Не такая, как все

Глава 7

Рядом с магазином стояло множество машин, но Лайам без труда нашел место для парковки. Каким-то чудом ему всегда удавалось поставить машину сразу и прямо напротив двери. Если бы такая же удача сопутствовала ему и в остальных делах!

Сегодня ночью Марисала проснулась от его крика. Она встала и хотела идти к нему — но в этот миг скрипнула дверь спальни, и в коридоре зажегся свет. Прильнув к двери, Марисала смотрела в щелку, как Лайам в одних трусах, сгорбившись, дрожащими, старческими шагами выходит в коридор.

Он зажег весь свет в коридоре — но этого оказалось недостаточно. Марисала услышала, как он спускается вниз. Всю ночь до утра свет горел во всем доме, не считая ее спальни и комнаты Гектора и Инес.

Встретившись с Лайамом наутро, Марисала поняла, что он больше не смыкал глаз.

Прошла неделя с ее первого учебного дня. За всю неделю Лайам едва ли проспал часов двенадцать. Марисала подумывала, не позвать ли снова Рикардо Монтойю, — но тот твердо заявил, что не станет навязывать Лайаму свою помощь. «Нужно, чтобы он сам захотел раскрыться — передо мной или перед кем-нибудь другим», — сказал психолог.

Но Марисала боялась, что перед ней Лайам не раскроется никогда.

Еще бы: ведь сегодня утром он вывел ее из дома, посадил в машину — и, только тронувшись с места, объяснил, куда они едут.

Марисала понимала, что Лайам поступил правильно. Скажи он ей заранее, она просто никуда бы не поехала! Дело в том, что Лайам привез ее в магазин. Покупать платья.

Они вышли из машины. Лайам бросил монету в счетчик на стоянке.

— Мне не нужна новая одежда, — решительно заявила Марисала. — Мне и этой вполне хватает.

— Всего два или три платья, — твердо ответил Лайам. — Чтобы было в чем принимать Сантьяго.

— Он же не приедет до Дня Благодарения! Зачем покупать платья сейчас?

Лайам открыл дверь магазина, пропуская Марисалу вперед.

— Чтобы ты привыкла их носить.

Марисала застыла на месте.

— Ты что! Ни в коем случае!

— Тебе не придется носить их все время. Только иногда. Кстати, на следующей неделе намечается благотворительный бал. Думаю, для тебя это прекрасная возможность…

— Лайам, ты же не поведешь меня на бал!

Лайам закрыл дверь, рассудив, что громкий спор лучше вести снаружи, на тротуаре.

— Неужели ты не мечтаешь попасть на бал? Мне казалось, что в душе каждой женщины живет Золушка!

— В моей душе живет Рэмбо. Спасибо, не надо.

— Мара, тебе нужно учиться вести себя в обществе! Мы ведь об этом уже не раз говорили…

— Тебе не кажется, что бал — не лучшее место для тренировок?

— Если ты сможешь очаровать кавалеров на балу, сможешь очаровать и Сантьяго.

— Сантьяго больше всего хочет, чтобы я держала рот на замке. А этому можно учиться в любом месте.

— Дело не только в этом. Ты должна научиться быть сдержанной и тактичной. Прислушиваться к сигналам, исходящим от собеседника. Знать, когда нужно командовать, а когда подчиняться. Если ты не понимаешь, как себя вести в той или иной обстановке, приглядывайся к другим и делай, как они. Мы говорили об этом уже…

— Сотню раз, — сухо закончила Марисала.

— А теперь для тебя открывается великолепная возможность…

— Нет! — прервала его Марисала. — Если плохо слышишь, читай по губам. Нет, я не пойду на бал.

— Не отказывайся сразу, подумай!

Марисала помолчала с полсекунды.

— Подумала. Все равно нет!

— Ну, это просто смешно!

— Ага, — кивнула Марисала и неожиданно прыснула.

— Пошли, — пригласил Лайам, указывая на дверь. — Раньше начнем — раньше кончим.

Он пропустил Марисалу вперед и сам вошел вслед за ней.

— Есть еще одна проблема, — заметила Марисала вполголоса. — Ты сказал, что мы едем в магазин, когда мы уже сидели в машине.

— И что из этого?

Марисала приблизилась к нему и понизила голос:

— Ты понимаешь, на мне нет нижнего белья.

Взглянув Лайаму в лицо, Марисала от души пожалела, что не захватила с собой фотоаппарата. Эту физиономию стоило сохранить для потомков!

