Не такая, как все

Глава 4

— Не лучшее место для жилья.

Марисала оперлась о капот и подняла глаза на Лайама.

— То же самое ты сказал о предыдущей квартире.

— И эта ничуть не лучше.

— А по-моему, не так уж плоха.

— Из окна гостиной открывается вид на кирпичную стену. А если высунуть руку в окно, можно ее и пощупать. Входная дверь не запирается — входи кто хочет.

— Я почти четыре года прожила в джунглях, — напомнила ему Марисала. — В сравнении с теми местами, где мне случалось ночевать, квартира вовсе не плоха.

— Если ты поселишься здесь, я с ума сойду от беспокойства, — решительно ответил Лайам, залезая в машину. — Спать перестану. Какой там номер у следующего дома?

— Пять-тридцать два. Хозяина можно найти во второй квартире.

Марисала взглянула на Лайама, отметив глубокие складки на лбу и усталые, припухшие глаза. Он мало спал этой ночью: Марисала проснулась и услышала, как он ходит по комнате взад-вперед.

Может быть, ему снились кошмары? Если так, ей тоже. Испытания, выпавшие на ее долю, преследовали девушку и по сей день. Но она по крайней мере не провела полтора года в тюрьме, где Лайам подвергался всем мыслимым и немыслимым мучениям! Марисала видела у него на спине шрамы, оставленные плетьми палачей. Один Бог знает, какими шрамами покрыта его душа…

А ведь у нее и своих достаточно.

В свежевымытом окне машины Марисала поймала свое отражение со знакомым серповидным шрамом на виске. В тот раз ей крупно повезло. Ее задело шрапнелью: несколько сантиметров выше — и осталась бы без глаза. А если бы Марисала чуть повернула голову, пуля вонзилась бы прямо в висок — а это верная смерть.

Но теперь, разглядывая шрам в стекле автомобиля, Марисала понимала, что он и вправду уродует ее тонкое лицо. Она всегда с негодованием отвергала дядюшкино предложение сделать пластическую операцию — но Лайам, кажется, отнесся к этой идее с полным пониманием.

Может быть, именно шрам на лице делает ее некрасивой и непривлекательной для Лайама?

Вместе они поднимались по ступенькам трехквартирного дома. Марисала косилась на Лайама — но зеркальные темные очки скрывали его глаза и делали лицо совершенно непроницаемым.

— Знаешь, — заметил Лайам, — после этой беседы мы поедем в квартирное агентство, и пусть они найдут тебе нормальную квартиру.

— Но мне придется заплатить стоимость полумесячной аренды.

— Я заплачу, — коротко ответил Лайам. — Заплачу за все, чтобы ты поскорей нашла себе жилье.

Матерь Божья, как же ему не терпится от нее избавиться! Лицо Марисалы было спокойно, но в душе кипели обида и горечь. Что сталось с их давней дружбой? Что стало с человеком, который когда-то не побоялся доверить ей свою жизнь? И кто — этот усталый и мрачный незнакомец, что стоит сейчас перед ней?

— Да, хотелось бы поскорей устроиться. Ведь в понедельник начинаются занятия.

Голос ее дрогнул и сорвался. Лайам бросил на нее быстрый взгляд. Он не сказал ни слова, но Марисала поняла: он знает, как жестоко ранил ее своими словами.

Лайам позвонил в дверь и заговорил снова: голос его звучал мягче, словно он пытался извиниться.

— Сегодня мы посмотрим расписание, потом походим по университету и найдем твою аудиторию.

— Тебе вовсе не надо…

— «Не надо обо мне беспокоиться»? Знаю. — Лайам попытался улыбнуться, но улыбка его тут же погасла. — Видишь, я уже смирился с твоим упрямством. Но потакать ему не собираюсь.

— Хочешь сказать, что тебе очень хочется бродить со мной по университету? — спросила Марисала. Затем, помолчав, добавила: — Судя по твоему виду, тебе сейчас хочется одного: добраться до дома и лечь в постель.

— Я плохо спал этой ночью.

