Только представь, — мечтательно продолжала Инес, — белое, до пола, все в кружевах, а сзади — длинный-длинный шлейф… Лайам решит, что женится на сказочной принцессе!

Марисала поспешно отвернулась, чтобы Инес не заметила боли в ее глазах. Так и есть, думала она. Увидев Золушку на балу, Лайам принял ее за принцессу. И теперь Марисала не осмеливается признаться ему, что она — не такая, какой представилась ему в тот вечер.

Она продолжает свой маскарад — и с каждым днем все яснее чувствует, как ускользает от нее что-то очень важное…

Марисала подняла тяжелый чайник и залила заварку кипятком. В глазах у нее стояли слезы. Какого черта она согласилась на предложение Лайама? Неужели теперь ей придется притворяться всю жизнь?

Ведь она — не та, кого Лайам хочет видеть своей женой. Ему нужна воспитанная, элегантная, утонченная светская дама. А Марисала не такая. И прикидываться такой она больше не может. Ей осточертело ждать, молчать, терпеть и подчиняться — в разговорах, в жизни, даже в постели…

Особенно в постели. Марисала не решалась начать ласки первой, не решалась открыть Лайаму свои сокровенные желания… Господи Боже, еще одна такая ночь — и она свихнется!.. А их разговоры? Пустая болтовня о том, что не интересно ни ей, ни Лайаму, и полное молчание о действительно важных вещах… Неужели же Марисала никогда не осмелится взглянуть ему в глаза и спросить: «Ты меня любишь?»

Лайаму нужна тихая, послушная, воспитанная женщина. Если Марисала снова станет собой, он на нее и смотреть не захочет.

А сейчас?.. Да, он хочет на ней жениться. Наверно, даже любит. Но — вот беда — он любит не Марисалу.

Никогда в жизни Марисала не испытывала такого отчаяния. Она чувствовала себя обманщицей, и сознание этого отравляло ей все удовольствие от общения с любимым человеком.

Несчастлив был и Лайам. Порой Марисала ловила на себе его пристальный, задумчивый взгляд, и сердце ее холодело при мысли, что он догадывается об обмане.

«Я не могу больше лгать, — думала Марисала. — Я слишком сильно его люблю».

Она повернулась и одарила Инес сияющей улыбкой. Это была фирменная улыбка Лайама.

— Я пойду наверх.

— А твой чай?.. — удивленно заморгала Инес.

— Что-то расхотелось. Спокойной ночи, — бросила Марисала через плечо, покидая кухню.

Быстро, не оглядываясь, она прошла мимо спальни Лайама к себе. Сняла телефонную трубку, набрала номер, абсолютно спокойным голосом — и Лайам, и Сантьяго остались бы ею довольны, — вызвала к подъезду такси.

И начала собирать вещи.

Только свои.

Платья, которые покупал для нее Лайам, она решила оставить в шкафу. Но, подумав, достала их и уложила вместе с остальными.

Она заберет с собой все. Чтобы Лайаму легче было ее забыть.

Загрузка...