Дело было не в том, что Марисала, например, забыла надеть трусы. Просто в ее шортах были вшитые трусики, а небольшая упругая грудь не нуждалась в поддержке, и бюстгальтер Марисала надевала только, когда бегала по утрам.

Или когда отправлялась в магазин покупать себе платье. Последнее, впрочем, случалось крайне редко.

Лайам глубоко вздохнул и сделал вид, что сообщение Марисалы не произвело на него ровно никакого впечатления.

— Ну и что? Подумаешь! — Он снял со стойки вешалку с платьем. — Какой у тебя размер?

— Не этот, — твердо ответила Марисала, с отвращением рассматривая желтое платье, разрисованное крупными ярко-алыми цветами. — Это платье мне не подойдет.

Лайам снял другое.

— А это?

Это было уже получше. Правда, тоже в цветочек — здесь, кажется, все платья были в цветах — но рисунок помельче и цвет зелено-голубой, спокойный и приятный для глаз.

— Слишком длинная юбка. Если придется бежать, я в ней запутаюсь.

— Молодые леди не бегают в платьях, — заметил Лайам. — Но, мне кажется, тебе нужно что-то поменьше. — Он потянул с вешалки третье платье.

— Видимо, следующим пунктом программы значится парикмахер, — вздохнула Марисала.

— Нет, мы заглянем в универмаг и купим гребни или заколки. Стричь такие чудные волосы — преступление. — Он протянул ей несколько платьев. — Померяй.

— Лайам! — воскликнула Марисала, взглянув на них повнимательнее. — Ты что, не видишь, какие здесь цены? На такие деньги большая семья может прожить целую неделю! Нет, я не могу их покупать, это слишком дорого!

— Просто померяй.

— Ну уж нет! — Марисала сунула платья ему на руки и бросилась вон из магазина.

Лайам расплылся в улыбке. Отлично. Такой реакции он и ожидал.

— А теперь вернемся назад и попробуем еще раз? — предложил он, выйдя на улицу вслед за ней.

Еще один урок цивилизованного поведения. Сейчас они вернутся в магазин, и Марисала повторит то же самое тихо и спокойно, скрыв свою страстную натуру за железным занавесом вежливых, ничего не значащих фраз.

Марисала удивленно взглянула на него:

— Извини, не поняла.

— Я много раз объяснял тебе, как надо обращаться с людьми вроде Сантьяго — однако ты, похоже, меня не слушала. Будь на моем месте твой дядюшка, он бы немедленно посадил тебя под замок!

— Но…

— Тебе не нравится магазин, не нравятся платья, не нравятся цены. Замечательно. Но зачем устраивать сцену? Кричать, выбегать из зала… Воспитанные люди так себя не ведут.

— Воспитанные люди? — повторила Марисала. На щеках ее выступили красные пятна — верный признак гнева. — А как назвать тех, кто покупает себе тряпки по таким ценам? Это не невоспитанно, это… это бессовестно! Как ты мог привести меня в этот магазин? Как мог подумать, что я стану покупать платья по двести долларов, когда в моей стране дети умирают от голода? Да что там — даже здесь, на улицах Бостона, полно бездомных!

— Хорошо, скажи мне об этом. Только не кричи, я не глухой. Давай вернемся в магазин, и ты скажешь все то же самое спокойно, без крика.

— Ну нет! — упрямо ответила Марисала. — О таких вещах надо кричать на весь город!

Лайам почувствовал, что в нем закипает гнев.

— Есть время говорить и время молчать, — ответил он, из последних сил стараясь говорить спокойно.

— И время кричать в полный голос, — возразила Марисала.

— Твои слова прозвучат сильнее, если ты произнесешь их тихо и спокойно. Пойми, иногда крик бесполезен. Бесполезно кричать на Сантьяго — он все равно тебя перекричит. И на меня. Потому что я внимательно выслушаю, даже если ты будешь говорить шепотом.

— А мне нравится кричать! И знаешь, если ты снова потащишь меня в магазин, я еще не так заору!

— Марисала, ты специально выводишь меня из себя! — взорвался Лайам. — Ты прекрасно знаешь, чего я хочу добиться!

— Знаю. Ты хочешь, чтобы я молчала, когда внутри все надрывается от крика. Улыбалась, когда хочется плакать. Прятала все свои чувства и никогда никому их не показывала. Короче говоря, чтобы я стала такой, как ты. — В голосе ее слышалось настоящее презрение. — И кричала только во сне!

Лайам не отвечал. Да и что он мог ответить?

Марисала решительно пошла к машине.

— Отвези меня в какой-нибудь недорогой универмаг, — сказала она, не оборачиваясь, — и я попробую еще раз.