От этих слов, произнесенных нарочито небрежным тоном, гнев Марисалы испарился, сменившись состраданием. Она слишком хорошо знала, что значит «плохо спать». Благодарение Богу, большую часть ночей она спала как младенец. Но иногда старые кошмары возвращались — и тогда Марисала просыпалась с криком и долго лежала без сна, не осмеливаясь снова закрыть глаза.

— Не хочешь поговорить об этом? — мягко спросила она.

Он не взглянул на нее, даже не замедлил с ответом.

— Нет.

Ответ прозвучал почти грубо, но Марисала не могла обижаться на Лайама. По собственному опыту она знала, что мужчины переживают подобное тяжелее женщин. Им труднее справиться с ужасом и паникой, приходящими в ночных кошмарах.

— Если передумаешь, я всегда готова тебя выслушать.

Лайам не успел ответить — дверь открылась, и на пороге появился домовладелец.

— Квартиру смотреть пришли? Вход с другой стороны.

Потрепанный мужчина средних лет повел их вниз по лестнице. Лайам шел рядом, задавая ему обычные вопросы о цене, удобствах, парковке машины, домашних животных и шуме. Марисала шла сзади и слушала.

Никаких собак, никаких кошек. Конечно, Лайам был прав насчет собаки. У нее наверняка есть хозяева. Сегодня, перед тем, как отправляться на охоту за квартирой, они зашли в пункт ксерокопирования, размножили свое объявление и разослали по окрестным магазинам. Может быть, уже сейчас на автоответчике Лайама хранится сообщение от хозяев щенка.

Остановившись у боковой двери, хозяин начал искать ключ. Наконец нашел, отпер дверь и жестом пригласил Лайама войти первым.

— Там, наверху, зажигается свет.

Но Лайам быстро остановился, и Марисала едва не уткнулась носом в его широкую спину.

— Это же полуподвальный этаж! — воскликнул он.

— Так вот почему так дешево! — Марисала подошла и встала рядом, вглядываясь в темноту.

Сегодня утром по телефону хозяин заверил ее, что в комнате сухо, хотя и не слишком много света. Летом прохладно, зимой тепло.

Ощупью Марисала нашла выключатель и включила свет.

Комната была действительно мрачная, и домовладелец явно старался сделать ее повеселее, раскрасив стены в ярко-желтый цвет с режущими глаз брызгами белого и голубого. Потолок такой низкий, что невольно хочется наклонить голову; пол выстелен невообразимо безобразным виниловым покрытием. Лайам, входя в комнату, нагнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку.

— Марисала, тебе нельзя жить в подвале, — твердо сказал он, стоя на пороге.

Комнатка была маленькой и страшненькой, зато в гораздо лучшем состоянии, чем предыдущие несколько квартир. Жить здесь, без сомнения, было можно.

— Неплохо, — заметила она.

— Мара…

— Кухня с той стороны, ванная в другой части дома, — заговорил хозяин, протискиваясь в комнату вслед за Лайамом. — Здесь туалет. Вот эта дверь — пожарный выход. Попрошу вас мебель сюда не ставить.

Мебель? Боже, ей же понадобится мебель — хотя бы кровать и стол, чтобы было на чем есть и заниматься!

Марисала вошла на кухню.

— Мара! — позвал сзади Лайам. — Ах, черт!

На кухне тоже было окно, но свет проникал скупо. Подойдя ближе, Марисала поняла, что окно очень давно не мыли.

Хозяин вошел следом и включил верхний свет. Лайам шел за ним.

— Мара, пойдем. Это жилье не для тебя. Здесь слишком… тесно.

Это точно — втроем они едва помещались на кухне.

— Смотри-ка! Микроволновка. — Мара повернулась к домовладельцу. — Она сдается вместе с кухней?

— Да, плиты здесь нет.

— А как она работает?

— Проверьте, плотно ли закрыта дверца, поставьте таймер на нужное время и нажмите «Пуск».

Марисала нажала «Пуск», и печка заурчала.

Марисала направилась в ванную, но в этот миг голос Лайама заставил ее оглянуться:

— Мара, здесь слишком тесно. Идем.

Лайам не улыбался: он стоял, сжав зубы, с каменным лицом. На скулах его вздулись желваки, на верхней губе выступили капельки пота. Странно — ведь здесь было совсем не жарко…

— Лайам, ты не…

В этот момент с глухим треском вылетели пробки, и ванная погрузилась в непроницаемую темноту.

