Не тихоня (СИ)

Глава 15

Одария

Кто-то все выходные спит, кто-то, как Машка, на свидания бегает. А кто-то, я, например, на работе чахнет. Именно так я и ощущаю себя с самого утра: чахнувшей, засыхающей и рассыпающейся, как старый позабытый гербарий.

Вся прошлая бессонная ночь тому виной. Вчерашняя суббота не дала никаких результатов: нет той самой книги, что я ищу. Всё, что попадало мне в руки, не имело никаких записок внутри. Только пыль, запах старости или ненавязчивый аромат ещё свежей бумаги, если книга совсем новая.

Я просидела вчера вовсе не до положенного времени, что прописан в моём трудовом договоре, а гораздо дольше. Боже, да я только в полночь очнулась и засобиралась домой. А дома… Продолжила копаться в тех книгах, что ухватила с собой.

Мой беспокойный сон длился всего четыре часа. И вот я снова здесь: на часах всего десять утра, в книжном зале трое посетителей, а ещё пятеро в рабочей зоне за компьютерами. И чего с самого утра припёрлись? Могли бы и позже прийти… Чтобы я успела доспать хотя бы один час.

Зеваю в ладонь, и в этот момент буквы на мониторе компьютера расплываются в плотном тумане выступивших на глазах слёз. Я просто устала и очень хочу спать.

В выходные я всегда уставшая, но напряжённая. Пребываю в взвинченном состоянии, так как ощущаю что именно в эти дни я могу выкладываться по полной, не отвлекаясь на отсиживание пар. Надо лишь потерпеть до шести вечера, пока не будет окончен рабочий день, а затем… приходит время дрожащих рук и тупого отчаяния, что растёт с каждой неделей всё больше.

Что в той записке от Ани? Очередное «Ненавижу тебя» или…

«Евгения» пишет в своём письме, что сестру терзал наш с ней конфликт. Меня он терзает по сей день, но только разрешить его уже невозможно — человека больше нет. Я больше никогда не посмотрю в её глаза и не услышу родной голос. Только книга с запиской — всё, что мне осталось.

Как и моим родителям. Полгода назад они сидели на диванчике напротив меня, напряжённой струной утопающей в кресле, и смотрели тем самым взглядом, что я вижу иногда в отражении в зеркале. Взгляд, полный горечи с примесью злобного разочарования, бессилия отмотать время назад и изменить будущее.

— Извинения? Эта незнакомка, что прячется за выдуманным именем, просит прощения? — восклицала мать, когда я рассказала родителям о письме в тот же день, когда его получила.

Я тогда примчалась к ним, позвонив заранее отцу и наказав, чтобы они оба были дома и дождались меня, так как у меня для них есть важное сообщение… Меня встретили напряжённые лица, полные настороженности. Нас троих уже достаточно помотало после всех событий, чтобы не без испуга относиться к словам вроде «есть разговор…».

— От твоей злости нет толка, — раздражённо посмотрел на неё отец, а затем опустил глаза в пол.

— Как и от извинений в бумажном виде! Хоть бы пришла, да в глаза мне посмотрела!

— Успокойся, — не выдержала я, — отец прав: ничего уже не вернуть и не исправить. Так сложились обстоятельства.

— А вы оба мне совсем не помогаете, чтобы я успокоилась, — распалялась мать, — только подругам и могу душу излить, а вы всё «успокойся» да «успокойся»!

— Хватит! — оборвал её отец. — Не начинай свою шарманку.

Тогда я уже понимала, что между ними настолько искрит воздух от напряжения, что они едва выдерживают друг друга в общих стенах и под одной крышей.

Это был один из моих последних визитов в родительский дом. Больше мне там делать нечего. Всё, что меня там ожидает: равнодушие матери, что увлечена своими подружками и вечная пропажа отца на работе. У одной тусовки с обиженными на жизнь женщинами, у другого подработки и переработки по собственной инициативе.

А у меня книги. О записке, кстати, я им не рассказала. Во-первых, послание написано именно для меня, а во-вторых, родители после этого только мешаться мне начнут со своими вопросами и предложениями о помощи.

— Здравствуйте! — здоровается со мной щуплый очкарик, входящий в двери библиотеки.

— Добрый день! — отвечаю, кивая головой.

Парнишка проходит в рабочую зону и садится за компьютер. Вот и ещё один посетитель. Их обычно гораздо меньше, чем в будние дни, но бывают и в выходные толпы — особенно перед сессией.