Лайам молча сел на свое место, завел мотор и направил машину в район дешевых магазинов.

«Время кричать в полный голос».

«Ты кричишь только во сне».

«Она права. Помоги мне, Боже, она во всем права!»

Лайам не мог припомнить, когда в последний раз повышал голос в гневе или раздражении. А вот от страха он кричал каждую ночь.

— Что сделал Гектор?

Марисала скинула сандалии и, если бы не сильная рука Лайама, бросилась бы босиком прямо к Эвите. Впрочем, Лайам тут же отпустил ее, словно обожженный этим прикосновением.

— Гектор нашел работу, — ответил Лайам вместо Инес. — Его нанял какой-то пейзажист из Бруклина.

— На полный рабочий день, — добавила Инес, поудобнее пристраиваясь на стуле.

— Фантастика! — воскликнула Марисала.

— Еще бы! — ответил довольный Лайам, словно это была целиком его заслуга.

На глазах у Инес выступили слезы.

— Он не мог найти работу, потому что у нас не было ни адреса, ни телефона. Если бы не вы… — Она улыбнулась сквозь слезы. — Как нам повезло, что мы встретили вас!

Лайаму стало неловко, и он попытался снять смущение шуткой.

— Нам тоже. Подумайте, ведь Марисала могла бы привести в дом какого-нибудь бандита, а он бы нас ограбил или зарезал во сне!

— Тебя это не должно беспокоить, — едко заметила Марисала, — ты ведь почти не спишь.

Лайам присел на корточки, чтобы почесать Эвиту за ухом.

— А тебя охраняет свирепый сторожевой пес.

Как и ожидал Лайам, слезы на глазах у Инес мгновенно высохли, и она захихикала.

Марисала пригладила длинный подол своего нового платья и повернулась кругом, чтобы Инес увидела обновку со всех сторон.

— Четырнадцать долларов девяносто пять центов — представляешь? И, по-моему, очень неплохо.

— А тебе как кажется, Эвита? — спросил Лайам у щенка. — Как ты думаешь, если в ресторане или в гостях кто-нибудь спросит у Марисалы, сколько стоило ей это платье, сможет она увильнуть от ответа? Думаешь, да? А по-моему, нет. Она встанет во весь рост и объявит на весь ресторан: «Четырнадцать долларов девяносто пять центов!»

Марисала смерила его убийственным взглядом.

— По-твоему, я вообще не способна, как ты говоришь, «вести себя прилично»?

— Поверю, только когда увижу. Хотелось посмотреть на тебя на благотворительном балу — но ладно, если ты сама считаешь, что не справишься…

— Мне же не нужно будет идти на бал с Сантьяго! Может быть, сначала отработаем ужин?

Лайам улыбнулся.

— Верно, бал исключен. Ты же не сможешь найти себе вечернее платье за двадцать баксов!

— А тебя не смущает, что твой галстук стоит вчетверо дороже моего платья?

— И об этом она тоже объявит на весь ресторан, — пожаловался Лайам Эвите.

— В четыре раза! — возмущенно повторила Марисала. — Черт-те что! Какой-то римский патриций времен упадка!

— Верно, верно. Патриций. Так меня еще в школе дразнили. — Лайам в последний раз погладил Эвиту и поднялся. — А теперь пошли.

— Поздравь от меня Гектора, когда он вернется, — попросила Марисала Инес.

— Обязательно, — улыбнулась та.

— И скажите, чтобы сегодня он ничего не готовил, — добавил Лайам. — Я закажу на дом обед из ресторана. Такое событие стоит отпраздновать!

— Вы так добры… — пролепетала Инес, и на глаза ее вновь навернулись слезы.

Даже у Марисалы подозрительно защипало глаза.

— Лайам, какой ты милый! — тихо сказала она.

— Я же патриций времен упадка!

— Ага. И при этом очень милый. Чего еще желать от мужчины, который пригласил меня на свидание?

— Наш ужин — не свидание, — возразил Лайам. — Просто еще один урок хороших манер.

Марисала улыбнулась ангельской улыбкой.

— Отлично. Может быть, на этот раз ты хоть чему-нибудь научишься?

Не дожидаясь его ответа, она выскользнула за дверь.

— Ты не знаешь, что значит «правило большого пальца»? — Марисала сидела за столиком напротив Лайама, и свеча озаряла ее лицо причудливой игрой света и теней.

— Конечно, знаю, — ответил Лайам. — Так говорят, когда речь идет о чем-то обычном, всем хорошо известном.