Домовладелец выругался:

— Перегрузка, слишком большое напряжение, — объяснил он. — Нельзя включать свет в ванной и микроволновку одновременно. Подождите, я схожу за пробками. Сейчас вернусь.

— Мара, нельзя здесь оставаться. Надо выбраться отсюда, — хрипло заговорил Лайам. Марисала вгляделась — но не разглядела ничего, кроме смутной тени во тьме. — И поскорее!

И вдруг Марисала догадалась! Конечно, он же провел полтора года в темной подземной камере!

— Иди, — сказала она. — Быстрее.

— Я не могу оставить тебя здесь, — напряженно сказал Лайам.

— Я иду за тобой, — ответила Марисала и сделала шаг к дверям.

Она слышала, как он ощупью нашел дверь и начал подниматься по лестнице.

Марисала торопливо пошла следом. Выбравшись наружу, она увидела Лайама около машины: он стоял, скрестив руки на груди и понуро опустив голову.

— С тобой все в порядке?

— Да. — Глаза его были закрыты: он тяжело дышал и вздрагивал всем телом, но, когда Марисала протянула к нему руку, поспешно отстранился. — Не надо. Просто дай мне прийти в себя.

Марисала поняла, что Лайам стыдится своего страха.

Он присел прямо на траву и начал глубоко, ритмично дышать, стараясь успокоиться.

Марисала села рядом. Ей хотелось прикоснуться к нему, но она понимала, что сейчас этого делать не стоит.

— Почему ты не остался наверху?

Лайам повернулся к ней. Глаза его потемнели от досады.

— Не хотел оставлять тебя наедине с этим парнем. Он не внушает доверия.

Значит, он пошел вниз ради нее! Знал, что ждет его в темном подвале, однако пошел. Ради нее… А она-то, дура, не могла понять, почему он так упорно отказывается от полуподвального этажа!

Как можно быть такой бестактной? Кому, как не ей, знать, что Лайам полтора года провел под землей?

— Прости. Я об этом не подумала.

Лайам встряхнул головой.

— Подумаешь! Не люблю подвалов — ну и что?

Несколько минут оба молчали.

— Ты никогда мне не рассказывал, — заговорила наконец Марисала, — о том, что было с тобой в тюрьме. А брату рассказывал?

— Нет.

— А хоть кому-нибудь?

Лайам покачал головой.

— Я не хочу об этом говорить. И думать тоже.

— Матерь Божья, Лайам, не можешь же ты жить так, словно ничего не случилось!

— Хочешь, поспорим, что могу?

— Нет, — серьезно ответила Марисала. — Не хочу. Я хочу, чтобы ты с кем-нибудь поделился своими переживаниями. Если это так действует на тебя после стольких лет…

Лайам вскочил.

— Все, что мне нужно — держаться подальше от подвалов.

— И лифтов? — предположила Марисала.

Он пожал плечами, но этот беззаботный жест лишь подчеркнул его внутреннюю напряженность.

— Подумаешь!

— А как насчет ночных кошмаров? — тихо спросила Марисала.

По лицу Лайама она видела, что догадка ее верна. Он очень плохо спал, а чаще просто не мог заснуть.

— Или ты скажешь, что это нормально — спать по два-три часа в сутки?

Лайам отвернулся.

— Все не так уж плохо. Я нормально сплю… иногда.

Марисала тоже поднялась на ноги.

— А если перестанешь спать вообще? Что тогда? Тоже сделаешь вид, что ничего не происходит?

Он явно не хотел дальше развивать эту тему.

— Слушай, давай-ка ты сначала изучишь психологию, а врачебной практикой займешься потом!

Марисала взорвалась:

— Я тоже была на Сан-Салюстиано, — резко ответила она. — Не забыл? Я, правда, не сидела в тюрьме, но хорошо знаю, что такое страх перед тайной полицией. Я несколько лет провела в постоянном страхе! Что будет, если меня схватят? Смогу ли я выжить? Не сломаюсь ли? Не выдам ли товарищей?