На часах пять минут одиннадцатого. Ужасно медленно ползёт время, и я в очередной раз зеваю. Так и проходит одна минута за другой, один час за другим. В обеденный перерыв могла бы и поспать, но не стала, ведь важна каждая минута наедине с чёртовыми книгами. Зеваю да ищу. Страдаю, но не отдыхаю. А после снова посетители, заполнение базы читателей и консультирование по оплате абонемента для работы с компьютерами.

Лишь в одно мгновение я осталась в библиотеке одна. На часах четыре часа, ещё сто двадцать минут и я буду свободна от посетителей. Прикрыть бы на минуту глаза… Только на одну. Сложить руки на широком деревянном столе и приложить голову… Как же я об этом мечтала!

И так мне становится хорошо, словно в сам рай попала. Словно тёплая речка плавно несёт меня, подталкивая волнами в спину. А я, раскинув руки в стороны, просто лежу и позволяю течению унести меня куда-нибудь подальше от всех тяжёлых мыслей, роящихся в моей голове.

— Хорошего вечера! Приходите к нам ещё! — мужской голос заставляет меня вздрогнуть и подскочить на месте.

Что за… В окнах библиотеки уже не так ярко светит солнце, но даже его жалкие остатки не освещают в полной мере моё рабочее место, так как в полметре от меня стоит и заслоняет свет… Артём.

Угольников задорно улыбается уходящей студентке, стоя за стойкой библиотекаря рядом с моим стулом. Сколько я спала и что здесь сейчас происходит?

— Ого! — заметил он моё пробуждение. — Решила, наконец, почтить нас своим присутствием?

— Что ты здесь делаешь? — выпрямляю спину, с досадой отмечая, как затекли мышцы от неудобной позы.

— Пришёл позаниматься, а библиотекарь спит на рабочем месте! — он опирается локтем о стол и смотрит на сидящую меня свысока. — Как думаешь, стоит ли доложить об этом Елизавете Петровне?

— Доложи, если смелый такой.

Смотрю на часы и ужасаюсь: рабочий день уже полчаса как окончен.

— Отчего бы смелым не быть? Я отпахал за тебя почти полтора часа! — Артём усмехается, с особым удовольствием осматривая моё лицо.

Наверняка на моей коже остались вмятины от рукавов рубашки.

— Почему не разбудил? Книги кто-нибудь брал или приносил?

— Спишь, как суслик. Слюнки пускаешь. Как будить-то такое милое создание?

Издевается. Хмурю брови с такой силой, на какую только способна. А голова такая тяжёлая сейчас, словно весит больше чем всё моё тело. В глазах песок, и усталость ощущается даже ещё больше, чем до отключки.

— Книги брали, — голос Угольникова вдруг приобретает непривычно серьёзный тон. — Я вот на бумажке всех записал. Думаю, разберешься.

Одногруппник и в самом деле протягивает мне тетрадный лист с не очень-то и аккуратным почерком, где перечислены инициалы студентов и названия книг.

— Спасибо, — хмыкаю.

— Спасибо? — восклицает так эмоционально, что я отвлекаюсь от листочка и на секунду теряюсь даже. — Тебе знакомо такое слово?

— Мне знакомо много слов. Нехороших в том числе.

— Угрозы? После всего, что я пережил за эти полтора часа?

— Зачем ты работал последние полчаса? Мой рабочий день до шести вечера.

— Да мы болтали с ней просто, — усмехается.

Всё с ним ясно. И с ушедшей девчонкой тоже. Нашли, блин, место для свидания. Шли бы… куда подальше ворковать.

— Отчего вместе с ней не ушёл? — не сдерживаю недовольства от ситуации.

Заснуть при Угольникове, позволить ему отработать за себя, продолжать спать в то время, пока он тут девок клеит. Вот дерьмо.

— Ревнуешь? — подмигивает.

— Тебя?.. — наигранно морщусь, осматривая парня с ног до головы.

Красивого такого парня, но ему знать об этом не обязательно.

— Впрочем не важно, — отмахивается. — Ревнуй сколько хочешь. Я прекрасно понимаю какие чувства вызываю у девчонок и никак тебя не осуждаю. Важно другое: ты мне теперь должна.

— Должна что? — встаю со стула, становясь напротив Артёма, так как выносить возвышающуюся надо мной наглую мужскую фигуру уже нет никаких сил.

Только лицом к лицу и никак иначе.

— Чай, — загадочная полуулыбка.

— Просто чай? — щурюсь.

В ответ усмешка с искорками дразнящего веселья в карих глазах. Он открывает рот, и я уже заранее понимаю, что сегодняшний вечер что-то изменит в моей жизни.