Он наконец решился поднять на нее глаза. Действительно, они ужинали вместе, и не смотреть на свою даму было просто невежливо. Тем более — во время спокойной, приличной и цивилизованной беседы.

И слава Богу, что беседа текла так спокойно. Лайаму не приходилось смотреть на Марисалу больше одного раза в пять минут.

— А ты знаешь, откуда возникло это выражение? — продолжала расспросы Марисала.

Зелено-голубое платье с пышной юбкой совершенно ее преобразило. Но особенно поразило Лайама то, с какой грацией и изяществом носила Марисала этот совершенно непривычный для себя наряд.

Посетители за соседними столиками, официанты, даже метрдотель маленького итальянского ресторанчика — все они поглядывали на нее.

Даже татуировка на обнаженном плече не портила Марисалу — лишь придавала ей экзотичности.

Она по-прежнему смотрела на него, ожидая ответа — ах, черт, ведь Лайам, засмотревшись на нее, забыл вопрос!

Ах да. «Правило большого пальца».

— Возможно, это как-то связано с мерами длины, — ответил он. — Может быть, имеется в виду стандартная длина мужского большого пальца — столько-то дюймов.

Сперва Лайам хотел повести Марисалу в какой-нибудь дорогой и модный ресторан — разумеется, в такой, где в меню не проставлены цены. Но, подумав, решил, что тогда ужин превратится в очередной бесконечный спор.

— Некоторые полагают, — начала Марисала, — что это выражение пришло от дровосеков, которые измеряли длину бревна при помощи своего большого пальца. Другие же лингвисты считают, что оно связано не с длиной пальца, а с шириной. Будто бы в старину существовало церковное правило, по которому мужчина не имел права бить жену палкой толще своего большого пальца.

Лайам едва не подавился вином.

— Ты шутишь!

Марисала покачала головой.

— Знаешь, в Сан-Салюстиано подобные законы сохраняются до сих пор.

— Боже мой! Я не знал.

— По местным законам женщина является собственностью мужа. Если она работает и получает зарплату, чек выписывается на его имя. Женщины имеют право голоса, но реально почти им не пользуются. Существует закон, по которому муж в случае болезни жены может проголосовать за нее. — Марисала невесело рассмеялась. — Ты себе не представляешь, сколько женщин заболевает в день выборов!

Она отпила глоток вина и продолжала:

— Во всей стране господствует убеждение, что «хорошая женщина» не должна работать. Однако женщины все же принуждены зарабатывать себе на жизнь черной, низкооплачиваемой работой — а вечером, вернувшись домой, готовить ужин, стирать и убирать для всей семьи. — Не удивительно, что ты не хочешь замуж!

Марисала улыбнулась, но глаза ее оставались серьезными.

— Я бы вышла замуж только по любви.

— А ты… — Лайам заколебался, но закончил фразу: — Ты очень любила Энрике?

Марисала отхлебнула из бокала и пожала плечами.

— Не знаю. В то время мне казалось, что да. Сейчас — скорее нет. Хотя… в постели он был что надо.

Лайам отвернулся, не желая показывать Марисале, как задели его эти мимоходом брошенные слова. Что он мог ответить? «В постели он был что надо…» Лайам знал, что для него близость с Марисалой стала бы блаженством, дорогой в рай. Никогда, никогда он не смог бы говорить об этом так небрежно!

Слава Богу, Марисала перескочила на другую тему:

— Да, забыла тебе сказать. Сегодня я получила результаты тестов по выбору профессии — помнишь, ты водил меня к этому своему другу?

— Получила? — удивленно переспросил Лайам. — Подожди-ка… Разве ты их отправила?

— Конечно, — улыбнулась Марисала. — Ты уже спрашивал. Так вот, угадай, какая профессия наилучшим образом соответствует моим личностным характеристикам и интеллектуальному уровню?

— Боюсь даже предположить, — невольно улыбнувшись, ответил Лайам.

— Трусишка! Хорошо, даю подсказку. Сидеть дома мне не придется. Ну давай, угадывай! Первая попытка!

— Водитель-дальнобойщик?

Марисала звонко рассмеялась, и трое официантов с разных концов зала тут же подбежали спросить, не хочет ли она еще вина. Марисала позволила наполнить свой бокал, поблагодарила и снова повернулась к Лайаму.

— Горячо, — ответила она, глядя ему в лицо смеющимися глазами, — но не совсем то. Твои тесты показали, что из меня получится замечательный прораб на стройке. Или политический деятель. И то, и другое идеально мне подходит. — Она облокотилась о стол и подперла рукой подбородок. — Представляешь?