— Я знаю, — упавшим голосом отозвался Лайам. — Прости.

— Мне не нужны твои извинения, — резко отозвалась Марисала. — Мы с тобой были друзьями, и я хочу, чтобы это продолжалось и дальше. Но ты, кажется, решил, что не хочешь дружить с ребенком.

Лайам улыбнулся, но Марисала хорошо знала цену этой улыбки. Она догадывалась, что в душе у него темно, как в том подвале. И это продолжается уже не один год.

— Не остроумно.

— А я вообще неостроумная. Между прочим, этому ты тоже обязался меня научить.

Лайам рассмеялся, и на один безумный миг Марисале показалось, что сейчас он заключит ее в объятия. Но он отвернулся.

— Ладно. Пойдем-ка поищем тебе нормальную квартиру.

Лайам проснулся от энергичных ритмов латиноамериканской музыки.

Он сел на кровати, открыв глаза. Черт побери, где он? И откуда музыка?

Лайам поморгал. Через несколько секунд зрение его обрело ясность, и он узнал свою спальню. А что до музыки…

Здесь Марисала! Она пришла к нему в спальню, включила радио и…

Лайам скосил глаза на соседнюю подушку. На миг ему почудился длинный черный волос. Она была здесь! В голове закружились смутные воспоминания. Обнаженная Марисала в его постели, ее хрупкое тело, трепещущее под его руками, тихие стоны наслаждения, высокая грудь с припухшими сосками…

Господи, неужели этой ночью она пришла к нему, и он…?

Нет. Они с Марисалой действительно занимались любовью — но только во сне.

Лайам откинулся на подушку и закрыл глаза, стремясь изгнать из памяти навязчивые образы сновидения. Еще неизвестно, какие сны хуже — о тюрьме или о Марисале! И то, и другое заставляет его просыпаться в холодном поту.

— А теперь еще один горячий хит! — объявил диск-жокей по радио.

Он говорил по-испански, но Лайам понимал все до последнего слова. Удивительно, как быстро возвращаются старые навыки! Но Лайам не хотел этого. Больше всего на свете он желал забыть все. Войну, Сан-Салюстиано, свой испанский… Все.

Даже Марисалу. Нет: особенно Марисалу.

Лайам повернулся на бок и, протянув руку, выключил радио. Затем встал, принял душ, натянул шорты и рубашку поло. Сегодня они с Марисалой должны найти квартиру. Другого выхода нет — ведь занятия начинаются через несколько дней!

На самом деле Лайама беспокоило другое: сколько пройдет времени, прежде чем Марисала поймет, что его разговоры о «девочке» и «младшей сестренке» — жалкая ложь? Тогда-то она действительно проберется ночью к нему в спальню… Он не сможет сопротивляться, и их дружба — как и его дружба с Сантьяго — пойдет прахом.

Лайам спустился вниз. Еще на лестнице до него долетел запах свежего кофе.

Лайам подобрался и вошел на кухню. Было раннее утро: он подозревал, что Марисала стоит у плиты в ночной рубашке. По прошлому опыту он знал, что она обычно спит в длинной футболке, открывающей стройные загорелые ноги… «Господи, помоги мне!» — взмолился Лайам.

Однако Марисала была одета. Лайам увидел на ней шорты до колен и майку-безрукавку, открывающую татуировку на плече — три алых языка пламени. Символ борцов за свободу Сан-Салюстиано.

В первый раз Лайам увидел эту татуировку, когда Марисала со своим отрядом вытащила его из тюрьмы. Татуировка, шрам на лице, автомат, с которым Марисала обращалась так ловко, словно он был продолжением ее тела, — все это болезненно напомнило Лайаму о ее трагически оборвавшемся детстве и горькой юности.

Марисала стояла, прислонившись к кухонному столу, с кружкой в одной руке и листом из воскресной газеты — в другой. Она что-то говорила на своем родном языке.

Несколько секунд понадобилось Лайаму, чтобы сообразить: она обращается не к нему и даже не к щенку, который весело возился на полу, вцепившись зубами в какую-то тряпку.

За кухонным столом сидели мужчина и женщина: оба бедно и неряшливо одетые, а женщина к тому же явно на последних месяцах беременности. С ними-то и беседовала Марисала.

«Черт побери, а эти откуда взялись?» — спросил себя Лайам. Но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: сегодня утром Марисала снова отправилась на прогулку и привела с собой еще двоих бродяг.

— Buenos dias! — приветствовала его Марисала. — Кажется, сегодня ночью ты спал как следует!

Она была права. Лайам заснул вскоре после двух, и до самого утра ничто не нарушало его покоя — если не считать эротических видений с Марисалой в главной роли.

Распущенные волосы ее мягкими кудрями падали на плечи — точь-в-точь как во сне! Лайам отвернулся, боясь, что она прочтет его мысли по глазам.

— Ты, кажется, занята, — заметил он. — Я возьму кофе и уйду.

— Я прочла твою колонку в газете, — укоризненно заметила Марисала. — Ты просто перепечатал написанное несколько месяцев назад!

— Да, — не поднимая глаз, ответил Лайам. — На этой неделе у меня не было времени писать.

— Por favor, сеньор Бартлетт. — Беременная женщина поднялась, уступая ему место. — Садитесь, пожалуйста. Если позволите, я приготовлю вам кофе и завтрак?

— Спасибо, не надо, — твердо ответил Лайам. — Садитесь. Мне легче стоять, чем вам.

— Но… — Молодая женщина тревожно покосилась на Марисалу.

Наливая себе кофе, Лайам слышал, как Марисала что-то полушепотом объясняет странной паре. Он повернулся, чтобы взглянуть ей в лицо.

— Я все понял! Ты наняла для меня кухарку! — Он прикусил губу, чтобы не рассмеяться.

Как это похоже на Марисалу: подобрать на улице двух отчаявшихся бездомных и не только дать им приют, но и сделать так, чтобы при этом не пострадала их гордость!

Лайам пригляделся к странным гостям повнимательнее. Первое, что его поразило, — оба они были невероятно молоды. Мужчине не больше двадцати, а женщина — сама еще совсем ребенок!

— Лайам, познакомься с Инес и Гектором Перес. Они приехали из Пуэрто-Рико. Им пришлось покинуть родину из-за… э-э… семейных неприятностей.

Лайам перевел взгляд на огромный живот Инес. Семейные неприятности… Понятно.

— Ты прав, — продолжала Марисала. — Я действительно подумала, что ты захочешь нанять их на работу. Инес хорошо готовит.

Гектор сидел, мрачно уставившись в стол, и на его смуглом лице ясно читались стыд и досада. Лайам понимал его. Он на собственном опыте знал, как нелегко принимать милосердие.

— А вы, мистер Перес, — прямо спросил он, — чем занимаетесь?

— Я художник. Пишу пейзажи.

Лайам кивнул. Пейзажист. Если Марисала добьется своего, Лайам станет первым человеком в доме, имеющим личного художника. Интересно только, какие пейзажи будет рисовать сеньор Перес?

— Когда вы ждете ребенка?

— Они не уверены, — заговорила Марисала, — но, по-видимому, через неделю-две.

Лайам снова кивнул и отхлебнул кофе.

Марисала смотрела прямо на него, и уголки рта ее чуть вздрагивали в улыбке. Она чертовски хорошо знала, что Лайам не вышвырнет на улицу женщину, которой через неделю рожать!

— Я подумала… понимаешь, у тебя здесь столько места…

Он бросил на нее взгляд.

— И ты, конечно, уже показала Пересам, где они будут жить?

Марисала рассмеялась, но взгляд ее оставался прямым и серьезным.

— Совершенно верно. Так я и сделала. Так ты согласен? Или мне придется умолять тебя на коленях?

Этой ночью, во сне, она тоже умоляла, но совсем о другом… Лайам не мог оторвать от нее взгляда, словно тонул в глубинах ее темных глаз…

— Нет, — тихо ответил он. — Я не заставлю тебя умолять на коленях.

Он сел за стол напротив Гектора.

— Мистер Перес, боюсь, пейзажист мне сейчас не нужен. Но вашей жене не помешает помощник. Ей скоро рожать, и я не хочу, чтобы она по много часов простаивала у плиты. Так что скажите мне честно, умеете ли вы готовить?