— Представляю. Значит, тесты тебе не помогли. Ну что ж, по крайней мере, стоило попробовать. — Он отпил вина и задумался. — А может быть, тебе попытать счастья в полиции?

— Я устала от оружия. Хочу заняться чем-нибудь мирным. Право, лучше уж быть прорабом, строить дома… Дарить жизнь, а не отнимать. И потом — представь себе женщину-полицейского в Сан-Салюстиано! — Она выразительно закатила глаза.

— Послушай, — осторожно начал Лайам, — может быть, тебе лучше остаться в Бостоне? Зачем возвращаться на Сан-Салюстиано, где так плохо живется женщинам?

Марисала подняла на него огромные бездонные глаза.

— Там моя родина, — просто ответила она. — Мне нужна очень веская причина, чтобы не возвращаться домой.

— А то, что на Сан-Салюстиано женщины — существа второго сорта? Это не веская причина?

— Это не заставит меня покинуть родину, — ответила Марисала. — Скорей уж мне захочется вернуться и все изменить.

— Ты ведь говорила, что тебе надоело воевать!

— С автоматом в руках — да. Но для мирной жизни у меня еще пороху хватит.

— Так, может быть, совет насчет политического деятеля был не так уж смехотворен? Займись политологией. Или правом. Как насчет юридического колледжа?

— Вот и Дэн мне то же советует.

— Дэн? — Что-то внутри у Лайама оборвалось и ухнуло вниз.

— Ну, ты его помнишь. Из того дома на Коммонвелс-авеню. Я несколько раз встречала его в университете. Он подрабатывает лаборантом на кафедре истории.

— Ну, разумеется, он постарался пролезть и туда! — прорычал Лайам.

Улыбка сползла с лица Марисалы.

— Можно спросить, что ты имеешь в виду? — очень тихо и вежливо спросила она.

Но Лайама понесло.

— Да ладно, Мара! Ты не хуже меня знаешь, чего он хочет!

Лицо Марисалы исказилось гневом. Лайаму показалось, что она сейчас по обыкновению даст волю своим эмоциям — но этого не случилось.

— Да, — тихо ответила она. — Потому что я нравлюсь ему такой, как я есть. И еще я знаю, чего он не хочет. Он не хочет меня переделывать. Не хочет, чтобы я ходила, одевалась или разговаривала по-другому. Ему нужна я, Марисала Боливар, а не моя улучшенная версия, как, например, Сантьяго или тебе. Ему не нужны эти модные тряпки…

— Правильно, он предпочел бы видеть тебя голой.

Этого Марисала уже не выдержала. Ее бурный темперамент вырвался наружу: она с силой стукнула ладонью по столу.

— Ты всего один раз его видел! Как ты можешь судить…

Лайам взглянул на часы.

— Неплохо. Ты продержалась девяносто семь минут. Еще немного тренировки — и Сантьяго будет потрясен!

Марисала недоверчиво уставилась на него.

— Ты что, нарочно? Специально выводил меня из себя? Ну, знаешь, Сантьяго не станет ставить надо мной таких экспериментов! И, держу пари, ему Дэн понравится!

Лайам знал, что она права. Сантьяго уважал смелых и независимых людей, пусть даже их взгляды и привычки во многом отличались от его собственных.

— Давай-ка сменим тему. Хочешь десерт?

Марисала поднялась из-за стола.

— Нет, Лайам, я не хочу десерта. И не хочу менять тему. Ты ведешь себя как собака на сене: ни себе ни другим.

— Неправда!

Лайам понял, что зашел слишком далеко. Случайное упоминание о Дэне вывело его из себя. И теперь оставалось только отрицать, что он питает к Марисале хоть какой-то интерес… Лайам уже сам не понимал, где правда, а где ложь. Он окончательно запутался.

— Значит, ты не станешь возражать, если прямо отсюда я поеду к Дэну? На ту самую вечеринку, куда он пригласил меня по телефону, а ты не удосужился мне передать?

У Лайама упало сердце. Черт возьми, он действительно совсем об этом забыл! Честное слово, просто забыл…

— Марисала, извини, ради Бога…

— Ты хочешь поймать двух зайцев разом, — заметила Марисала, утирая губы салфеткой. — Ты ведь сам решил, что я тебя не интересую. Так прекрати изображать ревнивого любовника и дай мне жить своей жизнью.

— Мара, пожалуйста, сядь и…

— Благодарю за ужин. Все было просто великолепно. Почти все. Пока, увидимся после вечеринки.